ОСНОВНЫЕ ЭТАПЫ ЭТНИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ




Кеты

Общие сведенья

Происхождение и этническая история

Традиционное хозяйство, календарь и хозяйственный цикл

Материальная культура

Социальная организация и общественный быт

Семейная обрядность

Мировоззрение и культовая практика

Духовная культура

КЕТЫ

Глава 1

ОБЩИЕ СВЕДЕНИЯ

Расселение. Для расселения кетов характерна дисперсность, удаленность отдельных групп на значительное расстояние друг от друга. Туруханский район Красноярского края, где сосредоточено большинство кетов, вытянулся вдоль Енисея. На юге он граничит с Енисейским, а на севере с Игарским районами того же края; восточные пределы смыкаются с Эвенкийским АО, западные — с Красноселькупским районом Ямало-Ненецкого АО. Территориально рассматриваемый регион, где живут кеты, именуемый прежде Туруханским краем, включает Обь-Енисейское междуречье от р. Кеть на юге до р. Таза (кроме его низовий) и Турухана на севере, а также собственно долину Енисея с низовьями его крупных правых притоков — от Ангары, в низовьях иногда именуемой Верхней Тунгуской, до бассейнов Нижней Тунгуски и Курейки. Коренной контингент здесь составляют кеты, а также периферийные группы северных селькупов и западных эвенков. Практически во всех населенных пунктах вместе с кетами жили их давние соседи — селькупы и эвенки, но кеты повсеместно преобладали. Кеты составляют меньшинство в двух национальных центрах района, расположенных на р. Турухан: в поc. Фарково (большинство селькупов) и Советская Речка (большинство эвенков). В окружении русских отдельные кетские семьи живут почти во всех поселках Туруханского района, расположенных по Енисею (Ворогово, Сумароково, Верхне-Имбатск, Вахта, Канготово, Верещагино, Костино, Горошиха и др.). Они являются национальным меньшинством в Байкитском районе Эвенкийского АО (р. Подкаменная Тунгуска; поc. Суломай и др.). Единичные кетские семьи живут также в Енисейском (р. Сым; поc. Ярцево на Енисее) и Игарском районах Красноярского края.

Природа. Енисей, текущий в меридиональном направлении, делит регион на две части, каждая из которых относится к двум разным ландшафтным провинциям — Западно-Сибирской равнине (низменности) и Среднесибирскому плоскогорью (Михайлов, 1956. С. 279–283). Уже сами названия провинций отражают существенные природные различия, составляющие особенности каждой, хотя внутри их имеются и отдельные сходные физико-географические регионы. Последнее важно отметить, так как именно они оказывались участками челночных переселений людей с левобережья на правый берег и наоборот, поскольку позволяли на новом месте в целом сохранять привычный хозяйственный и бытовой уклад, дополняя комплекс необходимыми новациями.

Западно-Сибирская, левобережная часть региона отличается исключительным однообразием. Ее характеризуют мало пересеченный рельеф, равнинность, сильная заболоченность. С заболоченных водоразделов начинаются почти все левые притоки Енисея, текущие преимущественно в широтном направлении. Вместе с разветвленной сетью притоков, многочисленными водораздельными озерами и озерами-старицами они образуют уникальную систему водных путей сообщения.

 

Этому способствует еще одна особенность: верховья крупных притоков здесь часто располагаются близко друг от друга, создавая благоприятные условия для каналов и волоков. Примером может быть территория, где берут начало впадающие в Обь Тым и Вах, енисейские притоки Сым и Елогуй, а также находятся истоки р. Таз. Вместе с водораздельными озерами и старицами реки здесь и в подобных местах создавали естественные дороги, служившие иногда несколько столетий. Освоенные коренными жителями они затем открыли путь на Енисей русским землепроходцам — казакам, промышленникам-охотникам, позже — торговому и чиновному люду.

Например, Елогуйский волок — путь с обского притока Ваха, через впадающую в него Волочанку (селькуп.: Лангай-кы — р. Язевая), пятнадцатикилометровый волок и р. Черную (кетск.: Бокленгчес — р. Горелая) в бассейн Елогуя. Когда-то это была территория ранних кетско-селькупских и кетско-хантыйских контактов, а также одно из главных мест продвижения кетоязычных групп на енисейское левобережье (Долгих, 1960б. С. 79, 120, 145; Дульзон, 1962а. С. 76, 77–78; Алексеенко, 1978. С. 32). Но в XVII в. вслед за казаками здесь проходили промышленники, привлеченные слухами о богатых соболиных угодьях. Волок просуществовал до середины XVIII в. Елогуйскому волоку обязано своим быстрым ростом зимовье Инбатское на берегу Енисея (с. Верхне-Имбатское). Еще один исторический путь проходил с Оби (из Нарымского острога) по долинам Кети и Каса на Енисей. Ему обязан своим появлением на его левом берегу Енисейский острог (1619 г.) — будущий губернский город Енисейск. Путь использовался долго и в конце XIX в. между верховьями Кети и Каса был даже сооружен Обь-Енисейский канал. Кетские названия в гидронимике на картах приисков (ГАИО. Ф. 293. Оп. 1. Д. 570) преобладают. Практическое использование Обь-Енисейского канала казне обходилось дорого, и в 1910 г. он был официально закрыт. Удобной для перемещения водной системой и зимником еще в конце 1970 — начале 1980-х годов пользовались сымские селькупы и эвенки чтобы навестить родственников на Кети (с. Напас, Орловка) и Чулыме.

Правобережная часть региона, относящаяся к Среднесибирскому плоскогорью, в целом возвышенная. На юге отроги Енисейского кряжа достигают Подкаменной Тунгуски и в некоторых участках переходят на левый берег Енисея, образуя в его русле пороги. Такого происхождения, в частности, Осиновский порог — известное место, откуда начинается мифологическое пространство кетов.

Почти целиком территория региона относится к области так называемой островной многолетней мерзлоты (Михайлов, 1956. С. 112, 287). Зимой разница в температуре в северной части региона и в его южных областях сравнительно невелика. Морозы достигают -45–50° С, средняя температура наиболее холодного месяца колеблется от -18° C до -28° C. Большая продолжительность зимы и почти полное отсутствие оттепелей создают условия для мощного снегового покрова.

Лесотундру на севере образуют чередующиеся участки кустарниковой (в правобережье — горной) тундры, заболоченные водоразделы, торфяники и лиственничное или елово-лиственничное редколесье с ягельниками. Южнее леса становятся более густыми; в речных долинах преобладают сибирская лиственница, ель, береза. Ягельные участки сменяются ягодными растениями (брусника, клюква, черника).

 

Граничащую с лесотундрой полосу северной тайги образуют редкостойные леса из сибирской лиственницы, ели и кедра. В средней подзоне тайги (примерно до 59° с.ш.) темнохвойные леса становятся гуще и преобладают в них сибирский кедр и сосна. В подзоне южной тайги (южнее 59° с.ш.) преобладают темнохвойные леса из сибирской пихты, ели, кедра, но распространены и лиственничные — березовые, осиновые (особенно на вырубках, гарях). Болот здесь не меньше, чем в северных таежных районах.

Ихтиофауну рек левобережья составляет преимущественно «черная» рыба — карповые (елец, язь) и частиковые (налим, щука, окунь). Это рыба местная (туводная), нерестящаяся в местных водоемах в отличие от появляющихся только в период нереста лососевых («белая» рыба — сиг, нельма, муксун, пелядь, тугун и распространенные в порожистых местах таймень и хариус) и осетровых («красная» рыба — осетр, стерлядь).

Из постоянных обитателей лесотундры типичны горностай, заяц, росомаха, медведь, в тайге еще медведь и лось. На границе с тайгой появляется белка, бурундук. Летом в лесотундру и тайгу прилетает много водоплавающих птиц — гусей, уток различных пород. Большинство обитателей таежной зоны на зиму остаются в ней; зимуют и некоторые пришельцы из тундры — северный олень, горностай, иногда — песец. Из пушных животных более всего распространены белка, лисица, соболь. Из птиц для таежной зоны типичны глухарь, рябчик, кедровка. Местная фауна неоднократно претерпевала изменения от деятельности людей. К концу XVII в. исчез в результате хищнического истребления прежде изобиловавший соболь, а через полтора столетия появился вновь, завезенный из баргузинской тайги. Сохранился этот ценный зверек благодаря длительному запрету на отстрел и устройству заказников. В течение XVII–XVIII в. были истреблены бобры. А когда-то их было так много, что, по преданиям, охотники-кеты и селькупы предпочитали обтягивать лыжи не оленьим камусом, а бобровой шкурой. Забылось само название бобра — с’ин (Поротова, 2002. С. 213); в мифологических сказках известны некие сины — человекообразные существа, лазающие по березам. Прижилась и распространилась в регионе, более в его левобережной части, завозившаяся с конца 1920-х годов ондатра.

Численность. По данным Всесоюзной переписи 1979 г. кетов было 1072 человек, в 1989 г. в СССР кетов — 1113 человек, в РСФСР — 1084 человек. Всероссийская перепись 2002 г. зафиксировала 1494 кета (их численность выросла на 34%), в том числе 119 югов.

Самоназвание. Название «кеты» не является исконным самоназванием народа. Оно было введено официально и утвердилось только в 1920-х годах. Как и для других народов Севера, в основу названия было положено слово «человек» (кет / кэт). До этого кеты были известны как «остяки», «енисейские остяки», «енисейцы». Название «остяки» также не было самоназванием народа. Так, по аналогии с уже известными обско-угорскими остяками (хантами) и самодийскоязычными селькупами кетов называли русские служилые люди, продвигавшиеся в начале XVII в. с Оби на Енисей. За общим для разноязычных народов названием «остяки» стоят подмеченная русскими землепроходцами внешняя близость культурного облика и хозяйствования коренных обитателей приречных долин — рыболовов и охотников. Этим же, вероятно, объясняется общее название остяков — дяндри — у енисейских тунгусов, хотя для отдельных групп у них имелись и самостоятельные названия (Василевич, 1931. С. 134; Долгих, 1950. С. 92), и у ненцев — хаби.

 

Самостоятельное значение последнего названия — «зависимый», «невольник», «раб» (Хомич, 1966. С. 23). В данном случае, видимо, сказалась общность исторических судеб — преимущественное подчинение при военных столкновениях. Сюжеты об этом широко распространены в преданиях обских угров, селькупов и кетов. Сами же кеты именовали себя по родовой принадлежности и территории проживания той или иной группы (например, елогуйские люди, подкаменнотунгусские люди).

Ландшафтный фактор имел определяющее значение в способах народной (территориальной, этнической) идентификации. В начале XX в. В.И.Анучин записал в своем дневнике, что кеты «про любой народ спрашивают — на какой реке сидит и много ли рек до него надо пройти» (ЦГАРУ. Ф. 1726. Оп. 1. Д. 2. Л. 150). Но и в 1960–1980-х годах пожилые люди, чтобы составить собственное географическое представление, выясняли, «вверху» или «внизу» находится тот или иной город, страна; «сверху» или «снизу» прибыли приезжие. Эталоном для структурирования пространства было течение магистральной речки, а точкой отсчета — центральное положение ego. Магистральной рекой в регионе выступает Енисей. Его меридиональное течение определило совпадение (соответствие) понятий «верх, верхнее течение — юг, южное» и «низ, нижнее течение — север, северное». В соответствии со структуризацией пространства по реке-оси осуществлялась классификация людей на «низовских» и «верховских». Для елогуйских жителей, например, «низовскими» (кетск.: тыгыдэн; тыга — «вниз по течению», «на север; дэн — «люди») оказывались их соплеменники кеты, селькупы, эвенки, а также ненцы, русские и другие обитатели территории к северу от них. Название «верховские» (кетск.: утадэн; ута — «вверх по течению, на юг») было еще более широким. Еще в 1960-х годах его относили не только к жителям бассейна Енисея из мест, расположенных южнее Елогуя, но также к людям, приехавшим из Москвы, Санкт-Петербурга, Германии.

Территориальные названия групп кетов нередко связаны с гидронимами (второе — слово «люди»). Примером «речных» территориальных названий могут быть: елукдэн («елогуйские люди»), тымдэдэн («люди с Кети») и т.п.

В конце XIX — начале XX в. среди кетов выделялись береговые — жители побережья Енисея и лесовые — находившиеся преимущественно на отдаленных угодьях.

Отсутствие единого исконного самоназвания у кетов было обусловлено уровнем их общественного и этнического развития к моменту первого знакомства с русскими. Кровнородственные (родовые) группы составляли тогда основную территориальную и социальную единицу, устойчивость родственных связей обеспечивала сохранение родовых самоназваний вплоть до середины XX в. Вместе с тем осуществленное русскими объединение кетов в составе уездов, а затем административных волостей, расширение контактов между отдельными группами для выполнения ясачной повинности, усилившиеся переселения способствовали развитию представления о единстве народа и утверждению этнонима «остяки» в качестве единого самоназвания. Выражения типа «остяцкая лодка», «остяцкая печь», «остяцкий хлеб», да и само название остэгэн (остяки) были обычны для речи кетов старшего поколения еще в 1960-х годах. Но у молодежи уже тогда проявлялось, а позднее стало всеобщим отношение к термину «остяки» не только как к устаревшему, но и оскорбительному. Объективной причиной тому было нередкое употребление слова местными русскими и приезжими в откровенно уничижительном смысле.

Необходимость замены старого наименования новым была очевидной и с точки зрения практической. Остяками, кроме кетов и хантов, называли непосредственных соседей кетов по Туруханскому Северу — селькупов. Применение одного этнического термина к трем разным народам вызывало путаницу. Еще при переписи 1959 г. небольшая группа кетских (р. Кеть, с. Маковское) и сымских (р. Сым, поc. Сым) селькупов была ошибочно записана «кетами». Ошибка произошла от того, что этноним селькупы (от самоназвания северной группы) не привился среди южной группы этого народа, местное же самоназвание было забыто и до 1959 г. селькупы назывались «остяками». А так как старое название кетов было «остяки», селькупов и записали «кетами».

Понятное всем наименование «кеты» легко вошло в жизнь и повсеместно стало восприниматься ими как самоназвание. Следует, однако, сказать, что с некоторых пор в регионе стихийно распространилось и постепенно возобладало в официальной сфере и народной среде название кетó. Людьми оно воспринимается как более благозвучное и значительное, а по происхождению является звательной формой от слова кет — «человек»: так у кетов мужчина обращается к мужчине.

Язык кетов считается лингвистическим феноменом, так как обладает строем, не находящим соответствия в соседних языках. Условно его относили к палеоазиатской (палеосибирской) группе, включающей структурно разнотипные и генетически различные языки — экскимосско-алеутские (эскимосы, алеуты), чукотские (чукчи, коряки, ительмены), юкагирский и изолированный нивхский. Общее название «палеоазиатские» эти языки получили в связи с гипотезой Л.И.Шренка о древнем аборигенном происхождении их носителей (Вдовин, Терещенко, 1959. С. 3–43; Языки мира, 1997). Кетский — ныне последний живой язык большой енисейской семьи, включавшей также коттский, ассанский, аринский, пумпокольский и другие языки и окончательно переставшей существовать к середине XIX в. Знаменитый финский исследователь и путешественник М.А.Кастрен встретил тогда на р. Агул (приток Кана) несколько последних енисейцев-коттов, помнивших свой язык.

С середины XIX в. известны два диалекта кетского: имбатский и сымский, но сымский ныне признается самостоятельным языком енисейской семьи. По самоназванию его носителей — остяков-югов — его чаще называют югским. Югский язык был вторым дошедшим до нас живым языком енисейской семьи (Вернер, 1997а. С. 178). Последних носителей (пос. Ярцево и Ворогово) не стало в последней трети XX в., а их потомки языком не владеют. По классификации Г.К.Вернера, кетский язык ныне представлен тремя диалектами — южно-кетским (от Подкаменной Тунгуски до р. Елогуя), среднекетским (нижнеимбатским, от р. Сургутихи до Туруханска) и северно-кетским (р. Курейка, оз. Мундуйское). Внутри южно-кетского диалекта выделяются говоры подкаменнотунгусский и елогуйский, а в средне-кетском — южный говор (р. Сургутиха) и северный (от Верещагина до Туруханска).

Со второй половины XX в. интенсифицировалось смешение говоров внутри территориальных групп. Кетскому языку-феномену ныне также грозит исчезновение. Сокращается число владеющих своим языком. В 1991–1992 гг. русский считали родным уже 65% кетов, кетский язык родным — 32%, а 3% назвали родным оба языка — кетский и русский (Кривоногов, 1998а. С. 34). В поселках кеты говорят по-русски. Лица среднего (30–59 лет) и старшего (от 60 лет) поколения дома еще общаются по-кетски, но с детьми говорят по-русски. К середине 1990-х годов всего 1,3% детей свободно владели кетским.

В группе 20–29–летней молодежи он был основным разговорным языком только у 1,1% (Там же. С. 38). Лингвисты отмечают определенную деградацию кетского: сокращение общего лексического фонда и др. (Казакевич, 1994. С. 111, 117). Дальнейшая судьба его зависит от того, будет ли он языком бытового общения детей и подростков. Но пока что прогнозы неблагоприятные, так как их родители в большинстве своем относятся уже к поколению, ориентированному на русский язык, русского партнера в браке, культуру городского типа.

Кетский язык до сих пор не является письменным в полном смысле этого слова. На нем выходила только учебная (школьная) литература. В 1934 г. был издан первый букварь на основе латиницы, но начавшееся было на местах обучение по нему вскоре прекратилось, так как книги изъяли из обращения после того, как автор букваря — Н.К.Каргер — был репрессирован. Только в конце 1980-х годов были изданы два новых букваря, составленные на основе кириллицы, затем вышли учебники кетского языка, школьные словари (авторы Г.К.Вернер, Г.Х.Николаева). Изданы фольклорные тексты в транскрипциях в научных работах. Событием последнего времени стал выход сборника кетских сказок (Николаева, 1998) и эпической поэмы «Песнь о моем брате» (Вернер, 1999) на кетском и русском языках.

В настоящее время язык преподается в качестве предмета в начальных классах в национальных поселках (Келлог, Сургутиха, Суломай, Горошиха, Верещагино); в качестве факультатива он изучался в старших классах келлогской школы (занятия посещали и русские дети). Предпринятые меры по школьному обучению языку в целом поддерживаются народом, но часть национальной интеллигенции относится к этому скептически, не видя в том перспектив для восстановления родного языка, считая, что время уже упущено (Кривоногов, 1998а. С. 40). Тем не менее возобновление изучения кетского языка и обучение ему студентов с Севера, осуществляемое ныне в Педагогических университетах Томска и Санкт-Петербурга представляется очень важным для укрепления национального самосознания кетов.

Антропологическая характеристика. Специалисты довольно подробно изучили антропологию кетов. Хорошо известны материалы В.И.Анучина, обработанные Н.А.Синельниковым, которыми представлены суммарные выборки мужчин и женщин «енисейских остяков» с обширной территории бассейна Енисея. Это дореволюционное издание содержит индивидуальные данные по многим размерам тела и головы, по пигментации волос и глаз; оно иллюстрировано фотографиями. Синельников пришел к выводу о принадлежности кетов «…к монгольской расе, причем ближе всего… они стоят к северным тунгусам» (1911. С. 23). Кроме того, отмечалось заметное сходство с якутами, сойотами, астраханскими калмыками. С другими «енисейскими инородцами» — кызыльцами, качинцами, бельтирами — кеты тоже сближались, но крайняя малочисленность сравнительных материалов не позволяла тогда видеть в данной тенденции надежный результат. Для кетов, по материалам В.И.Анучина, характерен низкий рост (158,7 см — средняя величина для мужчин) с очень выраженным половым диморфизмом (15 см), широкая голова средней длины (159 мм и 191 мм), брахикефалия (головной указатель 83%), «средняя упитанность или худоба тела», цвет кожи смуглый, волосы темные, густые, прямые или волнистые, жесткие или «средние», цвет глаз преобладает карий, но встречаются серые и серо-зеленые оттенки (24% у мужчин), брови густые и широкие, борода и усы очень слабо развиты, лицо короткое, широкое, лоб покатый, надбровье сильно развито, прогнатизм редок, скулы не очень выступают, нос обычно средней ширины, «резко отграниченный», прямой и нередко горбатый, «прорезы глаз» чаще открытые, чем узкие, эпикантус отмечен в основном у женщин, губы крупные, «уши не очень оттопыренные», часто с приросшей мочкой.

В советское время единственными надежными результатами долго оставались материалы и межгрупповые сопоставления Г.Ф.Дебеца, описавшего по современной методике мужчин елогуйских кетов в качестве сравнительной группы в исследовании по селькупам (1947). Физический тип кетов характеризовался как низкорослый (158 см), брахикефальный (82%), темнопигментированный, со слабым развитием бороды, ниже среднего развитой складкой верхнего века и повышенной частотой эпикантуса (24%), умеренной уплощенностью лица при хорошо выступающем носе и повышенной в регионе частотой выпуклых спинок (15%). Характерен наклонный лоб и развитое надбровье, чем кеты отличаются от всех соседних народов. Описанный этнографами «американоидный» облик их внешности нашел объяснение в отклонении характеристики кетов по сравнению с селькупами в сторону увеличения частоты тугих и темных волос, выпуклой спинки носа и повышенного переносья одновременно с более слабым развитием бороды. В данном морфотипе Дебец предполагал сохранение древнего монголоидного комплекса, называя в связи с этим кетский тип «американоидным». Позднее исследователь обозначил кетский тип как «енисейский», объединяя его то с североазиатскими монголоидами, то с промежуточной между европеоидами и монголоидами уральской группой типов (Дебец, 1948; 1951). Таким образом, он справедливо отказался от этнического наименования антропологического комплекса, поскольку это противоречило географическому принципу в номенклатуре.

С 1940 г. в этнической антропологии существовало мнение, основанное на материалах В.И.Анучина, о специфическом сходстве тундровых азиатских ненцев (прежде всего — североямальских) с кетами, что подчеркивалось отнесением характеристики ненецких групп Западной Сибири к таксону «кетский тип» (Шлугер, 1940). Этот вывод не подтвержден более поздними источниками применительно ни к одному из северосамодийских народов (Алексеев, 1955; Гохман, 1963; 1982; Золотарева, 1974; Хитъ, 1982; Дремов, 1984; Аксянова, Золотарева, 1992; Аксянова, 1992). Современные исследования, проведенные по независимым системам краниологических маркеров, вновь сближают кетов с североазиатскими монголоидами. Эта позиция близка мнению М.Г.Левина, который включал кетов в катангский (он же — «саяно-енисейский») тип, таксономически равноценный, по его мнению, байкальскому и центральноазиатскому монголоидным типам народов Северной Азии. В целом для кетов нетипично сходство с представителями какого-то одного народа. Из этнических групп Западной Сибири по обобщенной доле монголоидного компонента они сближаются с ненцами, некоторыми угорскими и обскотатарскими группами (Багашев, 1998; Козинцев, 1988; Левин, 1960).

В 1965–1967 гг. в низовьях Енисея работала комплексная антропологическая экспедиция, которая обследовала несколько территориальных групп кетов и северных селькупов (Кетский сб., 1982). Оригинальным стало привлечение материалов по народам Восточной и Юго-Восточной Азии (китайцы, тибетцы, вьеты). Такое сравнение давало возможность оценить реальность не только языковых, но и генетических контактов предков современных кетов с восточно- и южноазиатскими монголоидными популяциями. Тем самым впервые анализировалось соответствие антропологических данных выводам лингвистов о сино-тибетском направлении связей в енисейских языках, представленных в настоящее время изолированным в классификации языком кетов. По мнению авторов сборника, некоторые краниологические, морфологические и серологические характеристики кетов дают основания допускать наличие южного («южноазиатского») компонента в качестве наиболее раннего в генеалогической истории енисейского антропологического типа.

И.И.Гохман, опираясь на совокупность данных, пришел к заключению, что формирование физических особенностей популяций современных кетов — результат длительной и разносторонней метисации на территории Южной, а позднее и Западной Сибири. «Поэтому генеалогически енисейский тип не может быть вариантом уральской расы. В расовой классификации он должен занимать самостоятельное место в одном ряду с уральской и южносибирской расами» (1982. С. 80). Выделение енисейского типа кетов по классическим расовым характеристикам является устоявшимся мнением в антропологии. В других этнических группах данный тип не установлен. Практически не вызывает сомнений его промежуточный евро-монголоидный статус как итог древней метисации при возможном сохранении протомонголоидных «американоидных» особенностей. Комплекс енисейского типа имеет несколько локальных вариантов и характеризуется преобладанием монголоидных черт, которые слабее всего выражены в подкаменнотунгусской группе. Антропологический материал документирует нарастание доли селькупской примеси в составе кетов в географическом градиенте с юга на север. С другой стороны, и в составе северных селькупов надежно фиксируются генетические контакты с кетами. В районах компактного проживания кеты в среднем значительно ближе к селькупам, чем к эвенкам.

Мнения исследователей о таксономическом положении енисейского типа очень разнообразны. В нем видят: 1) вариант промежуточной евро-монголоидной уральской группы типов (или «расы»), что традиционно является наиболее распространенной точкой зрения; 2) самостоятельный сибирский вариант, который таксономически равнозначен другим промежуточным евро-монголоидным расовым типам Сибири — уральскому и южносибирскому; 3) западный — енисейский тип в составе североазиатской монголоидной расы; 4) енисейский вариант в составе катангского (или «саяно-енисейского») типа сибирских (североазиатских) монголоидов.

Формирование енисейского типа наиболее вероятно происходило на территории Южной Сибири. Проблема наличия более южных (южноазиатских монголоидных) генетических связей, которую впервые проанализировал И.И.Гохман (1982), не имеет пока однозначного решения. По классическому набору расоводиагностических черт внешности она не подтверждается. Большая часть антропологических материалов говорит о включенности характеристик кетов в широкий круг промежуточных евро-монголоидных комплексов, описанных у народов Западной и Южной Сибири. Монголоидный компонент у них в настоящее время безусловно преобладает; его южные истоки не уходят далее территории Южной Сибири с прилегающими районами Центральной Азии, заселенными тюркоязычными популяциями. Сино-тибетские параллели в языке кетов, по-видимому, обусловлены преимущественно внебиологическими контактами этого населения. Вопрос о северокавказских параллелях, поставленный лингвистами (Старостин, 1982), в антропологии кетов не затрагивался ввиду ясной принадлежности енисейского типа к сибирскому кругу форм. Новые межгрупповые сопоставления материалов по антропологии кетов дополнительно подтверждают автохтонное для территории Сибири происхождение этого народа, преимущественную локализацию палеопопуляций, вероятно, в Кузнецкой и Минусинской котловинах с прилегающими районами, смежное проживание с древними тюрками и южными самодийцами при возможных генетических контактах между ними, значительную генетическую изолированность с эвенками.

История изучения. Изучение кетской и енисейской историографии в целом ныне облегчает фундаментальный труд Э.Вайды, включающий всю известную к концу XX в. аннотированную библиографию по енисейским народам и их языкам, а также данные об архивных и музейных источниках (Vajda, 2001). До этого поистине уникального издания наиболее полной оставалась библиография В.Н.Топорова, опубликованная с комментариями автора (Топоров, 1969а; также см. Алексеенко, 1967. С. 8–21; Николаев, 1985). Кетская историография начинается с выделения енисейских остяков из числа прочих «остяков» и установления их языкового родства с енисейцами учеными XVIII в. — Д.Мессершмидтом, Ф.Страленбергом, Г.Миллером, П.-С.Палласом, И.Гмелиным, И.Фишером, И.Георги (Вдовин, 1954; Вдовин, Терещенко, 1959; Дульзон, 1961б). Уникальность кетского языка, последнего живого языка енисейской семьи, стала причиной неослабевающего интереса к нему. Долгое время язык был главной, часто единственной составляющей этногенетических построений в отношении кетов и енисейских народов.

Научное енисейское языкознание открывается деятельностью М.А.Кастрена в середине XIX в., а XX в. и особенно его вторая половина стал временем интенсивного накопления материала, создания научной школы (Осипова, 1976; 1993) и фронтального изучения кетского и ряда енисейских (югского, коттского, пумпокольского) языков (К.Доннер, Н.К.Каргер, А.П.Дульзон, Е.А.Крейнович, Г.К.Вернер, Вяч. Вс. Иванов, В.Н.Топоров, Э.И.Белимов, М.Н.Балл, И.Н.Канакин, М.М.Костяков, Т.И.Поротова, В.А.Поляков, Н.М.Гришина, Г.Т.Поленова, З.В.Максунова и др.). Новый век уже ознаменовался выходом в свет нескольких фундаментальных трудов с обширной библиографией (Werner, 2002; Поротова, 2002; Поленова, 2002).

Енисейские языки используются в лингвистической компаративистике (Дульзон, 1968б; 1969; Вернер, 1977; Старостин, 1982). Высказан ряд, на первый взгляд, парадоксальных предположений, например, о принадлежности енисейских языков к древней семье, остатки которой обнаруживаются на огромном пространстве от Пиренеев до Берингова пролива и Северной Америки. Их связывают с баскским, северокавказскими (абхазо-адыгскими), бурушаским, сино-тибетскими и индейскими (атабаским и родственными им языками, в которых слово «человек» представлено формой дене) языками (Топоров, 1969б; Vajda, 2001; Поленова, 2002). Дене-енисейская гипотеза в настоящее время получила дополнительные обоснования (Вайда, 2000; Werner, 2004). Проблема генетических связей енисейских языков ныне имеет существенную источниковую базу. Что касается установления наиболее раннего состояния енисейского этноса, то реконструкция языка-основы (С.А.Старостин, Г.К.Вернер, В.Н.Топоров) может дать важную информацию о енисейцах в период до этнолингвистического разделения общности.

Для воссоздания истории енисейцев в Сибири непосредственное значение имеет выявление их связей с тюркскими народами, в частности — разновременных пластов сходной лексики (З.П.Демьяненко, Э.Ф.Чиспияков, Л.Г.Тимонина — Вайда, 2001). В общих рамках енисейско-тюркских языковых связей может получить обоснование гипотеза об участии предков кетов в конгломерате кочевников гуннов (Э.Паллиблэнк, А.П.Дульзон, Г.К.Вернер). Выявленные кетско-угро-самодийские языковые параллели (Е.А.Хелимский) отражают контакты кетоязычных групп с будущими хантами, селькупами. Подтверждение тому и другому дает этнографический материал (Алексеенко, 1973. С. 6–8). Новые возможности для реконструкции прошлого предков кетов открыли исследования в области архаической топонимики, родственной номенклатуры (А.П.Дульзон, A.M.Малолетко).

Фольклорные тексты, собиравшиеся и публиковавшиеся лингвистами в качестве источников изучения бесписьменного языка, стали кроме того памятником еще сохранившейся фольклорной традиции (Мифология…, 2001). Следует сказать особо о важности лингвистических исследований, осуществляемых в контексте общей картины мира (Вернер, 1981; Осипова, 1995; Поленова, 2002).

Отдельные этнографические данные по кетам содержатся в общих монографиях по Енисейскому Северу второй половины — конца XIX в. (И А.Костров, А.Мордвинов, М.Ф.Кривошапкин, П.И.Третьяков, А.Ф.Миддендорф, Н.В.Латкин). Начало специального изучения связано с деятельностью В.И.Анучина в первое десятилетие XX в. Его экспедиционные поездки в Туруханский край в 1905–1908 гг. были осуществлены по инициативе В.В.Радлова и Л.Я.Штернберга, а разработанная в Императорской академии наук программа имела целью комплексное (язык, физическая антропология, этнография, предметный материал для МАЭ) изучение енисейских остяков (Анучин, 1906; 1908). Большую известность получила первая этнографическая работа — «Очерк шаманства у енисейских остяков» (Анучин, 1914). Публикация до настоящего времени востребована в качестве первоклассного источника для изучения мифологии, ритуала, народной изобразительной культуры.

В 1911–1913 гг. на Енисейский Север выезжал финский лингвист К.Доннер. Кроме работ по кетскому языку (Топоров, 1969б; Vajda, 2001), известна его книга, подготовленная по информации и рисункам туруханского кета И.Дибикова (Кукушкина) и дополненная личными наблюдениями автора (Donner, 1933). В ней впервые выделены кетско-селькупские этнографические параллели. На кетско-селькупскую близость обратил внимание и Г.Н.Прокофьев, в 1925 г. занимавшийся на р. Турухан изучением северных селькупов (Прокофьев, 1928; Богораз, 1928). Он считал возможным связывать кетов с аборигенной группой тян (кетск.: ден «люди»), встретившейся продвигавшимся с Саян на север самоедским племенам (Прокофьев, 1940).

Изучение кетского этно- и культурогенеза требовало накопления нового комплексного материала. С этой целью по инициативе В.Г.Богораза в 1928 г. к кетам выезжал Н.К.Каргер. Он привез ценный коллекционный материал для МАЭ, опубликовал несколько работ, в том числе первый кетский букварь, общий очерк о языке кетов, статью об оленеводстве (1930; 1934а, б). В 1927–1928 гг. у кетов работал командированный Берлинским музеем народоведения этнограф X.Финдейзен (1929), опубликовавший более 20 статей (Vajda, 2001). Во время блокады Ленинграда погиб Г.М.Корсаков — автор первого очерка по отдельной (подкаменнотунгусской) группе кетов, подготовленного в результате поездки на Подкаменную Тунгуску в 1938 г. Работа содержит ценный материал по родовому составу и по родовым отношениям в производстве и распределении, системе родства и т.п. Но публикация появилась в июне 1941 г. только в сигнальном экземпляре журнала «Советский Север», №5.

Этнографическое изучение кетов непосредственно связано с именем Б.О.Долгих. Он был автором первой сводной работы по кетам (1934), которая включает обширный статистический материал по отдельным группам народа (собранный автором в период подготовки и проведения переписи 1926/27 гг. среди коренного населения Туруханского Севера), личные наблюдения и данные из литературы. Результатом последовавших в конце 1940-х годов экспедиционных поездок стали публикации, посвященные отдельным сторонам материального жизнеобеспечения, семейных отношений, идеологии (Долгих, 1950; 1952а; 1961; Долгих, Попов, 1956).

Особо следует выделить многолетние, непреходящего значения исследования по родовому составу кетов, формированию на кетской периферии экзогамных и эндогамных групп, их преемственности с начала XVII в. до 1926 г. (Долгих, 1960б; 1982). Без этих работ, основанных на многолетнем изучении архивного материала, реконструкция этнического формирования кетов была бы просто невозможна (Алексеенко, 1982б; 1994). В составе руководимого Б.О.Долгих студенческого отряда на Подкаменную Тунгуску в 1948 г. выезжал С.И.Вайнштейн (вторая его поездка к кетам состоялась в 1949 г.). Он опубликовал несколько статей (1951; 1954; 1994). Кетские параллели С.И.Вайнштейн неоднократно привлекал в своих историко-этнографических трудах по народам Южной Сибири (Vajda, 2001).

Вторая половина XX в. стала временем регулярной полевой работы во всех местах расселения кетов. Этнографическая действительность 1950–1970-х годов еще давала возможность зафиксиров



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-07-25 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: