6 вопрос: Причины:
1. Гигантская экологическая катастрофа 2-го тыс. до н.э. – извержение вулкана на о.Фера (сов. Сантарей). Район действия – 170 км. Выброс порд и пепла, 20 м цунами. Все города и земледельческие поселения оказались затоплны. Стали расспространятся инфекционные заболевания. Спустя несколько лет произошло ещё более мощное извержение.
2. Гибель критского военного флота в борьбе за о. Сицилия – самое хлебодарное место. Появились внешние противники.
3. Активизировались народы мря – пираты Д.М. – сложная этническая группа разнообразных народов. Начала захеривать экономика Крита.
4. По мнению Ю.Андреева, Критская цивилизация была слишком скороспелой. Изменения в материальной культуре происходили так быстро, что сознание людей не успевало адаптироваться к новым изменениям. Не были изжиты пережитки ПО строя. Минойцы не осознали своей индивидуальности, не мыслили существования без коллектива и общины. Об этом свидетельствуют планы застройки и захоронения (в помоссах из поколения в поколение хоронили родственников). Покланялись богине-матери – главе минойского пантеона богов. Мужчины испытывали страх перед ней, но в то же время относились к ней с почтением. Дублёрами богини-матери были жрицы, матери и сёстры. Уважение к женщинам позволило им захватить религию и изобразительное искусство. Женщинам подчинялись мужчины. Ю.Андреев вводит понятие «Минойский матриархат». Богиня требовала постоянных кровавых жертв – новорождённых младенцев. Следы ритуального детского каннибализма зафиксированы в ходе археологических раскопок. Художественный стиль первобытен. Андреев обращает внимание на рудименты в сознании минойцев. Критская цивилизация балансировала между развитым Д.В. и варварской Европой, что привело к растрате энергии и потенциала, определённого для создания критской цивилизации.
В 15в. До н.э. Крит был завоёван греческими племенами ахейцев, которые захватили дворец и вывезли сокровища, сделав Крит своей отдалённой провинцией. Заимствовали линейное слоговое письмо «а», приспособив его в «б» дешифрованное в 20 в. Вентрисом. Заимствовали виды оружия, фасоны одежды, умение возводить сложные архитектурные сооружения и отшлифовывать интерьеры, канализации и водоснабжение, вентиляции и пантеон богов. С 15в. До н.э. центр развития перемещается с Крита на территорию Балканской Греции.
4 вопрос: Изучение микенского искусства и религии, так же как и анализ языка микенских архивных документов, убеждает нас в том, что во II тыс. до н.э. процесс этногенеза эллинской народности был еще очень далек от своего завершения. Духовный мир населения микенской Греции, насколько мы можем судить о нем по дошедшим до нас произведениям искусства, довольно сильно отличался от высоко организованного менталитета греков античной эпохи. В нем еще не было ничего даже отдаленно напоминающего хорошо известный каждому эллинский гедонизм, эллинскую восприимчивость ко всему прекрасному (своего рода гиперэстетизм), эллинскую увлеченность свободным творчеством, проявившуюся в самых разнообразных сферах духовной деятельности, наконец, особое эллинское пристрастие к играм, атлетическим, художественным и интеллектуальным. Как и все почти народы ранней древности, за исключением, может быть, только минойцев, создатели микенской цивилизации относились к жизни слишком серьезно и приземленно, были чересчур обременены унылым и тяжеловесным прагматизмом. Потребовались грандиозные социальные катаклизмы, крушение дворцов и цитаделей, передвижения племен, сопровождавшиеся радикальным перекраиванием всей этнической карты Греции и, возможно, даже генетическими мутациями среди ее населения, для того чтобы микенские греки, эти полуварвары, изображенные Гесиодом как дикие и свирепые люди «медного поколения», наконец уступили свое место на исторической сцене настоящим эллинам.
3 вопрос: б) Исследователи критской цивилизации эпохи бронзы уже давно обратили внимание на характерное для нее смещение "центра тяжести" социальной системы в сторону обычно бесправных и униженных женщин. Уже А.Эванс, изучая открытые им произведения критского искусства, пришел к выводу, что женщины, видимо, занимали в минойском обществе особое, можно сказать, привилегированное положение. На эту мысль его натолкнули прежде всего поражающие своей живой экспрессией изображения так называемых придворных дам на миниатюрных фресках из Кносского дворца, для которых трудно подыскать сколько-нибудь близкие аналогии как в искусстве стран древнего Востока, так и среди художественных шедевров классической Греции. Многое в этих фресках кажется необычным, не укладывается в привычные представления о социальной значимости двух противоположных полов. Необычны уже сами по себе большие скопления представительниц "прекрасного пола", изображенных не в замкнутом пространстве дворцового гарема, как на некоторых египетских стенных росписях, а под открытым небом среди возбужденной толпы оживленно переговаривающихся и жестикулирующих участников какого-то празднества. Необычны и удивительны свобода и раскованность поведения этих "дам", прекрасно переданные запечатлевшими эти сцены живописцами. На одной из фресок сразу же обращают на себя внимание две группы женщин, по всей видимости, жриц, восседающих в каком-то подобии почетной ложи по обе стороны от небольшого святилища. Другие, видимо, более молодые женщины стоят в проходах на лестничных ступенях. Интересно, что среди этих выписанных с особой тщательностью "почетных гостей" нет ни одного мужчины. Длинные ряды мужских голов, раскрашенные согласно принятому в минойском искусстве канону в кирпично-красный цвет, виднеются перед ложей жриц и позади нее, очевидно, заполняя места, отведенные для публики попроще. Так же и на другой фреске из той же серии, изображающей ритуальный танец жриц в священной роще, мы видим большую толпу зрителей, наблюдающих за этой красочной церемонией. И здесь женщины расположились в центре, заняв самые лучшие, почетные места, в то время как мужчины, почтительно соблюдая дистанцию, толпятся у них за спиной и по сторонам.
Принимая активное участие в формировании общественного мнения, морали и обычаев, женщины, по всей видимости, вполне могли заставить считаться со своими вкусами мастеров, работавших в различных жанрах изобразительного и прикладного искусства. Действуя как своеобразный камертон творческой активности мужчин, эта женская цензура могла усиливать или, наоборот, ослаблять, иногда даже полностью пресекать свойственные им по природе склонности к определенного рода сюжетам или мотивам. Вероятно, именно так можно было бы объяснить (на это опять-таки указывал в своей книге Фр.Шахермайр) удивительное равнодушие минойских художников, по крайней мере, к трем темам, пользовавшимся неизменной популярностью в искусстве подавляющего большинства стран и народов древнего мира, а именно к.' войне, к охоте, являющейся ее обычным коррелятом в мирное время, и, наконец, к эротике. Женщины смогли выдвинуться на первый план общественной жизни. Привязанные к своим домашним очагам и детям, да и чисто физиологически ограниченные в своей самодеятельности, они тем не менее пользовались огромным авторитетом как главные блюстительницы культов хтонических божеств, которые, по понятиям древних, несли основную ответственность за землетрясения и другие стихийные бедствия. Это давало им возможность контролировать поведение своих мужей и братьев, сдерживать их чрезмерный азарт, жажду нового и склонность к авантюрам и тем самым тормозить слишком быстрое движение общества по пути исторического прогресса. И в этом, как нам думается, следует видеть одну из основных причин определенной недоразвитости или неполноценности самой минойской цивилизации. Иначе говоря, историческая ущербность цивилизации может быть понята как неизбежное следствие сознательно культивируемой в обществе инфантильности мужчин, т.е. его творчески наиболее активной части. Впрочем, едва ли стоит порицать за это минойских женщин. Ведь именно их мудрой опеке над представителями противоположного пола обязаны мы тем, что созданная ими культур; стала едва ли не самым прекрасным из побегов на древе истории древнего Средиземноморья. (по Андрееву)
.Вопрос 3, в) К.Шефолд, на наш взгляд, весьма удачно определил наиболее характерную черту минойского искусства как "рафинированный примитивизм". Иначе говоря, историческая ущербность цивилизации может быть понята как неизбежное следствие сознательно культивируемой в обществе инфантильности мужчин, т.е. его творчески наиболее активной части. Впрочем, едва ли стоит порицать за это минойских женщин. Ведь именно их мудрой опеке над представителями противоположного пола обязаны мы тем, что созданная ими культур; стала едва ли не самым прекрасным из побегов на древе истории древнего Средиземноморья."