Первый кризис советского правительства




Дмитрий Чураков

“В комнату вошло человек пятнадцать рабочих, стариков и молодых, — описывает Ан-ский делегацию рабочих окраин Красного Питера. — Лица их были серьёзные, напряжённые”. Без всяких дипломатических политесов один из вошедших, выступив вперёд, резко заявил:"Довольно! Вы уже два дня заседаете, обсуждая вопрос о соглашении, но похоже на то, что вы вовсе не торопитесь. Мы не можем допустить дальнейшего продолжения Гражданской войны. К черту Ленина и Чернова! Повесить их обоих!.. Мы говорим вам: положите конец разрухе. Иначе мы с вами рассчитаемся сами!”.Слова эти принадлежали молодому рабочему с энергичным, по определению Ан-ского, лицом, умными, холодными глазами. В голосе его слышалось возбуждение и угроза. Тон и содержание его речи произвели на собравшихся сильное впечатление

О том, насколько подобная позиция Викжеля была оправданна и насколько тенденция к расколам и размежеваниям в стане социалистов была сильна, свидетельствуют переговоры о создании социалистической правительственной коалиции, проходившие под его патронажем. Переговоры начались в 19 часов 29 октября 1917 г. в помещении союза железнодорожников. В них приняло участие, не считая представителей Викжеля, 26 человек от восьми партий и девяти демократических организаций55. В ходе работы совещания его состав периодически претерпевал те или иные изменения, которые, впрочем, влияли на его результаты несущественно.

Среди участников заседаний от левых эсеров присутствовал Б.Ф. Малкин; меньшевиков представляли Ф.И. Дан и Г.М. Эрлих; меньшевиков-интернационалистов - Ю.О. Мартов, А.С. Мартынов, Р.А. Абрамович и С.Ю. Семковский; ЦК эсеров делегировал на совещание Якобина и М.Я. Гендельмана. Своих представителей прислали представители более мелких партий, таких как Объединённая еврейская социалистическая партия, “Поалей-Цион”, Польская социалистическая партия и другие. Присутствовали также представители Петроградской думы и других организаций, включая самочинный Комитет спасения родины и революции. От большевиков участвовали Л.Б. Каменев и Г.Я. Сокольников, представлявшие ЦК РСДРП(б), кроме того, А.И. Рыков от СНК и Д.Б. Рязанов от ВЦИКа56.

Ещё до начала переговоров обозначилась угроза их срыва, исходившая от каждой из втянутых в конфликт сторон. Во-первых, необходимость компромисса разделялась не всеми большевиками. Среди них не было единства ни по вопросу о платформе, которую должна отстаивать на переговорах партия, ни по вопросу, стоит ли в них участвовать вообще. Мотивировка противников переговоров была проста, прагматична и не лишена некоторого изящества: соглашение с меньшевиками и эсерами, по их мнению, всё равно не дало бы в руки правительства ни ситца, ни керосина. Так стоило ли в этой ситуации идти на поводу у соглашателей? Во-вторых, и об этом не редко забывают, и в других социалистических партиях тоже не наблюдалось абсолютно никакого единства по отношению к инициативе Викжеля. Голоса противников переговоров в антибольшевистской среде были даже более многочисленными, и сторонникам мирного решения вопроса о власти было сложно защищать свою линию.

Складывается впечатление, что викжелевский демарш застал всех врасплох. В этой связи представляется весьма показательным эпизод, связанный с обсуждением предложений Викжеля в городской думе, по дробно описанный в мемуарах Анского (С.А. Раппопорта). Кадеты, не получившие приглашения на переговоры, вообще отказались участвовать в выработке общей позиции городского самоуправления на переговорах. Они отнеслись к распрям внутри социалистического лагеря с плохо скрываемой иронией и презрением. Думские же социалисты тоже не рвались вступать в переговоры с “насильниками и убийцами”, “которым место в тюрьме и на каторге”. Ещё большие страсти кипели в комитетах социалистических партий, с которыми думские деятели поддерживали постоянный контакт. Время шло, а начало переговоров всё откладывалось. Первое заседание примирительной комиссии первоначально планировалось на 20 часов 28 октября, но когда думцы связалась с центральными комитетами меньшевиков и эсеров, выяснилось, что в обеих партиях дебаты всё ещё продолжаются и делегации на переговоры не сформированы. Лишь около 4 часов следующего дня, 29 октября ЦК соглашательских партий смогли, наконец, прийти к какой-то определённости58.

Оживленная дискуссия, проходившая в октябрьские дни в верхах меньшевистской партии, была не так давно проанализирована видным венгерским историком Т. Краусом. Учёный пришел к двум важным выводам. Один из них касается судеб самой меньшевистской партии. По мнению Крауса, антипопулизм, ставший в то время важным компонентом меньшевистской политики, явился главной причиной дальнейших неудач меньшевиков в рабочей среде. Их двойственная, нечёткая позиция в октябрьские дни рабочими прощена не была. Согласно другому выводу Крауса, во многом именно жёсткое противодействие предложениям Викжеля со стороны части меньшевистских лидеров заставило ужесточить свою позицию и Ленина, который в конце концов полностью разочаруется в тактике переговоров59.

Ожидать “миролюбия” от большевиков было действительно сложно, поскольку уже в день, когда Викжель выдвинул свой ультиматум, ЦК меньшевиков принял специальную резолюцию, в которой декларировалась невозможность переговоров с “узурпаторами”. И лишь 31 октября 1917 г. ЦК меньшевиков пересмотрел свою общеполитическую платформу и принял официальное решение о необходимости переговоров с целью организации “однородной социалистической власти”, которая бы включала все социалистические партии, в том числе и большевиков60. Однако буквально на следующий день после принятия резолюции, признававшей возможность переговоров с большевиками, 1 ноября 1917 г. о своём выходе из ЦК заявили 10 видных членов — противников переговоров. (Под документом значились следующие подписи: М. Гольдман (Либер), Б. Церетели (Батурский), Л. Гольдман (Аким), Ф. Юдин, К. Гвоздев, А. Смирнов, Н. Гарви (П. Бронштейн), К. Ермолаев, С. Зарецкая, П. Колокольников; а также: М. Скобелев, П. Голиков, Б. Богданов.)

А ещё через сутки, 2 ноября, они обратились с воззванием к рядовым членам партии. В нём подчёркивалась принципиальная невозможность самой мысли о каких-либо переговорах с партией, “опозорившей себя кровавой авантюрой, небывалыми насилиями и жестокостью, с партией, ненавистной огромному большинству страны”61. При этом подписавшие воззвание либо сами забывали, либо сознательно умалчивали о том, что с предложением о переговорах выступили вовсе не большевики, а профсоюз железнодорожников.

Следовательно, их позиция была заострена не только против большевиков, но против профессионально организованных рабочих, от имени которых вроде бы выступали подписавшие.

Тот же дух бескомпромиссности, который царил в руководящих органах различных политических партий, возобладал и на организованных Викжелем переговорах. Начавший работу совещания председатель союза железнодорожников А. Малицкий, как мог, попытался смягчить тон предстоящей дискуссии. Он вновь заявил о нейтральной позиции Викжеля, о том, что железнодорожники выступают за создание однородного социалистического правительства “из представителей всех социалистических партий — от большевиков до народных социалистов”. Малицкий подчеркнул, что Викжель “всей силой своего авторитета поддержит ту группу, которая согласится действовать на основе его программы”. Но безоговорочное согласие с платформой Викжеля выразили на совещании только большевики62.

Взявшие слово сразу же после Малицкого представители Комитета спасения родины и революции меньшевик-оборонец С.Л. Вайнштейн и народный социалист Знаменский заявили, что приемлемой программой по выводу страны из кризиса может служить лишь создание кабинета без участия в нём большевиков. При этом Знаменский добавил, что он присутствует на совещании исключительно как представитель Комитета спасения, поскольку ЦК Партии народных социалистов “не нашёл возможным делегировать своего представителя в совещание, в котором будут участвовать большевики”63.

К официальной позиции Комитета спасения присоединился делегат от ЦК союза государственных служащих, а также представитель ЦК ПСР Гендельман. В своём выступлении Гендельман был категоричен. “Не верно, что всегда можно договориться: и в среде демократии бывают моменты, когда приходится решать спор оружием”, — заявил он64. Тем самым, главными оппонентами большевиков платформа Викжеля была полностью проигнорирована. Более того, в одном из своих выступлений на совещании Дан фактически обвинил железнодорожников в предательстве по отношению к демократии. “И когда я слышу о нейтралитете пролетарской организации, — предостерегал он делегатов от Викжеля, — то я вижу, как последняя сама себя губит и непосредственно служит на пользу контрреволюционным покушениям”. Дан заявил о своей поддержке Комитета спасения65.

* * *

Пока партийные лидеры состязались в красноречии, рабочий Петроград жил своей жизнью. Затягивание переговоров начинало всё больше озлоблять рабочих города, на себе испытавших справедливость поговорки “паны дерутся — у холопов чубы трещат”. Очень и очень прав был Г.Е. Зиновьев, когда на заседании ПК РСДРП(б) 1 ноября обречёно воскликнул: “Не плодите разногласий,...массы относятся к [ним] нервно”66. Это “нервное” отношение рабочих к межпартийным дрязгам ярко рисует один эпизод, произошедший в те дни. Живое, красочное описание этого эпизода, передающее весь колорит времени, настроения, царившие в тот момент в рабочих кварталах Петрограда, содержатся в записках Ан-ского. Когда одно из заседаний, затянувшихся глубоко за полночь, близилось к завершению, в помещении, где шли переговоры, появился швейцар и доложил о прибытии делегации путиловских рабочих. Поначалу переговорщики решили её не пускать, сославшись при этом на важность дебатируемых вопросов — очень характерный штрих, позволяющих глубже оценить истинное отношение многих представителей партийной интеллигенции к “серой пролетарской массе”, которую следовало вести в светлое революционное завтра. Но рабочие, как вскоре выяснилось, имели собственное представление о происходящих событиях, проявили настойчивость и добились, чтобы их выслушали. В случае отказа в “аудиенции”, они грозили просто-напросто ворваться силой. Этот аргумент подействовал безотказно, и вожди революционной демократии делегацию рабочих принять в конце концов согласились.

“В комнату вошло человек пятнадцать рабочих, стариков и молодых, — описывает Ан-ский делегацию рабочих окраин Красного Питера. — Лица их были серьёзные, напряжённые”. Без всяких дипломатических политесов один из вошедших, выступив вперёд, резко заявил:

-Довольно! Вы уже два дня заседаете, обсуждая вопрос о соглашении, но похоже на то, что вы вовсе не торопитесь. Мы не можем допустить дальнейшего продолжения Гражданской войны. К черту Ленина и Чернова! Повесить их обоих!.. Мы говорим вам: положите конец разрухе. Иначе мы с вами рассчитаемся сами!”

Слова эти принадлежали молодому рабочему с энергичным, по определению Ан-ского, лицом, умными, холодными глазами. В голосе его слышалось возбуждение и угроза. Тон и содержание его речи произвели на собравшихся сильное впечатление — никто не хотел выглядеть в глазах рабочих виновником их бед, но и реального, однозначного решения никто предложить не мог. Современный историк В.П. Булдаков, разбирая этот эпизод, очень метко подметил, что, похоже, массы ожидали от власти “чуда”, совершить которое она была просто “обязана”67. Беда заключалась только в том, что рабочие обращались не совсем по адресу -никто в тот момент с точностью не смог бы сказать, где же в России находится реальная, а не сама себя назначившая власть, власть, которой ещё предстояло стать настоящей...68

Неспособность социалистических лидеров немедленно решить поставленные делегацией путиловцев вопросы, вызвала у рабочих немалое разочарование и раздражение. Послушав какое-то время вождей, и отчаявшись понять, к чему же каждый из них клонит, делегаты от рабочих попросту решили хлопнуть дверью. “Один из них, — бесстрастно продолжает свой рассказ Ан-ский, — в сердцах крикнул:

— Черт вас разберёт, кто из вас прав! Все вы не стоите того, чтобы вас земля носила! Повесить бы вас всех на одном дереве — в стране само наступило бы спокойствие Идём ребята! Нам тут делать нечего.

-И они ушли”...69

Сохранившиеся документы дополняют слова очевидца. Заседание, о котором идёт речь, состоялось, по всей видимости, 3 ноября, а не 30 октября, как на то указывает Ан-ский. Делегат от Путиловского завода, рабочий Борматов от имени своих товарищей завил протест против “братоубийственной бойни”. По его словам, в неё оказались втянуты сами рабочие. А лидеры, между тем, “целы и невредимы”, — негодовал Борматов. По его убеждению, такое положение вещей было явной несправедливостью. Первый выступавший был поддержан и другими рабочими. Так, Зотов, дополняя его, потребовал объяснить, что же мешает вождям “столковаться”. Вполне определённо высказался и безымянный представитель Александровского завода. Он подтвердил, что большинство рабочих его предприятия “стоит на стороне Викжеля и всемерно будут поддерживать Викжель”.

Важная дополнительная информация содержится в заявлении ещё одного делегата—путиловца Шнурье. В нём сообщалось, что в делегацию, сформированную рабочими Путиловского завода для участия в созванном Викжелем совещании, входило 19 человек. Кроме того, такие же делегации были направлены во все демократические организации и центральные комитеты партий. По мнению рабочих, их активность должна была побудить политиков найти приемлемые для всех условия гражданского мира. В случае проволочек с принятием решения, подытожил своё выступление Шнурье, “рабочие за лидерами не пойдут”70.

Но “лидеры” к мнению рабочих прислушиваться не спешили. Весь день 3 ноября стороны продолжали ужесточать свои позиции за исключением, разве что левых эсеров, сделавших последнюю попытку примирить участников переговоров. На заседании ВЦИК в ночь на 3 ноября они в ультимативной форме высказались за смягчение общесоветской платформы. Начались длительные фракционные совещания. В конце концов, ВЦИК вроде бы поддержал позицию левых эсеров. Поддержали её и большевики71. Но и эта попытка из-за неготовности к компромиссу правых к миру не привела. Становилось совершенно очевидно, что переговоры, инициированные Викжелем, зашли в тупик. Непримиримость противоборствующих сторон со всей наглядностью подтвердила правомерность опасений возможного раскола не только в рядах социалистов, но и в самих рабочих организациях. Кроме того, становилось ясно, что некоторыми политиками переговоры используются исключительно для прикрытия Гражданской войны. Как ни маневрировал Малицкий, Крушинский и другие представители Викжеля, их усилия не могли привести ни к чему позитивному.

* * *

Дальнейшее развитие событий весьма показательно. Ощутив бесплодность своей примирительной линии, железнодорожники пошли на сотрудничество с властью. Как только обозначилась правительственная коалиция большевиков и левых эсеров, Викжель принимает специальную декларацию о признании ВЦИК нового созыва и о согласии работать в Совнаркоме. Эта платформа была положена в основу официальной деятельности союза и публичных заявлений его лидеров72. Тем самым, после длительных колебаний, когда всё же пришлось делать выбор, железнодорожники поддержали радикальный революционный лагерь. Принадлежность к нему сулила немедленные политические и материальные приобретения73. Но сугубо конъюнктурной позицию Викжеля не назовёшь — по целому ряду вопросов, в том числе таких принципиальных, как вопрос о передаче управления народным хозяйством непосредственно в руки трудовых коллективов, а не государства, союз выступал с более левых позиций, чем большевики.

Но, видимо, время компромиссов действительно отодвигалось всё дальше в прошлое. Новая позиция Викжеля была встречена скептически как правыми, так и левыми. Недовольство правых нашло своё выражение, в том числе в тех оценках, которые прозвучали в адрес союза на общем собрании служащих Министерства путей сообщения. Атмосферу этого собрания передаёт прозвучавший на нём страстный призыв “охранять” “народное достояние”, т.е. железные дороги “от захвата и разрушения” “ленинским правительством”. При этом частью этого правительства отныне рассматривался и Викжель. В декларации, принятой собранием отмечалось, что служащие министерства “после октябрьского переворота...продолжат работу, связанную с обслуживанием транспорта” лишь в том случае, если этой работе не станет препятствовать “вмешательство самочинных организаций” — камешек, совершенно явственно брошенный в огород Викжеля. В своём решении служащие министерства фактически обвиняли лидеров профсоюза железнодорожников в попытке воспользоваться неразберихой для захвата контроля над ведомством в свои руки. Викжелю предлагалось отказаться от претензий на руководство МПС и, во-вторых, отказаться от проведения на железных дорогах большевистских декретов, “подрывающих авторитет законной государственной власти почти накануне образования таковой Учредительным собранием”. Тем самым, декларация больно ударяла не только по престижу Викжеля как демократической организации, но и по его экономическим интересам, поскольку категорически отказывала Викжелю в праве распоряжаться железнодорожным хозяйством и влиять на кадровую политику министерства74.

В революционном лагере к союзу железнодорожников относились столь же настороженно. Почувствовавшие себя победителями большевики, видимо, ждали от него безусловной капитуляции. А лидеры Викжеля снова и снова пытались в отношениях с властями выступать в качестве абсолютно равноправного партнёра. В результате, у левых, точно так же как и у правых, появился соблазн урезонить Викжель с его претензиями на управление транспортом. В своих планах большевистское правительство продолжало опираться на левое течение в союзе железнодорожников. Его окончательное оформление происходило примерно в те же дни, когда завершалась консолидация правых элементов союза.

Сторонники блока с большевиками собралась на Чрезвычайном Всероссийском съезде союза железнодорожных рабочих и мастеровых, начавшем работу 12 декабря 1917 года. На нём были представлены в основном пролетарские элементы союза. Именно они были большевизированы в наибольшей степени. Не удивительно, поэтому, что прежняя тактика руководителей Викжеля большинством съезда была определена как попытка шантажировать новую революционную власть угрозой забастовки. В позиции, занятой Викжелем в Октябрьские дни, собравшиеся готовы были видеть ничто иное, как потворство силам контрреволюции. И как результат — делегаты съезда отказали Викжелю в праве впредь выступать от имени “железнодорожного пролетариата”75.

Достигнутый успех большевики постарались закрепить и на II Всероссийском Чрезвычайном съезде железнодорожников, начавшем свою работу 19 декабря 1917 года. Несмотря на более широкую социальную базу (на нём помимо рабочих и мастеровых высокое представительство имели служащие, инженеры, линейное начальство), численно преобладали делегаты от левых партий. Представителей большевиков на съезде было 160 человек, и ещё 55 мандатов получили левые эсеры, тогда как правые эсеры имели лишь 100 голосов, а меньшевики и того меньше — 41 голос76. Доминирование радикальных элементов, как видим, нельзя назвать решающим, однако большевикам помогла очередная ошибка их оппонентов, решивших покинуть съезд. После предпринятого эсерами и меньшевиками демарша, оставшаяся пробольшевистски настроенная часть делегатов объявила себя съездом со всеми вытекающими из этого полномочиями и продолжила работу77.

В дальнейшем левая часть делегатов II Всероссийского Чрезвычайного съезда железнодорожников и делегаты Всероссийского съезда железнодорожных рабочих и мастеровых объединились и постановили взять на себя функции Чрезвычайного Всероссийского железнодорожного съезда. Он проходил с 5 по 30 января 1918 г. в Петрограде. Главным его итогом становится формирование нового, более послушного властям профсоюза железнодорожников, и его руководящего органа. Им становится Викжедор. В Викжедоре большинство “оказалось” не просто проправительственным — представителей оппозиции в него не допустили совершенно. В состав Викжедора вошли 37 большевиков, 17 левых эсеров и 4 социал-демократа-интернационалиста78.

Создание Викжедора серьёзно изменяло расклад сил в пользу большевиков. Тем самым, Всероссийский железнодорожный съезд как бы подводил определённую черту под непродолжительным, но очень важным этапом становления союза железнодорожников. Возникает резонный вопрос: если участие Викжеля в борьбе за власть в Октябрьские дни закончилось для него расколом, означает ли это, что в результате первого кризиса советского правительства железнодорожники оказались проигравшей стороной? Не слишком ли дорогую цену пришлось заплатить им за наивную решимость вмешаться в ход истории? Отвечая на этот вопрос представляется неверным забегать вперёд и затрагивать события переломного 1918 года. О них речь ещё пойдёт впереди. Что же касается ноября—декабря 1917 г., то в этот период итоговый баланс потерь и приобретений не выглядит для Викжеля столь уж отрицательным. Союз, хотя и не достиг всех поставленных целей, сумел заявить о себе как о важной политической силе, сбрасывать со счетов которую было рискованно и для правых, и для левых. При этом если и не сам Викжель, то его “институционный преемник” Викжедор к формированию профильного ведомства и правительственной политики на транспорте всё же был допущен. А кто действительно больше приобрёл, чем потерял — это рядовые железнодорожники, социальный статус которых после установления советской власти существенно вырос, ощутимо улучшилось также их материальное положение. В этом, как представляется, и следует видеть один из наиболее значимых результатов участия железнодорожников в Октябрьских событиях.

Что же даёт изучение драматической роли Викжеля в большевистской революции для понимания характера рабочего антибольшевистского активизма в целом? Прежде всего обращает на себя внимание отношение рабочих к своим политическим требованиям. Нельзя сказать, что рабочие были совершенно равнодушны к политике или что использовали политические требования исключительно в качестве ширмы, маскирующей их эгоистические устремления. В то же время рабочие в любой момент готовы были отказаться от них, получив какую-либо, пусть чисто символическую, компенсацию в экономической сфере. Отмеченный феномен может быть истолкован однозначно — революционный подъём в рабочем классе достиг своего пика и теперь постепенно угасал, долгосрочные политические цели теряли свою привлекательность. Большевики успели проскочить и добиться власти в самый подходящий для этого момент. Их же противникам теперь приходилось иметь дело с уставшей, всё более и более инертной массой. К тому же рабочие видели в большевиках революционную силу. В их глазах свержение большевиков было равнозначно победе контрреволюции. Столь же поучителен и анализ конкретных экономических требований, выдвигавшихся железнодорожниками. Их радикализм просто поражает. Они шли гораздо дальше того, что можно было бы осуществить на практике. Большевики столкнулись с тем, что рабочие оказались “большими большевиками”, чем они сами. Этот “стихийный большевизм” в будущем мог стать не менее благодатной почвой для антиправительственного брожения в обществе, нежели консерватизм другой его части.

В эпицентре первого кризиса Совнаркома

Вероятно, первый кризис советского правительства не был бы столь острым, если бы позиция Викжеля явилась чем-то исключительным, и другие органы пролетарской самоорганизации не поддержали бы железнодорожников. Однако этого не произошло, хотя большевики и старались представить дело таким образом, будто речь идёт исключительно о конфликте между рабочими и буржуазией79. В действительности, вскоре после окончания II съезда Советов профсоюзы Казани, Самары, Нижнего Новгорода, Астрахани, Пензы и некоторых других городов выразили поддержку требованиям создать коалиционное министерство из представителей всех левых партий80. Всё это предвещало возможность острых конфликтов между большевиками и классом, провозглашённым их основной социальной базой. В этом отношении показателен пример взаимоотношений большевиков с профсоюзом печатников, приобретших напряжённый, драматический характер.

Вскоре после прихода к власти, большевики пошли на закрытие оппозиционной прессы. Они не были первыми, кто “во имя революции” решился на запрещение оппозиционных газет. Ещё 5 марта 1917 г. исполком Петросовета, возглавляемый тогда Чхеидзе, постановил “воспретить выход в свет всем черносотенным изданиям”. Позднее, 12 июля, Временное правительство предоставило право военному министру и министру внутренних дел (т.е. социалистам Керенскому и Церетели) закрывать без суда и следствия газеты, выступающие против войны. Над редакторами этих газет нависала угроза судебных репрессий. Именно на основании этого постановления в своё время была закрыта большевистская газета “Правда”, другие левые издания81.

После своей победы теперь уже сами большевики посчитали возможным отплатить своим притеснителям той же монетой. Большевикам их действия по ограничению свободы печати представлялись всего лишь временными мерами, рассчитанными на период обострения классовой борьбы для “пресечения потока грязи и клеветы” против “революционной армии”82. Но рабочие-печатники ситуацию понимали иначе. Во-первых, печатники в свободе слова видели одно из важнейших достижений всей революции83. Во-вторых, ограничение этого права означало сокращение возможностей цехового самоуправления печатников, сужало сферу их трудовой деятельности. С бытовой же точки зрения, закрытие газет означало для рабочих печатного дела безработицу и голод84. Печатники очень чётко осознавали это85. Поэтому лозунг однородного социалистического правительства приобретал для них дополнительный смысл.

Печатники, и раньше славившиеся своими прочными демократическими традициями, и теперь отказались выступать в роли статистов86. Признавая, что остальные рабочие, в основном, действительно шли за большевиками, руководители союза горделиво заявляли, что печатники “в своём громадном большинстве чужды авантюристической политике заговорщиков”87. Печатники, так же как и железнодорожники, встретили наступления на их права серьёзным сопротивлением. 30 октября правлением Петроградского союза рабочих печатного дела принимается специальная резолюция. В ней требовалось: немедленно прекратить братоубийственную бойню; восстановить свободу печати; заключить соглашение всех социалистических партий о власти. В случае невыполнения их требований, печатники Петрограда грозились употребить все имеющиеся в их распоряжении средства для давления на противоборствующие стороны88.

Не менее активны оказались и их московские собратья по цеху. В передовице органа московского союза “Печатник” на следующий день после петроградских событий утверждалось, что большевистская победа не есть ещё победа рабочих. Автор передовицы, бывший первый председатель ВЦСПС М.Г. Гриневич, подчёркивал, что власть перешла в руки Советов лишь формально, а фактически она оказалась в руках узкой группы партийных функционеров89. Эту позицию печатники отстаивали и потом90. Газета московских меньшевиков в то время писала: “Рабочие и служащие московских газет, оставаясь верными славным заветам и традициям рабочего класса и демократии, считают свободу печати элементарнейшим правом демократического государства, одним из основных завоеваний революции”91.

Руководство московских печатников не смирилось с создавшимся положением и тогда, когда первый кризис советского правительства, казалось бы, близился к завершению. Оно по-прежнему настаивало на том, что именем рабочих “совершается величайший и позорнейший в истории обман”, “отнимаются у русского народа завоёванные им кровавыми жертвами политические свободы”92. Победу большевиков руководители московских печатников склонны были объяснять слабостью “самого рабочего движения, оторванностью верхушек его [организаций] от гущи рабочих масс, отсутствием традиций классового рабочего движения”93. Печатники полагали, что поддержка другими профсоюзами большевиков “в корне подрывает дальнейшее развитие профессионального движения”. По их мнению, вера рабочих в большевизм уходила корнями в традиционную для России веру в добрую власть94.

Не ограничиваясь декларациями, печатники Москвы переходили к действиям. Известно, например, что ещё в ходе боёв в городе за власть, рабочие Сытинской типографии отказались печатать большевистские листовки, протестуя против форм политической борьбы, возобладавших в те дни. В ходе самих боёв красногвардейцам пришлось брать типографию фактически штурмом, что также, вероятно, повлияло на позицию сытинцев95. Подробности происходивших в те дни событий содержатся в воспоминаниях московских рабочих -- колоритном, но лишённом “византийских преувеличений” и “витиеватых стереотипов” источнике96. Так, по свидетельству рабочих типографии М. и А. Нестеровых, через имевшегося большевика в заводском комитете, с которым имелась связь, была предпринята попытка переломить ситуацию среди сытинцев посредством переговоров. Только после долгих “препирательств” завком согласился собрать общее собрание типографии. При этом лидеры комитета уклонились не только от руководства собранием, но и от оповещения о его созыве. Из всего состава завкома лишь только состоявший в нём член большевистской партии решился выступить перед рабочими. Но его слова были встречены выкриками “вон”, “долой”, “прекратить бойню”97.

На “уговоры” сытинцев были брошены отборные силы партии. Но ни М.Н. Покровскому, ни И.И. Скворцову-Степанову рабочие не поверили. Их выступления постоянно прерывались выкриками и шумом. Лишь только страстная речь главного идеолога московских большевиков Н.И. Бухарина возымела действие. Очевидцы так передают этот эпизод: “И только тов. Бухарину удалось переломить настроение. Он не убеждал, нет. Он только ярко обрисовал рабскую жизнь рабочих у Сытина, их слепое “служение” ему, теперешнее поведение их как результат сытинского воспитания. Эта часть его речи вызвала возгласы: “правильно”, “верно”, а его фраза, что они привыкли “лизать зад” Сытину, вызвала одобрительный смех, создала такое настроение у собрания, что оно на призыв тов. Бухарина дало согласие печатать бюллетени”98. Кроме того, для умиротворения рабочих Сытинской типографии большевикам пришлось пойти на существенное повышение расценок за их печатную продукцию.

Но и в дальнейшем акции протеста рабочих Сытинской типографии периодически возникали вновь и вновь, и уже 30 октября ими принимается резолюция против Гражданской войны и за единство рабочих. В ней звучало расхожее в те дни и знакомое из документов Викжеля требование “единого революционного фронта”99. Резолюция была одобрена большинством в 1000 голосов против 30.

Против единовластия большевиков и за “единство всей революционной демократии” выступили в те дни и рабочие типографии Кушнарёва. Здесь соответствующая резолюция была принята вообще единогласно100.

.

* * *

Непросто после Октября 1917 г. складывалась ситуация и во Всероссийском исполнительном комитете союза служащих и рабочих на водных путях. Она в значительной мере повторяла ситуацию в исполкоме союза железнодорожников. Её анализ многое проясняет в действиях и других профессиональных союзов, попытавшихся занять нейтральную позицию. Октябрьские и последовавшие за ними события совпали в жизни союза водников с несколькими региональными делегатскими съездами. Они прошли в Петроградском, Киевском и Виленском округах. Большинство членов исполкома Союза водников в этой связи разъехались по региональным организациям. Остававшееся в Петрограде меньшинство членов исполкома не решилось обнародовать позицию союза по отношению к большевистскому перевороту. Своё молчание они объясняли неправомочностью меньшинства говорить от имени большинства. Только 7 ноября 1917 г. по возвращении с мест наблюдателей, посланных для участия в региональных конференциях, состоялось заседание исполкома водников. Оно было посвящено исключительно последним политическим событиям. На этом заседании было одобрено воззвание “Всем окружным комитетам, делегатским съездам и советам и районным комитетам”. В нём говорилось о том трагическом положении, в котором, по мнению исполкома Союза водников, оказалась страна. Руководство союза видело две причины сложившегося положения. Во-первых, речь шла о безответственной тактике “вождей петроградского большевизма”, поднявших часть рабочих и солдат на мятеж за две недели до созыва Учредительного собрания, за спиной большинства полномочных органов революционной демократии и социалистических партий. Во-вторых, столь же критически говорилось и о непримиримой позиции, занятой Комитетом спасения родины и революции.

В воззвании проводилась мысль, что действия двух конфликтующих сторон привели к гражданскому противостоянию. В результате резко уменьшились шансы на созыв Учредительного собрания в назначенный срок. Силы демократии оказались полностью деморализованы. Контрреволюция же, наоборот, подняла свою голову и начала мобилизацию своих сторонников. Фронт и хозяйственная жизнь страны оказались всеми забыты и скатывались к полному разложению. “Власти авторитетной, признаваемой всей демократией, — говорилось в документе, -в стране нет, вместо неё господствует кучка безответственных захватчиков и анархия, завоевания революции и страна находятся на краю гибели. Нельзя медлить. Нужно приняться за дело. Нужно спасать страну и революцию”101.

Какая же центральная власть, по мысли разработчиков воззвания, должна была сложиться в стране? “Только однородная власть, — декларировалось в воззвании Союза водников, — составленная из представителей всех социалистических партий начиная от большевиков и кончая н[ародными] социалистами] и "Единством" может возвратить Россию на путь революционного порядка”. По мнению авторов документа, эта новая центральная власть должна будет осуществить несколько мероприятий общедемократического характера: во-первых, провести Учредительное собрание; во-вторых, обеспечить торжество “демократического мира”; в-третьих, передать землю земельным комитетам; в-четвёртых, установить контроль над производством. Наконец, отельным пунктом говорилось о “решительном отпоре надвигающейся контрреволюции”.

Совершенно очевидно, что приведённые выше рекомендации чуть ли не списаны с деклараций Викжеля. Не случайно исполком водников в своём воззвании записал, что “приветствует Всероссийский Исполнительный Комитет железнодорожного] с[оюза]”, который взял на себя “инициативу создания однородной власти”. Приветствовалась в воззвании и решимость путейцев поставить “непримиримые до сего времени стороны” перед угрозой забастовки. Вместе с тем, нельзя однозначно утверждать, что платформа союза служащих и рабочих на водных путях была позаимствована у Викжеля. Позиция водников по вопросу о необходимости союза между всеми социалистическими партиями начала складываться задолго до описываемых событий. Ещё на демократическом совещании исполком Союза категорично заявил о недемократичности Временного правительств<



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-12-29 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: