«Снимок»
https://www.facebook.com/notes/wentworth-miller/snapshot/1692270300985905/
4 февраля 2016 г.
Может, ты вышел на улицу купить носки. Зайти в аптеку за лекарствами. Найти торт ко дню рождения друга.
Чем бы ты ни был занят, сейчас, когда ты идешь обратно к своей машине, твои мысли витают где-то далеко. Ты думаешь о следующем деле или о том, что такой-то сказал тебе вчера вечером. О том, как приятно греют лицо солнечные лучи.
Постепенно ты осознаёшь, что за тобой кто-то бежит. Он движетсябыстро, его подошвы громко стучат по тротуару. ШЛЁП ШЛЁП ШЛЁП. Когда он оказывается ближе, ты напрягаешься, сдерживаешься, чтобы не обернуться, надеясь, что это всего лишь какой-то несущийся сломя голову мальчишка.
Но не тут-то было. И ты это знал.
«Эй, Вентворт!»
И вот он здесь, идёт рядом, на расстоянии меньше метра от тебя. Фотографирует. ЩЁЛК ЩЁЛК ЩЁЛК.
Всё это время он говорит с тобой, пытаясь завлечь тебя в беседу своей нескончаемой болтовнёй. «Как дела, приятель? Снимаешься в чём новом?»
Есть вероятность, что он окажется не один. Второй парень займёт позицию с другой стороны или спереди от тебя, пятясь задом. Тебе придётся замедлить шаг, чтобы не врезаться в него. (Вероятно, это делается намеренно – чтобы провести больше времени рядом с тобой.) Работа второго парня состоит в том, чтобы фиксировать ваше взаимодействие на камеру.
Глядя только вперёд, чувствуя прилив жара к телу, ты вспоминаешь, что припарковался в самом конце улицы. И проклинаешь себя. ЩЁЛК ЩЁЛК ЩЁЛК.
Неожиданно приходится задуматься о многом стразу. Например, как бы не споткнуться. Не уронить пакеты. Не почесать нос так, чтобы на фотографии было похоже, что ты в нём ковыряешься.
Люди смотрят, как вы трое проходите мимо, загромождая тротуар. ЩЁЛК ЩЁЛК ЩЁЛК.
Если после их прибытия ты сохраняешь молчание, предпочитая не ввязываться в неподготовленное интервью (на что ты имеешь право), этот поток слов может скатиться к личному. Может быть, к очень личному. К темам, которые ты не решишься обсуждать даже с самыми близкими и дорогими людьми. Они, улыбаясь, будут вывешивать эти словесные приманки – аппетитные, хотя и раздражающие – прямо перед твоим носом. Потому что они знают, что ты ничего не сможешь им сделать. ЩЁЛК ЩЁЛК ЩЁЛК.
Та часть съёмки, где тебя ловят на крючок/берут на мушку, не предназначена для публичного обнародования. Разумеется. То, что увидит свет, – это твоя реакция. Ругательство, которое ты пробормочешь. Опрометчивый резкий ответ. Если им повезёт – несколько крепких фраз, выражающих ненависть. Если им очень повезёт – то, как ты полезешь на них с кулаками. (Экшн-сцены приносят больше денег. Естественно.) ЩЁЛК ЩЁЛК ЩЁЛК.
Иногда, если диалог не складывается, они предлагают скрыться с твоих глаз. «Скажи только одно словечко, друг, и я от тебя отстану».
В их голосах может звучать сочувствие, когда они делают это.
Великодушно предлагают вернуть тебе что-то (твою приватность, твоё личное пространство, право быть оставленным в покое), что минутой ранее уже и так было твоим.
Искусно ставят тебя в такое положение, что теперь, чтобы заниматься своими делами, ты вынужден просить разрешение на это у незнакомого человека. Они словно делают тебе одолжение. ЩЁЛК ЩЁЛК ЩЁЛК.
Наконец ты рядом со своей машиной. Опять-таки, тут приходится задуматься о многом другом, кроме бегущего по спине пота, гудящей головы, дрожи в руке. Например, как достать ключи от машины. Открыть дверь. Забраться внутрь, не ударившись головой (экшн-сцена!). Пристегнуть ремень. Завести двигатель. Выехать с парковки, ничего не задев. Или никого. Как бы тебе этого, может быть, ни хотелось. О чём они знают. Они, конечно, продолжают улыбаться. ЩЁЛК ЩЁЛК ЩЁЛК.
Потом ты едешь в потоке транспорта, проверяя в зеркале заднего вида кончилось ли это или только начинается. Едешь. Смотришь в зеркало. Едешь. Смотришь в зеркало. Ты едва не врезаешься в машину впереди, потому что концентрация твоего внимания нарушена. Ты делаешь несколько глубоких вдохов, решаешь 20 минут поездить по другим дорогам прежде чем отправляться домой, много раз кружишь по одному и тому же кварталу(-ам), пока не удостоверяешься, что никто не висит у тебя на хвосте. Ты не хочешь, чтобы они узнали, где ты живешь. (Срочная новость: они уже знают.)
Много лет назад я прочитал статью о лос-анджелесских фотоагентствах, за умопомрачительные гонорары снабжающих международные рынки снимками и видеосъёмками. В той статье утверждалось, что, как ни странно (?), многие папарацци – это бывшие заключённые, которых нанимают сразу после освобождения. Эти агентства, как там говорилось, поступают так по двум причинам. Во-первых, это даёт им право на налоговые льготы. Вторая причина – это то, что некоторые из этих людей, предположительно, способны сделать всё что нужно, чтобы заполучить требуемый кадр. Зайти чуть дальше.
(Правда ли это? Я не знаю. Я просто повторяю то, что прочитал.)
Но я точно знаю, что однажды сидел в своей машине, ждал зелёный свет и – незамеченный – наблюдал, как на лос-анджелесской улице группа мужчин с фотоаппаратами преследует какую-то женщину. Если бы она выбрала другую профессию, этим делом заинтересовалась бы полиция. Вместо этого успешную, во всех других отношениях уверенно контролирующую собственную жизнь личность низвели до статуса дичи, а полученные в результате снимки – пока мы осуждаем притеснения, с которыми ежедневно сталкиваются на городских улицах женщины – распространили для нашего удовольствия. Добро пожаловать в Голливуд.
Когда знаменитости пытаются описать, как их фотографируют папарацци, они не стесняются в выражениях, а потом их упрекают в том, что они употребляют не те слова. Я бы назвал это интеллектуальным ограблением. Психологическим нападением. Кто-то, кого ты не знаешь, против твоей воли решил что-то у тебя забрать, и в результате перемена произошла и в тебе самом. В моём случае, судя по опыту, эта перемена может длиться довольно долго. Раньше мне требовалось некоторое время, чтобы успокоиться – отпустить ситуацию – после столкновения с папарацци. Однажды у меня висели на хвосте в течение восьми часов. В ту ночь я не мог заснуть. И в следующую – тоже.
Но ещё хуже может быть косвенный ущерб.
Может, ты ужинал вне дома вместе с другом. Вы платите по счетам, выходите из ресторана, и обнаруживаете, что вас поджидают незнакомцы с фотоаппаратами. ЩЁЛК ЩЁЛК ЩЁЛК. Твой друг не актёр, не имеет отношения к кинобизнесу. Он или она не готовы к встрече со вспышками, с этими звучащими из темноты перед вами голосами. ЩЁЛК ЩЁЛК ЩЁЛК. Надеюсь, вы успели обменяться объятиями до выхода из ресторана, потому что возможности сделать это сейчас у вас уже не будет. ЩЁЛК ЩЁЛК ЩЁЛК. Вы разделяетесь и идёте к своим машинам. Приятный вечер заканчивается на напряжённой, недоброжелательной ноте...
Только это ещё не конец. Те снимки нельзя просто так выложить онлайн. Их нужно сопроводить какой-то историей. Поэтому такая история будет придумана. Возможно, с нуля. Что угодно, что сможет гарантированно обеспечить больше всего заходов на эту страницу. Вдобавок её сопроводят цитатами авторства анонимных «источников», присутствовавших на месте событий (также созданных с нуля).
Так как твой друг не должен остаться загадкой (я сейчас предполагаю, как это делается), за ним/ней/ними проследят до его/её машины, запишут её номер, свяжутся с надёжным знакомым (в полицейском участке? в транспортном управлении?) и установят его/её личность. Теперь у него/неё есть имя, которым можно подписать снимки. За одну ночь твой друг становится неким отдалённым подобием знаменитости, насущным хлебом для блогеров и комментаторов, которые начинают нелестно отзываться о его/её внешности. И твой друг, не подумав, обязательно прочтёт всё это, если только ты заранее не предупредишь его/её не делать этого. Друзья и семья твоего друга прочтут это тоже. Когда дело доходит до слёз, естественно чувствовать свою ответственность за них.
Я думаю, что к тому времени, когда люди начинают просматривать эти снимки в Сети или пролистывать газетные страницы с ними, стоя на кассе в магазине, впитавшаяся в эти фотографии энергия, – хищническая, паразитическая – уже рассеялась, и эти фото кажутся достаточно безвредными. Даже полезными. Как возможность встретиться со старым знакомым. «Ой, посмотри – такая-то вынула письма из своего почтового ящика. Молодец. Теперь она может зачеркнуть этот пункт в своём списке дел».
Я слышал, что есть знаменитости, которым очень нравится такое внимание, которые даже специально устраивают такие встречи, заранее предупреждая своих любимых фотографов и сообщая им о своём маршруте на конкретную дату. «Я выйду оттуда-то в час дня. Увидимся на месте».
(Зачем они это делают? Я не знаю. Придётся спросить у них.)
Лично я никогда не понимал, что полезного может принести целенаправленнаяохота за папарацци. Существует дюжина снимков, на которых я выхожу из одного и того же «Старбакса». Единственное, что на них меняется, – это во что я одет и сколько стаканов кофе я держу в руках. Насколько я знаю, ни одна из этих фотографий не обеспечила мне новую роль и не вызвала скачок рейтингов. Стоит отметить и то, что я не получил ни цента с их продаж.
Если говорить о роли папарацци в придумывании/рассказывании каких-то сказок про личную жизнь – например, о том, что я был гетеросексуалом, в те годы, когда я был «гетеросексуалом», – то, на самом деле, я предпочёл бы вообще не подвергаться никакому вниманию. Находясь в общественном месте, особенно с кем-то, кто был мне небезразличен (в романтическом или ином смысле), я меньше всего бы хотел столкнуться с фотографом.
Можно предположить, что знаменитости, обхаживающие папарацци, задают тон остальным из нас, и, поступая так, лишают нас права жаловаться. Стоит тебе по ошибке поплакаться об этой проблеме публично, в ответ ты, скорее всего, получишь фразу: «Ты сам на это напросился/ты этого заслуживаешь/ты знал, на что шёл».
Ответ «ты этого заслуживаешь» объясняется той же причиной, что лежит в основе любого ответа, чей смысл сводится к «ты этого заслуживаешь». Отсутствием сочувствия. Противоречивые отношения восхваления/обесчеловечивания и зависти/презрения во многом подпитываютзначительную частькультуры знаменитостей и наш интерес к ней. Интерес, который заботливо подогревают и эксплуатируют те многочисленные медиаресурсы, чьё существование зависит от него.
(Или нет. Я могу быть неправ. Это всего лишь теория.)
«Какая разница?» – спрашивали меня. «Не всё ли равно, где тебя снимают, – на выходе из «Старбакса» или на красной дорожке?» Скажу очевидную вещь, но второй из этих вариантов подразумевает добровольность. Это часть работы. Ты красиво одеваешься, позируешь фотографам, рекламируешь продукт. Когда кто-то фотографирует меня на выходе из «Старбакса», не рекламируется никакой продукт. Только удовлетворяется чей-то аппетит.
Когда мы жадно разглядываем сделанные папарацци снимки знаменитостей (или, хуже того, их детей), мы смазываем вращающиеся шестерёнки механизма, с помощью которого у мужчин, женщин и семей без их согласия отнимают и продают принадлежащие им вещи. Предпочитаем ли мы осознавать это – здесь выбор остаётся за нами. Точно так же как и предпочитаем ли мы считать людей, которых преследуют и щёлкают на фотокамеры ради нашего потребления, действительно «людьми», заслуживающими большей приватности и уважения.
Вот что я хочу спросить: если вы тот самый человек, который привык смотреть на фото знаменитостей, и это приносит вам удовольствие, и вы знаете, каким путём и какой ценой делаются эти снимки, и вы считаете себя «поклонником», то чему же именно вы в действительности поклоняетесь?