Глава 13. Время молодости. 7 глава




Кипит от раздражения прямо. Видать, и вправду что-то личное нес, пока я тут ушами хлопал.

— Роль воспитанника в моей жизни приравнена к роли личного наказания, — добродушно ухмыльнулся напряженному парню Тони. — Если тебя так интересует, то этот крест я тащу, тяжело вздыхая и осознавая всю степень своей пропащей разгульности, которая и довела меня до подобных кошмаров. То есть, можно сказать, что тащу смиренно и со всей полагающейся магу покорностью.

— С удовольствием, в общем, — давя улыбку, резюмировал с подоконника Дэнни.

МакКейн выразительно промолчал, поглядывая на изо всех сил пытающегося сохранять безучастность Мэтта. Получалось у того скверно, и Тони предположил, что Кэт, наверное, делает над собой сейчас титанические усилия, чтобы не рубануть напрямую все, что она думает о явно ошарашенном собственным наставничеством Уилсоне.

Тут святым надо быть, чтобы не комментировать…

Мистер Драко откинулся на спинку стула и принялся разглядывать свои ногти. Вот уж кто точно удовольствие получает, улыбнулся Тони. На нас, идиотов, глядя.

Хоть он и не видел особого смысла в этих новых занятиях, да и не очень понимал, зачем вообще они были так спешно введены в общий курс, здесь было, как минимум, забавно. Как максимум — создавалась возможность задуматься еще кое о чем, на что вечно то ли не оставалось времени, то ли, вроде, и не было особой нужды его выделять.

— Я серьезно спрашивал, между прочим, — сквозь зубы процедил Рэй. — Напомнить, как ты носился между ней и Рэмметом первое время? — резкий кивок в сторону Кэти.

Та закусила губу, давя ухмылку. Вероломная тварь, снова мрачно подумал Тони, глядя, как девушка размеренно дышит, чтобы не дать себе заговорить. Вот только хоть слово брякни сейчас.

— Ты же не носишься, — сказала Вилена. — При чем здесь это?

Вот чего МакКейн не понимал точно, так это — на хрена ей дают право голоса. Пусть ребенок слушает, кто тут против, но — какого Мерлина она берется рассуждать о том, чего своей детской головой уж точно не уразумеет?

— Он хотел сказать, что у наставников бывают проблемы, — невыразительно обронил Дэнни. — Даже у Тони, который сейчас делает вид, что их никогда не было, и поэтому не хочет включаться в чужие.

— А, — ровно откликнулась девочка. — Это пример был. Спасибо.

Переговаривались они забавно. Даже не глядя друг на друга, и… до Тони только сейчас дошло, что Вилена не задавала вопроса наставнику. Она всего лишь выразила непонимание ситуации, а Дэнни вклинился и поставил ее на место одной фразой, тогда как, промолчи он — и все они, вместе взятые, вряд ли бы заставили дотошную девчонку заткнуться так быстро.

Что-то в этой парочке было, Мерлин бы их побрал.

Черт — в них всех что-то было. В каждых, если задуматься… ну, то есть — почти в каждых.

Тони снова бросил быстрый взгляд на сосредоточенно-отсутствующее лицо Мэтта. Каменюка, мрачно подумал он. Болван безучастный, бесчувственный, что ты, что любовник твой, вам такое досталось, такое! Даже близко ведь не понимаете, что именно. Что вы ему дать, вообще, можете? Два мозга ходячих. Таким, как Рик, нужны сильные руки, нужна властность — и горячность, и вера, вы ж даже разговариваете с ним, наверное, по регламенту. Бедный пацан там засохнет с вами вконец…

Однажды психанув и разбушевавшись на эту тему дома, Тони был изумлен до безмерности, напоровшись на яростную поддержку Кэт — та, оказывается, тоже тихо бесилась, глядя на Ричарда и его семейку. Мальчишка — хрупкий, насмешливый, молчаливый и упрямый, одновременно и сильный, что восхищало, и какой-то трогательно одинокий, что поражало, вызывал бешеное желание вмешаться и позаботиться, втянуть его во что-то живое и кипучее, увлечь, заинтересовать… Вот только стоило подойти к нему ближе, чем на три фута, как за его спиной тут же вырастали два безмолвных телохранителя с широкими кулаками и не предвещающим ничего хорошего взглядом, и…

В общем, потом только и оставалось, что орать и бесноваться у себя в комнате.

Мерлин, Рик так напоминал Доминика — вот этой своей хрупкостью и самостоятельностью, и отстраненностью, и угадывающейся за ней гибкой, упрямой силой — что не реагировать просто не получалось. Хоть руки себе изгрызи.

А Доминик, кстати, их с Кэтрин рвение не поддерживал. Говорил, что этот парень сам способен кого хочешь увлечь. Что б он понимал, вообще.

Тони даже не сомневался, что Мэтт Уилсон и секс — вещи несовместимые. Как у них там это бывает с Дарреном, он и представить не мог — наверное, так же занудно и механистически, как и все, что оба этих придурка делают. А разве такое нужно Ричарду? Такие вот наставники? Да они даже прикоснуться к нему еще сто лет не надумают. Или сделают это так по-идиотски, что парню отдельная консультация у учителя потребуется, чтобы в себя прийти…

Тупиковая семейка, мрачно подытожил он, глядя на мечтательно прикрывшего глаза Рика — мальчишка сидел, прислонившись к стене и отдав Вилене на растерзание левую руку. Та сосредоточенно то ли выкручивала ему пальцы, то ли пыталась изогнуть их в каком-то новом для суставов направлении.

— Рэй, я не думаю, что самое главное — определить роль, — медленно проговорил Дэнни. — У меня это было не так, роль вообще не важна, по-моему. Воспитанник сам займет то место, которое ему нужно, твоя задача — только ему не мешать.

— Ты говоришь, как водный маг, — с тоской усмехнулся Рэй. — Извини, Дэн, я понимаю, как это по-идиотски звучит, но в вашей паре главный — не ты. Хоть ты и старше чуть не в два раза, и наставник, но у меня, глядя на вас, каждый раз возникает ощущение, что наоборот тоже бывает. Что иногда воспитанник становится ведущей фигурой.

— Я тебе это и как учитель подтвердить могу, — вклинился в разговор мистер Драко. — Мой воспитанник всегда вытворял, что хотел, я только подчинялся. Ну, или хныкал, когда подчиняться становилось уж совсем страшно.

Рэй вскинул на него обалделый взгляд.

— А мисс Луна? — спросил он, уложив, наконец, в голове, что Гарри Поттер — и впрямь по рангу посвящений в этой семье далеко не старший.

Мистер Драко пожал плечами.

— Луна тоже вытворяет, что хочет. Впрочем, в ее терминах и я вытворяю, что хочу, так что здесь аналогия неправомерна. Спроси у нее сам на следующем уроке, если надумаешь — правда, у нее опыт наставничества еще смешнее моего. Там даже спорить о том, кто ведущий, не имеет смысла. При всей ее самостоятельности, Луна всегда ждала того, кому сможет подчиняться… а мы ей этого дать не могли, ни я, ни Гарри. Мы просто никогда не понимали ее до конца.

— Вы же ее наставник! — подняла голову Вилена. — Как вы можете ее не понимать?

— Легко, — улыбнулся мистер Драко. — Так же, как Рэй не понимает Лоуренса. Ты ведь не понимаешь, Рэй? И в этом все дело?

Теперь поднял голову возмущенный Лоуренс. Тони с интересом уставился на него — за все дни, прошедшие с тех пор, как этот парень объявился на занятиях, он еще ни слова никому не сказал. Может, хоть теперь заговорит?

— Не знаю, — помолчав, выдохнул Рэй. — Иногда кажется, что понимаю. Вообще все. А потом кажется, что ошибаюсь — вообще во всем.

— Ты ему просто не веришь, — сочувственно заметила Кэти.

В обращенном на наставника взгляде Лоуренса мелькнул немой укор.

— С тем же успехом можно сказать, что я сам себе не верю, — мрачно констатировал Рэй. — А Ларри тут вообще ни при чем…

Вот теперь во взгляде мерцало сожаление. Почти горечь. И — хотя Тони не был уверен, что ему не показалось — обещание. Сделать что-то позже, когда они останутся одни.

— Ты же маг, Рэй, — вздохнул Дэнни. — Тебе, вроде как, уж в себе уметь разбираться природой положено. А в том, что ты к воспитаннику чувствуешь — тем более.

— Это у водных магов вот так происходит? — наконец подал голос молчавший Мэтт. — Вы всегда способны разобраться в своих чувствах и сделать это почти мгновенно?

Исследователь хренов.

— Ну, в общем — да, — Дэнни немного смутился. — А что тут сложного? Просто не ко всему надо подбирать определения, но в целом я прекрасно понимаю, что именно чувствую.

— И твои чувства тебя не пугают? — продолжал допытываться Мэтт.

Дэнни медленно покачал головой.

— Потому что для меня определения важны, — заявил Уилсон. — И, пока я хотя бы примерно не могу их нащупать, или даже — понять, к какому классу отнести какое-то чувство, мне сложно решить, как к нему относиться, и нужно ли его поощрять, или, может, нужно, наоборот, его сдерживать.

Тони со всей ясностью ощутил, что закипает. Безо всяких определений. Такое не спутаешь. Чувства он, видите ли, по классам распределяет!

— Мне будет понятнее, если ты приведешь пример, — мягко намекнул Дэнни.

Этот тюфяк точно вырос в правильную последовательную сволочь, какой и должен быть любой порядочный маг. И успел же когда-то.

— Хорошо, — невозмутимо кивнул Мэтт. — Я все понимаю про желание заботиться и оберегать, и про понимание тоже — не знаю, Рэй, как с этим могут быть проблемы, так что извини, тут ничего подсказать не могу. Рику достаточно захотеть чего-то или подумать об этом, и я слышу, чем ему помочь, и надо ли. Но все равно есть вещи, которых я не понимаю.

Дэнни прямо весь обратился в слух. Вилена почему-то — тоже. Даже многострадальную ладонь Рика в покое оставила.

— Я говорил с Тимом, у него тоже так, — не совсем понятно проговорил Мэтт, подбирая слова. — И он тоже не знает, как это назвать… Иногда мне кажется, что меня просто разрывает изнутри. Что я не хочу ничем заниматься, и думать ни о чем не могу, прямо руки опускаются. Очень странное состояние, причем оно не исчезает до конца никогда, только ослабевает, а потом опять накатывает. Мне сложно формулировать свои мысли в это время, я могу только смотреть и молчать, и ждать, что он сам скажет или покажет, что ему нужно. Потому что, кажется — я готов что угодно сделать. Для него. И еще… мне страшно действовать. Такое ощущение, что я не уверен вообще ни в чем… я просто боюсь причинить ему боль. Но не действовать тоже невозможно. Мне важно что-то делать, и я не могу сделать ничего, потому что не вижу, что именно хочу сделать, вообще. Не понимаю. Но это так важно, что меня как будто заклинивает, и в результате я и не работаю, и не думаю, только смотрю в одну точку, и отпускает, только когда Рик начинает сам что-то делать. Неважно, со мной или просто. Говорить, думать. Тогда я могу включиться в его действия или вернуться к своим. Но все равно — я как будто постоянно… черт. Думаю о нем, что ли? Хотя я не думаю. Я просто хочу для него что-то сделать — и не знаю, что. И не знаю, надо ли это ему, и мне тоже. Я даже… как об этом сказать — не знаю. И надо ли говорить, или лучше это куда-то запрятать…

Закончил он в гробовой тишине. Дэнни улыбался в кулак, пряча глаза. Нахмурившаяся Вилена сосредоточенно кусала губы, что-то обдумывая. Рик, прислонившись затылком к стене, повернул голову и теперь смотрел на Мэтта. Очень странно смотрел.

Мистер Драко же смотрел в пол, хотя ничего особенного в полу не было.

— Хренассе, — наконец обалдело сказал Рэй.

Тони был с ним абсолютно согласен.

— Мэтт, — негромко позвал парня Лоуренс. — Э-э-э… извини, но, по-моему, это называется «нежность».

У него был такой вид, словно он чувствовал себя полным идиотом, объясняя кому-то подобные вещи. От него веяло неловкостью и одновременно — вот именно ею же. Нежностью. От этого факта Тони обалдел так, что в первую минуту даже забыл заметить, что Лоуренс вообще наконец-то изволил заговорить.

— И в этом еще и ничего странного нет, — добавил Дэнни. — Воспитанник — это тот, кто к тебе ближе всего. И ближе всех. Мэтт, это нормально — чувствовать такое именно к нему.

Кэти совершенно отчетливо фыркнула. Мистер Драко подпер кулаком подбородок, всем видом выражая заинтересованность, но пока промолчал.

— Что? — обернулась к нему девушка. — Если вам интересно, то Доминик мне намного ближе, чем этот чурбан, — кивок в сторону Тони. — И с ним куда проще. И интереснее. И в постели он…

Нет, она точно нарвется когда-нибудь. Если руки дойдут.

— Хорошо, молчу, — и глазки опустила, и улыбается. Вот лучше б сказала уже. Теперь все будут думать, что Тони МакКейн в постели — полное дерьмо.

Доберусь до тебя вечером — взвоешь. Слово старшего мага.

Мигом улыбаться расхочется…

— Ты тут необъективна по определению просто, — хмыкнул Дэнни. — Конечно, с магом родственной стихии тебе проще, даже если он тебе не наставник. Вот если бы они оба были огненными или воздушными, ты бы точно выбрала Тони. Стихийная связь перевесила бы.

Все, как по команде, тут же уставились на Рика. Даже учитель.

Парень недоуменно моргнул.

— Вопрос сформулируйте для начала? — буркнул он, опуская голову. — Кто из них мне ближе, что ли? Или — кто понятнее? Или — с кем проще? Это разные вещи все.

— Вот на все и отвечай, — посоветовал мистер Драко. — Если сможешь.

— Проще — конечно, с Тимми, — пожал плечами Рик. — Да и понятнее, пожалуй. Хотя нет, тут без разницы, и… если говорить о том, кто из них для меня больше делает, то это некорректный вопрос. Сама постановка, в принципе. Или — для кого больше делаю я. Но если говорить о легкости отношений, то это — Тимми. Всегда.

Мерлин, он этих своих чурбанов еще и различает! Тони скрипнул зубами.

Уилсон почему-то заулыбался. Даже как будто расслабился, словно что-то долгожданное замечательное такое услышал.

Гоблин вас разберет, земных магов, глядя на него, мрачно подумал Тони.

 

* * *

 

Ладонь незаметно скользнула под футболку и улеглась на спину, мягко прижавшись к коже. Под пальцами лениво перекатывались мышцы, туда-сюда, в такт движениям Рика — он лежал на полу, перевернувшись на живот и болтая в воздухе пятками, закушенный ноготь и челка, падающая на глаза, будто и вовсе один в комнате. Тимоти в который раз задумался, как можно читать сквозь мешающиеся волосы, и тут же поймал себя на том, что сам отвлекся и снова пялится не туда.

Взгляд вернулся к пергаменту. Четкий, квадратный почерк Мэтта, аккуратные линии — они ломали головы над этой схемой вторую неделю. То ли что-то опять не учли, то ли вывод был пока за гранью их понимания, а в схеме все верно, и ошибку нужно искать не здесь.

Наверное, она находилась бы лучше, если бы вечера не забивались через один под завязку чем-то другим. Сложно работать, когда работать не хочется. А хочется совершенно другого.

Сидеть вот так и молчать часами, чувствуя тепло его кожи, слыша, как он шелестит страницами. При всей нелюбви Рика к книгам как классу, кое-что он все-таки охотно шерстил — вот конкретно эту, кажется, от Энни вчера приволок, возбужденный, как совенок перед первым полетом.

Нет, Тиму нравилось, что парень вообще смог наконец-то сблизиться хоть с кем-то. Энни, Брайан, Лоуренс, Филипп… Дэнни. Водные маги, все до единого — вот это немного смущало. Не считая Вилены, которая таскается за Ричардом чуть не с первого дня, но она, пожалуй, не в счет. У них слишком странные отношения… чтобы тут вообще имело смысл об отношениях говорить.

Не нравилось другое. То, что работать не хотелось совсем, и, даже если Ричард где-то пропадал, Тим предпочитал теперь провести вечер, глядя в одну точку и не думая ни о чем. Точнее, о том, что было бы, если бы он был дома. Что будет, когда он придет. Вспоминая, как это было вчера и позавчера.

Как, всего однажды выбравшись в общую гостиную, Рик вернулся под вечер, нервный и замкнутый, будто раздавленный, а Тим позабыл в одно мгновение, что именно только что пытался читать, глядя на неуверенно замершую посреди комнаты фигурку.

— Случилось что? — не найдя подходящих слов, спросил он тогда.

Рик беспомощно качнул головой.

— Устал, — почти без звука прошептал он. — Я… можно?..

У него был совершенно бездонный, пугающе подавленный взгляд — Тимоти понятия не имел, что нужно было делать, чтобы так вымотаться. Он просто протянул руку и ухватил несопротивляющегося мальчишку, потянул к себе, позволяя молча забраться на колени, уткнувшись носом в шею, замереть, сжавшись в комок. Ладонь на плече Тима, пламя в камине, и снова казалось, что слов не нужно совсем, да их и не было — ни их, ни мыслей — только оглушительный покой, почти неслышный стук сердца, тихое дыхание, и русоволосая макушка, которой не получалось не касаться губами, осторожно и мягко, и беззвучное фырканье Рика. Его ленивый, расслабленный голос, хрипловатый и сонный, когда объявился Мэтт, и оказалось, что времени заполночь, а Тим никак не мог сообразить, куда оно делось, это злосчастное время. Как будто сам провалился в прострацию, где потрескивал огонь, тени расползались по углам, а Рик тихо дышал, прижавшись, приникнув и спрятавшись в нем, в его объятиях.

Мир с ума сошел, констатировал Тим, кусая губы. Машинально поглаживая большим пальцем спину Рика, он невидяще смотрел сквозь пергамент. Мы все тут с ума сошли.

Это немного пугало — в основном, тем, что Тимоти уже не мог четко вспомнить, отчего так страшно боялся чувств до появления Ричарда. Потому что — ведь правда, они с Мэттом сошлись не на том, что оба не умели чувствовать. На том, что оба — боялись. Так хорошо, что почти поверили, пока жили вдвоем, что чувств не существует в принципе. В их мире. Для них. И так и правильно.

Рик умел плакать и не стыдиться этого, хотя жутко стеснялся любой заботы. Его проще всего было поставить в тупик, спросив — что тебе нужно? Всякий конфликт с ним можно было закончить, молча протянув к нему руки, он сразу терялся, и время опять начинало мерцать, затормаживаясь или убегая вперед. Рик не любил слов и определений — и, возможно, именно поэтому недолюбливал книги — но пасовал перед прикосновением или взглядом.

А от его прикосновений до сих пор вышибало рассудок.

Тим беззвучно выдохнул, прикрывая глаза. Их мир превратился в хаос с тех пор, как в нем появился Рик. Два земных мага плавали и барахтались в этом хаосе, потеряв направление и опору, перестав ощущать вообще все, что составляло раньше казавшийся совершенно незыблемым фундамент. Они променяли это на тишину его присутствия, на непонятные и необъяснимые чувства, которым отчаялись подобрать названия, на плотно воцарившийся над их комнатой полог завораживающего наваждения, полного страхов, предвкушений и затаенных надежд. Рик был единственным, вокруг чего теперь строился мир. Тем стержнем, на котором он все еще целиком и полностью удерживался, весь, и Тим леденел от ужаса, пытаясь представить, что мальчишка мог бы исчезнуть отсюда. Куда угодно.

Что его больше не будет — в комнате, на занятиях, на работах, что он перестанет ощущаться ежеминутно, яркой беззвучной вспышкой, мерцающей, где бы он ни был. Что закончатся вечера и дни, когда, даже если его нет поблизости, ты знаешь — он рядом. Он есть.

А ночь снова станет временем для сна или разговоров. Так отчетливо, бесповоротно — пустым, как было до его появления. Только теперь Тимоти очень хорошо чувствовал разницу.

Пальцы невольно сжались, царапнув кожу. Рик глухо застонал — подняв голову, Тим обнаружил, что мальчишка лежит, уткнувшись лбом в согнутые руки и отодвинув захлопнувшуюся книгу. Лежит и наверняка опять изо всех сил старается молчать, кусая губы, он всегда так делал, когда к нему прикасались. Даже если это всего лишь тень касания, вот как сейчас.

Тимоти просто дурел от этой реакции, пьянел мгновенно и сразу, только услышав прерывистое дыхание. Ночи давно превратились в завораживающий, задыхающийся дурман — обнимать Рика, чувствовать, как он прижимается к тебе спиной, беззащитный и открытый, слышать его сбивчивый, теплый, обволакивающий шепот — не надо, Тимми… Как он при этом все равно льнет к рукам, прячет алеющие щеки в подушке, Мэтт целует его ладонь, каждый пальчик, по одному, каждый дюйм на запястье, и тишина бухает в ушах молотом — как можно остановиться, когда его «не надо» звучит как «пожалуйста», он все еще не понимает, что именно значит для нас. Не верит, что он — дома, навсегда, там, где будет нужен и важен, что бы ни произошло, ни случилось, ни изменилось. Что мы продадим остатки душ, лишь бы ему было хорошо.

А ему хорошо, когда к нему прикасаются — Тим не понимал, почему, просто соглашался, такая вот данность, рядом с ними спит нереальный какой-то кинестетик, таких и не бывает, наверное, больше всего пугающийся чужих рук, так сильно нуждающийся в них. Ласкающих, согревающих, медленных, теплых, близких. Родных.

Страх быть неуклюжим, неловким, страх сделать что-то не так, испугать, оттолкнуть, а хуже — разбить вдребезги нечаянным жестом эту сгущающуюся над ними бездонную, застывшую тишину растворялся так же упрямо и неотступно, как и страх Рика привыкнуть к ним. Тим помнил ту ночь, когда чуть не довел мальчишку до крика, просто поглаживая его по спине, помнил собственное оцепенение, не позволяющее остановиться, задуматься, и то, как каждый выдох, казалось, еще глубже затягивал куда-то в темный, бесконечный омут, где в его руках дрожало и билось счастье.

А еще он помнил ощущение, как от обрушившегося сразу со всех сторон удара молнии, когда Мэтт наклонился и поцеловал стонущий рот, взяв в ладони пылающее лицо — этого хватило, чтобы он и сам, вцепившись в горячее тело, прижался губами к открытой шее. Мэтт был то ли смелее, то ли как будто бы проще. Он всегда умудрялся все делать первым. Рик ему позволял.

Или, может, позволил бы и Тиму тоже — кто знает. Тимоти никогда не пытался сделать того, в чем не был уверен, и уж точно никогда не решился бы ни на что, если бы не Уилсон. Ждал бы прямой просьбы, что ли…

Собственно, он ведь ее и получил. Доведенный в одну из ночей, судя по взгляду, до одури вскриками и стонами Мэтт однажды оторвался от Рика и одним движением перевернул несопротивляющегося мальчишку лицом вниз, ставя на колени и прижимая к себе. Тим помнил захлебывающийся, несмолкающий отчаянный крик — рванувшись за ними, он приник к разомкнутым губам, целуя и целуя их, уже не понимая, кто из них сейчас стонет, в чьи бедра с силой впились пальцы Мэтта, удерживая на месте. Уилсон не двигался, просто вжался в Рика всем телом, и если его ощущения хоть на йоту совпадали с тем, что тогда чувствовал Тим, то можно было и вовсе не двигаться. Кончить только от того, что в твоих руках содрогается именно он, от его сладких, хнычущих стонов, от того, что ты — в нем, от одного осознания — Тиму казалось, он не выдержал бы и пары мгновений. И при этом — никогда еще пульсирующее в крови возбуждение не казалось таким бесконечно далеким от того, что было в жизни у Тима раньше. Таким важным. И оно, и то, что Ричи рухнул лбом в простыни, и, едва отдышавшись после оргазма, повернув голову, уставился на него — все, чего Тимоти боялся и не понимал в его взглядах, хлестало сейчас из огромных, почти черных глаз на полную мощь, так, что дыхание сбивалось и цепенело сердце. И то, что Рик улыбнулся ему — слабо и завороженно, едва заметно изгибаясь навстречу вжимающемуся лбом в его спину Мэтту, касаясь его руки. И его пьяный, задыхающийся, какой-то изумленный шальной шепот:

— Это так… здорово… Тимми…

И Тим сам не увидел, как и когда рванул его к себе, опрокидывая на спину и накрывая собой, проваливаясь в него, в его горячие руки, глаза, в его зовущее, манящее тепло. Уже не понимая, почему этого не могло произойти с ними раньше.

Рик терял голову от настойчивых ласк, и после этого ее теряли вообще все, кто был рядом. Этот мальчик вышибал их в собственное безумие, где каждое прикосновение било по нервам, заставляя замереть и потеряться, где каждый поцелуй был нежностью, близостью, откровением, Тим проклял бы того, кто посмел бы назвать это сексом. Где-то в глубине души он понимал, почему Ричи так сторонится физических контактов, до последнего выдыхая — не надо, Тимми — и прячась от самых простых объятий. Тимоти никогда еще не встречал никого, кто бы так отчаянно нуждался в тепле. В уверенности, в покое. В стабильности даже, что ли? Кому было бы так дико необходимо верить в то, что он — нужен. Что это не закончится завтра.

Уткнувшись лбом и носом в поясницу, он медленно заскользил вверх по спине, заворачивая футболку. Когда успел прижаться к мальчишке опять — непонятно. Поймешь тут что-нибудь, когда он так расслабленно хнычет, распластавшись под твоими руками.

Рик прерывисто дышал, не поднимая головы. Тим потерся носом о выступающие лопатки — все же был, похоже, какой-то смысл в том, что до появления мальчика они с Мэттом жили вдвоем. То, что Уилсон воспринимал секс когда-то, как забавный эксперимент, позволяющий узнать что-то новое и до бесконечности пробовать друг на друге, что именно и как может действовать на партнера, сейчас аукалась так, что это даже пугало. По сравнению с Риком Мэтт был непробиваем и толстокож, как тюлень, и то, что у него вызывало в лучшем случае сбивку дыхания, Ричи доводило до изнеможения, причем еще только на подступах.

Тим не знал, радоваться этому или не очень. Он просто пользовался тем, что умел и помнил.

Осторожно коснувшись кончиком языка позвонков между лопатками, он медленно помассировал кожу — мягкими движениями, вверх-вниз. Рик хныкнул, и это подстегивало лучше любых просьб. Быть с ним. Не умея найти слова, которые он мог бы услышать, дать понять — я с тобой. Я наслаждаюсь тобой, только ты научил меня этому.

Влажный язык спустился к пояснице, маленькими кругами двинулся вбок по талии. Бледная кожа тут же покрылась мурашками, Рик сжал руки, все еще стараясь не застонать.

Мурашки — это хорошо, машинально отметил Тим, проводя именно по ним, по самым скоплениям. Где мурашки — там самое правильное место, значит. Только теперь руками хватать нельзя, даже за плечи — чем шире площадь кинестетического контакта, тем слабее ощущения в каждой точке. В данном случае почему-то так. Памятник Мэтту, что ли, поставить? — мелькнула добродушно-идиотская мысль.

Рик отрывисто, глухо стонал, и Тим отстранялся на секунды, осторожно дул на ставшее болезненно чувствительным место, а потом снова теребил его языком. Он понятия не имел раньше, какое это счастье — видеть, что от твоих действий кому-то может быть настолько хорошо.

Именно ему.

— Тимми… — выдохнул Рик.

Нотки страха в его голосе, как всегда, когда он терял контроль над собой. Тим улыбнулся, и, медленно поцеловав полюбившуюся точку, двинулся в другую сторону. Мальчишка зашевелился и захныкал.

— Тимми!.. — уже недовольно повторил он, приподнимаясь на локтях.

Расфокусированный, бездонный взгляд тону совершенно не соответствовал. Тим наклонился и еще раз с нажимом провел языком по его пояснице, а потом подул — и осторожно прикусил зубами место, которое только что целовал. Рик глухо ахнул и забился под ним, снова падая на ковер.

— Что, малыш? — мягко шепнул Тим, снова поднимаясь поцелуями по позвонкам, только теперь язык скользил быстро-быстро, мелкими движениями, и от сбившегося вконец дыхания у Рика вздымалась спина.

Мерлин, за что ты мне, мелькнула полубессвязная счастливая мысль. Чем я тебя заслужил. Я. Самый обычный маг.

Он приподнялся на коленях и подтолкнул Рика, вынуждая перевернуться на спину. Тот оперся на локти, задыхающийся, перепуганный — как всегда — мольба и беспомощность в его глазах. Тим молча потянул вниз молнию на его джинсах.

— Не надо… — прошептал Рик.

Ни один из них никогда не смог бы логически объяснить, почему это каждый раз означало «не бросай меня», и совершенно точно — не «перестань».

Не начинай, если ты не всерьез. Не прикасайся совсем, если это — неправда. Не позволяй мне поверить, я и сам никак не могу, потому что — так не бывает. Как есть.

Так бывает, целуя впалый живот, подумал Тим. Каждую минуту буду тебе это доказывать, каждый день, каждую ночь. Каждое мгновение.

Что бы с тобой ни было раньше, малыш. Что бы ни привело тебя к этому. Все изменилось, ты — здесь, и любой из нас, не задумываясь, убьет каждого, кто попытается снова тебя напугать. Ты просто еще не представляешь, Ричи, что мы такое, мы трое. Я и сам толком не представляю, не умею вот так, как ты — не словами. Только учусь.

Мальчишка запрокинул голову, кусая губы и цепляясь пальцами за ворс ковра — пряный вкус, только у него такой, настоящий и яркий, вечность бы его целовать, слышать, как он стонет и всхлипывает, почти рыдает в твоих руках. Или в руках Мэтта, что почти что одно и то же даже по ощущениям.

Стоны перешли в глухой вой — Тиму не надо было поднимать голову, чтобы понять, что Уилсон таки не выдержал и выбрался из ванной, где валялся весь вечер с очередным фолиантом, и теперь, стоя на коленях над головой Рика, целует его губы, обхватив щеки, взъерошенный и растрепанный. И кажется, что они пьют его с двух сторон, это всегда так кажется, когда между ними — он, и кажется, понятное дело, совсем по-другому, если в середине — сам Тимми, Ричи просто чумовой становится, когда сверху…

Слабые всхлипы — и Мэтт усаживает мальчишку на колени, отбрасывая со лба влажные волосы и снова целуя, целуя его виски, лоб и щеки, и Тиму кажется, что мир в очередной раз обрушивается на них, оглушающей вот этой тишиной, в которой никого не существует, только они трое. В которой и не может быть ничего, что находится за пределами — оно не имеет ни смысла, ни значения, пока ладони Рика скользят по затылку Уилсона, а его бездумный и шальной взгляд не отрывается от лица Тима.

— Тимми?.. — почти беззвучно выдыхает он — и трется о бедра Мэтта, как маленький хищный зверь.

И сжимает протянутую ладонь, тянет за пальцы. К себе.

К ним.

 

* * *

 

У Малфоя был такой вид, что не улыбаться не получалось даже у Панси. Прислонившись к стене и меланхолично дуя на непросохшие ногти, она всеми силами старалась сохранять видимость невозмутимости.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-12-29 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: