Я вспотела, под одеялом жарко, но я не хочу снимать его с головы. Я знаю, что, если дверь откроется, неважно будет, укрыта я или нет, но с одеялом спокойней. Я приподнимаю край и смотрю на дверную ручку, как делаю каждую ночь.
Не поворачивайся. Не поворачивайся. Пожалуйста, не поворачивайся.
В моей комнате всегда тихо, и я ненавижу это. Иногда мне кажется, я слышу, как поворачивается дверная ручка, и от этого колотится сердце. Вот и сейчас от пристального разглядывания ручки оно частит, но я не могу оторвать от нее взгляд. Я не хочу, чтобы она повернулась. Не хочу, чтобы дверь открылась, не хочу.
Повсюду так тихо.
Так тихо.
Дверная ручка не поворачивается.
Она неподвижна, и мое сердце немного успокаивается.
Веки мои тяжелеют, и я наконец закрываю глаза.
Я так рада, что сегодня ночью дверная ручка не поворачивается.
Сейчас так тихо.
Так тихо.
Но потом слышится какой-то звук, потому что поворачивается дверная ручка.
Суббота, 27 октября 2012 года
Середина ночи
– Скай.
Мне очень тяжело. Тело налилось свинцом. Мне не нравится это чувство. На моей груди в физическом смысле ничего нет, но я ощущаю ни с чем не сравнимый груз. И печаль. Меня переполняет неодолимая и необъяснимая печаль. Мои плечи сотрясаются, и в комнате раздаются чьи-то рыдания. Кто это плачет?
Я?
– Скай, проснись.
Я чувствую, как Холдер обнимает меня. Он прижимается щекой к моей. Я лежу к нему спиной, и он крепко прижимает меня к груди. Я хватаю его за запястье и отвожу руку. Потом сажусь на постели и оглядываюсь по сторонам. На улице темно. Я ничего не понимаю и продолжаю плакать.
Холдер садится рядом и поворачивает меня к себе, смахивая слезы с моих глаз:
– Ты пугаешь меня, детка.
Он встревожен. Пытаясь обрести спокойствие, я зажмуриваю глаза. Я понятия не имею, что происходит, и задыхаюсь. Слышу свои рыдания, и из-за этого мне никак не вздохнуть.
Часы на ночном столике показывают три. Все постепенно начинает проясняться, но… почему я плачу?
– Откуда слезы? – спрашивает Холдер. Он притягивает меня к себе, и я не противлюсь. От него исходит уверенность. Когда я в его объятиях, мне хорошо и спокойно. Обнимая, он гладит меня по спине, то и дело целуя в голову и повторяя: – Не волнуйся.
Постепенно тяжесть перестает давить мне на грудь, печаль рассеивается, и я больше не плачу.
Но все же напугана, потому что прежде со мной не случалось ничего подобного. Никогда в жизни я не испытывала столь невыносимую грусть. И почему она казалась такой осязаемой?
– Ты в порядке? – шепчет он. Я киваю, уткнувшись носом ему в грудь. – Что случилось?
– Не знаю. Наверное, дурной сон.
– Ну так расскажи? – Он гладит меня по волосам.
– Нет, – мотаю я головой. – Не хочется вспоминать.
Он долго держит меня в объятиях, потом целует в лоб:
– Не хочется уходить от тебя, но мне пора. Тебе не нужны неприятности.
Я киваю, но не отпускаю его. Мне хочется умолять его не оставлять меня одну, но неохота показаться несчастной и напуганной. Плохие сны – обычное дело. Не понимаю, с чего такая реакция.
– Спи, Скай. Все хорошо, это просто сон.
Я ложусь и закрываю глаза. Чувствую, как ко лбу прикасаются его губы, после чего он уходит.
Суббота, 27 октября 2012 года
20 часов 20 минут
На парковке у галереи я обнимаю Брекина и Макса. Выставка закрылась, и мы с Холдером едем к нему домой. Я понимаю, что должна нервничать из-за того, что может случиться ночью, но совершенно спокойна. Все, что исходит от него, кажется правильным. Ну, кроме фразы, которая непрерывно прокручивается у меня в голове.
«Я люблю тебя, Хоуп».
Мне хочется спросить его, но никак не выбрать подходящего момента. Выставка была явно не местом для этого. Сейчас и можно бы, но всякий раз, открыв рот, я тут же его закрываю. Наверное, я боюсь не спросить, а узнать, кто она такая и много ли для него значит. Чем больше я протяну с вопросом, тем дольше не узнаю правды.
– Хочешь перекусить? – спрашивает Холдер, выезжая с парковки.
– Угу, – быстро отвечаю я, обрадовавшись, что он прервал мои мысли. – Чизбургер. И сырные палочки. И еще молочный коктейль с шоколадом.
– Капризничаешь, Принцесса? – смеется он и берет меня за руку.
Я отдергиваю руку и поворачиваюсь к нему.
– Не говори так! – выпаливаю я.
Он взглядывает на меня и даже в темноте различает гнев.
– Эй, – успокаивает он, снова беря меня за руку, – ты не капризничаешь. Я пошутил.
– Не в этом дело. Не называй меня Принцессой. Ненавижу это слово.
Он искоса смотрит на меня, потом переводит взгляд на дорогу:
– Ладно.
Я пялюсь в окно, пытаясь выкинуть это слово из головы. Не знаю, почему я так ненавижу прозвища, но это правда. Я понимаю, что слишком остро отреагировала, но пусть не называет меня так. А также именами бывших подружек. Пусть называет меня Скай… Это гораздо надежней.
Мы едем в полном молчании, и я все больше жалею, что так себя повела. Если на то пошло, мне лучше погоревать о том, что он назвал меня чужим именем, а не Принцессой. Похоже, я просто очень боюсь обозначить причину тревоги, поэтому злюсь на что-то другое. Пусть вечер пройдет без лишнего напряга. Спрошу про Хоуп как-нибудь в другой раз.
– Прости, Холдер.
Ничего не говоря, он сжимает мою руку и кладет себе на колени.
Когда мы въезжаем на его подъездную дорожку, я выхожу из машины. Мы так и не заехали за едой, но мне даже не хочется вспоминать об этом. Он поджидает меня снаружи и заключает в объятия. Потом прижимает к машине, и я зарываюсь лицом ему в шею, вдыхая его запах. Между нами еще чувствуется некоторая неловкость, но я стараюсь всем своим видом показать, что все позади. Он поглаживает мои руки кончиками пальцев, и у меня бегут мурашки.
– Можно спросить тебя кое о чем? – подает он голос.
– Конечно.
Он вздыхает, затем отодвигается и смотрит на меня:
– Я напугал тебя в понедельник? В машине? Прости, если так. Не знаю, что на меня нашло. Я не какой-то там хлюпик, клянусь. Последний раз я плакал, когда умерла Лесс, и уж никак не собирался перед тобой.
Я снова склоняю голову к нему на грудь и крепко обнимаю его:
– Помнишь, прошлой ночью меня разбудил сон?
– Угу.
– Это случилось во второй раз с тех пор, как мне было пять. В первый раз я плакала, когда ты рассказал мне про сестру. Ревела в ванной. Всего одна слезинка, но это считается. Наверное, когда мы вместе, наши эмоции зашкаливают и мы оба становимся хлюпиками.
Он смеется и целует меня в макушку, потом берет за руку:
– Готова к экскурсии?
Мы входим в дом, который оказывается совсем не таким, как я представляла. Снаружи он не выглядит большим, но там есть холл. В обычных домах его нет. Справа под аркой – проход, ведущий в гостиную. Все стены заставлены книжными полками, и у меня возникает ощущение, что я в раю.
– Ух ты! – восклицаю я.
Книги занимают все стены до потолка.
– Ага. Мама очень сердилась, когда изобрели электронную книгу.
– Мне уже нравится твоя мама, – смеюсь я. – Когда познакомишь?
– Я не знакомлю девушек с матерью. – Холдер произносит это невозмутимо, но лицо мигом вытягивается, и он понимает, что задел мои чувства. Он быстро подходит и сжимает мое лицо в руках. – Нет-нет. Я не то хотел сказать. Ты совсем не такая, как другие. Я не хотел тебя обидеть.
Я слышу, но думаю, что вот – мы уже столько времени встречаемся, а он сомневается, стоит ли знакомить меня с матерью. Интересно, настанет ли этот момент?
– А Хоуп знакомил?
Знаю, что не следовало этого говорить, но сдержаться я не могла. Особенно теперь, когда я слышу о «других девушках». Я не обманываю себя и понимаю, что я не первая. Просто мне не нравится об этом слышать. И тем более неприятно, когда он называет меня их именами.
– Что? – Он опускает руки и отходит. – Зачем ты это сказала?
Краска отливает от его лица, и я сразу же жалею о сказанном.
– Неважно. Ничего. Мне необязательно знакомиться с твоей матерью.
Мне хочется, чтобы это скорее прошло. Не нужно сегодня-то. Я хочу продолжить экскурсию по дому и забыть об этом разговоре.
Он берет меня за руку и повторяет вопрос:
– Зачем, Скай? Почему ты назвала это имя?
Я качаю головой:
– Да ничего страшного. Ты был пьян.
Он смотрит на меня, сощурившись, и становится ясно, что мне не избежать разговора. Вздохнув, я неохотно уступаю и, откашлявшись, говорю:
– Прошлой ночью, когда засыпал… ты сказал, что любишь меня. Но назвал меня Хоуп, так что на самом деле общался не со мной. Напился, был полусонный, поэтому не надо ничего объяснять. Не знаю, хочу ли я знать, почему ты это сказал.
Он со стоном запускает пальцы в волосы.
– Скай. – Делая шаг вперед, он обнимает меня. – Прости. Наверное, какой-то глупый сон. Я даже не знаю никого по имени Хоуп, и уж точно у меня не было девушки с таким именем, если ты об этом думаешь. Жаль, что так получилось. Нельзя было приходить к тебе в подпитии. – Он смотрит на меня, и, хотя чутье подсказывает мне, что он лжет, взгляд у него абсолютно искренний. – Поверь мне. Я просто умру, если ты хоть на миг подумаешь, что я питаю какие-то чувства к кому-то другому. Я никогда ни к кому ничего подобного не испытывал.
Каждое его слово источает искренность и правдивость. Если учесть, что я даже не могу припомнить, отчего плакала во сне, вполне возможно, что его сбивчивые слова тоже связаны с каким-то мимолетным сном. Слушая, я думаю о том, насколько серьезные складываются у нас отношения.
Я поднимаю на него взгляд, собираясь ответить. Приоткрыв рот, я жду, когда выйдут слова, но они не выходят. Оказывается, мне нужно время, чтобы все обдумать.
Он сжимает ладонями мои щеки и ждет, когда я нарушу молчание. От близости наших губ его терпение быстро истощается.
– Хочу поцеловать тебя, – извиняющимся тоном произносит он, придвигаясь.
Мы по-прежнему стоим в холле, но он удивительно легко приподнимает меня и усаживает на лестницу, ведущую в спальни наверху. Я наклоняюсь назад, и он прижимается губами к моим, вцепившись в деревянные ступени по бокам от меня.
В таком положении он вынужден поставить колено между моих бедер. Ерунда, конечно, если забыть о платье. Он вполне мог бы овладеть мной прямо здесь, на лестнице, но я надеюсь, мы все же доберемся до комнаты. Интересно, ждет ли он чего-нибудь от меня, особенно после моей случайно отправленной эсэмэски. Он ведь парень и, конечно, на что-то надеется. Интересно, знает ли он, что я девственница? Надо ли ему об этом сказать? Надо.
– Я девушка, – выпаливаю я в его раскрытые губы.
И моментально начинаю корить себя за то, что в такой момент говорю это вслух. Запретили бы мне болтать. Пусть меня лишат голоса, потому что, когда у меня притупляется осторожность, я мелю все подряд.
Он моментально перестает целовать меня, медленно отодвигается и заглядывает мне в глаза.
– Скай, – решительно произносит он, – я целую тебя, потому что иногда не могу не целовать. Ты знаешь, что со мной делают твои губы. Я не жду от тебя ничего другого, понимаешь? Пока мне позволено целовать тебя, все остальное может подождать. – Он заправляет мне волосы за уши, с чувством глядя на меня.
– Просто я подумала, что ты должен знать. Наверное, нужно было выбрать другое время, но иногда я вдруг выбалтываю что ни попадя. Дурацкая привычка, и я ненавижу ее, потому что делаю это в самые неподходящие моменты, и выходит очень глупо. Вот как сейчас.
Он со смехом качает головой:
– Нет, пусть все остается как есть. Мне нравится, когда ты болтаешь не думая. И когда психуешь и разражаешься смешными тирадами. Это даже немного сексуально.
Я вспыхиваю. Когда тебя называют сексуальной, это по-настоящему… заводит.
– А знаешь, что еще сексуально? – снова склонившись ко мне, спрашивает он.
Игривость его тона несколько притупляет мое смущение.
– Что же?
– Смотреть вместе кино и стараться не прикасаться друг к другу, – ухмыляется он.
Холдер встает, поднимает меня на ноги и ведет вверх по лестнице к себе в комнату.
Открыв дверь, он входит первым, потом поворачивается и велит мне закрыть глаза. Вместо этого я возвожу их горе.
– Не люблю сюрпризов, – говорю я.
– А также подарков и нежностей. Я помню. Но я собираюсь показать тебе очень крутую штуку. Это не подарок. Так что смирись и закрой глаза.
Я выполняю его просьбу, и он втаскивает меня в комнату. Мне сразу начинает там нравиться, потому что пахнет им. Он подталкивает меня на несколько шагов вперед, потом кладет руки мне на плечи.
– Садись. – Я сажусь на что-то, похожее на кровать, потом вдруг оказываюсь на спине, и он приподнимает мои ноги. – Не открывай глаз.
Я чувствую, как он кладет мои ноги на кровать и прислоняет меня спиной к подушке. Потом берется за подол моего платья и тянет его вниз.
– Надо, чтобы ты была прикрыта. Нечего, лежа на спине, сверкать бедрами.
Я смеюсь, но не открываю глаз. Он вдруг переползает через меня, стараясь не задеть коленями. Я чувствую, что он укладывается на подушку рядом со мной.
– Ладно. Открой глаза и приготовься к сюрпризу.
Я напугана, но медленно приоткрываю глаза. Я почти уверена, что это телевизор, но боюсь ошибиться. Но телевизор обычно не занимает восемьдесят дюймов пространства стены. Эта штука преогромная. Он направляет на нее пульт, и экран загорается.
– Круто, – с восторгом говорю я. – Он громадный.
– Она сказала то же самое.
Я тычу его локтем в бок, и он хохочет. Потом снова прицеливается пультом в экран:
– Какой твой любимый фильм? У меня есть «Нетфликс».
Я наклоняю к нему голову:
– Нет – что?
Он смеется и разочарованно качает головой:
– Все время забываю, что ты не в ладах с техникой. Это штука вроде электронной книги, только вместо книг там фильмы и телешоу. Нажимаешь клавишу и смотришь что угодно.
– А реклама есть?
– Нет, – с гордостью отвечает он. – Так что посмотрим?
– У тебя есть «Придурок»? Мне нравится.
Он роняет руку на грудь и выключает телевизор. Потом молчит несколько долгих мгновений, после чего громко вздыхает. Перекатившись на живот, глядит на меня:
– Не хочу больше смотреть телевизор.
Он обиделся? Что я такого сказала?
– Отлично. Необязательно смотреть «Придурка». Выбери что-нибудь другое, дите ты этакое.
Я смеюсь.
Уставившись на меня без всякого выражения, он некоторое время ничего не отвечает. Потом проводит рукой по моему животу и талии и с силой притягивает к себе.
– Знаешь, – говорит он, сощурившись и педантично разглядывая мое тело. Он водит пальцем по узору на моем платье, осторожно поглаживая мой живот. – Платье я выдержу. – Он переводит взгляд с живота на губы. – Я даже с губами справлюсь – буду пялиться на них, не целуя. Я и смех могу вытерпеть, хотя так и хочется впиться.
Он приближает губы к моему рту, и его голос звучит так божественно, что сердце начинает гулко биться в груди. Потом он прикасается к моей щеке легким поцелуем, а когда говорит, его теплое дыхание щекочет кожу.
– Мне нипочем даже миллионы воспоминаний о нашем первом поцелуе. То, какой я тебя ощущал. То, как ты постанывала. Как поднимала на меня глаза перед тем, как наши губы встретились.
Он перекатывается на меня и заводит мне руки за голову, сжимая их. Я ловлю каждое его слово, боясь упустить малейший миг происходящего. Как бы оседлав меня, он удерживает свой вес на коленях.
– Но с чем мне никак не совладать, Скай? Что сводит меня с ума и заставляет прикоснуться руками и губами к каждому миллиметру твоего тела? Это то, о чем ты сейчас сказала, – что «Придурок» твой любимый фильм. – Он приближает губы к моему рту. – Это невероятно заводит, и я уверен, нам надо сейчас же заняться любовью.
Его игривость смешит меня, и я обольстительно шепчу ему в губы:
– Он ненавидит консервные банки.
Холдер стонет и целует меня, потом отодвигается:
– Еще. Пожалуйста. Цитаты заводят пуще поцелуев.
Я смеюсь и продолжаю:
– Руки прочь от консервных банок!
Он игриво рычит мне в ухо:
– Вот умница. Еще. Еще!
– Все, что мне нужно, – дразнюсь я, – это пепельница, настольный теннис, пульт и лампа… больше ничего.
Теперь он хохочет во все горло. Он бы удивился, сколько еще я помню. Мы с Сикс смотрели этот фильм тысячу раз!
– Значит, это все, что тебе нужно? – насмешливо спрашивает Холдер. – Ты уверена, Скай?
У него вкрадчивый, обольстительный голос, и если бы я сейчас стояла, трусики сами слетели бы с меня.
Я качаю головой и перестаю улыбаться.
– Ты, – шепчу я. – Мне нужна лампа, пепельница, пульт… и ты. Больше ничего.
Он смеется, но быстро умолкает, едва опять переводит взгляд на мой рот. Он внимательно рассматривает губы, намечая план действий на ближайший час.
– Я должен тебя поцеловать.
Он припадает ко мне, и в этот миг он действительно все, что мне нужно.
Страстно целуя меня, он опирается на руки и колени, но мне хочется, чтобы он лег сверху. Мои руки по-прежнему заведены за голову, а рот, который он терзает, не в силах произнести ни слова. Поэтому мне ничего не остается, как пнуть его в колено.
Он наваливается всем телом, я вскрикиваю. Громко. Я не учла, что задерется подол. Прибавьте к этому жесткую ткань его джинсов, и от сочетания впору задохнуться.
– Боже правый, Скай, – произносит он в паузах между безумными поцелуями. Он уже запыхался, а мы целуемся не больше минуты. – Господи, ты просто супер. Спасибо, что надела это платье. – Целуя меня, он время от времени что-то бормочет. – Я правда… – Он целует меня в губы, потом в подбородок и шею. – Ты правда мне нравишься. Твое платье. – Теперь он дышит так тяжело, что я едва различаю его бормотание.
Он немного сдвигается, чтобы поцеловать меня в шею. Я откидываю голову назад, потому что хочу ощущать его губы на себе повсюду. Он отпускает мои руки и приближает губы к моей груди. Рука его опускается к моему бедру, а потом медленно движется вверх, отводя с ног платье. Дойдя до верха бедра, рука его замирает и сжимает мне ногу, словно он молча запрещает пальцам двигаться дальше.
Я изгибаюсь под ним в надежде, что он поймет мое желание удержать его руку где нужно. Пусть не думает, будто я боюсь. Пусть делает, что собрался, потому что мне это нужно. И совершит побольше первых шагов, потому что во мне вдруг проснулось необычное рвение и я хочу пройти их все.
Он ловит мои телесные сигналы и медленно продвигает руку к внутренней части моего бедра. От одного ожидания у меня напрягаются все мышцы внизу. Губы его наконец дотрагиваются до моей груди. Я чувствую, что дальше он снимет с меня платье, но для этого понадобится вторая рука, а мне нравится, где она сейчас.
Я поднимаю руки к его лицу, призывая целовать меня крепче, после чего обхватываю руками за спину.
На нем по-прежнему футболка.
Так не годится.
Я начинаю стягивать ее, не соображая, что при этом ему придется убрать руку с бедра. Наверное, я тихо поскуливаю, потому что он ухмыляется и целует меня в краешек рта.
Мы не отрываем взгляд друг от друга. Он нежно поглаживает кончиками пальцев мое лицо и всматривается в глаза, даже когда осыпает поцелуями края губ. То, как он смотрит, заставляет меня чувствовать… Я пытаюсь найти слово для описания этого, но не нахожу. Он просто заставляет меня чувствовать. Он единственный парень, которому есть дело до моих переживаний, и только за это я позволяю ему похитить еще один кусочек своего сердца. Но этого мне кажется недостаточно, и я вдруг понимаю, что хочу отдать его целиком.
– Холдер, – затаив дыхание, говорю я.
Он обнимает меня за талию и придвигается еще ближе.
– Скай, – произносит он, передразнивая мою интонацию.
Он прижимается губами к моим губам и просовывает язык мне в рот. Язык приятный и теплый, и хотя я не так давно его пробовала, уже успела соскучиться. Его руки лежат по бокам от моей головы, и он старается не прикасаться ко мне ни ими, ни другими частями тела. Только губами.
– Холдер, – отодвигаюсь я. – Я хочу этого. Сегодня. Прямо сейчас.
Выражение его лица не меняется, словно он не слышит. Может быть, так оно и есть, потому что он даже не пытается поймать меня на слове.
– Скай… – неуверенно произносит он. – Нам не стоит этого делать. Я хочу, чтобы ты была уверена. Понимаешь? – Он гладит меня по щеке. – Не хочу вовлекать тебя ни во что такое.
– Я знаю. Но говорю тебе: я этого хочу. Никогда прежде ни с кем не хотела, а с тобой хочу.
Он не сводит с меня глаз, впитывая каждое слово. Он колеблется, шокирован, и ни то ни другое меня не устраивает. Я сжимаю ладонями его щеки и притягиваю к себе:
– Я не говорю «да», Холдер. Я говорю «пожалуйста».
После этого он со стоном впивается губами в мой рот. Услышав этот стон, исходящий из глубин его груди, я укрепляюсь в своем решении. Мне он нужен, и немедленно.
– Мы действительно собираемся это сделать? – страстно целуя меня, бормочет он.
– Да. Мы действительно собираемся это сделать. Никогда и ни в чем я не была так уверена.
Его рука скользит к моему бедру, и он просовывает пальцы в трусики.
– Но прежде обещай одну вещь, – вмешиваюсь я.
Он нежно целует меня, потом оставляет в покое мое белье – черт побери! – и кивает:
– Все, что угодно.
Я беру его за руку и кладу туда, где она была.
– Я хочу, но только если ты пообещаешь, что мы побьем все рекорды в истории по части первого раза.
– У нас с тобой, Скай… иначе и быть не может, – усмехается он.
Он просовывает руку мне под спину и притягивает к себе. Потом поддевает пальцами узкие бретельки платья и спускает их с плеч. Я плотно зажмуриваю глаза и прижимаюсь щекой к его щеке, запустив пальцы ему в волосы. Я чувствую на плече сначала его дыхание, а потом губы. Он чуть касается ими, но мне кажется, будто он одним поцелуем воспламеняет меня целиком.
– Я сейчас сниму его, – предупреждает он.
Мои глаза по-прежнему закрыты, и я не знаю, просто ли он говорит или спрашивает моего разрешения снять платье, но киваю. Он стаскивает с меня платье, и от его прикосновения моя голая кожа покрывается пупырышками. Потом он осторожно укладывает меня на подушку, и я, открыв глаза, восхищаюсь его несказанной красотой. Несколько секунд он пристально рассматривает меня, медленно водя взглядом по моему телу.
– Боже правый, Скай. – Он гладит мой живот, потом наклоняется и нежно целует его. – Ты просто потрясающая.
Мне раньше не приходилось выставлять себя напоказ, но его восхищение только подстегивает мое желание предстать перед ним в таком виде. Он тянется к моему лифчику и просовывает под него большой палец. От этого губы мои размыкаются, а глаза снова закрываются.
О господи, я хочу его! Ужасно хочу.
Я приближаю к себе его лицо, а ногами стискиваю бедра. Он со стоном отводит руку от моей груди и скользит ею к талии, потом начинает стаскивать с меня трусики, заставляя развести ноги. Затем с меня так же быстро слетает лифчик. Когда я остаюсь без одежды, он свешивает ноги с постели и привстает, склонившись надо мной. Я по-прежнему сжимаю в ладонях его лицо, и, пока он спускает с меня трусики, мы продолжаем неистово целоваться. Потом он вновь залезает в постель и опускается на меня. Мы впервые тесно соприкасаемся телами – так плотно, что между нами не просочится даже воздух, и все же я чувствую, что мы еще недостаточно близки. Потянувшись, он шарит по ночному столику. Потом, достав из ящика презерватив, кладет его на постель и снова опускается на меня. Под его весом мои ноги раздвигаются еще больше. Я вздрагиваю, поняв, что холодок предвкушения в животе вдруг сменяется ужасом.
И отвращением.
И страхом.
Сердце мое бешено бьется, и я начинаю прерывисто дышать. Пока он шарит рукой по постели в поисках презерватива, у меня на глазах закипают слезы. Я слышу, как он разрывает пакетик, но глаза у меня по-прежнему зажмурены. Я чувствую, что он отодвигается назад и встает на колени. Мне ясно, что он натягивает презерватив, и я понимаю, что за этим последует. Я знаю, что при этом чувствуешь, как это больно и как я буду плакать, когда все кончится.
Но откуда мне это знать? Откуда, если я никогда не занималась этим раньше?
Когда он вновь оказывается у меня между ног, губы начинают дрожать. Я стараюсь думать о постороннем, чтобы прогнать страх, и представляю красоту неба и звезд. Если напомнить себе, как прекрасны небеса, можно думать о них и забыть, как безобразно это. Я не хочу открывать глаза, поэтому просто считаю про себя. Я представляю себе звезды на потолке над моей кроватью и начинаю считать с угла.
Раз, два, три…
Я считаю, считаю и считаю.
Двадцать два, двадцать три, двадцать четыре…
Затаив дыхание, я сосредоточиваюсь на звездах.
Пятьдесят семь, пятьдесят восемь, пятьдесят девять…
Я хочу, чтобы он скорей закончил. И слез с меня.
Семьдесят один, семьдесят два, семьдесят…
– Черт побери, Скай! – вопит Холдер.
Он отнимает мою руку от лица. Я не хочу, чтобы он заставлял меня смотреть, и не даюсь – будет темно, и я смогу продолжить счет.
Неожиданно моя спина поднимается, и я больше не лежу на подушке. Руки мои обмякли, а он крепко обнимает меня, и я не в силах пошевелиться. Они совершенно ослабли, я горько рыдаю. Я реву, а он ритмично подталкивает меня, и я со страхом открываю глаза. Он качает меня взад-вперед, и на миг я пугаюсь и зажмуриваюсь, думая, что он еще не кончил. Но чувствую на себе одеяло, а он держит меня за спину и гладит по волосам, нашептывая что-то на ухо.
– Детка, все хорошо. – Прижимаясь губами к моим волосам, он баюкает меня. Я вновь открываю застланные слезами глаза. – Прости меня, Скай. Прости.
Он снова и снова целует меня в висок, укачивая и утешая. Он за что-то извиняется. А я должна его на этот раз простить.
Отстранившись, он видит, что глаза у меня открыты. Его собственные покраснели, но слез не видно. Правда, он дрожит. Или, может быть, дрожу я. Наверное, нас обоих колотит.
Он искательно заглядывает мне в глаза, словно пытается найти в них меня. Я постепенно расслабляюсь в его объятиях, потому что, когда он обнимает меня, пропадает чувство, будто я падаю в бездну.
– Что случилось? – спрашиваю я.
Я не понимаю, что с нами.
Он качает головой. В глазах его грусть, страх и сожаление.
– Не знаю. Просто ты начала считать вслух, плакать и дрожать, а я пытался остановить тебя, Скай. Но это не проходило. Ты была в ужасе. Что я такого сделал? Скажи, ведь мне так жаль! Очень жаль. Что я сделал, блин?
Я лишь качаю головой, потому что у меня нет ответа.
Он с гримасой утыкается мне в лоб:
– Ну, прости меня. Нельзя было заходить так далеко. Не знаю, в чем дело, но ты еще не готова, верно?
Я еще не готова?
– Так у нас не было… не было секса?
Он выпускает меня из объятий, и я чувствую, как его поведение меняется. У него очень расстроенный вид. Нахмурившись, он сжимает ладонями мои щеки:
– Где ты, Скай?
Я смущенно трясу головой:
– Здесь. Я тебя слушаю.
– Нет, я имею в виду, раньше. Где ты была? Тебя со мной не было, потому что… Нет, ничего не произошло. Я понял по твоему лицу: что-то не так – и не стал ничего делать. Но теперь тебе надо хорошенько проанализировать свои мысли, потому что ты запаниковала. У тебя была истерика, и мне надо знать, в чем дело, чтобы этого никогда не повторилось. – Поцеловав меня в лоб, он разжимает объятия. Потом встает, натягивает джинсы и поднимает мое платье. Встряхнув, выворачивает его и помогает надеть. – Пойду принесу воды. Скоро вернусь.
Он осторожно целует меня в губы, словно боясь прикоснуться ко мне. Когда он выходит из комнаты, я прислоняюсь головой к стене и закрываю глаза.
Я не знаю, что случилось, но боюсь потерять его. Я вплотную подошла к самому интимному моменту в жизни, но все обернулось катастрофой. Из-за меня он чувствует себя никчемным, словно сделал что-то не так, и, наверное, злится на меня. Наверное, хочет, чтобы я ушла, и я не сержусь. Я совсем на него не сержусь. Я сама хочу убежать от себя.
Я сбрасываю одеяло и встаю, потом натягиваю платье, даже не удосужившись поискать белье. Чтобы прийти в себя, мне нужна ванная. И пусть он отвезет меня домой. За эти выходные я уже второй раз плачу и не даже знаю почему, а он дважды меня спасал. Так дальше нельзя.
Когда я в поисках ванной миную лестницу, то успеваю глянуть вниз, в кухню. Он стоит, облокотившись на барную стойку и обхватив голову. Вид у него жалкий и расстроенный. Не в силах на него смотреть, я открываю первую дверь направо, думая, что это ванная.
Но это не ванная.
Это спальня Лесли. Сначала я порываюсь уйти, но потом передумываю. Вхожу в комнату и закрываю за собой дверь. Мне не важно, где быть – в ванной, спальне или гардеробной… Мне нужны лишь тишина, покой и время для обдумывания того, что со мной происходит. Я начинаю бояться, что спятила. Никогда раньше меня так не трясло, и это страшно. У меня все еще дрожат руки, и я сжимаю перед собой кулаки, пытаясь сконцентрироваться и успокоиться.
Я осматриваюсь с каким-то тревожным чувством. Постель не заправлена, и это сразу поражает меня. В доме Холдера безупречный порядок, а у Лесли – бардак. Посреди комнаты валяются джинсы, словно их только что скинули. Комната как у всех девочек-подростков. Косметика на комоде, iPod на ночном столике. Впечатление, будто она здесь живет. По комнате не скажешь, что она умерла. Очевидно, со дня ее смерти здесь ничего не трогали. На стенах и на зеркале развешены фотографии. Во встроенном шкафу висит ее одежда, часть – валяется. Холдер говорил, что она умерла больше года назад, и я готова поспорить, что никто в ее семье еще не свыкся с этим.
Находиться здесь жутковато, но это отвлекает меня от недавнего. Я подхожу к кровати и смотрю на развешенные по стене фотографии. В основном это снимки Лесли с друзьями, и совсем немного тех, где она с Холдером. Она очень похожа на Холдера с его прозрачными голубыми глазами и темными волосами. Больше всего меня поражает ее счастливый вид. На каждом снимке у нее такое довольное и жизнерадостное выражение, что трудно представить, что на самом деле происходило в ее голове. Неудивительно, что Холдер не знал, насколько она была несчастна. Скорей всего, она никому ничего не рассказывала.
Я беру фотографию, лежащую на ночном столике лицевой стороной вниз. Перевернув, я охаю. На снимке Лесли целует Грейсона в щеку и они обнимаются. Снимок ошеломляет меня, и я невольно сажусь на кровать. Вот почему Холдер так его ненавидит! Вот почему не хотел, чтобы тот ко мне прикасался! Не винит ли он Грейсона в ее смерти?
Я по-прежнему сижу на кровати с фотографией в руках, когда дверь открывается и входит Холдер:
– Что ты делаешь?
Он вроде не сердится, что я здесь. Правда, смущен. Вероятно, реакция на то, что произошло до этого.
– Я искала ванную, – тихо отвечаю я. – Прости. Мне просто надо было побыть одной.
Он прислоняется к косяку и скрещивает руки на груди, осматриваясь по сторонам. Как и я, он все примечает. Словно все это для него внове.
– Кто-нибудь был здесь? С тех пор, как…
– Нет, – поспешно отвечает он. – Зачем? Ее больше нет.
Я киваю, после чего кладу снимок Лесли и Грейсона на ночной столик лицом вниз, как и было.
– Она встречалась с ним?
Он неуверенно входит в спальню, приближается к кровати. Усевшись рядом, он ставит локти на колени и сцепляет руки перед собой. Медленно обводя взглядом комнату, он не спешит ответить. Посмотрев на меня, приобнимает за плечи и притягивает к себе. Оттого что он сидит здесь со мной, порываясь даже обнять, я едва не разражаюсь слезами.
– Он бросил ее перед тем, как она это сделала, – тихо произносит он.
Я с трудом сдерживаю возглас – настолько ошеломлена.
– Ты считаешь его виновником? Поэтому так ненавидишь?
– Я ненавидел его и раньше. Он причинил ей много горя, Скай. Нет, я не думаю, что она сделала это из-за него. Возможно, это как-то повлияло на ее намерение, которое она уже долго вынашивала. У нее были проблемы еще до того, как Грейсон появился на горизонте. Нет, я его не виню. Никогда не винил. – Холдер встает и берет меня за руку. – Идем. Не хочу здесь оставаться.
Я окидываю комнату последним взглядом и иду к двери. На полпути останавливаюсь, изучаю снимки на комоде. Там есть детская фотография Холдера и Лесли в рамке. Я беру ее и рассматриваю. Видеть их детьми приятно, и я улыбаюсь. Они здесь такие невинные, ничего не ведающие о безобразной прозе жизни. Стоят перед домом с белыми оконными рамами. Холдер обнимает ее за шею, а она обхватила его за талию, и оба смеются в объектив.
Я перевожу взгляд на дом позади. Здание с белыми оконными рамами и желтой отделкой. Если заглянуть внутрь, то увидишь, что гостиная выкрашена двумя оттенками зеленого.
Я моментально зажмуриваюсь. Откуда я это знаю? Откуда мне известен цвет?
У меня начинают дрожать руки, и я пытаюсь глубоко вздохнуть, но не могу. Откуда я знаю этот дом? Я узнаю его, как неожиданно и детей. Откуда мне известно, что за домом стоят бело-зеленые качели? А в десяти футах от них есть высохший колодец, который надо держать закрытым, потому что туда однажды упала кошка Лесли.
– С тобой все хорошо? – спрашивает Холдер.
Он пытается отобрать фотографию, но я не даю и смотрю на него. У него встревоженный взгляд, и он делает шаг ко мне. Я пячусь.
Откуда я его знаю?
Откуда я знаю Лесли?
Почему я чувствую, что мне их не хватает? Я качаю головой, переводя взгляд с фотографии на Холдера и обратно. В этот раз мне на глаза попадается запястье Лесли. На ней браслет. Такой же, как у меня.
Мне хочется спросить его об этом, но я не могу. Я пытаюсь, но не в силах произнести ни слова и просто держу фотографию. Он качает головой, и на лице появляется скорбное выражение.
– Скай, нет, – умоляюще произносит он.
– Как это возможно? – Голос мой прерывается, он еле слышен. Я смотрю на снимок. – Там есть качели. И колодец. И ваша… кошка. Она упала в колодец. – Я вскидываю на него глаза и тараторю: – Холдер, я знаю эту гостиную! Она зеленая, а в кухне есть столешница, которая была для нас чересчур высока… и твоя мама. Твою маму зовут Бет. – Я на миг умолкаю, чтобы перевести дыхание, а вот воспоминаниям передышка не нужна. Они переполняют меня, и я задыхаюсь. – Холдер… ведь твою маму зовут Бет?
Холдер кривит рот и запускает руку себе в волосы.
– Скай… – начинает он.
Он даже не смотрит на меня. Он смущен и встревожен, и он… лгал мне. Он что-то утаивает и боится мне рассказать.
Он меня знает. Откуда же он меня знает и почему, черт возьми, не сказал?
Мне вдруг становится дурно. Я бегу мимо него и открываю дверь на той стороне коридора. Слава богу, это ванная. Я запираюсь и бросаю фотографию на столешницу, а сама валюсь прямо на пол.
Мое сознание начинают затоплять образы и воспоминания, словно открылся шлюз. Воспоминания о нем, о ней, о нас троих. Воспоминания о том, как мы играли, ужинали в их доме, о том, что мы с Лесс были неразлучны. Я была такой маленькой, я даже не помню, откуда их знала, но я любила их. Обоих. К воспоминаниям теперь примешивается печаль оттого, что Лесли, которую я знала маленькой девочкой, больше нет на свете. Мне вдруг становится тяжело оттого, что она умерла, но не за себя. Не за Скай, а за ту маленькую девочку, которой я была, и ее печаль от потери Лесли каким-то образом передается мне.
Как же я не догадалась? Как не вспомнила его при первой встрече?
– Скай, открой дверь. Пожалуйста.
Я прислоняюсь к стене. Это уже слишком. Воспоминания, эмоции и печаль… Это чересчур.
– Детка, прошу тебя. Нам надо поговорить, а я не могу отсюда. Пожалуйста, открой дверь.
Он знал. Когда впервые увидел меня в продуктовом магазине, то сразу узнал. А когда увидел мой браслет… понял, что мне дала его Лесли. Он видел, что я ношу его, и все понял.
Печаль и смятение скоро переходят в гнев, и я рывком встаю с пола и устремляюсь к двери ванной. Холдер упирается руками в косяк и смотрит прямо на меня, но мне чудится, будто я не знаю, кто он такой. Я уже не понимаю, где настоящее в наших отношениях, а где фальшивка. Не знаю, имеют ли отношение его чувства к жизни со мной или с той маленькой девочкой, которой я когда-то была.
Я должна выяснить. Мне надо знать, кем она была. Кем