Закладку фундамента криминологических знаний разные исследователи относят к различным историческим периодам. Но, видимо, правильно говорить о зарождении криминологии как науки с момента появления работ Чезаре Ломброзо. Именно он впервые попытался на основе научных исследований (пусть в настоящее время и признаваемых "методологически ущербными" и "тупиковыми") ответить на главный вопрос криминологии - о соотношении социального и биологического в преступном поведении.
Ломброзо, рассмотрев массу социальных факторов, влияющих на преступность, сделал вывод о "прирожденном преступнике". И в этом смысле термин "ломброзианство" вполне употребим для характеристики биологизаторского подхода. Но на другом полюсе находится социологизаторский подход, который, в силу специфики развития отечественной криминологии, а также особого шлейфа политизации и идеологизации нашей правовой истории до сих пор особенно характерен для многих российских ученых.
За более чем вековой период криминологи разных школ и направлений не пришли и, пожалуй, не могли прийти в вопросе о соотношении социального и биологического в преступном поведении к консенсусу. Тому есть, на наш взгляд, две причины. Во-первых, несмотря на все достижения естественных наук, они находятся еще в начальной стадии познания человека и его поведения. Во-вторых, интерпретация этих достижений в социальных науках (в том числе и в криминологии) определяется не "чистым разумом", а философскими и идеологическими позициями самих ученых, часто грешившими историческим субъективизмом.
Начало XXI века позволяет представителям и того, и другого подхода говорить о своей полной "концептуальной победе". Так, события 11 сентября 2001 г., которые одной стороной (международным сообществом) названы международным терроризмом (то есть преступлением против человечества), а другой (радикальным исламом) - подвигом (классическая схема Питирима Сорокина*(1)), говорят о том, что само преступление как деяние лежит полностью в сфере социально-правовых оценок. И о биологической предрасположенности к чему тогда надо говорить - к преступлению или к подвигу? Например, как оценивать Шамиля Басаева, который за короткий промежуток времени сначала был героем, освобождавшим Абхазию, а затем изувером-убийцей, организовавшим расстрел и взрывы рожениц в Буденновске и детей в Беслане? И о каких генах следует говорить, например, у шахидов, - о генах сверхагрессивности или генах самопожертвования во имя некой идеи? А ведь, как известно, самопожертвование с моральной точки зрения можно расценить как сверхальтруизм - "во имя счастья других". В этом смысле "социологизаторы" с полным правом скажут о том, что преступное поведение - это чисто социальное явление.
У биологизаторов есть не менее веские основания отстаивать свою правду. Ведь XXI век ознаменован биотехнологической революцией, которая ставит на повестку дня переосмысление всех фундаментальных основ понимания природы человека, его поведения, в том числе и преступного.
Грандиозная работа по проекту "Геном человека", проводившаяся одновременно в двух десятках стран, дала фантастические результаты в определении структуры генома человека, расшифровки кода наследственности. Биотехнологическая революция привела к величайшим открытиям в генной инженерии, молекулярной биологии, в том числе в когнитивной неврологии, популяционной генетике, эволюционной биологии и нейрофармакологии.
Нельзя не согласиться с Фрэнсисом Фукуямой (США) в том, что "научное наступление во всех этих областях имеет потенциальные политические последствия, потому что оно расширяет наши знания о мозге, источнике человеческого поведения, а следовательно - и возможности управлять им " (здесь и далее выделено мной. - В.О.)*(2).
Юрген Хабермас (Германия) считает, что в результате биотехнологической революции человеческий род вполне мог бы взять в свои руки собственную биологическую эволюцию. "Соратники эволюции" или даже "изображающие Бога" - вот метафора концепции самотрансформации человека как вида, имеющей, вероятно, самые широкие притязания"*(3).
Справедливости ради надо сказать, что еще почти за 30 лет до завершения работ по проекту "Геном человека" и до появления работ Ф. Фукуямы и Ю. Хабермаса советские ученые Н.П. Дубинин и Ю.Г. Шевченко писали, что "научно-техническая революция подводит человечество к вступлению в век биологии... В течение ближайших 20-30 лет достижения генетики и генетической инженерии создадут условия для решительной борьбы с голодом на Земле. Медицина и генетика уничтожат инфекционные болезни, рак и сердечно-сосудистые заболевания также будут побеждены. Главной проблемой будет борьба со старостью, чтобы люди до 100-150 лет были полны физической и творческой энергии. Пересадка органов будет обеспечена успехами иммуногенетики.
Целый ряд вопросов размножения человека в связи с искусственным осеменением и длительным хранением спермы получат новые возможности. Знание генетики наследственных заболеваний позволит предупреждать родителей о возможности рождения больного ребенка. Многие наследственные заболевания будут излечиваться. Разовьются методы генотерапии с помощью генетической инженерии. Будут изучены процессы развития человеческого зародыша в лабораторных условиях. К этому же времени продвинутся процессы смешения популяций, которые улучшат генетику человека"*(4).
При этом ученые призывали "решительно протестовать против попыток бездумно в целях создания мифического, надуманного генетически "лучшего" человека, без понимания грозящих социальных последствий, невежественно обрушить на человечество те способы, которые используются животноводами при создании пород, или способы, которые в скором будущем обещает генетическая инженерия. В далеком будущем задачи биологической переделки человека могут быть вызваны качественно новыми требованиями его бытия или появлением неожиданных изменений в среде его обитания, вызванных космическими или земными факторами.
Когда эти задачи встанут, к тому времени научное познание биологической природы и социальной сущности человека сольются воедино, и человек сумеет разумно и достойно изменить свою биологическую природу. В настоящее же время мы должны проявить понимание собственной исключительности, сохранять эту высшую форму развития материи, понять ее сущность, и лишь после этого, если в этом будет нужда, в будущем, в свете общественных интересов, начать работу по формированию процесса биологической эволюции человека"*(5).
Фактически в этом прогнозе наших отечественных ученых тридцатилетней давности содержится весь набор проблем, которые активно обсуждаются современными мыслителями в свете новейших достижений биотехнологической революции.
"Геноломброзианство" как конец криминологии?
В связи с революционными открытиями по проекту "Геном человека", которые уже сейчас создают возможность корректировать определенные генетические свойства человека, в том числе его способности, агрессию, - вновь, как в конце XIX века, формируется точка зрения на поведение человека, в том числе и преступное, как полностью генетически детерминированное. Такой подход условно можно назвать "геноломброзианством". В основном этот подход присущ ученым-генетикам.
Так, член-корреспондент РАН Л.И. Корочкин пишет: "Определенные генетически детерминируемые, передающиеся по наследству, признаки присущи закоренелым преступникам-рецидивистам - глубоко посаженные маленькие глазки, низкий лоб, отвисшая нижняя челюсть. Еще одна особенность - недоразвитость болевой чувствительности, так что концентрация болевых нервных окончаний (рецепторов) на единицу площади тела и, соответственно, болевая чувствительность у них резко снижены по сравнению с нормальными людьми...
...Являются ли эти особенности генетически детерминированными? А как же еще? Невозможно представить, каким образом общественная среда может повлиять на развитие болевых рецепторов...
...Разговоры о перевоспитании закоренелых уголовников, модные во времена Н.С. Хрущева, усиленно возрождаемые в наше время некоторыми, с позволения сказать, "гуманистами", лишены оснований и ничего, кроме огромного вреда, обществу принести не могут...
...Еще одно существенное в социальном отношении проявление психической деятельности человека - это агрессивность, уровень которой связан с организацией определенных отделов головного мозга, генетически контролируемой в ходе развития организма..."*(6).
Данный подход - наглядная иллюстрация того, как происходит подмена научных знаний в области генетики набором околонаучных рассуждений о влиянии физиологических свойств на преступное поведение. Л.И. Корочкин пишет о геноме человека, а аргументирует сомнительными внешними признаками неких "закоренелых рецидивистов". Если исходить из логики
Л.И. Корочкина, то героя Олимпиады-2004, российского борца-дзюдоиста можно причислить к прирожденным преступникам. Ведь он выиграл поединок за бронзовую награду, превозмогая боль от сломанной руки, вывернутого сустава и разбитой брови (не те болевые рецепторы, по Л.И. Корочкину)! Но при чем здесь научное мышление и научные выводы?
Другой российский генетик В. Колпаков (Институт цитологии и генетики Сибирского отделения РАН) пришел к выводу, что "генетическое участие в формировании преступного поведения есть, оно просматривается. Есть, конечно, и социальное подавление такого поведения. Существует и социальное провоцирование его. Но и генетику, ее участие в этом деле отрицать уже трудно". В. Колпаков пришел к такому результату, исследуя психические характеристики личности. Ученый считает, что ненаследуемых признаков нет, а "признак преступности" передается одним геном. Отсюда следует, что если выяснить нейрофизиологические и биохимические механизмы, посредством которых реализуется действие гена, то появилась бы возможность воздействовать на психику человека в благожелательную для общества сторону*(7).
По мнению доцента Российского государственного медицинского университета В. Ситникова, "наши гены можно представить в виде рояля, на котором внешняя среда выполняет различные мелодии. И если в этом рояле имеется дефектная струна, то фальшивая нота будет выскакивать при наличии провоцирующих обстоятельств.
Для того, чтобы гитлеры и чикатилы никогда на свет не появлялись, гипотетически можно подкорректировать гены у всех тех, кто с раннего детства проявляет признаки агрессии. Для этого надо найти людей, неспособных убить ни при каких обстоятельствах. Затем расшифровать генетические программы, которые полностью блокируют способность к убийству, и провести соответствующую коррекцию генофонда. Звучит фантастично, но современная наука скоро сможет решать такие задачи. Другой вопрос, готово ли к такому сценарию общество? Генетический мониторинг "антисоциальных болезней" требует законодательной регламентации. Ведь для генетических операций необходимо обследование не только преступников, но и членов их семей, родственников. Проблема, как мы видим, не является сугубо медицинской, она биолого-социальная"*(8).
Ф. Фукуяма считает, что "хотя многие генетические теории преступности были полностью дискредитированы, все же преступность - та область социального поведения, где есть серьезные причины предполагать действие генетических факторов"*(9). Ф. Фукуяма при этом ссылается на многочисленные исследования, которые говорят в пользу прямой связи на молекулярном уровне между генами и агрессией*(10).
В августе 2002 г. в СМИ было сообщено, что ученые из Института психиатрии при лондонском Королевском колледже обнаружили закономерность, в соответствии с которой мальчики из неблагополучных семей, у которых есть особая разновидность одного из генов, могут стать хулиганами в девять раз чаще, чем их сверстники, также живущие в неблагополучных семьях, но генетическая структура которых имеет обычное строение.
Ученые исследовали группу из 442 молодых людей, 154 из которых не получили хорошего воспитания. В результате выяснилось, что подростки, у которых есть разновидность гена, связанная с низким уровнем содержания в организме энзима под названием моноаминоксидаза (МАО), потенциально более опасны для общества. МАО расщепляет вещества мозга, которые, по мнению исследователей, задействованы в появлении некоторых поведенческих модулей, в том числе агрессии. Из 442 человек, которые принимали участие в исследовании, комбинация дурного воспитания и низкого уровня МАО наблюдалась у 12%, но эти 12% ответственны за 44% правонарушений, совершенных всей группой.
По мнению ученых, полученный результат свидетельствует о том, что генетическое строение человека оказывает серьезное влияние на его восприятие окружающей среды, а также частично объясняет, почему не все дети из трудных семей со временем становятся преступниками: определенные гены защищают этих людей от стрессов и психологических травм.
Британский Совет по биоэтике в октябре 2002 г., в связи с появлением сообщения об идентификации "гена преступности", выступил с заявлением, что судьи должны иметь возможность изучать генетическую структуру обвиняемых перед вынесением приговора, а генетическая предрасположенность человека к антиобщественному поведению должна быть для суда таким же фактором, как психиатрическая экспертиза. По мнению экспертов Совета, выявление генетической предрасположенности к преступлению дает возможность назначить человеку определенное лечение вместо того, чтобы отправить его в тюрьму.
На "ген агрессивности" указывает и российский участник проекта "Геном человека" профессор В.З. Тарантул*(11). При этом В.З. Тарантул полагает, что не исключено, что в будущем суды при вынесении приговора будут принимать во внимание результаты генетического анализа. В.З. Тарантул приводит факт, когда адвокаты убийцы в американском суде помогли своему клиенту избежать смертного приговора, использовав результаты генетической экспертизы, подтвердившей наследственную склонность подсудимого к убийствам.
Если криминальное (и иное, например, творческое) поведение детерминировано в основном генетическими особенностями, означает ли это, что можно говорить о конце криминологии (и, по существу, других социальных наук)? Для ответа на этот вопрос рассмотрим логику рассуждения Ф. Фукуямы относительно роли биотехнологии в современном обществе.
Ф. Фукуяма пишет: "Многие из тех, кто верил в социальное конструирование поведения человека, имели сильные подспудные мотивы: эти люди надеялись с помощью социальной инженерии создать общества справедливые и честные в согласии с некоторыми абстрактными идеологическими принципами...
...К концу столетия практически все эти эксперименты провалились...
...Биотехнология и более глубокое понимание наукой человеческого мозга будут иметь существенные политические последствия - они заново открывают возможности социальной инженерии, от которой отказались общества, обладающие технологиями двадцатого века.
С сегодняшней точки зрения, средства социальных инженеров и авторов утопий прошлого столетия выглядят неимоверно грубо и ненаучно. Агитпроп, трудовые лагеря, перевоспитание, фрейдизм, обработка с раннего детства, бихевиоризм - все это способы забивания квадратной сваи человеческой природы в круглую дыру социального плана. Ни один из них не основан на знании неврологической структуры или биохимической основы мозга; ни в одном нет понимания генетических истоков поведения, а если есть, то нет никаких средств на них воздействовать.
И все это в ближайшие лет тридцать-пятьдесят может перемениться..."*(12).
Полемизируя с Ф. Фукуямой, член-корреспондент РАН Б.Ю. Юдин отмечает, что каждый из методов, перечисленных Ф. Фукуямой, считался, а в известной мере и был воплощением самых последних достижений научного гения, которые тогда было попросту невозможно оценивать и критиковать с наших сегодняшних позиций. "Вместе с тем, - пишет Б.Ю. Юдин, - не стоит переоценивать научную обоснованность и сегодняшних, безусловно намного более тонких и эффективных технологий воздействия на человека. Вполне вероятно, что через полстолетия и они будут восприниматься как ужасно грубые, неэффективные и малонаучные"*(13).
Подтверждая эту мысль, В.З. Тарантул говорит о том, что "истинное определение человека, его сущности может быть получено только после полного секвенирования его генома, детального выяснения функций всех его элементов и их взаимодействия с различными компонентами клетки, а также сложных взаимосвязей всех клеток организма друг с другом. Огромная роль в этом будет принадлежать функциональной геномике и, в особенности, психогеномике. Мы, к сожалению, не имеем еще полного ответа на многие вопросы"*(14).
Как отмечает профессор В. Шахбазов (заведующий кафедрой генетики и цитологии Харьковского национального университета), "наши знания структур и принципов функционирования клетки довольно ограничены. Каждые 10 лет открывается новая неизвестная надмолекулярная клеточная органелла. Каждое десятилетие обнаруживают совершенно неожиданные новые стороны в строении и функции клеточных структур, известных уже более 100 лет назад, например той же ДНК... А события, связанные с первыми делениями зиготы, где определяются судьбы генов и будущий фенотип организма, нам известны, пожалуй, меньше, чем околоземный космос. По сути, главный вопрос, который встал перед учеными в результате секвенирования генома, это вопрос о новых путях раскрытия сложнейших тайн природы жизни, природы наследственности. Думаю, что здесь не обойтись без изучения интегральных биофизических свойств ядерного генома"*(15).
Американский исследователь Уэйт Гиббс пишет, что долгое время ДНК считалась единственным носителем наследственной информации. Но сегодня биологи уверены, что существует более лабильный информационный уровень, связанный с хромосомами. На смену генетике приходит эпигенетика. "Геном, хранилище генетической информации, предопределяет рост и развитие организма и вовсе не является мертвым текстом, передаваемым от поколения к поколению. Скорее он напоминает невероятно сложный биохимический механизм, действующий в пространстве и состоящий из нескольких взаимосвязанных частей"*(16).
Но если наука, в данном случае генетика, находится только на начальной стадии познания природы жизни и наследственности, то можно ли делать заявления о сегодняшней возможности воздействия на истоки поведения человека с помощью биотехнологий? И к чему такое воздействие может привести? И если сами генетики признают несовершенство имеющихся у них в распоряжении методов познания, то о какой экспертизе генетической предрасположенности человека к антиобщественному поведению можно говорить?
И самое главное: в каком типе общества, с какой системой законов и этических норм будут проводиться генетические тестирования? И к каким последствиям для конкретных людей могут привести такие тестирования?
Думается, что для того революционного взрыва в мировой науке, который происходит в связи с изучением генома человека, роль общественных наук, в том числе и криминологии, не снижается, а, наоборот, многократно возрастает, но приобретает качественно новое содержание. При этом все научные знания, которые были рождены человечеством до открытий биотехнологической революции, никоим образом не теряют своей значимости. Они по-новому встраиваются в процесс познания.
Новую философию, психологию, криминологию только на основе новых знаний в области генетики создать нельзя. Они будут постоянно "зависать", спускаться до уровня бытовых рассуждений.
Тот же Ф. Фукуяма, анализируя достижения биотехнологической революции, строит все свои рассуждения на философских конструкциях Аристотеля, Платона, Гегеля, Канта, Ницше.
В конечном счете, логика рассуждений ученого во многом определяется не только объективными научными данными (например, о геноме человека), но и его идеологией. Если для советских ученых Н.П. Дубинина, Ю.Г. Шевченко и др. "концом истории", "окончательной формой правления в человеческом обществе" был коммунизм, то для Ф. Фукуямы это - либеральная демократия, которая, по его мнению, лишена фундаментальных внутренних противоречий, приводящих к ее крушению*(17). И именно с этих идеологических позиций и идет его оценка результатов биотехнологической революции.
Задача современных обществоведов состоит в том, чтобы уйти от идеологической заданности в оценке последствий биотехнологической революции, заглянуть правде в глаза и занять более жесткую и определенную позицию по негативным аспектам таких последствий.
"Ноев ковчег" советской криминологии
Отечественная криминология - наука, которая не в меньшей, а может быть, и в большей степени испытала на себе груз идеологического давления в советское время. С позиций сегодняшнего дня надо признать, что первый содержательный анализ соотношения социального и биологического в преступном поведении, после разгрома советской криминологии в 30-е годы и советской генетики в 40-50-е годы дал профессор И.С. Ной в своей монографии "Методологические проблемы советской криминологии" (Изд. Саратовского университета, 1975). За это на него обрушилась вся идеологическая и административная машина. Причем причиной этого скорее были не сами научные выводы автора (которые во многом были сходны с выводами ведущих советских генетиков, психологов и психиатров того времени), не идеологическая оппозиционность (наоборот, И.С. Ной почти на каждой странице подчеркивал свою приверженность марксизму-ленинизму), а тональность (эмоциональность) этих выводов и, главное, их адресность.
Тем не менее ярлык "биологизатора" от криминологии и последователя Ч. Ломброзо (хотя сам И.С. Ной, видимо, из политсоображений хитрил, делая вывод о том, что Ломброзо оставил в науке лишь "след спекулятивно-политической реакции"*(18)) продолжает висеть на имени этого ученого. И.С. Ноя обвиняют и в других "грехах", в частности, в компиляторстве, а также в том, что ученый сам не проводил медико-криминологических исследований*(19).
С таким же успехом компиляторами можно назвать и Ф. Фукуяму, и Ю. Хабермаса, и других выдающихся современных обществоведов, которые сами не проводят "ночи напролет" в лабораториях генетиков, но на основе полученных чужих результатов исследований пишут работы, определяющие новые направления развития социальных наук.
В конце концов, основная заповедь древних философов гласила: "Книги пишутся из книг!".
И потом, термин компиляция (от лат. сompilatio, буквально - ограбление) означает составление сочинений на основе чужих исследований или чужих произведений без самостоятельной обработки источников*(20), и, главное, без формулирования самостоятельных научных выводов.
Разделение ученых на "настоящих" (эмпириков) и "компиляторов" (то есть тех, кто анализирует выводы эмпириков) вряд ли будет способствовать интеграции социальных и естественных наук.
Что касается основных научных выводов И.С. Ноя, то сейчас, на наш взгляд, можно сказать, что они, сформулированные тридцать лет назад, во многом методологически пригодны для криминологического осмысления результатов биотехнологической революции:
"...Выявление прирожденных "программ" поведения в соотношении с приобретенными "программами" поведения - одна из важных и сложных проблем современной науки о человеке, представляющая и для криминологов большой научно-практический интерес...
...Можно лишь в порядке рабочей гипотезы предположить, что преступление может совершиться только тогда, когда возникает "попадание" криминогенных внешних условий в определенную личность, достаточно подготовленную социо-биологически для преступной реакции. Но для того, чтобы произошла такая "стыковка", очевидно, требуется совпадение огромного разнообразия специфических особенностей среды и личности. Возможно, именно они предопределяют и конкретных преступников, и конкретные разновидности преступлений...
...В свете современной науки особый интерес для криминолога представляют генетические закономерности. Связано это с тем, что без их познания вряд ли возможно объяснить индивидуальные особенности психики и, тем самым, понять особенности поведения, наблюдаемые при одинаковой макро- и микросреде. Ответ же на вопрос, почему при одних и тех же внешних условиях, в том числе связанных с воспитанием, одни люди совершают преступления, а другие, которых абсолютное большинство, их не совершают, означал бы открытие главной тайны преступности. Именно поэтому весьма любопытны данные медицинской генетики, прослеживающей взаимодействие генетических факторов и условий внешней среды на многих наследственных болезнях и патологии развития...
...О расположении проблемы преступности на стыке социологии и биологии свидетельствует не только интерес криминологов к биологическим детерминантам человеческого поведения, но и интерес генетиков к преступному поведению. Для генетиков преступное поведение - одна из моделей изучения проблемы "наследственность - среда", с помощью которой выявляется влияние среды и наследственности на формирование программ поведения, проявляемых и в антиобщественном поведении... и др."*(21).
В многочисленных отечественных и зарубежных учебниках и монографиях по проблемам психологии и генетики поведения можно найти результаты новейших исследований, отражающих сложнейшие взаимосвязи генетических и средовых особенностей человека, которые позволяют приблизиться к разгадке той основной тайны криминологии, о которой писал И.С. Ной*(22). Многие результаты таких исследований опубликованы и в зарубежных учебниках криминологии и криминальной психологии*(23).
В обобщенном виде специалисты в области генетики поведения делают вывод о том, что человек является продуктом совместного воздействия как биологических, так и социальных факторов, в целом направляемых генетической подосновой. При этом ученые, проводящие исследования в сфере генетики поведения, утверждают, что многие факторы развития, которые ранее считались продуктами окружающей среды, могут быть производными генетики, но специфика окружающей среды ограничивает диапазон фенотипов, которые могут быть вызваны специфическим генотипом. Как пишет американский психолог Дэвид Шэффер, "поведение на 100% обусловлено наследственностью и на 100% окружающей средой, так как два эти ряда факторов, судя по всему, неразрывно связаны друг с другом"*(24).
По мнению другого американского психолога, Дэвида Майерса, с момента зачатия и до зрелого возраста мы являемся продуктом бурного взаимодействия нашей генетической предрасположенности с окружающей средой. "Наши гены влияют на жизненный опыт, который формируют наши личности. Не нужно противопоставлять природу и воспитание, как нельзя противопоставлять длину и ширину футбольного поля, чтобы вычислить его площадь"*(25).
Парадоксально, но факт: вышедшая в свет в 1982 году книга, подготовленная академиком-генетиком Н.П. Дубининым совместно с известными юристами И.И. Карпецом и В.Н. Кудрявцевым "Генетика, поведение, ответственность (о природе антиобщественных поступков и путях их предупреждения)", которая, видимо, задумывалась как альтернатива работе И.С. Ноя, содержала не менее революционные для своего времени положения, чем монография И.С. Ноя (даже с учетом жесткой идеологической марксистско-ленинской, "антибуржуазной" заданности этой книги, а также критики науки генетики поведения). Достаточно привести следующие выводы Н.П. Дубинина, И.И. Карпеца и В.Н. Кудрявцева:
"...Генетическая программа человека обеспечивает развитие целого ряда глубинных структур и функций, служащих предпосылками для развития тех черт, которые свойственны ему как социальному существу...
...Совместная работа юристов, психологов, педагогов, генетиков, психиатров может и должна помогать совершенствованию профилактической деятельности государства и общества, развитию индивидуального подхода к человеку при его воспитании, а также в случае совершения им правонарушений.
Союз биологической науки и медицины с правовыми науками открывает более широкие возможности для сочетания правовых мер с лечением людей, являющихся вменяемыми, но страдающих психическими аномалиями..."*(26)
К большому сожалению, достижения биотехнологической революции и новейшие результаты исследований в сфере генетики поведения зачастую "обходят" современную отечественную криминологическую науку.
"Черная дыра" постсоветской криминологии
Анализ криминологических работ, вышедших в постсоветское время, показывает, что практически не изменился концептуальный подход к рассмотрению социального и биологического в преступном поведении. По-прежнему эта проблема делится условно на две части: рассмотрение (а вернее, критика) зарубежных (в советское время - буржуазных) теорий причин преступности и преступного поведения и изучение личности преступника и механизмов преступного поведения. В большинстве работ критикуется "близнецовый метод" (по сути - основа науки психогенетики) и другие методы, используемые биологами и психологами, в основном за "нерепрезентативные" выборки.
При этом во всех вышедших российских учебниках и монографиях по криминологии ссылки ограничиваются на исследования 60-70-х годов*(27). Новейшие исследования, особенно психогенетиков, практически не рассматриваются, хотя их репрезентативность не вызывает никаких сомнений.
Например, в одном из международных исследований, законченном в 1994 году, в течение шести лет было обследовано около 15 тыс. близнецов, принадлежащих к разным возрастным когортам - от подросткового возраста до 60 лет*(28). В 80-90-е годы проводились также исследования 13 тыс. пар шведских близнецов, 7 тыс пар финских и 3810 пар австралийских близнецов*(29). В этих исследованиях в числе прочих изучались вопросы агрессивного, делинквентного поведения.
Влияние биологических факторов на преступное поведение ни в одной из современных российских работ по криминологии не отрицается, но часто сводится, на наш взгляд, к несколько упрощенной схеме "причина - условие", принятой в советской криминологии, где социальное выступает причиной, биологическое - условием (А.И. Алексеев, Ю.М. Антонян, В.Н. Кудрявцев, В.Е. Эминов и др.).
Ряд известных российских криминологов вообще осознанно пытаются дистанцироваться от результатов исследований в области биологии, генетики и других естественных наук.
Например, Г.Ф. Хохряков в своем учебнике "Криминология" задает вопрос: "Почему появляются исследователи, которые с завидной неутомимостью пытаются доказать связь преступлений с врожденными свойствами человека?"*(30).
Сама постановка вопроса весьма удивительна. Разве ученый может отказать в праве другому ученому отстаивать свои взгляды, проверять и обосновывать свои гипотезы? Еще более удивителен ответ Г.Ф. Хохрякова на поставленный вопрос: "...теории о преступных свойствах человека появлялись или тогда, когда преступник резко контрастировал с процветающей действительностью, или тогда, когда окружающий мир погружался в хаос, поэтому трудно подобрать рациональное объяснение"*(31).
Но каким был мир при Аристотеле и Платоне, которые тысячи лет назад задались вопросом о соотношении социального и биологического в поведении (в том числе и преступном) человека? И каковы критерии погружения мира в хаос или "процветающей действительности"? Если считать погружением в хаос, например, современное состояние российской действительности, связанное с тотальной мафизацией общества, непрекращающимся крупномасштабным терроризмом, или ситуацию в Ираке, где все воюют против всех, то, скорее, данный хаос укрепляет позицию социологизаторов. Разве можно, например, биологическими факторами объяснить тот факт, что число умышленных убийств в России за последние 15 лет увеличилось вдвое?
Л.В. Кондратюк делает категорический вывод о том, что сам предмет исследования у биологов и криминологов различен: "Для биологии и медицины этот предмет материален, для криминологии - духовен и социален"*(32).
Вряд ли такое жесткое разделение предмета познания оправданно, так как сама духовность во многом определяется биосоциальными свойствами человека, а социальность имеет вполне предметную материальную основу.
А.И. Долгова полагает, что и биологические, и социальные особенности человека, несомненно, участвуют в детерминации преступности, но "криминологу не стоит оспаривать по существу выводы других специалистов о наличии прирожденных программ поведения и совершении под их влиянием общественно опасных деяний. Ему важно знать, действительно ли человек мог осознавать фактический характер и общественную опасность своих деяний либо руководить ими, или его поведение было жестко задано биологическими особенностями. В последнем случае человек перестает быть объектом внимания криминологов (?! - В.О.), ибо он не преступник в уголовно-правовом смысле"*(33).
Во многом сходную позицию занимает С.М. Иншаков: "Биологические доминанты так называемого прирожденного преступника отрицают свободу воли: так же, как тигр не может питаться травой, клептоман не может не красть, а маньяк не в силах противостоять кровожадным импульсам, побуждающим его к убийству. Нормативный запрет изначально не способен удержать их от этих действий, а следовательно, такие "прирожденные преступники" находятся за пределами правового регулирования, и, несмотря на внешнюю похожесть этих деяний на преступления, их к разряду преступных отнести нельзя (да и сама правовая система исключает оценку таких деяний как преступлений в связи с отсутствием вменяемости)"*(34).
Позиция А.И. Долговой и С.М. Иншакова тождественна выводам М.Д. Шаргородского, сделанным более 30 лет назад: "Там, где общественно опасные действия личности вызваны биологическими факторами, там нет ни преступления, ни наказания. Ведь ни гены, ни хромосомы наказанием ни исправить, ни устранить нельзя, а значит наказание не имеет в этих случаях никакого смысла. Там, где общественно опасное действие вызвано биологическими факторами, там к человеку применяется не наказание, а меры медицинского характера"*(35).
По существу, А.И. Долгова и С.М. Иншаков вслед за М.Д. Шаргородским генетическую заданность поведения сводят к проблеме вменяемости. Но ведь генетические склонности к определенному типу поведения характерны для многих людей, а не только для невменяемых. И потом, криминология не может не учитывать результаты исследований в рамках самых разных наук - и социальных, и естественных. Иначе она уже становится не криминологией - наукой междисциплинарной, интегрирующей знания всех других наук о человеке, а, например, социологией уголовного права.
А как криминология должна относиться к уже начавшемуся использованию биотехнологий в целях "социального контроля" за определенными группами людей, в нашем случае - для достижения эффекта предупреждения преступлений? Причем речь идет не о тех случаях, когда человек не может "осознавать фактический характер и общественную опасность своих деяний либо руководить ими". Здесь вряд ли кто будет дискутировать с М.Д. Шаргородским, А.И. Долговой и С.М. Иншаковым: если лицо, совершившее общественно опасное деяние, - невменяемое, то такое поведение является предметом изучения не криминологов, а психиатров и психологов - специалистов по анормальному поведению. Но как криминолог должен относиться к поведению лиц с ограниченной вменяемостью (Чикатило), совершивших преступления, и вменяемых лиц, в отношении которых имеются рекомендации психиатров, психологов, врачей о коррекции пове