согласился, чтобы мама покормила нас – сам он есть
не стал и был уже, я бы сказал, не очень спокоен, хотя
и продолжал что-то делать, но понимал уже, что это
все не поможет – резина прикипела насмерть. Мама
робко предложила обратиться к кому-нибудь за по-
мощью. В принципе, это было логично и легко – мы
были на краю шоссе, мимо проезжало много машин,
в том числе грузовых – а там ведь профессионалы.
Но отец сказал, что справимся сами и продолжил по-
пытки снять покрышку. Я был не активным участ-
ником действия, а лишь выполнял указания. Начи-
нало темнеть, мама снова попыталась подать голос в
пользу обращения за помощью, но отец был неумо-
лим, а мамина излишняя настойчивость (ведь сказал
же один раз – нет!), вызвала лишь дополнительное
неудовольствие. Девочки, да и я тоже, вообще мол-
чали – в таких ситуациях, когда отец раздражен,
лучше не привлекать к себе внимания… Вот сейчас
я думаю - ведь было понятно, что отец не знал, что
с этим делать, и что мы не первые, кто сталкивает-
ся с этим – ну, то есть, самое время спросить у кого-
нибудь, что с этим делать. Но нет, нам легких путей
не надо, мы сами справимся. Стало холодно, темно и
понятно, что до утра мы никуда не уедем – в темноте
тем более ничего не получится. Так что мы заночева-
ли прямо там, на обочине, в машине. Рано утром отец
остановил машину… Я так понимаю, чувство ответс-
твенности перед семьей победило… Водитель, моло-
дой парень, посмотрел на колесо и сказал, что в таких
случаях, как наш, надо просто наехать на покрышку
машиной – никаким другим способом ее не снять.
И тут же проделал это – за две минуты покрышка
была снята. Мы быстро поставили колесо и поехали
домой. Кайф был невероятный: отец включил отоп-
ление (за ночь мы сильно замерзли и никак не могли
согреться), мама дала нам по бутерброду… Но самое
главное – было спокойно, отец был в хорошем на-
строении, а значит, и мы могли расслабиться. Всю
дорогу отец говорил, какой хороший парень этот шо-
фер, который помог нам, настоящий профессионал.
И наверняка сам думал – чего сразу не обратился за
помощью? Впоследствии, вспоминая об этом случае,
я всегда отмечал, что, конечно, надо было сразу кого-
то попросить помочь - и нам не пришлось бы провес-
ти такую ночь под открытым небом. Очень логично и
понятно. Но не помогает. И я сам тоже стараюсь из-
бегать обращаться за помощью, хотя и понимаю, что
это глупо, а на замечания жены объясняю, что это
наследственное, так что я не виноват.
Примерно к 12-13 годам я уже водил машину сов-
сем хорошо, и отец иногда разрешал мне ездить са-
мостоятельно. Так, например, когда он лежал в боль-
нице, я подъезжал на машине, он выходил в одной
пижаме - как бы погулять - садился в машину, и я вез
его домой - наверное, принять ванну, да и вообще по-
быть дома. Я помню, отец с гордостью говорил сосе-
дям по палате, что за ним приехал сын на машине. Да
я и сам этим гордился. А после 8-го класса (т.е. мне
было 14 лет!), когда мы на машине ездили к бабушке
с дедушкой в Гжатск (теперь Гагарин – город в 170 км
от Москвы), отец давал мне водить машину по улицам
Москвы и Ленинграда! Конечно, я сдал на права, как
только мне исполнилось 18. Я до сих пор – как и отец
в свое время - очень люблю водить машину.
С последней машиной связано еще одно воспоми-
нание. Эта машина тоже была с ручным управлени-
ем – рычаги газа и тормоза были сделаны для рук.
Конечно, это делало управление машиной менее
приятным – обе руки всегда заняты, маневрировать
сложнее. Вы только представьте, что невозможно,
например, крутить двумя руками руль (например, в
повороте) и одновременно прибавлять газ – а ведь это
обычная ситуация. Поэтому, конечно же, мне всег-
да хотелось поводить нормальную машину (уверен,
что и отцу – тоже!). И вот однажды родители собира-
лись на 2 недели отдыхать на Воложку, и я их должен
был туда на машине отвезти (и, стало быть, машина
оставалась в моем полном распоряжении на две не-
дели!). Предвкушая 2 недели владения машиной, я
поменял ее управление – снял рычаги газа и тормоза
и поставил на место них обычные педали (они сохра-
нились в комплекте машины). Когда отец увидел это,
он очень расстроился, стал говорить, что я зря это
сделал, приводя какие-то искусственные аргументы.
На самом деле, конечно, ему было просто неприятно:
не успел уехать, а уже все поменяли – тут разные ас-
социации могут возникнуть. Тогда, конечно, я этого
не понял – и мне ведь так хотелось поездить с педаля-
ми! А сейчас все видится по-другому: ведь это было
летом 1982 года, последнее лето отца, он уже знал о
своем диагнозе – и вот, не успела закрыться дверь, а
сын уже…
Сейчас я часто думаю – вот сейчас бы отцу поез-
дить! Сейчас машины с автоматической коробкой
передач, т.е. педалей только две, и отец спокойно
смог бы ездить без всякого ручного управления, да
и машины-то совсем другие… Хотя, возможно, отец
от своей машины испытал гораздо больше наслажде-
ния, чем мы – от наших.
Вождение машины, точнее, обучение этому, было,
пожалуй, единственным занятием, которое мы де-
лали с отцом вместе (ну, то есть, он меня учил) и при
этом практически никогда не ругались и не ссори-
лись. Потому что нет почвы для споров – один учит,
другой учится. Но я и здесь находил иногда поводы.
Помню, однажды, я вел машину, отец сидел рядом
и говорил мне, чтобы я увеличил расстояние до впе-
реди идущего грузовика. Я, видимо, не увеличивал,
и отец сказал, что за такими грузовиками опасно
ехать так близко, потому что он может резко оста-
новиться – поскольку очень тяжелый – и я в него
въеду. На что я вполне обоснованно возразил, что
чем тяжелее машина, тем длиннее у нее будет тор-
мозной путь, да и расстояние вполне нормальное.
И ведь был прав! Но – в который раз – не всегда важ-
но быть правым. Надо-то было просто увеличить
расстояние, потому что, во-первых, это никогда не
повредит, а, во-вторых, надо всегда слушать, что го-
ворит отец – теперь-то я в этом абсолютно уверен,
но пока не могу втолковать это своим детям. Не по-
нимают пока. Хотя некоторые уже начали задумы-
ваться, так что еще есть надежда. Кстати, вот сей-
час вспомнил, что когда машину ведет моя жена,
основное замечание, которое я ей делаю (а как же
мне обойтись без замечаний!) – слишком малое рас-
стояние до впереди идущей машины… Может, это
тоже наследственное, а расстояние-то вполне нор-
мальное.
Так вот, когда мы выезжали за грибами, я еще и
машину водил, что делало такие поездки еще более
желанными. Я мало помню подробностей таких по-
ездок, но вот что мне запомнилось точно – это состо-
яние покоя и счастья. Я помню, что в этих поездках
у отца всегда было хорошее настроение. Сидя за ру-
лем, он насвистывал какую-либо мелодию или прос-
то такие соловьиные трели, приговаривал «хорошо
ведь, Анёк?» или «ну, ребята, хорошо ведь?». Маши-
на, дорога, скорость, вся семья рядом – все это, ко-
нечно, положительно влияло на настроение отца, и я
не помню ни одного раза, чтобы мы получали от него
какие-либо воспитательные выволочки в эти дни –
как будто устраивалось негласное перемирие. Так
что уже за одно это можно было любить эти поездки.
Собранные грибы мы солили, заготовляли на
зиму – но это уже не самая любимая стадия таких по-
ездок, а просто неотъемлемая, как «саночки возить».
А еще часть грибов мы отдавали тем соседям, у ко-
торых не было возможности самим их собирать – в
нашем доме жили несколько пожилых людей, и ро-
дители посылали нас к ним с такими вот подарками.
Еще отдельным воспоминанием является наш са-
довый участок и вообще строительство. Под строи-
тельством имеется в виду создание разного рода до-
машних приспособлений: полок, кухонных шкафов
и пр., а также и проектов помасштабнее – например,
маленький садовый домик. И в этих - «побочных» -
занятиях тоже проявлялись отцовские изобретатель-
ность, способность находить нестандартные ходы и
реализовывать их. Например, когда мы жили в 2-х
комнатной квартире (родители, трое детей, няня, ко-
торая жила у нас, и Витя – мамин брат), отец, что-
бы уместить нас троих в одной комнате (а комнаты
были малюсенькие), сделал 2-х ярусную кровать.
Сейчас этим вряд ли кого удивишь, а тогда никто
даже придумать такое не мог, и к нам ходили смот-
реть на эту кровать как на техническое чудо. Знаю об
этом, конечно же, от мамы, но и сам смутно помню
эту кровать справа от двери - я, конечно, спал навер-
ху. Мама рассказывала, что только через несколько
лет впервые о 2-х ярусных кроватях где-то написа-
ли, как о каком-то совершенно новом изобретении…
Или, например, домик на нашем садовом участке.
Участок был недалеко от города, тогда многие их по-
купали (в Ижевске их называли, да и до сих пор на-
зывают - «садоогород») – проводить время на приро-
де, а, возможно, и для обеспечения себя фруктами и
овощами. Я помню, как мы в первый раз приехали
туда. Участок представлял из себя 3 сотки земли (ну,
то есть 300 кв.м., то есть территория 15х20 м), на ко-
торых были разбиты грядки (я помню одну – с зем-
ляникой), а также были сложены какие-то старые до-
ски. Ничего другого там не было. Помню, как мама
сообщила нам, что мы этот участок купили. Очевид-
но, она хотела сообщить об этом как-то необычно,
неожиданно, чтобы еще больше увеличить нашу без
сомнения предполагаемую радость от этого события.
Мы пололи грядку (занятие, которое я впоследствии
ненавидел с такой силой, что даже сейчас, вспомнив
об этом, почувствовал некое подобие тошноты). Оче-
видно, мама хотела продемонстрировать нам, как
это здорово – копаться на своем участке, и вызвать
наши восторги и просьбы немедленно такой купить.
И тут бы она и сказала – а вот, мы уже его купили! Но
восторгов мама не дождалась, похоже, потому что я
помню, что она подошла к сообщению о покупке по-
другому: она спросила нас, как мы думаем, сколь-
ко этот участок стоит. Он стоил, как я потом узнал,
600 рублей – это были достаточно большие деньги.
Наверное, мама ожидала, что мы будем поражены
величием участка и скажем, что он бесценен (я пом-
ню, что при приеме в комсомол, когда тебя проверя-
ли на политическую подкованность, так полагалось
отвечать на вопрос «сколько стоит хлеб») Но я мами-
ных надежд не оправдал и уверенно назвал предпо-
лагаемую цену – 10 рублей! Мама предприняла пос-
леднюю попытку и удивленно-возмущенно сказала
«Да ну что ты!». Тогда я понял, что не угадал и тут
же исправился – ну, рублей 25! Короче, я с самого
начала это приобретение не оценил. Впоследствии
мама много раз говорила мне, что вот с возрастом я
пойму как это хорошо – копаться в грядках! Не знаю,
о каком точно возрасте мама говорила, но, похоже,
до стольких лет мало кто доживает… Отец, насколь-
ко я помню, тоже не был фанатом ни прополки гря-
док, ни других сельскохозяйственных мероприятий,
участия в них не принимал, он занимался строитель-
ством. Так что я любил помогать ему – в основном,
наверное, делая выбор в пользу строительства меж-
ду строительством и собиранием коровьего навоза
на полях – «для удобрения грядок» - или прополки
этих же грядок. Я отлично помню, как мы с ведрами
ходили по прилегающим полям и искали эти коро-
вьи «следы», которое мама называла «шоколадом»,
пытаясь, очевидно, нас вдохновить. Надо сказать,
прием срабатывал. По крайней мере, прополку гря-
док я ненавидел гораздо больше, чем собирание это-
го шоколада. Участие отца в данных мероприятиях
ограничивалось организацией: когда мы начинали
выражать недовольство этим занятием или сомнение
в его целесообразности – отец бросал на нас взгляд.
Один только взгляд, но такой, что сразу же станови-
лось ясно, что надо идти и как можно быстрее. Такой
вот взгляд бросал на нас отец, и этим исчерпывалось
его участие в общем деле удобрения грядок.
Так вот, отец построил на этом участке маленький
домик. Домик – громко сказано. Это было строе-
ние площадью, я думаю, максимум 6-7 кв.м. и ни-
каких перегородок внутри – для них уже просто
не оставалось места. Уже потом, через много лет,
когда отца уже не было, я оценил – насколько же
изобретательны и нестандартны были его решения!
Так, например, отопление. Ночевать в этих хоро-
мах без него было холодно. Но о том, чтобы делать
печку (единственный известный в то время способ
отопления дома за городом), не могло быть и речи.
Во-первых, печку сам не сложишь - надо кого-то на-
нимать, к кому-то обращаться за помощью – и одно
это уже делало такой вариант плохим. Во-вторых,
надо покупать кирпичи, цемент – а где это купишь.
И самое главное – если делать печку, она как раз бу-
дет размером с этот дворец. Отец устроил обогрева-
тельную систему домика из старого титана. Кто не
знает – это раньше была такая система для подогрева
воды и отопления в ванной комнате – металличес-
кий цилиндр диметром около 30-40 см и высотой,
наверное, метра 1,5, с отсеком для сжигания дров –
стояли во многих квартирах до появления газовых
колонок. Так вот что сделал отец: он вставил внутрь
этого цилиндра трубу для выхода дыма, вывел ее на
крышу домика, а полость между этой трубой и ци-
линдром заложил глиной, оставшейся у нас в боль-
шом количестве после того, как нам вырыли колодец.
Колодец – это отдельная история, потом расскажу.
Теперь при отоплении эта глина нагревалась – как
в настоящей печке – и хранила тепло долго-долго!
Или окно – это было опять же совершенно необыч-
ное для того времени решение. Обычное окно в са-
довом домике – это небольшое вертикально располо-
женное окно, с двумя створками и форточкой. То есть
надо было иметь раму по размеру, стекла по разме-
ру (достать-то стекло было трудно, а уж отрезать по
размеру – тем более). Окна обычно были маленькие.
Окно в нашем домике было совсем другим (впрочем,
почему было – домик – то до сих пор стоит, исполняя
функцию летней кухни, которая маме очень нравит-
ся). Это горизонтальное, в пол-стены, окно без всяких
створок – просто большое оргстекло в раме. Плюсов –
полно: светло, зафиксировать можно (открывалось
наружу, петли вверху) в любом положении, не надо
никаких форточек, нет опасности разбить стекло!
И сделать это было гораздо проще и быстрее! Кста-
ти, по-моему, с тех пор мне нравятся большие окна и
светлые помещения.
И много еще можно привести примеров того, как
отец любил мастерить и какие при этом находил
интересные и необычные решения. При этом надо
учесть, что мастерить-то было совершенно не из
чего – никаких строительных материалов тогда не
продавали. Да что там тогда – я прекрасно помню,
когда я уже стал отцу помогать в этих занятиях, а
затем стал и самостоятельно делать какие-то такие
вещи, материалы собирал где попало: деревянные
планки от упаковки мебели, доски ДСП по случаю,
шурупы на рынке… Когда сейчас я хожу в магазин
за чем-нибудь для такого строительства, всегда ду-
маю, вот бы отец это увидел: есть все, чего только
придумаешь, а также много еще чего, о чем даже
не думал… После смерти отца я перебирал его «сто-
лярный уголок» - все его инструменты, шурупы и
прочая утварь для строительства содержались на
полках, построенных им же в своем кабинете – ма-
ленькой комнатке в нашей последней (для него)
квартире. Комната была площадью, я думаю, около
8 кв.м – не больше. Там были кровать отца, пись-
менный стол и этот столярный уголок в виде полок
от пола до потолка. Там было много чего: отвертки,
электродрель, шурупы, гвозди, плоскогубцы, же-
лезные планки, деревянные планки, пластиковые
пластины, даже был токарный станок – он лежал
на полу в нерабочем состоянии. Конечно, отец со-
бирался когда-то его восстановить и использовать…
Вообще, все находилось не в идеальном порядке,
но в состоянии готовности к идеальному порядку,
были какие-то ящички, в которые, наверное, пред-
полагалось в будущем разложить гвозди и шурупы,
какие-то баночки из-под майонеза, чтобы в каждую
положить, наверное, отдельный вид шурупов, гаек
и шайб… Одна полка, на уровне пояса, одновремен-
но выполняла роль верстака – то есть на ней было
немного свободного места для работы с материа-
лом… Конечно, отец наверняка мечтал о том време-
ни, когда забот станет меньше, и он сможет больше
времени проводить за этим занятием. И вот тогда
уж он наведет в этом деле совершенный порядок, и
так приятно будет работать – не спеша, с расстанов-
кой, зная, где что лежит, и все это удобно так орга-
низовано… Я перебрал все это хозяйство, сложил,
что-то выбросил, но в основном большинство оста-
вил – я ведь уже разбирался в этом и понимал, что
это теперь все мое, как и заботы о семье. Мы потом
много раз переезжали, я все это перевозил с собой,
постепенно заменяя на новое, и тоже стараясь по
мере возможности держать в порядке и готовности.
Теперь, конечно, все другое, инструменты совре-
менные, никаких материалов «про запас» хранить
не надо – пошел в магазин и купил, когда потребует-
ся. И я тоже очень люблю что-нибудь делать своими
руками для дома. И у меня теперь есть кладовка для
инструментов и верстак в гараже, и я стараюсь все
держать в порядке. Но получается пока не совсем –
нет времени. Но когда-то потом, когда забот станет
меньше, я наконец все устрою как надо…
Еще на нашем садовом участке был колодец. Это
было велением того времени – делать колодцы. Де-
лали их так: приезжала специальная машина, ко-
торая бурила дыру диаметром 1 м и глубиной 3 м.
Я так понимаю, это был «колым» водителей таких
машин. Пробурить эту дыру стоило 10 рублей. В ре-
зультате рядом с ней оставалась огромная куча гли-
ны, а сама дыра постепенно заполнялась грязной во-
дой. Правда, мама утверждала, что это очень чистая
вода, просто еще глина не осела. Возможно. Но она
это говорила и через год, и через два. Хотя, навер-
ное, вода действительно была чистая – судя по тому,
что лягушки в ней плавали с удовольствием. Все,
кто сделал такие колодцы, впоследствии вставляли
в нее трубу – такую бетонную трубу, диаметром как
раз метр – и стенки колодца больше не осыпались.
Где люди брали трубу – не знаю, ведь тогда ничего
такого в магазинах не продавалось, а трубы эти ис-
пользовались в строительстве чего-то, может, водо-
провода. Но в те времена люди не покупали, а «доста-
вали» - т.е. договаривались где-то купить что-то из
того, что не продается в магазинах. Для этого было
два пути. Путь первый: вы имеете «блат», т.е. зна-
комого начальника конторы, в которой это «что-то»
есть. Тогда вы имеете возможность это купить совер-
шенно легально по совершенно смешной цене – ведь
все это находится во внутреннем государственном
обороте и стоит по документам очень дешево – и вы
по этой цене это покупаете! И все законно – вы ку-
пили у государства и заплатили государству. Надо
только, чтобы начальник такой конторы захотел вам
это продать – ведь он не магазин, а, например, стро-
ительная контора. И он не обязан продавать всем.
А продаст он вам, если от вас будет польза – сейчас
или когда-то в будущем. Ну, если вы начальник базы
или преподаватель в институте, например… И кто-то
вас порекомендовал, что вы вот такой человек, кото-
рый умеет решать вопросы… Короче, это был такой
закрытый клуб, в который если вы сумеете войти –
то у вас обязательно будет и труба для колодца, и во-
обще много еще чего - и все практически бесплатно.
Путь второй: купить нужную вещь не у государства,
а у человека, который работает на том складе, где эта
вещь хранится. Т. е. вы фактически покупаете воро-
ванное. И вы это понимаете. Если вы, например, по-
купаете у сторожа стройки кирпичи, то вы, конечно,
понимаете, что он их не из дома принес… Никаких
других вариантов тогда не было. А если вы гордо от-
кажетесь от этих – то у вас никогда не будет трубы
в колодце. Ведь в магазинах их не продают! Хотя у
всех, кроме вас, эти трубы будут! Они будут торчать,
как положено, на метр из земли – на участках ваших
соседей вокруг вас и напоминать вам, что вы ни чер-
та не можете в этой жизни... И, имея свой колодец,
вы будете посылать своих детей за водой к соседям, у
которых труба есть.
Так что отец тоже хотел поставить трубу. И я силь-
но подозреваю… да что там подозревать! - я абсолютно
уверен, что отец пытался пойти по второму вариан-
ту – криминальному. Сейчас объясню, почему я в этом
уверен. Нисколько не сомневаюсь, что отец легко мог
бы найти этот самый блат и купить эту трубу офици-
ально, заплатив в кассу эти самые 68 копеек, напри-
мер. И все официально, и ты ничего не воруешь – ты
покупаешь. Ты – честный человек. Но есть малень-
кая деталь: ты должен согласиться, что ты – «свой».
Никто не требует от тебя письменного согласия, да и
устного тоже. Но ты сам, внутри себя, должен с этим
согласиться. С тем, что ты вот такой избранный – лю-
бому с улицы не продадут, а тебе продадут. И не толь-
ко здесь, но и во многих других еще местах, где тоже
эти «свои». И дело даже не в том, что когда-то и к тебе
могут прийти и тоже попросить сделать чего-то «в
виде исключения». Могут и вообще не прийти. Не в
этом дело. А в том, что в этот момент, пожимая руку
этому начальнику, который разрешил продать тебе
эту трубу (это полное собрание сочинений или этот
гарнитур), ты признаешь, что вы оба – вот эта вот са-
мая «элита», и вы оба этим гордитесь и почитаете за
большую ценность и личное достижение – принадле-
жать этому кругу. От мамы я знаю, что отец никогда
не пользовался «блатом», и я думаю, что вот именно
поэтому. Я думаю, ему было противно об этом даже ду-
мать. Второй общеизвестный путь – находить тех, кто
имеет доступ к тому, чего вам надо, и может вам это
продать. Этот кто-то не требовал от вас признаний его
заслуг, принадлежности к элите… Он просто воровал,
не скрывая от вас этого, зная, что за это и посадить
могут, и не делая из себя интеллектуального героя.
И из этих двух вариантов отец предпочел – я это знаю
от мамы – этот второй. Мне такой выбор очень даже
понятен. Когда-то давно я посмотрел фильм «Возвра-
щение «Святого Луки» - о том, как из музея украли
знаменитую картину и как ее перепродавали и пыта-
лись вывезти за границу. В этой цепочке были разные
люди. Вор – который непосредственно украл картину
(играл его Дворжецкий), а также еще несколько че-
ловек – посредники, перевозчики и т.д. Участвовал
в этой цепочке и интеллигентный такой человек, из
научной сферы, (его играл Басилашвили). Он непос-
редственно с кражей никак связан не был, ничего
не крал, а лишь был посредником при перепродаже.
И чувствовал себя, конечно, человеком высокой куль-
туры, ценящим искусство, и таким вот «вхожим и
избранным», ничего, конечно, не имеющим общего с
низом общества и уж тем более - с ворами. И вот в ка-
кой-то момент фильма я понял, что мне гораздо более
симпатичен вор Дворжецкого, чем вот этот представи-
тель «элиты», которого играл Басилашвили. Так что
выбор отца я вполне понимаю и одобряю. Мама рас-
сказывала, как он много раз, ранним утром подъезжал
на стройки, пытаясь найти, где эти трубы есть, с кем
надо договариваться… Но так и не нашел. И это для
меня тоже не удивительно. Ведь и тут надо уметь раз-
говаривать – по крайней мере, чтобы тебе поверили,
что ты не из милиции и что ты вообще тоже в каком-то
смысле «свой», т.е. для тебя вообще это нормально –
вот так покупать… Отец, наверное, такого впечатле-
ния тоже не производил… Так что в течение несколь-
ких лет (!) отец искал трубу, а я каждый год спускался
в колодец, из которого предварительно откачивали
воду, и чистил его, складывая глину со дна в ведро,
которое мне спускали на веревке. Зачем я это делал –
не знаю, ведь воду оттуда мы все равно не брали, а хо-
дили к соседям. Но мне говорили – я делал. Наверное,
отец каждый раз считал, что вот в этом-то году точно
найдет трубу, и уж надо поставить ее в чистый коло-
дец. Глину опять складывали около колодца. Часть ее
ушла на печку, о которой я уже рассказал, а осталь-
ное так и лежало около колодца. Колодец мы закрыва-
ли крышкой, которую отец сделал, чтобы никто туда
не провалился. Эпопея с колодцем закончилась бес-
славно. Я уже, наверное, был студентом, когда мама
сказала мне, что колодец надо засыпать. Совершенно
ясно, что это она не сама приняла такое решение, а су-
мела убедить в этом отца. Как всегда, решения до нас
(в данном случае до меня) доносила она. Хотя - каза-
лось бы – гораздо естественнее отцу сказать мне об
этом, сказать, что я должен сделать и как. Но вот так
всегда было, что такое общение происходило через
маму. Так что она дала мне 10 рублей и попросила, что-
бы я нашел где-то машину с землей и засыпал колодец.
Я договорился с каким-то шофером с машиной, запол-
ненной каким-то песком, и за 10 рублей он приехал к
нам на огород и высыпал этот песок в наш колодец.
Так что вот этот колодец в итоге стоил нам 20 рублей
и нескольких моих ежегодных спусков вниз и чисток.
В общем, не так уже и дорого…
У меня осталось твердое впечатление, что отца все
уважали – и соседи, и коллеги, и просто знакомые.
Я уверен, его уважали даже люди, находившиеся с
ним в не очень дружеских отношениях. Об одном
таком примере я знаю сам. Был в университете та-
кой профессор юрист Василий Васильевич Овсиен-
ко, он - как и отец - был ветераном войны и тоже без
ноги: нога его была ампутирована полностью, и он
ходил на костылях. Уже после смерти отца я посту-
пил на юридический факультет и на 5 курсе напи-
сал диплом об использовании компьютеров в пра-
воохранительных органах. Тема была совершенно
для того времени новая. А я был не самым угодным
студентом для некоторых преподавателей, особен-
но для одного из них. Причины для этого не было
никакой – он просто меня не любил, в течение всей
учебы старался меня «закопать», а оттого, что это не
получалось, он не любил меня еще больше. Так что
к пятому курсу он, похоже, видел уже своей обязан-
ностью хоть как–нибудь меня «сковырнуть». О его
таком неравнодушии ко мне знали все на факульте-
те и наблюдали за нашими поединками. Так вот этот
товарищ, который меня не любил, отдал мой диплом
на рецензию большому милицейскому начальнику,
который написал, видимо, ожидаемую от него, ре-
цензию. Суть рецензии сводилась к тому, что диплом
очень плохой, никчемный, не проработанный и т.д.
Из конкретных недостатков было отмечено то, что
диплом напечатан на компьютере (дело тогда ред-
кое), что, по мнению рецензента, свидетельствовало
о непроизводительном использовании мною ком-