совершенно не умели просить за себя, в том числе и
за детей. За кого-то другого – пожалуйста. Не толь-
ко просить – в бой пойдут. Но только не за себя или
своих детей. Например, отец никогда не пользовал-
ся положенными ему льготами ветерана войны. В то
время, например, был закон – ветераны войны мог-
ли все покупать в магазинах без очереди по предъяв-
лению удостоверения. А кто помнит – очереди в те
времена были везде и огромные, даже за самыми за-
урядными товарами, а уж если «выбрасывали» (для
тех, кто не знает – в то время означало продажу чего-
то дефицитного, чего постоянно в продаже не бывает)
что-то особенное – так просто бесконечные, большей
части которых ничего «не светило». Отец никогда
не пользовался своими льготами, а стоял в очереди,
мама это принимала нормально – она и сама была та-
кая. Но однажды в Москве они «напали» на апельси-
ны – была огромная очередь, а родители очень захо-
тели привезти нам. И мама уговорила отца купить по
удостоверению. И отец купил, но сказал, что больше
никогда не будет… Или вот пример – поступление
Вити (маминого брата) в институт, где работали ро-
дители. Я уже говорил, что Витя был отправлен его
родителями в Ижевск в надежде на положительное
влияние моего отца. Влияние действительно оказа-
лось таковым, и Витя не просто закончил школу, но
и собрался поступать в институт. Более того, будучи
весьма смышленым учеником, он оказывал помощь
в подготовке к вступительным экзаменам двум сво-
им одноклассницам. Так вот, эти одноклассницы
конкурс прошли, а Витя – нет, ему не хватило совсем
чуть-чуть. Поэтому по совету отца он пошел работать
на строительство электромеханического завода, а за-
тем отправился служить в армию. Узнав об этом, ди-
ректор института Бабин устроил родителям страш-
ный выговор за то, что они не обратились к нему за
помощью, и вообще был крайне этим удивлен. Или,
например, когда я поступал в университет, родители
вообще куда-то уехали из города. Вот спрашивает-
ся – зачем? Не обязательно же, оставаясь в городе,
помогать мне поступать. Но зато можно, например,
кормить во время экзаменов хорошо, подбадривать
морально. Но родители уехали на время моих экза-
менов – чтобы никто даже подумать не мог, что они
мне помогают поступать!
В театральный Наташа не поступила. Когда На-
таша училась в институте культуры, отец строил
планы, что после окончания она продолжит свое
научно-музыкальное развитие, возможно, защитит
диссертацию и будет продолжать покорять профес-
сиональные высоты. Однако, Наташа и здесь не со-
ответствовала представлениям, и вместо научного
развития встретила коренного ленинградца Женю и
вышла за него замуж. Родителей предупредили за-
ранее - примерно за месяц до свадьбы Наташа поз-
вонила им и сообщила, что у нее есть друг, и что она
выходит за него замуж. Родители тут же поехали в
Ленинград знакомиться с женихом и его мамой. На
свадьбу уже не поехали - не было денег. На мой воп-
рос, не стоило ли лучше поехать сразу на свадьбу –
там бы и познакомились, а заодно бы и на свадьбе
погуляли, мама сказала «ну, как это так, надо же все-
таки было до свадьбы познакомиться, чтобы как по-
ложено – спросили согласие родителей и прочее…».
Самих молодых эти условности, похоже, мало вол-
новали, и согласия, я так понимаю, никто не спра-
шивал. Уже хорошо, что сообщили… Отец по этому
поводу не переживал, а радовался – он всегда хотел,
чтобы дочки вышли замуж и имели семьи.
Само по себе замужество Наташи еще не ставило
крест на планах отца по завоеванию ею научных ру-
бежей, но он, конечно, чувствовал, что куда-то все не
туда пошло… И я думаю – замужество тут ни при чем,
просто Наташа никогда и не помышляла о научной
карьере. Последним ударом по планам отца на На-
ташины перспективы стало рождение ее сына – пер-
вого внука родителей – Сережи. Ну все – «засосало
мещанское болото…». Ну и пусть живет, как хочет.
Конечно, несмотря на такую разницу между ожида-
нием и реальностью, отец никогда не переставал по-
могать Наташе – как и всем нам. И внука Сережу он
очень любил. Вообще мама говорит, что настоящие
родительские чувства у отца проявились к внукам.
Но, вот все-таки не получилось направить Наташу
по правильному пути – наверное, думал и пережи-
вал отец. Переживал не за неуспех своих планов, а за
дальнейшую жизнь Наташи, которая наверняка ему
представлялась весьма заурядной, средней, серой и
бедной – как и большинства счастливых советских
людей. Он сделал все, что мог – дальше пусть сами
идут по выбранному пути… Но и в этом случае отец
никогда не отказывал в своей помощи. Когда Наташа
родила сына (она родила его в Ижевске), приехал ее
Женя повидаться и был крайне сух в общении с ней,
чем доставил ей много неприятностей и слез. Отец,
видя это, сказал (не Наташе, конечно, а маме – а она
уже передала Наташе), что если она, Наташа, хочет,
он сейчас же Женю выгонит. Наташа тогда не за-
хотела, хотя понимала, что может рассчитывать на
дальнейшую поддержку отца. А отец наверняка пе-
реживал за Наташу, за ее дальнейшую жизнь с этим
Женей, основная проблема с которым была не в этом
конкретном случае, а в том, что такой сильной жен-
щине, какой была Наташа, чувствовать себя защи-
щенной и иметь возможность расслабиться можно
только с еще более сильным мужчиной, а Женя был
совсем другого типа человеком…. «И ведь это на всю
жизнь» – наверное, думал отец.
На очереди была Люся. Она подавала вполне кон-
кретные надежды. Она, как и Наташа, закончила му-
зыкальную школу и пошла по «правильному пути» - в
музыкальное училище. Она и там проявила все свои
положительные качества – усидчивость, старание
и способности к музыке, которые у нее, безусловно,
были. Так что успешное окончание музыкального
училища и поступление в казанскую консерваторию
были вполне закономерными.
Эту часть своей истории Люся рассказала мне сама.
Сначала я долго пытался получить от нее хоть ка-
кие-нибудь воспоминания об отце – все было тщет-
но. Очень она занята, так прямо занята, что некогда
ей совершенно. Может быть, вы подумали, что она
работает министром? – вовсе даже нет. Как раз если
б была министром – возможно, время и нашлось бы.
А она работает в школе, вся голова занята вопросами
подготовки детей к очередному концерту (она препо-
дает музыку), так что ей некогда. Поскольку она у нас
была отличницей в школе, то вот эти замашки отлич-
ника и остались – приложить все усилия к текущему
делу. А следующее дело должно подождать. Так что,
возможно, запишись я к ней в очередь со своим де-
лом – лет через 15 она также старательно подошла бы
и к нему. Но я не могу столько ждать – я же не был от-
личником. Так что я нашел возможность и получил ее
устные «показания». Кстати, написав эту часть по ее
рассказу, я отправил ей текст по электронной почте,
чтобы она высказала свои замечания и пожелания,
на что Люся прислал мне сообщение, что она сможет
выделить мне время 8 июня (через месяц!) с 15 до 16
часов… Вот какой напряженный график жизни у ра-
ботников образования! Я не стал занимать этот единс-
твенный свободный час – пусть уж она отдохнет…
Люся удивила меня еще больше, чем Наташа. Ее
основным воспоминанием об отце тоже были его
строгость и воспитательные беседы на кухне, она так
же, как я и Наташа, запомнила, что отца боялась и
предпочитала меньше с ним общаться. Это было уди-
вительно, в первую очередь, тем, что Люся была от-
личницей, «паинькой», никаких проблем с ее школь-
ными и музыкальными делами у родителей не было.
И вот – на тебе.
В качестве иллюстрации своих отношений с отцом
Люся выбрала и рассказала мне историю своего за-
мужества и развода и роли отца в этом вопросе. Сам
я этих подробностей не заметил – вся эта история,
как и многие другие истории в семье, прошла мимо
меня – скорее всего, я не особо и интересовался.
Так вот, Люся вышла замуж, будучи студенткой
Казанской консерватории. Как я уже говорил, отец
строил определенные планы ее дальнейшего разви-
тия, а именно – видел ее научным работником в об-
ласти музыкальной литературы. В такой профессии,
полагал отец, Люся вполне может реализоваться,
обеспечить себе более-менее нормальный доход и
даже национальность не станет большой преградой –
если, конечно, не лезть в начальники. Так думал отец
и был готов оказать Люсе не просто родительскую, а
также и профессиональную помощь. Он даже прочи-
тал множество литературы о музыке, в частности, о
Шостаковиче, которого Люся просто боготворила.
Когда отец находил время для всего этого – непонят-
но, у него своей работы было в избытке. Кстати, одну
такую их беседу о Шостаковиче я помню и сам, пос-
кольку принял в ней непосредственное участие.
Дело было так: мы ехали в поезде в Москву – ро-
дители, Люся и я. Люся села в к нам в поезд в Каза-
ни (она училась там в консерватории), и теперь мы
все вместе ехали в Москву и дальше – к бабушке в
Гжатск. Люся разговаривала с отцом о Шостаковиче,
и, как всегда, демонстрировала свои знания и была
просто само музыкальное совершенство. Я принять
участие в разговоре не мог, так как из всей темы знал
только, что Шостакович – это композитор. Так что я
молчал, не особо то и желая участвовать. В это вре-
мя проводница принесла газеты. Поскольку знатоки
музыки были увлечены ученой беседой, газеты они
смотреть не стали, а я – от нечего делать – взял одну.
И увидел на первой странице сообщение о том, что
умер Шостакович. Выждав момент, я, тоном инте-
ресующегося дилетанта, даже несколько заискивая
перед профессионалами, спросил: «Люсь, а Шоста-
кович жив?». «Ну, конечно, жив» - последовал не-
медленный ответ, тоном, исключающим какой-либо
альтернативный вариант. И тут мой выход: «Ха!» -
весело сказал я, - «а вот и нет!», и сунул ей газету.
Очевидно, на Шостаковиче держался весь музыкаль-
ный мир. По крайней мере, Люся расплакалась и
рыдала так, что я даже стал сомневаться, правильно
ли я понимал, что Шостакович был композитор, а не
какой-то близкий друг семьи… Отец Люсю пожалел –
посмотрел на меня своим уничтожающим взглядом,
отчего радость победы у меня сразу улетучилась, и
стал ее успокаивать.
Так вот, отец много времени уделил изучению воп-
росов, связанных с Люсиной специальностью, об-
суждал их с ней и готов, видимо, был оказывать ей
всякую возможную помощь в ее будущей научной
деятельности. А Люся вместо благодарности, ко-
торая, конечно, должна была выразиться в усилен-
ном стремлении к научным вершинам, решила вый-
ти замуж. Как уже повелось в нашей семье (бедные
родители, я сейчас представляю, каково им все это
было!), родителей известили практически в послед-
ний момент, с женихом они познакомились на свадь-
бе. Ну разве об этом они мечтали, и разве так себе
представляли замужество дочерей? Конечно, они
сами, когда женились, не предстали пред очи мами-
ных родителей, и даже на свадьбе их, родителей, не
было – так же, в общем, как и самой свадьбы в на-
шем сегодняшнем представлении. Но ведь это было
время, когда просто не было возможностей приехать.
И то – отец писал родителям мамы письмо, убежда-
ющее их в серьезности чувств, намерений и планов.
И не просто словами – он привел полный экономи-
ческий расчет их жизни, с таблицами и расчетами,
из которых явно следовало, что денег у них достаточ-
но и еще останется. Ну как тут маминым родителям
было не порадоваться. Правда, жизнь внесла свои
коррективы в экономические прогнозы отца, и денег
им всегда не хватало, но сам подход! А тут – на тебе,
приезжайте, дорогие родители, я выхожу замуж. Ро-
дители, конечно, поехали. И познакомились там с
Люсиным женихом и всей его родней. Позднее, когда
я познакомился с ним, я первым делом представил
себе впечатления родителей, когда они приехали к
ним на свадьбу. Вообще, на меня лично он произвел
впечатление неплохого такого, спокойного человека.
Но, конечно, он был человеком совсем другого скла-
да и взглядов на жизнь, чем тот, кого бы родители – я
уверен – хотели видеть мужем Люси. Особенно отец.
Так что я представляю себе реакцию отца, когда их
познакомили – он же сразу все увидел и понял, я
уверен. Но было поздно – свадьба уже практически
началась. Так что родителям ничего не оставалось,
как присоединиться к веселью. Ну, не портить же
свадьбу из-за такой ерунды, как не понравившийся
родителям невесты жених! Они веселились, знако-
мились с родителями и другими новыми родственни-
ками, а отец даже устроил легкий словесный флирт
с какой-то родственницей жениха, совершенно безо-
бидный - так сказать, для ускорения налаживания
родственных связей. Я уверен, что отцу ничего не
стоило вызвать интерес представительниц прекрас-
ного пола, и не только на лекции по психологии. Так
что неудивительно, что означенная родственница
была очарована гораздо больше, чем предполага-
лось, и в течение всей свадьбы пыталась заигрывать
с отцом, возможно, уже придумывая имена их буду-
щим детям… Но свадьба закончилась, а жених – те-
перь уже муж – остался. Как я уже сказал, мне лично
он плохого ничего не сделал и показался даже весьма
хорошим человеком. Однако, этого, конечно, мало,
чтобы сделать кого-нибудь счастливым, а тем более
Люсю – даму из совсем другого общественного слоя,
или, вернее сказать, прослойки. Люся с ее мужем
были абсолютно разными людьми по всем направле-
ниям, к тому же ее муж имел весьма, я бы сказал, уп-
рощенные представления о семейной жизни, своей
роли в семье и отношении к женщине. Так что Люся
получила в мужья совсем не такого человека, какого
бы хотел для нее отец, какого бы хотела она сама,
она заслуживала более уважительного отношения к
себе, более надежного спутника и вообще более от-
ветственного и нравственного человека – в этом нет
никаких сомнений. Не знаю, что там думала Люся,
когда выходила за него замуж, но скорее всего, прос-
то поддалась каком-то порыву… Конечно, с точки зре-
ния людей здравомыслящих, в том числе родителей
(и не только наших), замужество – дело серьезное,
к нему надо подойти обдуманно, а не под влиянием
внезапных эмоций. Вполне может быть. Но лично я
с этим согласиться не могу хотя бы потому, что все
самые положительные и значимые в моей жизни ре-
шения принимались именно на уровне эмоций, а не
раздумий. Так что я Люсю вполне понимаю – может,
именно так и надо выходить замуж, кто его знает…
Как бы там ни было, но вскоре Люсина жизнь не
заладилась, а рождение ребенка не только не укрепи-
ло, а, наоборот, еще более ослабило и без того шата-
ющиеся отношения, которые для Люси имели самые
неблагоприятные воплощения. Люся все скрывала от
родителей, полагая, очевидно, что это ее вина, и она
сама должна с этим справиться. И она справлялась,
как могла. Родители все чувствовали, но поскольку
Люся с семьей жили в Казани, уверены быть не могли
и точно ничего не знали. Однажды они послали меня
на «разведку», чтобы я неожиданно приехал в гости
и просто посмотрел как там жизнь. Я посмотрел – все
было плохо, Люся совершенно не выглядела счастли-
вой, хотя и очень старалась. Так я и доложил роди-
телям. Не думаю, что на основании моих слов – они
для родителей были лишь подтверждением того, что
они уже подозревали сами – отец начал «пикетирова-
ние» Люсиной семейной жизни. Как я себе представ-
ляю (спросить не у кого), он понял, что Люсе очень
тяжело, что она это скрывает и может продолжать
ради спокойствия родителей (в ее понимании) тянуть
эту лямку всю жизнь. Я уже писал, что еще задолго
до всей этой истории, когда дочки были маленькими,
отец говорил, что хочет, чтобы они, когда вырастут,
обязательно вышли замуж и чтобы у них была счаст-
ливая семейная жизнь. Но чтобы они обязательно на-
шли в себе силы развестись, если это будет не так. Вот
такой момент и настал, и отец, я думаю, просто понял,
что спасти Люсю может только развод, и что сама она
этого сделать не сможет. Так что отец взялся за дело.
Он был сторонником хирургических решений, а в
данном случае, думаю, это было единственно верное
решение, хотя и болезненное. Они сидели на кухне –
Люся, Наташа и отец. Не знаю, с чего начался разго-
вор, но только отец вдруг со всей прямотой высказал
негативное мнение о Люсином замужестве, которое
считал ошибочным, закончив свое выступление сло-
вами «Как ты вообще могла?». Буквально за пять ми-
нут он довел Люсю до слез - она ушла в комнату и про-
плакала там весь день, ее успокаивала Наташа, но она
ее успокаивала аргументами о том, что папа-то прав,
а это Люсю совсем не успокаивало, поскольку она и
сама это знала. Через некоторые время отец позво-
нил Люсе в детский сад (она подрабатывала в детском
саду в Казани) и стал убеждать ее переехать обратно
в Ижевск, говоря, что они с мамой во всем помогут и
очень хотят, чтобы она вернулась. Это показало Люсе,
что ей не надо ничего от родителей скрывать – они все
уже поняли, и, главное, - они на ее стороне. Через не-
которое время он позвонил еще раз, и снова убеждал
Люсю, что они с мамой будут рады ее возвращению.
Путь к спасению был открыт. Так что вскоре Люся пе-
реехала обратно к родителям с сыном Павликом. Все
проблемы семейной жизни, свалившиеся на Люсю,
сильно подорвали ее здоровье и нервы, и только пере-
езд обратно в Ижевск, я думаю, спас ее от настоящей
катастрофы. И в этом основную роль сыграл отец.
Он, как всегда, выступил «хирургом» в самый
нужный момент. А хирургов дети не любят – как не
любят и зубных врачей, ведь они делают им больно.
Какой ребенок будет думать о том, что именно этот
врач и решил его проблему с зубом. Я прекрасно пом-
ню Анну Петровну – зубного врача, к которому нас
водили детьми. Радость никогда не посещала меня
при встрече с ней, хотя я помню, сколько терпения
и сострадания она проявляла, сверля мне зубы этим
отбойным молотком, который она притворно назы-
вала «машинкой».
Вот так и отец – даже по прошествии стольких лет,
будучи уже совершенно взрослой, Люся, рассказы-
вая мне всю эту историю, основное эмоциональное
ударение сделала именно на том моменте, как отец
ей выговаривал и как она после этого плакала. А то,
что этим он положил конец ее страданиям – она хоть
и понимает, но в положительные эмоции это как-то
не перешло…
Отец все сделал для того, чтобы устроить Люси-
ну жизнь дома. Начиная с прописки. Прописать ее
обратно было нелегко, и отец потратил на это много
времени и сил, сидя в очередях, убеждая чиновни-
ков. И даже пользовался своим удостоверением ве-
терана войны – он очень хотел помочь Люсе, и ради
этого готов был на все. А потом Люся серьезно забо-
лела, так что отец уже и не помышлял о ее карьере,
а лишь надеялся, что она поправится, и старался де-
лать для нее все что мог.
Я в это время заканчивал физико-математический
факультет университета и подавал определенные
надежды. Как я уже говорил, отец многому пытал-
ся меня научить, стремясь к моему разносторон-
нему развитию. Он отдавал меня в различные сек-
ции, кружки, многому учил сам. Я все это постигал
довольно легко, переходя к новым видам. То есть
разносторонне развивался. Но в дальнейшем моя
разносторонность стала отца настораживать – я во
многих областях проявлял способности, но быстро
терял интерес. При таком подходе к делу успехи в
науке, которых отец, как и для дочерей, хотел для
меня, были под угрозой. Сам отец добился своих ус-
пехов путем длительно профессионального развития
в своей области, и того же хотел от меня – пусть и в
другой области. А вот этих-то качеств – стремления
к результату, длительного упорного познания в од-
ном направлении – я и не демонстрировал. В школе
я познакомился с программированием, которое меня
очень увлекло и определило мой выбор дальнейше-
го пути. Правда, я собирался поступать в Москву,
и родителям многие говорили, что мне надо ехать в
Москву, но они не хотели, чтобы я уезжал, не хоте-
ли оставаться одни – дочери-то уже уехали. Они со-
общили мне о своем желании, не настаивая – просто
попросили не уезжать. Судя по тому, что я закончил
университет в Ижевске, я согласился. Сам я этих со-
бытий не помню, знаю только по рассказам мамы.
Отец воспрянул духом по поводу меня. Во-первых, я
поступил на специальность «математика». Отец ма-
тематику обожал и часто говорил, что это еще лучше,
чем психология, и даже самостоятельно изучал не-
которые разделы высшей математики. Во-вторых, я
планировал развиваться в программировании – тог-
да направлении совершенно новом и, как мы теперь
знаем, перспективном. А отец любил все новое и пер-
спективу, безусловно, видел. Однако, уже первые ме-
сяцы моего студенчества повергли отца в уныние –
вместо отчаянного броска в науку, я вдруг полюбил
музыку в ее эстрадном варианте и стал играть в уни-
верситетском вокально-инструментальном ансамб-
ле. ВИА, как тогда называли. Для этого я вернулся к
музыкальным занятиям и взял несколько уроков по
гармонии у Люси. Кроме того, я увлекся художест-
венной самодеятельностью, которая в то время была
неотрывной частью студенческой жизни, и прини-
мал в ней активное участие. Родители не раз слыша-
ли хорошие отзывы обо мне в этом плане, им прият-
но было видеть меня на сцене общеуниверситетских
мероприятий. Однако, это не затмило беспокойства
отца за мое научное будущее. Меня никакое буду-
щее, тем более научное, видимо, не волновало, а из
всех университетских занятий нравилась только ху-
дожественная самодеятельность и музыка. Помню,
на каком-то этапе, курсе на 2-м, наверное, осознав,
что основное, чем я должен заниматься – математи-
ка – не приносит мне радости и не вызывает интере-
са, я решил поменять свою жизнь. План был прост –
пойти в армию, а потом работать таксистом. Помню,
я поделился этим планом с отцом – не потому что хо-
тел поделиться, а просто без решения отца никакие
серьезные вопросы дома не решались. Заключения
отца было категоричным – нет. Он также выразил
свое неудовольствие моим непостоянством, сказав
фразу, которую я до сих пор помню: «Попрыгунчи-
ков нам не надо». Я и не ожидал какого-то сочувс-
твия и понимания. Тем более, что отец был прав – я
действительно многим увлекался и ко многому быст-
ро остывал. Но мне было очень обидно – я это помню.
«Попрыгунчиков нам не надо»… А что же мне было
делать, если я такой?
Кстати, план работать таксистом, похоже, тоже не
с неба свалился – ведь, как я уже говорил, отец сам
очень любил водить машину и сам говорил, что ра-
ботал бы шофером, если бы не инвалидность. И мне
водить машину тоже очень нравилось и нравится до
сих пор. И я таки реализовал свой план – в годы пе-
рестройки был период, когда у меня не было доста-
точных доходов, и я «таксовал» по ночам – и мне
это очень нравилось. Думаю, отец был прав – в том
смысле, что ему бы это тоже понравилось.
Впрочем, вскоре у отца появились основания успо-
коиться – примерно с 3-го курса я начал активно разви-
ваться в программировании, показывал хорошие ре-
зультаты, выступал на конференциях, писал диплом
в Москве. Отец очень радовался этому – наконец-то
хоть один из детей, вроде бы, отправлялся по намечен-
ному им, отцом, пути… Меня распределили на работу
на вычислительный центр университета и планирова-
ли через 1-2 года отправить в аспирантуру в Москву.
Правда, я уже к этому времени женился, чем также
доставил родителям некоторое беспокойство. Ко вре-
мени женитьбы мне было всего 19 лет, я закончил 3
курс. Отец считал, что я не только еще не определился
со своей жизнью, но даже и не пытался определиться
и жил сегодняшним днем, но против моей женитьбы
не возражал - наверное, он надеялся, что собственная
семья сформирует у меня более серьезное отношение
к жизни… Незадолго до свадьбы родители поехали в
Прагу – там жила мамина сестра с семьей. Было очень
жаркое лето, жара была везде – и в Праге, и в Москве,
и в Ижевске - и это ухудшало самочувствие отца, уже
перенесшего к тому времени два инфаркта. В Праге
отец купил линолеум – невиданный тогда в СССР ма-
териал для покрытия пола. Отец был крайне неравно-
душен к устройству дома, а также ко всему новому, так
что устоять он не мог, а мама отговорить не смогла. И
вот они с мамой возвращаются в Ижевск, где через не-
сколько дней будет моя свадьба. С этой кучей вещей,
чемоданов и рулоном линолеума (только представьте
себе!), который отец нес на плече. В Москве на вокза-
ле - носильщиков не найти, в камере хранения отка-
зываются принимать линолеум, день на жаре в Моск-
ве, потом проводница отказывается пускать в вагон с
линолеумом, скандалы, споры… Наконец, впустили,
поезд пошел… Вечером у отца случился сильный ин-
фаркт с аневризмой. Ему было ужасно плохо, мама
до сих пор вспоминает этот момент с ужасом. Так что
на свадьбу отец не попал, а попал в больницу. Наш
сосед Борис Иванович, когда я ему сказал, что отец в
больнице с инфарктом, понимающе спросил «Из-за
тебя, что ли?» - имея в виду предстоящую свадьбу.
Я сказал, что нет, хотя – кто знает?
Вскоре у нас родилась дочь – прямо в день рожде-
ния мамы, так что назвали ее, конечно, Аней – впро-
чем, это имя было готово для нее заранее, так что
совпадение дня рождения – просто еще один повод.
У родителей стало уже два внука и одна внучка. Отец
очень любил Аню – я это помню. Помню даже неко-
торые эпизоды: так, он держал Аню на коленях и ри-
совал карандашом на листочке бабу Ягу – страшную
такую бабку с крючковатым носом и большими зуба-
ми. Потом спрашивал Аню: боишься бабу Ягу? Аня
понимала, что баба Яга нарисована, и говорила, что
нет, не боится. Тогда отец сверлил карандашом дыр-
ку во рту бабы Яги и предлагал Ане засунуть туда
пальчик. Аня боялась, а отец ее уговаривал и даже
подначивал – ага, мол, значит, боишься… Мы все
жили вместе – родители, я с женой и дочкой, сест-
ра Люся с сыном. Жили мы все в том же доме, где я
и родился, на ул.Ломоносова, за 2-м корпусом уни-
верситета. Вскоре после рождения Ани родителям
дали новую квартиру. На очереди они стояли дав-
но, но никогда о себе не напоминали, как обычно, не
считая возможным лишний раз обращаться к руко-
водству по личным вопросам – тем более по такому.
А надо было – ведь все остальные очередники делали
это постоянно, напоминая о себе и подталкивая ру-
ководство к решению их проблем. После рождения
Ани – когда нас в квартире стало уже 7 человек! -
мама пошла в ректорат (отец-то ни за что бы и не по-
шел), напомнила, как долго они стоят в очереди - и