Наедине.
Приказания прокуратора были исполнены быстро и точно, и солнце, с
Какой-то необыкновенною яростью сжигавшее в эти дни Ершалаим, не успело еще
Приблизиться к своей наивысшей точке, когда на верхней террасе сада у двух
Мраморных белых львов, стороживших лестницу, встретились прокуратор и
Исполняющий обязанности президента Синедриона первосвященник иудейский Иосиф
Каифа.
В саду было тихо. Но, выйдя из-под колоннады на заливаемую солнцем
Верхнюю площадь сада с пальмами на чудовищных слоновых ногах, площадь, с
Которой перед прокуратором развернулся весь ненавистный ему Ершалаим с
Висячими мостами, крепостями и -- самое главное -- с не поддающейся никакому
Описанию глыбой мрамора с золотою драконовой чешуею вместо крыши -- храмом
Ершалаимским, -- острым слухом уловил прокуратор далеко и внизу, там, где
Каменная стена отделяла нижние террасы дворцового сада от городской площади,
Низкое ворчание, над которым взмывали по временам слабенькие, тонкие не то
Стоны, не то крики.
Прокуратор понял, что там на площади уже собралась несметная толпа
Взволнованных последними беспорядками жителей Ершалаима, что эта толпа в
Нетерпении ожидает вынесения приговора и что в ней кричат беспокойные
Продавцы воды.
Прокуратор начал с того, что пригласил первосвященника на балкон, с тем
Чтобы укрыться от безжалостного зноя, но Каифа вежливо извинился и объяснил,
Что сделать этого не может. Пилат накинул капюшон на свою чуть лысеющую
Голову и начал разговор. Разговор этот шел по-гречески.
Пилат сказал, что он разобрал дело Иешуа Га-Ноцри и утвердил смертный
Приговор.
Таким образом, к смертной казни, которая должна совершиться сегодня,
Приговорены трое разбойников: Дисмас, Гестас, Вар-равван и, кроме того, этот
Иешуа Га-Ноцри. Первые двое, вздумавшие подбивать народ на бунт против
Кесаря, взяты с боем римскою властью, числятся за прокуратором, и,
Следовательно, о них здесь речь идти не будет. Последние же, Вар-равван и
Га-Ноцри, схвачены местной властью и осуждены Синедрионом. Согласно закону,
Согласно обычаю, одного из этих двух преступников нужно будет отпустить на
Свободу в честь наступающего сегодня великого праздника пасхи.
Итак, прокуратор желает знать, кого из двух преступников намерен
Освободить Синедрион: Вар-раввана или Га-Ноцри? Каифа склонил голову в знак
того, что вопрос ему ясен, и ответил:
-- Синедрион просит отпустить Вар-раввана.
Прокуратор хорошо знал, что именно так ему ответит первосвященник, но
Задача его заключалась в том, чтобы показать, что такой ответ вызывает его
Изумление.
Пилат это и сделал с большим искусством. Брови на надменном лице
Поднялись, прокуратор прямо в глаза поглядел первосвященнику с изумлением.
-- Признаюсь, этот ответ меня удивил, -- мягко заговорил прокуратор, --
Боюсь, нет ли здесь недоразумения.
Пилат объяснился. Римская власть ничуть не покушается на права духовной
Местной власти, первосвященнику это хорошо известно, но в данном случае
Налицо явная ошибка. И в исправлении этой ошибки римская власть, конечно,
Заинтересована.
В самом деле: преступления Вар-раввана и Га-Ноцри совершенно не
Сравнимы по тяжести. Если второй, явно сумасшедший человек, повинен в
Произнесении нелепых речей, смущавших народ в Ершалаиме и других некоторых
Местах, то первый отягощен гораздо значительнее. Мало того, что он позволил
Себе прямые призывы к мятежу, но он еще убил стража при попытках брать его.
Вар-равван гораздо опаснее, нежели Га-Ноцри.
В силу всего изложенного прокуратор просит первосвященника пересмотреть
Решение и оставить на свободе того из двух осужденных, кто менее вреден, а
Таким, без сомнения, является Га-Ноцри. Итак?
Каифа прямо в глаза посмотрел Пилату и сказал тихим, но твердым
Голосом, что Синедрион внимательно ознакомился с делом и вторично сообщает,
Что намерен освободить Вар-раввана.
-- Как? Даже после моего ходатайства? Ходатайства того, в лице которого
Говорит римская власть? Первосвященник, повтори в третий раз.
-- И в третий раз мы сообщаем, что освобождаем Вар-раввана, -- тихо
Сказал Каифа.
Все было кончено, и говорить более было не о чем. Га-Ноцри уходил
Навсегда, и страшные, злые боли прокуратора некому излечить; от них нет
Средства, кроме смерти. Но не эта мысль поразила сейчас Пилата. Все та же
Непонятная тоска, что уже приходила на балконе, пронизала все его существо.
Он тотчас постарался ее объяснить, и объяснение было странное: показалось
Смутно прокуратору, что он чего-то не договорил с осужденным, а может быть,
Чего-то не дослушал.