получил!
"Что же это такое?!" -- подумал несчастный Степа, и голова у него
закружилась. Начинаются зловещие провалы в памяти?! Но, само собою, после
Того, как контракт был предъявлен, дальнейшие выражения удивления были бы
Просто неприличны. Степа попросил у гостя разрешения на минуту отлучиться и,
Как был в носках, побежал в переднюю к телефону. По дороге он крикнул в
направлении кухни:
-- Груня!
Но никто не отозвался. Тут он взглянул на дверь в кабинет Берлиоза,
Бывшую рядом с передней, и тут, как говорится, остолбенел. На ручке двери он
разглядел огромнейшую сургучную печать на веревке. "Здравствуйте! -- рявкнул
кто-то в голове у Степы. -- Этого еще недоставало!" И тут Степины мысли
Побежали уже по двойному рельсовому пути, но, как всегда бывает во время
Катастрофы, в одну сторону и вообще черт знает куда. Головную Степину кашу
Трудно даже передать. Тут и чертовщина с черным беретом, холодной водкой и
Невероятным контрактом, -- а тут еще ко всему этому, не угодно ли, и печать
на двери! То есть кому хотите сказать, что Берлиоз что-то натворил, -- не
поверит, ей-ей, не поверит! Однако печать, вот она! Да-с...
И тут закопошились в мозгу у Степы какие-то неприятнейшие мыслишки о
Статье, которую, как назло, недавно он всучил Михаилу Александровичу для
напечатания в журнале. И статья, между нами говоря, дурацкая! И никчемная, и
Деньги-то маленькие...
Немедленно вслед за воспоминанием о статье прилетело воспоминание о
Каком-то сомнительном разговоре, происходившем, как помнится, двадцать
Четвертого апреля вечером тут же, в столовой, когда Степа ужинал с Михаилом
Александровичем. То есть, конечно, в полном смысле слова разговор этот
Сомнительным назвать нельзя (не пошел бы Степа на такой разговор), но это
Был разговор на какую-то ненужную тему. Совершенно свободно можно было бы,
Граждане, его и не затевать. До печати, нет сомнений, разговор этот мог
Считаться совершеннейшим пустяком, но вот после печати...
"Ах, Берлиоз, Берлиоз! -- вскипало в голове у Степы. -- Ведь это в
голову не лезет!"
Но горевать долго не приходилось, и Степа набрал номер в кабинете
Финдиректора Варьете Римского. Положение Степы было щекотливое: во-первых,
Иностранец мог обидеться на то, что Степа проверяет его после того, как был
Показан контракт, да и с финдиректором говорить было чрезвычайно трудно. В
самом деле, ведь не спросишь его так: "Скажите, заключал ли я вчера с
профессором черной магии контракт на тридцать пять тысяч рублей?" Так
спрашивать не годится!
-- Да! -- послышался в трубке резкий, неприятный голос Римского.
-- Здравствуйте, Григорий Данилович, -- тихо заговорил Степа, -- это
Лиходеев. Вот какое дело... гм... гм... у меня сидит этот... э... артист
Воланд... Так вот... я хотел спросить, как насчет сегодняшнего вечера?..
-- Ах, черный маг? -- отозвался в трубке Римский, -- афиши сейчас
Будут.
-- Ага, -- слабым голосом сказал Степа, -- ну, пока...
-- А вы скоро придете? -- спросил Римский.
-- Через полчаса, -- ответил Степа и, повесив трубку, сжал горячую
голову руками. Ах, какая выходила скверная штука! Что же это с памятью,
Граждане? А?
Однако дольше задерживаться в передней было неудобно, и Степа тут же
составил план: всеми мерами скрыть свою невероятную забывчивость, а сейчас
Первым долгом хитро выспросить у иностранца, что он, собственно, намерен
Сегодня показывать во вверенном Степе Варьете?
Тут Степа повернулся от аппарата и в зеркале, помещавшемся в передней,
Давно не вытираемом ленивой Груней, отчетливо увидел какого-то странного
Субъекта -- длинного, как жердь, и в пенсне (ах, если бы здесь был Иван
Николаевич! Он узнал бы этого субъекта сразу!). А тот отразился и тотчас
Пропал. Степа в тревоге поглубже заглянул в переднюю, и вторично его
Качнуло, ибо в зеркале прошел здоровеннейший черный кот и также пропал.
У Степы оборвалось сердце, он пошатнулся.
"Что же это такое? -- подумал он, -- уж не схожу ли я с ума? Откуда ж
эти отражения?!" -- он заглянул в переднюю и испуганно закричал:
-- Груня! Какой тут кот у нас шляется? Откуда он? И кто-то еще с ним??
-- Не беспокойтесь, Степан Богданович, -- отозвался голос, но не
Грунин, а гостя из спальни, -- кот этот мой. Не нервничайте. А Груни нет, я
Услал ее в Воронеж, на родину, так как она жаловалась, что вы давно уже не
Даете ей отпуска.
Слова эти были настолько неожиданными и нелепыми, что Степа решил, что
Ослышался. В полном смятении он рысцой побежал в спальню и застыл на пороге.
Волосы его шевельнулись, и на лбу появилась россыпь мелкого пота.
Гость пребывал в спальне уже не один, а в компании. Во втором кресле
сидел тот самый тип, что померещился в передней. Теперь он был ясно виден: