глупо и странно получилось. Подумать только! Хотел предупредить всех об
Опасности, грозящей от неизвестного консультанта, собирался его изловить, а
Добился только того, что попал в какой-то таинственный кабинет затем, чтобы
Рассказывать всякую чушь про дядю Федора, пившего в Вологде запоем.
Нестерпимо глупо!
Наконец Ивана отпустили. Он был препровожден обратно в свою комнату,
Где получил чашку кофе, два яйца в смятку и белый хлеб с маслом.
Съев и выпив все предложенное, Иван решил дожидаться кого-то главного в
Этом учреждении и уж у этого главного добиться и внимания к себе, и
Справедливости.
И он дождался его, и очень скоро после своего завтрака. Неожиданно
Открылась дверь в комнату Ивана, и в нее вошло множество народа в белых
Халатах. Впереди всех шел тщательно, по-актерски обритый человек лет сорока
Пяти, с приятными, но очень пронзительными глазами и вежливыми манерами. Вся
Свита оказывала ему знаки внимания и уважения, и вход его получился поэтому
очень торжественным. "Как Понтий Пилат!" -- подумалось Ивану.
Да, это был, несомненно, главный. Он сел на табурет, а все остались
Стоять.
-- Доктор Стравинский, -- представился усевшийся Ивану и поглядел на
Него дружелюбно.
-- Вот, Александр Николаевич, -- негромко сказал кто-то в опрятной
Бородке и подал главному кругом исписанный Иванов лист.
"Целое дело сшили!" -- подумал Иван. А главный привычными глазами
пробежал лист, пробормотал: "Угу, угу..." И обменялся с окружающими
Несколькими фразами на малоизвестном языке.
"И по-латыни, как Пилат, говорит..." -- печально подумал Иван. Тут одно
слово заставило его вздрогнуть, и это было слово "шизофрения" -- увы, уже
Вчера произнесенное проклятым иностранцем на Патриарших прудах, а сегодня
Повторенное здесь профессором Стравинским.
"И ведь это знал!" -- тревожно подумал Иван.
Главный, по-видимому, поставил себе за правило соглашаться со всем и
Радоваться всему, что бы ни говорили ему окружающие, и выражать это словами
"Славно, славно...".
-- Славно! -- сказал Стравинский, возвращая кому-то лист, и обратился к
Ивану: -- Вы -- поэт?
-- Поэт, -- мрачно ответил Иван и впервые вдруг почувствовал какое-то
Необъяснимое отвращение к поэзии, и вспомнившиеся ему тут же собственные его
Стихи показались почему-то неприятными.
Морща лицо, он, в свою очередь, спросил у Стравинского:
-- Вы -- профессор?
На это Стравинский предупредительно-вежливо наклонил голову.
-- И вы -- здесь главный? -- продолжал Иван.
Стравинский и на это поклонился.
-- Мне с вами нужно поговорить, -- многозначительно сказал Иван
Николаевич.
-- Я для этого и пришел, -- отозвался Стравинский.
-- Дело вот в чем, -- начал Иван, чувствуя, что настал его час, -- меня
в сумасшедшие вырядили, никто не желает меня слушать!..
-- О нет, мы выслушаем вас очень внимательно, -- серьезно и
Успокоительно сказал Стравинский, -- и в сумасшедшие вас рядить ни в коем
Случае не позволим.
-- Так слушайте же: вчера вечером я на Патриарших прудах встретился с
Таинственною личностью, иностранцем не иностранцем, который заранее знал о
Смерти Берлиоза и лично видел Понтия Пилата.
Свита безмолвно и не шевелясь слушала поэта.
-- Пилата? Пилат, это -- который жил при Иисусе Христе? -- щурясь на
Ивана, спросил Стравинский.
-- Тот самый.
-- Ага, -- сказал Стравинский, -- а этот Берлиоз погиб под трамваем?
-- Вот же именно его вчера при мне и зарезало трамваем на Патриарших,
Причем этот самый загадочный гражданин...
-- Знакомый Понтия Пилата? -- спросил Стравинский, очевидно,
Отличавшийся большой понятливостью.
-- Именно он, -- подтвердил Иван, изучая Стравинского, -- так вот он
Сказал заранее, что Аннушка разлила подсолнечное масло... А он и
поскользнулся как раз на этом месте! Как вам это понравится? --
Многозначительно осведомился Иван, надеясь произвести большой эффект своими
Словами.
Но эффекта не последовало, и Стравинский очень просто задал следующий
вопрос:
-- А кто же эта Аннушка?
Этот вопрос немного расстроил Ивана, лицо его передернуло.
-- Аннушка здесь совершенно не важна, -- проговорил он, нервничая, --
Черт ее знает, кто она такая. Просто дура какая-то с Садовой. А важно то,
что он заранее, понимаете ли, заранее знал о подсолнечном масле! Вы меня
Понимаете?
-- Отлично понимаю, -- серьезно ответил Стравинский и, коснувшись
Колена поэта, добавил: -- Не волнуйтесь и продолжайте.
-- Продолжаю, -- сказал Иван, стараясь попасть в тон Стравинскому и
Зная уже по горькому опыту, что лишь спокойствие поможет ему, -- так вот,
Этот страшный тип, а он врет, что он консультант, обладает какою-то
Необыкновенной силой... Например, за ним погонишься, а догнать его нет