Фуражке, в черной юбке и в тапочках. Из маленькой сумки на поясе женщина
вынула беленький квадратик и тетрадь и спросила:
-- Где тут Варенуха? Сверхмолния вам. Распишитесь.
Варенуха чиркнул какую-то закорючку в тетради у женщины, и лишь только
Дверь за той захлопнулась, вскрыл квадратик.
Прочитав телеграмму, он поморгал глазами и передал квадратик Римскому.
В телеграмме было напечатано следующее: "Ялты Москву Варьете сегодня
Половину двенадцатого угрозыск явился шатен ночной сорочке брюках без сапог
Психический назвался Лиходеевым директором Варьете молнируйте Ялтинский
розыск где директор Лиходеев".
-- Здравствуйте, я ваша тетя! -- воскликнул Римский и добавил: -- Еще
сюрприз!
-- Лжедмитрий, -- сказал Варенуха и заговорил в трубку телефона: --
Телеграф? Счет Варьете. Примите сверхмолнию... Вы слушаете? "Ялта,
угрозыск... Лиходеев Москве финдиректор Римский"...
Независимо от сообщения о Ялтинском самозванце, Варенуха опять принялся
По телефону разыскивать Степу где попало и, натурально, нигде его не нашел.
Как раз тогда, когда Варенуха, держа в руках трубку, раздумывал о том, куда
Бы ему еще позвонить, вошла та самая женщина, что принесла и первую молнию,
И вручила Варенухе новый конвертик. Торопливо вскрыв его, Варенуха прочитал
Напечатанное и свистнул.
-- Что еще? -- нервно дернувшись, спросил Римский.
Варенуха молча подал ему, телеграмму и финдиректор увидел в ней слова:
"Умоляю верить брошен Ялту гипнозом Воланда молнируйте угрозыску
подтверждение личности Лиходеев".
Римский и Варенуха, касаясь друг друга головами, перечитывали
Телеграмму, а перечитав, молча уставились друг на друга.
-- Граждане! -- вдруг рассердилась женщина, -- расписывайтесь, а потом
уж будете молчать сколько угодно! Я ведь молнии разношу.
Варенуха, не спуская глаз с телеграммы, криво расчеркнулся в тетради, и
Женщина исчезла.
-- Ты же с ним в начале двенадцатого разговаривал по телефону? -- в
Полном недоумении заговорил администратор.
-- Да смешно говорить! -- пронзительно закричал Римский, --
разговаривал или не разговаривал, а не может он быть сейчас в Ялте! Это
смешно!
-- Он пьян... -- сказал Варенуха.
-- Кто пьян? -- спросил Римский, и опять оба уставились друг на друга.
Что телеграфировал из Ялты какой-то самозванец или сумасшедший, в этом
Сомнений не было; но вот что было странно: откуда же Ялтинский мистификатор
Знает Воланда, только вчера приехавшего в Москву? Откуда он знает о связи
Между Лиходеевым и Воландом?
-- "Гипнозом..." -- повторял Варенуха слово из телеграммы, -- откуда же
ему известно о Воланде? -- он поморгал глазами и вдруг вскричал решительно:
-- Да нет, чепуха, чепуха, чепуха!
-- Где он остановился, этот Воланд, черт его возьми? -- спросил
Римский.
Варенуха немедленно соединился с интуристским бюро и, к полному
Удивлению Римского, сообщил, что Воланд остановился в квартире Лиходеева.
Набрав после этого номер Лиходеевской квартиры, Варенуха долго слушал, как
Густо гудит в трубке. Среди этих гудков откуда-то издалека послышался
тяжкий, мрачный голос, пропевший: "...скалы, мой приют..." -- и Варенуха
Решил, что в телефонную сеть откуда-то прорвался голос из радиотеатра.
-- Не отвечает квартира, -- сказал Варенуха, кладя трубку на рычаг, --
Попробовать разве позвонить еще...
Он не договорил. В дверях появилась все та же женщина, и оба, и Римский
И Варенуха, поднялись ей навстречу, а она вынула из сумки уже не белый, а
Какой-то темный листок.
-- Это уже становится интересно, -- процедил сквозь зубы Варенуха,
Провожая взглядом поспешно уходящую женщину. Первый листком овладел Римский.
На темном фоне фотографической бумаги отчетливо выделялись черные
писаные строки:
"Доказательство мой почерк моя подпись молнируйте подтверждение
установите секретное наблюдение Воландом Лиходеев".
За двадцать лет своей деятельности в театрах Варенуха видал всякие
Виды, но тут он почувствовал, что ум его застилается как бы пеленою, и он
Ничего не сумел произнести, кроме житейской и притом совершенно нелепой
фразы:
-- Этого не может быть!
Римский же поступил не так. Он поднялся, открыл дверь, рявкнул в нее
курьерше, сидящей на табуретке:
-- Никого, кроме почтальонов, не впускать! -- и запер кабинет на ключ.
Затем он достал из письменного стола кипу бумаг и начал тщательно
Сличать жирные, с наклоном влево, буквы в фотограмме с буквами в Степиных
Резолюциях и в его же подписях, снабженных винтовой закорючкой. Варенуха,
Навалившись на стол, жарко дышал в щеку Римского.
-- Это его почерк, -- наконец твердо сказал финдиректор, а Варенуха
отозвался, как эхо:
-- Его.