Значительные изменения. С высоты Левию удалось хорошо рассмотреть, как
Солдаты суетились, выдергивая пики из земли, как набрасывали на себя плащи,
Как коноводы бежали к дороге рысцой, ведя на поводу вороных лошадей. Полк
Снимался, это было ясно. Левий, защищаясь от бьющей в лицо пыли рукой,
Отплевываясь, старался сообразить, что бы это значило, что кавалерия
Собирается уходить? Он перевел взгляд повыше и разглядел фигурку в багряной
Военной хламиде, поднимающуюся к площадке казни. И тут от предчувствия
Радостного конца похолодело сердце бывшего сборщика.
Подымавшийся на гору в пятом часу страданий разбойников был командир
Когорты, прискакавший из Ершалаима в сопровождении ординарца. Цепь солдат по
Мановению Крысобоя разомкнулась, и кентурион отдал честь трибуну. Тот,
Отведя Крысобоя в сторону, что-то прошептал ему. Кентурион вторично отдал
Честь и двинулся к группе палачей, сидящих на камнях у подножий столбов.
Трибун же направил свои шаги к тому, кто сидел на трехногом табурете, и
Сидящий вежливо поднялся навстречу трибуну. И ему что-то негромко сказал
Трибун, и оба они пошли к столбам. К ним присоединился и начальник храмовой
Стражи.
Крысобой, брезгливо покосившись на грязные тряпки, бывшие недавно
Одеждой преступников, от которой отказались палачи, отозвал двух из них и
приказал:
-- За мною!
С ближайшего столба доносилась хриплая бессмысленная песенка.
Повешенный на нем Гестас к концу третьего часа казни сошел с ума от мух и
Солнца и теперь тихо пел что-то про виноград, но головою, покрытой чалмой,
Изредка все-таки покачивал, и тогда мухи вяло поднимались с его лица и
Возвращались на него опять.
Дисмас на втором столбе страдал более двух других, потому что его не
Одолевало забытье, и он качал головой, часто и мерно, то вправо, то влево,
Чтобы ухом ударять по плечу.
Счастливее двух других был Иешуа. В первый же час его стали поражать
Обмороки, а затем он впал в забытье, повесив голову в размотавшейся чалме.
Мухи и слепни поэтому совершенно облепили его, так что лицо его исчезло под
Черной шевелящейся массой. В паху, и на животе, и под мышками сидели жирные
Слепни и сосали желтое обнаженное тело.
Повинуясь жестам человека в капюшоне, один из палачей взял копье, а
Другой поднес к столбу ведро и губку. Первый из палачей поднял копье и
Постучал им сперва по одной, потом по другой руке Иешуа, вытянутым и
Привязанным веревками к поперечной перекладине столба. Тело с выпятившимися
Ребрами вздрогнуло. Палач провел концом копья по животу. Тогда Иешуа поднял
Голову, и мухи с гуденьем снялись, и открылось лицо повешенного, распухшее
От укусов, с заплывшими глазами, неузнаваемое лицо.
Разлепив веки, Га-Ноцри глянул вниз. Глаза его, обычно ясные, теперь
Были мутноваты.
-- Га-Ноцри! -- сказал палач.
Га-Ноцри шевельнул вспухшими губами и отозвался хриплым разбойничьим
голосом:
-- Что тебе надо? Зачем подошел ко мне?
-- Пей! -- сказал палач, и пропитанная водою губка на конце копья
Поднялась к губам Иешуа. Радость сверкнула у того в глазах, он прильнул к
Губке и с жадностью начал впитывать влагу. С соседнего столба донесся голос
Дисмаса:
-- Несправедливость! Я такой же разбойник, как и он.
Дисмас напрягся, но шевельнуться не смог, руки его в трех местах на
Перекладине держали веревочные кольца. Он втянул живот, ногтями вцепился в
Концы перекладин, голову держал повернутой к столбу Иешуа, злоба пылала в
Глазах Дисмаса.
Пыльная туча накрыла площадку, сильно потемнело. Когда пыль унеслась,
кентурион крикнул:
-- Молчать на втором столбе!
Дисмас умолк, Иешуа оторвался от губки и, стараясь, чтобы голос его
звучал ласково и убедительно, и не добившись этого, хрипло попросил палача:
-- Дай попить ему.
Становилось все темнее. Туча залила уже полнеба, стремясь к Ершалаиму,
Белые кипящие облака неслись впереди наполненной черной влагой и огнем тучи.
Сверкнуло и ударило над самым холмом. Палач снял губку с копья.
-- Славь великодушного игемона! -- торжественно шепнул он и тихонько
кольнул Иешуа в сердце. Тот дрогнул, шепнул:
-- Игемон...
Кровь побежала по его животу, нижняя челюсть судорожно дрогнула, и
Голова его повисла.
При втором громовом ударе палач уже поил Дисмаса и с теми же словами:
-- Славь игемона! -- убил его.
Гестас, лишенный рассудка, испуганно вскрикнул, лишь только палач
Оказался около него, но, когда губка коснулась его губ, прорычал что-то и
Вцепился в нее зубами. Через несколько секунд обвисло и его тело, сколько
Позволяли веревки.
Человек в капюшоне шел по следам палача и кентуриона, а за ним