-- И тем не менее его зарежут сегодня, -- упрямо повторил Пилат, -- у
меня предчувствие, говорю я вам! Не было случая, чтобы оно меня обмануло, --
Тут судорога прошла по лицу прокуратора, и он коротко потер руки.
-- Слушаю, -- покорно отозвался гость, поднялся, выпрямился и вдруг
Спросил сурово: -- Так зарежут, игемон?
-- Да, -- ответил Пилат, -- и вся надежда только на вашу изумляющую
Всех исполнительность.
Гость поправил тяжелый пояс под плащом и сказал:
-- Имею честь, желаю здравствовать и радоваться.
-- Ах да, -- негромко вскричал Пилат, -- я ведь совсем забыл! Ведь я
вам должен!..
Гость изумился.
-- Право, прокуратор, вы мне ничего не должны.
-- Ну как же нет! При въезде моем в Ершалаим, помните, толпа нищих... я
Еще хотел швырнуть им деньги, а у меня не было, и я взял у вас.
-- О прокуратор, это какая-нибудь безделица!
-- И о безделице надлежит помнить.
Тут Пилат обернулся, поднял плащ, лежащий на кресле сзади него, вынул
Из-под него кожаный мешок и протянул его гостю. Тот поклонился, принимая
Его, и спрятал под плащ.
-- Я жду, -- заговорил Пилат, -- доклада о погребении, а также и по
Этому делу Иуды из Кириафа сегодня же ночью, слышите, Афраний, сегодня.
Конвою будет дан приказ будить меня, лишь только вы появитесь. Я жду вас!
-- Имею честь, -- сказал начальник тайной службы и, повернувшись, пошел
С балкона. Слышно было, как он хрустел, проходя по мокрому песку площадки,
Потом послышался стук его сапог по мрамору меж львов. Потом срезало его
Ноги, туловище, и, наконец, пропал и капюшон. Тут только прокуратор увидел,
Что солнца уже нет и пришли сумерки.
Глава 26. Погребение
Может быть, эти сумерки и были причиною того, что внешность прокуратора
Резко изменилась. Он как будто на глазах постарел, сгорбился и, кроме того,
Стал тревожен. Один раз он оглянулся и почему-то вздрогнул, бросив взгляд на
Пустое кресло, на спинке которого лежал плащ. Приближалась праздничная ночь,
Вечерние тени играли свою игру, и, вероятно, усталому прокуратору
Померещилось, что кто-то сидит в пустом кресле. Допустив малодушие --
Пошевелив плащ, прокуратор оставил его и забегал по балкону, то потирая
Руки, то подбегая к столу и хватаясь за чашу, то останавливаясь и начиная
Бессмысленно глядеть на мозаику пола, как будто пытаясь прочесть в ней
Какие-то письмена.
За сегодняшний день уже второй раз на него пала тоска. Потирая висок, в
Котором от адской утренней боли осталось только тупое, немного ноющее
Воспоминание, прокуратор все силился понять, в чем причина его душевных
Мучений. И быстро он понял это, но постарался обмануть себя. Ему ясно было,
Что сегодня днем он что-то безвозвратно упустил, и теперь он упущенное хочет
Исправить какими-то мелкими и ничтожными, а главное, запоздавшими
Действиями. Обман же самого себя заключался в том, что прокуратор старался
Внушить себе, что действия эти, теперешние, вечерние, не менее важны, чем
Утренний приговор. Но это очень плохо удавалось прокуратору.
На одном из поворотов он круто остановился и свистнул. В ответ на этот
Свист в сумерках загремел низкий лай, и из сада выскочил на балкон
Гигантский остроухий пес серой шерсти, в ошейнике с золочеными бляшками.
-- Банга, Банга, -- слабо крикнул прокуратор.
Пес поднялся на задние лапы, а передние опустил на плечи своему
Хозяину, так что едва не повалил на пол, и лизнул его в щеку. Прокуратор сел
В кресло, Банга, высунув язык и часто дыша, улегся у ног хозяина, причем
Радость в глазах пса означала, что кончилась гроза, единственное в мире,
Чего боялся бесстрашный пес, а также то, что он опять тут, рядом с тем
Человеком, которого любил, уважал и считал самым могучим в мире, повелителем
Всех людей, благодаря которому и самого себя пес считал существом
Привилегированным, высшим и особенным. Но, улегшись у ног и даже не глядя на
Своего хозяина, а глядя в вечереющий сад, пес сразу понял, что хозяина его
Постигла беда. Поэтому он переменил позу, поднялся, зашел сбоку и передние
Лапы и голову положил на колени прокуратору, вымазав полы плаща мокрым
Песком. Вероятно, действия Банги должны были означать, что он утешает своего
Хозяина и несчастье готов встретить вместе с ним. Это он пытался выразить и
В глазах, скашиваемых к хозяину, и в насторожившихся навостренных ушах. Так
Оба они, и пес и человек, любящие друг друга, встретили праздничную ночь на
Балконе.
В это время гость прокуратора находился в больших хлопотах. Покинув
Верхнюю площадку сада перед балконом, он по лестнице спустился на следующую
Террасу сада, повернул направо и вышел к казармам, расположенным на
Территории дворца. В этих казармах и были расквартированы те две кентурии,