Николаевич беспокоен, нервничает, теряет аппетит и сон, дожидается, пока
Созреет луна. И когда наступает полнолуние, ничто не удержит Ивана
Николаевича дома. Под вечер он выходит и идет на Патриаршие пруды.
Сидя на скамейке, Иван Николаевич уже откровенно разговаривает сам с
Собой, курит, щурится то на луну, то на хорошо памятный ему турникет.
Час или два проводит так Иван Николаевич. Затем снимается с места и
Всегда по одному и тому же маршруту, через Спиридоновку, с пустыми и
Незрячими глазами идет в Арбатские переулки.
Он проходит мимо нефтелавки, поворачивает там, где висит покосившийся
Старый газовый фонарь, и подкрадывается к решетке, за которой он видит
Пышный, но еще не одетый сад, а в нем -- окрашенный луною с того боку, где
Выступает фонарь с трехстворчатым окном, и темный с другого -- готический
Особняк.
Профессор не знает, что влечет его к решетке и кто живет в этом
Особняке, но знает, что бороться ему с собою в полнолуние не приходится.
Кроме того, он знает, что в саду за решеткой он неизбежно увидит одно и то
Же.
Он увидит сидящего на скамеечке пожилого и солидного человека с
Бородкой, в пенсне и с чуть-чуть поросячьими чертами лица. Иван Николаевич
Всегда застает этого обитателя особняка в одной и той же мечтательной позе,
Со взором, обращенным к луне. Ивану Николаевичу известно, что, полюбовавшись
Луной, сидящий непременно переведет глаза на окна фонаря и упрется в них,
Как бы ожидая, что сейчас они распахнутся и появится на подоконнике что-то
Необыкновенное.
Все дальнейшее Иван Николаевич знает наизусть. Тут надо непременно
Поглубже схорониться за решеткой, ибо вот сейчас сидящий начнет беспокойно
Вертеть головой, блуждающими глазами ловить что-то в воздухе, непременно
Восторженно улыбаться, а затем он вдруг всплеснет руками в какой-то
сладостной тоске, а затем уж и просто и довольно громко будет бормотать:
-- Венера! Венера!.. Эх я, дурак!..
-- Боги, боги! -- начнет шептать Иван Николаевич, прячась за решеткой и
Не сводя разгорающихся глаз с таинственного неизвестного, -- вот еще одна
Жертва луны... Да, это еще одна жертва, вроде меня.
А сидящий будет продолжать свои речи:
-- Эх я, дурак! Зачем, зачем я не улетел с нею? Чего я испугался,
старый осел! Бумажку выправил! Эх, терпи теперь, старый кретин!
Так будет продолжаться до тех пор, пока не стукнет в темной части
Особняка окно, не появится в нем что-то беловатое и не раздастся неприятный
женский голос:
-- Николай Иванович, где вы? Что это за фантазии? Малярию хотите
подцепить? Идите чай пить!
Тут, конечно, сидящий очнется и ответит голосом лживым:
-- Воздухом, воздухом хотел подышать, душенька моя! Воздух уж очень
хорош!
И тут он поднимется со скамейки, украдкой погрозит кулаком
Закрывающемуся внизу окну и поплетется в дом.
-- Лжет он, лжет! О, боги, как он лжет! -- бормочет, уходя от решетки,
Иван Николаевич, -- вовсе не воздух влечет его в сад, он что-то видит в это
Весеннее полнолуние на луне и в саду, в высоте. Ах, дорого бы я дал, чтобы
Проникнуть в его тайну, чтобы знать, какую такую Венеру он утратил и теперь
Бесплодно шарит руками в воздухе, ловит ее?
И возвращается домой профессор уже совсем больной. Его жена
Притворяется, что не замечает его состояния, и торопит его ложиться спать.
Но сама она не ложится и сидит у лампы с книгой, смотрит горькими глазами на
Спящего. Она знает, что на рассвете Иван Николаевич проснется с мучительным
Криком, начнет плакать и метаться. Поэтому и лежит перед нею на скатерти под
Лампой заранее приготовленный шприц в спирту и ампула с жидкостью густого
Чайного цвета.
Бедная женщина, связанная с тяжко больным, теперь свободна и без
Опасений может заснуть. Иван Николаевич теперь будет спать до утра со
Счастливым лицом и видеть неизвестные ей, но какие-то возвышенные и
Счастливые сны.
Будит ученого и доводит его до жалкого крика в ночь полнолуния одно и
То же. Он видит неестественного безносого палача, который, подпрыгнув и
Как-то ухнув голосом, колет копьем в сердце привязанного к столбу и
Потерявшего разум Гестаса. Но не столько страшен палач, сколько
Неестественное освещение во сне, происходящее от какой-то тучи, которая
Кипит и наваливается на землю, как это бывает только во время мировых
Катастроф.
После укола все меняется перед спящим. От постели к окну протягивается
Широкая лунная дорога, и на эту дорогу поднимается человек в белом плаще с
Кровавым подбоем и начинает идти к луне. Рядом с ним идет какой-то молодой
Человек в разорванном хитоне и с обезображенным лицом. Идущие о чем-то