Девушка живо вскочила на ноги.
– Я не нравлюсь тебе? – мелодично пропела она. Вскрикнула: – Так выбери любую! …Любую!
Отовсюду зааплодировали.
– Жуткое население, – хрипло шепнул Капитан, прижимаясь к Семёну Семёновичу. – Не иначе как все психушки в одно место свезли и устроили резервацию… Правда, снабжение у них, - глянь, жратва какая! – это что-то.
– Может, схватим по бутерброду и попробуем убежать? – несмело предложил Семён Семёнович.
– Да ну брось, Сеня! Где тебя воспитывали? – поморщился Капитан. – Я, например, вон тот окорок – во-он тот – давно уже присмотрел. Я без него, сам понимаешь, уйти не могу. И миску с жареной колбасой прихвачу, чего ей зря стоять…
Толпа загудела. От дальнего конца площади, где стояло самое пышное здание, и было понатыкано больше всего флагов, к путешественникам двинулась целая делегация. Серьёзные, роскошно одетые личности, во главе с совсем уж серьёзной личностью, в мантии и с пухлой подушкой в руках. На подушке поблёскивала корона.
Делегация приблизилась. Капитан, пытавшийся ногой незаметно подкатить к себе валявшуюся поблизости сардельку, оставил это увлекательное занятие и приосанился.
– Я, – совсем уж серьёзная личность почтительно поклонилась, – главный начальник столицы, а также – представители министерств, – он кивнул на делегацию, – с восторгом приветствуем вас!
– Чего ж – с восторгом? – неприветливо осведомился Капитан.
– Ну как же, как же…! – закивала вся делегация, расширенными глазами пожирая путешественников.
Возникла некоторая зам и ночка.
– Ладно, – покладисто отозвался Капитан. – Попробуем так: начальник – какой столицы?
– Нашего королевства! – с достоинством ответил начальник.
– Час от часу не легче! – Капитан обернулся к приятелю: – Слыхал, Сеня? – у них тут ещё и королевство. …Куда же это нас занесло? – Потёр переносицу. – Послушайте, любезный… главный начальник! Послушайте, к нам-то вы что привязались? Надо вам от нас – что?
Главный начальник подскочил, задёргался и сделал несколько корявых танцевальных движений.
– Это церемониальный поклон, – объяснил он, подмигнув.
Снова стал серьёзным.
– Народ, – сказал начальник, одной рукой прижимая к животу подушку с короной, другой – обмахивая толпу; толпа восхищённо загудела, – народ выбрал вас королём.
Раздались ликующие вопли. Над площадью встр е снулся фейерверк.
– А вашего спутника, – начальник поклонился Семёну Семёновичу, – мы умоляем стать первым министром.
Семён Семёнович снял очки. Протирая – оглянулся на Капитана.
– Коронация состоится завтра утром.
– А запросто! – легко согласился Капитан. Пояснил оторопевшему приятелю: – Довелось мне, как-то, на круизном теплоходе – Нептуна изображать. Всем понравилось. – Повернулся к главному начальнику: – Ну и долго мне править?
– Всю жизнь! – торжественно сказал начальник. – Потом – обзаведётесь королевой, наложницами… Пойдут восприемники. Возникнет династия.
– Наложницы – это хорошо… – рассеянно протянул Капитан. – А колбаса – лучше… Ага, сейчас проверим, какой я король!
Семён Семёнович потянул приятеля за рукав.
– Ты чего задумал?
– Править, – твёрдо ответил Капитан. – Эй, живо сюда стол, стулья, окорок… да не тот! – вон, на блюде! – так… миску с колбасой… так… вообще – тащите что поближе! …Да! – и бутерброд для первого министра! Живее!..
Население захлопотало, затормошилось, забегало. Хлоп! – стол, стулья, провизия. В центре – Капитан, слева – Семён Семёнович, справа – главный начальник столицы. Есть Капитану пришлось без хлеба, поскольку в одной руке – кусок окорока, в другой – ломоть колбасы, а третьей руки он за всю свою жизнь отрастить не успел.
– Может, примерите? – спросил главный начальник и показал глазами на табурет, где возлежала подушка с короной.
– Погожу, – ответил Капитан, чавкая и утирая губы. – Кстати, почему вы выбрали королём – меня?
– А кого же? – удивился начальник.
Капитан не стал углубляться. Он ухватил ложку и положил себе вторую порцию сырной запеканки.
А вот у Семёна Семёновича аппетит куда-то пропал. Он сидел, машинально покусывая огромный бутерброд, и немигающим застывшим взглядом озирал разгульные посиделки. Марево! Миражи... Вздор! …И было Семёну Семёновичу противно. Противно и одиноко.
…Ночь потихонечку уходила. Брезжил рассвет.
К столу приблизился высокий представительный слуга. Поклонился Капитану.
– Не угодно ли вашему величеству отдохнуть? – Почтительно – в сторону Семёна Семёновича: – Вашей светлости?..
– Отдохните, ваше величество, – присоединился главный начальник. – Завтра трудный день. Коронация.
– А и впрямь, – тяжело отдуваясь, согласился Капитан. – Где у вас тут?..
- Вас проводят. …Эй, постельничие!
К столу засуетились несколько человечков.
Семён Семёнович встал.
– Нет-нет, – решительно сказал он. – Мы пройдёмся.
– Ты чего, Сеня? – осоловело глянул на него Капитан.
– Я хочу, чтобы мы с тобой немного прогулялись.
– Но его величеству необходимо отдохнуть, – умоляюще пролепетал главный начальник.
– После ужина – полезно гулять. Иначе будет тяжёлый сон. – Семён Семёнович прищурился: – Вы хотите, чтобы король плохо спал?
– Ни-ни, ни в коем случае! – испугался главный начальник. Добавил: – Вас будут сопровождать гвардейцы.
– Зачем?
– Мало ли что… – Начальник пожал плечами. – Ликование населения… хулиганы… опять же – птицы по утрам гадят где придётся…
Капитан задумчиво пожевал зубочистку.
– Ладно… – Медленно встал. – Пошли, Сеня.
– А…
– Гвардейцев не надо. Обойдёмся.
– Как будет угодно вашему величеству…
-
Приятели медленно шли по извилистым рассветным улочкам городка. Городок спал.
Вдалеке, со стороны площади, ещё раздавались короткие стуки, слышались голоса, – очевидно, после гулеж а наводили порядок. Кое-где – по закоулкам, в густых заросших двориках – осторожно шуршали шаги, доносились шептания и поцелуи, слышался отрывистый лёгкий смех. Просыпались первые, недовольные недавним ночным шумом птицы. …Но – городок спал.
Ненастойчивый редкий туман чуть кутал, пеленая в сырость, свет фонарей. Темнели окна домов. Одинокие прохожие, – быстрые, ушедшие в себя, – торопливо следовали по своим, непонятным со стороны маршрутам; при встрече с гуляющими приятелями – низко кланялись им.
Некоторое время брели молча. Семён Семёнович с интересом озирался по сторонам, изредка поглядывая на Капитана. Капитан сосредоточенно потягивал трубку, – трубкой и табаком он разжился ещё за столом: их, с верноподданническим сюсюканьем, подарил ему один из министерских представителей, – шёл, смотрел под ноги.
– Вот так, Сеня…
– Что – так?
– Королём буду…
Капитан вздохнул.
– Ты что – серьёзно? Ты, наверное, переел.
– Ну-у… – Капитан посмотрел на Семёна Семёновича и неуверенно улыбнулся. – Хочешь, будем править по-очереди…
Семён Семёнович остановился.
– У меня-то всё в порядке, – сухо сказал он. – Я не переедал.
Капитан взял его за пуговицу на куртке. Грустно заглянул в глаза.
– Я постараюсь быть хорошим королём…
– Это как?
Капитан задумался.
– А кто его знает… Сволочью постараюсь не быть.
– Да ну!
– Буду искусствам покровительствовать. Культуру развивать… – Поморщился досадливо. – Опять же – угнетённых защищать… А?
– Ещё чего?
Капитан глубоко вздохнул:
– Вот привязался-то…
Они снова побрели. Уныло так. Непонятно. Капитан искоса – опасливо и жалобно – поглядывал на приятеля.
– Философам буду помогать, – вдруг, ни с того ни с сего буркнул он.
– Ну-ну…! – хмыкнул Семён Семёнович и утешающе похлопал собеседника по плечу.
– А я – буду! – упрямо засопел Капитан.
– Ты совсем спятил, – Семён Семёнович засмеялся. – Я, конечно, слышал, что правители иной раз вбивают себе в голову, будто бы им что-то нужно от философов, но чтобы философам было что-то нужно от правителей – слышу впервые! Если, конечно, они философы. …И как помогать?
- Да как получится! – Сердито мотнул головой. – Введу в бюджет: каждому философу – персональную бочку…
Семён Семёнович посочувствовал:
– О-хо-хо… Дорогой мой, всё что ты на самом деле сможешь сделать – это отойти как можно быстрее и дальше от того места, где они находятся и не загораживать им солнце.
– Ну-у… Я же не Македонский!
– Не морочь мне голову! «Ну-у…»! Всё что ты наплёл – ну полная ерунда! Судорожный вздор, и только!
– Сеня, – отчаянно сказал Капитан, – я ведь устал. Повсюду – бессмыслица, бредятина, тоска непролазная. Тошно мне, дружище. Слякотно! … А тут хоть – краски яркие, приключения… романтика!
Рядом стукнули каблуки. В трёх шагах – руки по швам и усердно пыхтя – стоял солдат.
– Ваше величество, разрешите обратиться!
Семён Семёнович нервно хохотнул. Капитан вздрогнул и недовольно посмотрел на непонятно откуда взявшегося служаку.
– Чего тебе?
– Ваше величество, не могли бы вы после коронации произвести меня в генералы?
– Это ещё зачем?
– Командовать хочется – сил нет! Аж свербит!
Капитан насупился.
– Я понимаю, тебя свербило бы музыку писать… или там – кистью по холсту чудить. Так хоть сейчас – в фельдмаршалы! А так…
– А так?.. – жалобно спросил солдат.
– А вот как: шёл бы ты отсюда, милок, пока я тебя не выдрал!
– Слушаюсь, ваше величество!
И солдата как ветром сдуло.
– Романтика… – хмыкнул Семён Семёнович.
Капитан приуныл. …Приуныл – зашарил у себя по карманам. Забеспокоился.
– Вот ведь!..
– Что?
– Трубку потерял. …Знатная трубка. Жаль.
Снова зашарил.
– Сеня, у тебя бумажки нет?
– Зачем?
– Самокрутку хоть скручу…
Семён Семёнович проверил карманы.
– Нет. Нет никаких бумажек. Тетради только, но тетради – не дам. Вот – фантик от конфеты завалялся…
– Да иди ты! …И у меня ничего. Только листок, что мы с тобой у зала ожидания нашли… Жалко его! Его – нельзя.
Показался прохожий.
– Послушайте, – окликнул Капитан. Послушайте, сударь!
Прохожий остановился. Отвесил сдержанный поклон.
– Слушаю, ваше величество.
– Есть у вас какая-нибудь бумажка? Ну, там, ненужная? лоскуток?
– Разумеется, ваше величество, – спокойно сказал прохожий. – Возьмите.
Он протянул листок, и, поклонившись, быстро исчез за ближайшим неосвещённым углом.
Капитан неуверенно покрутил бумажку в руках. Повернул к фонарю.
– Да, так и есть… Это записка какая-то.
– Ну-ка!
В разбавленном туманом свете фонаря – они прочли:
«Если подарить дураку велосипед, то он непременно начнёт на нём кататься. Так не дари, – не дари! – дураку велосипед, подари ему зеркало!»
Приятели озадаченно помолчали.
– Знаешь что, Сеня, – неуверенно сказал Капитан, – пойду я…
– Куда?
– Во дворец.
– На троне посидеть приспичило?
– Дурак! – Капитан шумно засопел. – Отдыхать я пойду. Понимаешь? Дрыхнуть!
Семён Семёнович ехидно побеспокоился:
– А ты не боишься? Коронуют спросонья – дрыгнуться не успеешь! Не боишься?
– Ничего, я в шляпе лягу…
-
К дворцу – пышному аляповатому зданию на дальней оконечности площади – они притопали молча. Здесь было тихо, сонно, безлюдно. Чуть хлопали флаги на ветру. Шелестели листья на ветках. Над покрытой трещинками и рассветными тенями парадной лестницей мягко раскачивалась – то надуваясь, то прогибаясь – огромная полоска витиевато размалёванной ткани: «добро пожаловать, ваше величество!»
Приятели остановились.
– Пойдёшь со мной?
– Ну, не брошу же! Чего тут. Пошли.
Только теперь, ступив на лестницу, они заметили на одной из широких ступеней – посерёд восхождения – напряжённо лежащего пса. Большой, непонятной породы пёс – чёрный, с рыжими подпалинами.
Пёс смотрел прямо на них.
Приятели замерли.
– Надо же… – пробормотал Капитан. Крикнул: – Эй, есть тут кто? Кто животное оставил? – королю пройти нужно!
Никто не отозвался.
– Кыш, – пискнул Семён Семёнович, опасливо пятясь по ступенькам. – Граждане, кто собаку оставил!?
Пёс – в оскале – показал чуть желтоватые острые клыки. Едва приметное рычание, – нарастая, вибрируя, – понудило высоких особ пятиться быстрее.
– Да что же это! – плаксиво сказал Капитан. – По дворцу собаки напропалую шляются, а глава государства с первым министром на лестнице хвостами трясут.
– Ты это… Не болтай… Давай живей!.. Видишь, он быстрее пошёл…
С лестницы приятели давным-давно спятились, но продолжали передвигаться задом, чтобы не сводить глаз с идущего на них пса.
– Котлету бы ему дать, – досадливо простонал Капитан. – Нет котлеты!
– Не маши руками…
– Баиньки, баиньки пора! А тут…
Долго ли, коротко ли продолжались бы эти забавы – поди разбери… Но – остановился пёс. Сжался. Вздыбил шерсть. …И – прыгнул.
Прыгнул!
Опрометью – спинами вперёд – шарахнулись приятели от пса... Куда-то… Где-то… Падая, они ликовали, что падают так быстро, так стремительно! – и что теперь их уже не догнать.
-
Очнулись вельможные упад а льцы с трудом, и непонятно где. Темнотища-то!..
Впрочем, темнота не была совсем уж непролазной. Скорее, что-то промежуточное между темнотой и полутемнотой. С натугой, но могли они различить контуры друг друга; возможно – со временем, приглядевшись – получится рассмотреть и окружающее… хоть как-то…
Капитан, кряхтя, встал.
– Сеня, – тоненько позвал он, потирая ушибленный бок, – ты тута?
– Тута, тута… – проворчал Семён Семёнович, со стоном распрямляясь и шаря вокруг очки. – Тута… Ты же на меня упал! – чего спрашиваешь?
– Потому и спрашиваю, – осторожно ответил Капитан. – Я мужчина увесистый.
Семён Семёнович наконец нащупал очки.
– А этот… пёс-то вместе с нами не свалился?
Капитан аж вздрогнул.
– Ты чего пугаешь? Да ещё в темноте… Я думаю, свались он с нами – раньше нас бы очухался. Уразумел? И ты бы таких глупых вопросов не задавал.
– Куда это он нас загнал? – Семён Семёнович надел очки. Осмотрелся. – Темно, затхлостью попахивает…
– В яму, – продолжая растирать бок, проинформировал Капитан. – Нет, рёбра, вроде, целы… – Тихонько добавил: – Я перед падением оглянуться успел… Там от площади только лоскутки остались, а был – провал, огромный такой провал, и – небо! …Падали мы долго… Помнишь?
– Выскочило…
– Долго. Удивительно, что живы остались.
Помолчали.
– Свет тусклый откуда-то… А?
– Я думаю, это фосфоресцирует что-то, – деловито сказал Капитан. – С такого света не разживёшься.
Он выудил из брючного кармана зажигалку, и, дожав регулятор пламени до упора, щёлкнул. И ещё раз. И ещё. Потом – щёлкая-высвечивая – они прошлись.
Так, в полтора десятка зажигалочных щелчков, стало немного понятней, где они оказались.
Действительно – яма. Или – пещера. Или – не поймёшь что… Потолка не было, вместо него – непроглядная темнота. Стены каменные, в тяжёлых бугристых выступах; именно от них и шло лёгкое, едва присутствующее свечение. Пол обильно завален мусором: ворохи мятой ветхой бумаги, доски, сухие ветки, клочки полусгнившего сена. Пещерка высвечивалась довольно вместительная: в ширину – метров пять, в длину – десять, не меньше. В дальнем углу – из стены сочился родничок: вода – тихо журча – скользл и во стекала по стене, наполняя крохотную каменную ямку, и – переполнив – текла дальше, к полуметровой, нырявшей под стену трещине.
Приятели здесь на какое-то время замерли. Капитан поднял камешек, и бросил – туда, вниз. Стука не было, – камешек продолжал движение. Постояли, нагнувшись. Из трещины пахло бездонностью.
Вычерпав из каменной ямки мусор, Капитан глотнул воды.
– А вода хорошая! Вкусная.
– Посвети, – попросил Семён Семёнович.
– Нет, – сурово сказал Капитан. – Воду и так нащупаешь. – Помог приятелю. – Насколько мы здесь застряли – неизвестно, а газа в зажигалке меньше половины осталось. …Сеня, я спросить хотел: а где твои тетради?
Семён Семёнович ахнул и схватился за живот. Тетради были на месте – в большом подкладочном кармане, в куртке. Он облегчённо вздохнул.
– Здесь…
– Дай бумажки на самокрутку!
– Да ты что! – Семён Семёнович крепко прижал к себе тетради. – Там вон полно бумаги. Иди и крути.
Капитан наощупь ухватил трескучий бумажный ком. Хмыкнул.
– Из такой бумаги – чехлы для тракторов делать! Ладно…
Свернул сигаретку. Закурил.
– Может, огонь разведём? Тут вон и всяких сучьев полно.
– Незачем. – Капитан затянулся поглубже. – Здесь тепло. И потом: потолка над нами, конечно, нет… но какая тут вентиляция – кто знает? Воздух несколько тяжеловат. Сначала, может, дым туда пойдёт, вверх, а потом – обратно, к нам, вот хоть через ту трещину. Задохнёмся – чего хорошего? Незачем.
В чуть разбавленной темноте огонёк огромадной капитанской самокрутки напоминал дальний костёр, трезвонный, призывно манящий. Семён Семёнович закручинился.
– С костром – веселее…
– Само собой, – коротко согласился Капитан.
– А помнишь, там, у шалаша? …Там было так хорошо! Мне казалось, что я всё понимаю… а если чего не понимаю, стоит только коснуться – и пойму. А у тебя? Мы так и не говорили…
– Знаешь что? – в голосе Капитана мелькнула тоскливая нотка. – Давай спать, Семён. – Он погасил окурок. – Спать хочу – невыносимо!
– И на море… – не слушал его Семён Семёнович. – Та полоска земли, далёкая… – в дальнюю даль… Я ведь только сейчас понял, что это была тропа! Понимаешь? – тропа! Нам идти по ней нужно было… Слышишь?
– А куда я денусь, – пробурчал Капитан.
Он громоздко возился в темноте, сбивая из бумаги и веток постель, в работе – устраивая шума гораздо больше, чем это было необходимо. Он очень старался не слушать, изо всех сил.
– И старик говорил: перед нами – дорога… А мы…
– Сеня, – хрипло позвал Капитан.
– А?
– Дай вздремнуть! Я лёг. Спокойной ночи.
- Спокойной ночи, ваше величество…
Капитан скрипнул зубами.
-
…Проснулись они, как и заснули – в темноте. Ночь ли, день – кто разберёт?
Хоть и не костёр, – но несколько факелов из веток, облепленных бумагой, они соорудили. Этого хватило, чтобы осмотреться прочно, а заодно понять: вылезти отсюда нельзя. Стены шли почти отвесно, и хотя на них встречалось взгляду немало бугров и впадин, были они такие скользкие, такие неуц е пистые на вид, что ни Капитану, ни Семёну Семёновичу – ну вот никак! – не захотелось поиграть в альпинистов. Ко всему прочему – выяснилось: вентиляция и впрямь шалила. Дым от горящих факелов стоял невозмутимо, прочно, вовсе не собираясь никуда деваться. За время его стояния приятели вполне осознали, как это приятно: дышать. Дышать им хотелось. …Рассеялся дым через несколько часов, весь и как-то вдруг.
Еды не было. Совсем. Зато, – и это так замечательно! – хватало воды. Вкусной....Но вот еды – не было.
Движение к беседе – пресеклось в самой своей основе: им не хотелось беседовать, не хотелось произносить слова. Тишины! Чем больше её было вокруг, тем больше пещерные сидельцы испытывали в ней нужду. Тишина ощущалась великой драгоценностью, – нежной, заботливой… возносящей…
Разумеется, им приходилось иногда разговаривать. Так, например, на второй – приблизительно – день Семён Семёнович вспомнил, что где-то читал о съедобности глины; если съедать ежедневно немного глины, по чуть-чуть приучая к ней организм, можно и вообще обходиться без еды. Капитан ничего не ответил, – он поднялся и облазил всю пещеру в поисках глины. Лазил долго. Оказывается, глина была! Она изобильно устилала дно каменной ямки, где собиралась вода; черпая глину – сидельцы значительно углубили водоём. Жирная, мокрая, – будучи съеденной в совсем небольшом количестве, глина приносила странное ощущение сытости: и завтрак, и обед, и ужин – всё в животе, а живот пустой. Капитан развеселился настолько, что даже попытался шутить, как бывало… Он заявил, будто слышит сквозь сон хруст веток, что веток становится всё меньше и меньше, и что Семён, несомненно, добирает продовольствие, подъедая сушняк. Семён Семёнович никак не отреагировал, даже не шевельнулся, будто и не было его, а если был – то не здесь…
Часы у Капитана остановились ещё при падении, и уже на третьи сутки приятели потеряли счёт времени. Немного погодя – совсем немного! – ушло и ощущение времени. Время исчезло: замерло, затаилось. Они не слышали его.
Каждый расположился на своём месте, в отдалении от другого. И устроился каждый – по-св о ему: Капитан нагрёб себе целое гнездо, Семён Семёнович же ограничился простеньким подобием шалаша. Только уборная у них была общая – трещина, бездонная беззвучная трещина. Ну, не ходить же под себя…
Дни… Месяцы… Годы… А может быть – часы?.. Они не знали. Но мир распахнулся для них, – безвременный и огромный… удивительный… само собой разумеющийся…
Дивная лёгкость, несмотря на голод и малоподвижность, наполняла их. Спали они или бодрствовали, снов и дели, нет ли – явь или навь – это ощущалось не важным, не имеющим смысла в разделении и обособлении. Мир был так целен! – и вместе с тем так нераздельно мног! Мир был таким неустойчивым в своей цельности и мн о гости, таким кажущимся…
-
На пятый – приблизительно – день, зачерпнув из каменной чаши глину – Семён Семёнович обнаружил, что она светится. Мягкий ненастойчивый свет, из себя и в себя – одновременно, – скользящая в струйных потоках капелька мёда, несущая солнце. Приглядевшись, – в медленно стекающей с его ладони горсти глины Семён Семёнович различил себя. …Он сидел на невысоком каменистом пригорке, обхватив руками колени, запрокинув голову ввысь… Что там? что ему в этой выси? Семён Семёнович – чуть лизнув – опустил глину обратно на дно и запрокинул голову: поначалу – только привычная взмывная темь уходящего непонятно куда колодца… следом – только приглядеться, только перестать ожидать привычного – мигн у лись звёзды. Одна, две, три… Как много звёзд! …Семён Семёнович сидит на невысоком пригорке; ночь; тёплый протяжный ветер, упруго обтекающий тело, треплющий волосы, теребящий края одежды… Необозримость… Именно так! – вовсе не было горизонта. Стоило взгляду выбрать направление и стать зорким – взгляд не имел у держа, не имел остановки… но и не имело конца это странствие: порыв увязал в бесконечности, как увязает стремление к цели на тропке связанной в кольцо. Могучим сияющим ураганом ощущал себя Семён Семёнович, глыбой Возможного-И-Несвершённого. Замершим взрывом.
Острая сцепка силы и беспомощности. Истошная…
Запрокинув голову к звёздам Семён Семёнович раскачивался и пел. …Что за песня? Откуда пришли слова? Всегда они были…
-
«…кто может ходить в темноте если он не жёлудь?
как может сизая птица филин подниматься к верхушкам елей?
ответы на эти вопросы – на солнечной стороне тумана
возможно – они – туман
но если следовать дальше –
в каждом шаге будет ответ в каждом движении рук
…замри! – если туман касается только губ –
замри
следом приснится осень
тихие листья слетают к пределам – к твоим коленям –
к тихой надежде твоей слетаются листья
…здесь и родился
здесь и коснулся себя-тумана
и расплеснулся до каждой капли
и съединился
…не всегда я пою… я пою и пою… я теперь-и-всегда пою »…
-
«Что есть люди? – торговцы и покупатели? злодеи и благодетели? – нет: тени теней, мираж миража. Мы рождаемся – не рождаясь, мы уходим – не уходя. Когда мы глупы – мы хватаем, мы плачем… когда мы умны – мы спрашиваем: «зачем? почему?», – и в том нам навязчиво мнится дверь. И дверь, – двери, множество дверей, всех размеров, расцветок, свойств, – оказывается именно там, куда мы тычемся: нарисованная прямо на стене, грубо или тонко, она вопиюще неоткрываема, – она кидается в наши объятия, – и мы проводим мгновение за мгновением в алфавитной метели – от А до Я, пытаясь подобрать ключи. Но дело-то как раз именно в «я»: Настоящая Дверь там, где заканчивается «я»; она всегда там! – и она всегда открыта.
Семён Семёнович обвёл взглядом пушистый звёздный туман. Туман уплотнился. Сжался. Туман блеснул. Перед Семёном Семёновичем засияла крошечная зеркальная капля, и в этой капле он отразился веющимся в пустоте одуванчиком, с длинными – тянущимися безмерно – теряющимися в пустоте корнями, с тонким прозрачным телом, с головой опушённой вопросами и ответами. Семён Семёнович пытался познать начало своих корней, – извлечь их из пустоты, – и, с каждым содроганием развеивались по-во-всюду вопросы и ответы, наполняя без наполнения, притягивая и отталкивая, сливаясь, дробясь, меняясь.
«Иви, Иви, малыш…»
Иви? …Что за имя? Зачем?
«…запах лиловых линий, запах линий лимонных, пронзительный запах ливня, запах луны и дрёмы…»
Запах… Семён Семёнович неожиданно обнаружил себя вновь в пещере. Он стоял возле своего шалаша; неторопливо потирал озябшие руки; вслушивался в темноту. В темноте – в могучем орлином гнезде – ворочался Капитан. Запах… Странно, но пахло съестным. Будто бы даже – чавкнуло…
– Семён… – хрипловато позвал Капитан. – Эй!..
– Тут я, – отозвался Семён Семёнович.
– А!.. А то вроде бы как не было тебя…
Семён Семёнович в темноте молча пожал плечами.
– Ты это, Семён… ты есть хочешь?
Семён Семёнович тихонько засмеялся:
– Что, новый сорт глины нашёл?
– Да нет… – Помолчал. – Тут у меня, вроде как, бутерброды с сыром… Будешь?
– Чего-чего?
– Бутерброды, говорю, с сыром! Хочешь – вали сюда! Понял?
Удивлённый Семён Семёнович, шаркая, побрёл к Капитанскому гнезду.
– Ты пошутил? – спросил он, приблизившись. Здесь, откуда призвали его на трапезу, съестным запахло особенно сильно и особенно вкусно. – Откуда у тебя?
– Откуда надо, – буркнул Капитан. – Держи!
Он протянул приятелю целую стопку бутербродов – с десяток, не меньше. Хлеб, сыр, а между ними – масло… Хлеб, сыр и масло! Вот так событие…!
– Лопай, Сеня, лопай, – довольно хмыкнул Капитан. – Ещё раздобудем. Авось…
Семён Семёнович взял один бутерброд из стопки и недоверчиво надкусил. Действительно, настоящие… И вкусно! Ох, до чего же вкусно!
– Ну правда, где взял? – вновь вопросил он приятеля, с трудом ворочая языком в не дожёванном бутерброде.
– Где надо! – Капитан шумно поскрёб шевелюру. – Хотя, где это «где надо» находится, Сеня, я и сам толком не знаю…
Вздохнул.
-
А так: приспичило Капитану, в очередной раз, гнездо своё поу ю тить. Заняться-то нечем… Ну а что! Семён там затих где-то, а под боком всё время что-то колется: то ребро напружинит, то по колену треснет. Спору нет: сооружение получилось монументальное, – всё нагрёб, до чего сумел дотянуться. Но – удобства особого не было. Неудобство было… А может просто – невнятность пребывания, осознания невнятность… ещё чего… Вот и ворочался, ероша ветки, доски, бумагу, камни, вот и не обретал – всё никак и никак – пристанища.
Ворочался себе, перекладывал, копошился… пока не стали попадаться под руку совсем уж неожиданные вещи. То – ухватился за что-то мягкое, потянул: драная телогрейка… То – ржавая банка с засохшей краской… То – старый облупленный радиоприёмник… И, что самое странное, стало довольно светло: вещи различались без труда, отчётливо! Даже, пожалуй, слишком отчётливо…
Капитан распрямился, оглядываясь, хмуря брови. День… не очень солнечный, но – светло. Он стоял на огромной, привольно раскинувшейся холмистой свалке. Поодаль – копошились в мусоре чайки; несколько чаек летали над головой, недовольно посматривая на бескрылого конкурента. А там, за свалкой, далеко-далеко, мерещился пёстрый, вспяченный высоченными зданиями город. Вглядеться – город гигантской дрожащей подковой оплёскивал св а лковые рубежи, почти нависал, почти парил над землёй…
«Это что ж я, – тренькнуло Капитану, – выбрался, что ли? А как же Семён?.. Где он?»
Поозирался. …Не было Семёна. Да и сам-то он был – где? Почему на свалке? Населённый пункт… – что за населённый пункт? Ничего не понятно. Зато – пожалуйста: радио…
Повертел в руках радио, – рассеянно поставил на горку строительного хлама. Сломанное, конечно. Посмотрел по сторонам: мусор, сплошной мусор, всех сортов и размеров. Может, и еда какая найдётся? Какая-никакая – кастрюля с макаронами, например…
Капитан нагнулся. Поднял длинную железяку, – нехотя покопался ею вокруг себя. «Какая тут еда…» Судя по запаху, если в окрестностях и была какая провизия, то она давным-давно сгнила. Искать тут нечего… Капитан уселся на треснувшее пластмассовое ведро и бездумно уставился на далёкий город.
«Внимание!» – густой сочный бас шарахнул по затылку, навроде мешка с песком. Капитан вскочил, опрокинув ведро, и дико уставился на радио. Бас деловито откашлялся, посопел несколько секунд, но – ничего не сказал.