Конец автоматического прогресса и закат индивидуальности.

Социальный проект обществ XIX и XX столетий был укоренен в идеологии Просвещения с её отношением к роли и функциям знания и науки. Технократическая идеология и теория прогрес­са, причем автоматически осуществляющегося, были прямым порождением Просвещения. Господство этих идеационных об­разований в общественном сознании и в социальной практике определяло лицо обществ модерна. Современные информаци­онные общества демонстрируют несовместимость информаци­онной природы общества и основных положений идеологии Просвещения. Налицо исчерпанность технократической идео­логии, «конец» автоматического прогресса и «конец индивида». Исчерпанность идеологии технократизма в настоящее время становится главным фактором риска. Опирающаяся на класси­ческий европейский рационализм технократическая идеология всегда представляла себя в качестве рациональной системати­ческой теории. Претендуя на самоочевидность и самообосно­ванность, она отказывается от какого-либо исторического или демократического обновления и порождает весьма версию «автоматически» наступающего будущего. Согласно технократам, машины могут решать все проблемы, так что за­дача состоит лишь в том, чтобы создавать все более и более со­вершенные стандартизированные и специализированные машины, выпускающие все больше продукции, и делать это все быстрее.

В области социальной теории технократы всегда использовали радикальную версию структурного функционализма. При этом следует подчеркнуть, что в среде технократически ориентированных социологов и политологов имеет хождение его ослабленная версия, которая игнорирует социальные и психологические компоненты и делает упор на формальные характери­стики. Само понятие «общество» сводится к структурирован­ному и «манипулируемому» понятию государственной органи­зации тоталитарного типа, а будущее предстает как «правление автоматов среди людей, которые сами похожи на автоматы». Совершенно очевидна упрощенность технократической идеологии. Техника не может решить проблемы современной эпохи в целом и становящегося общества. Она является всего лишь символом западной цивилизации. Ферраротти пишет: «Расщепление атома и высадка на Луну не являются наиболее важными фактами нашего столетия, хотя их техническая и на­учная важность несомненны. Они глубоко воздействуют на об­щественное сознание и служат для различных политических режимов знаками их качественного превосходства. Поэтому все великие открытия XIX в. и современные достижения ядерной и космической физики являются показателями типично «совре­менной» или «западной» тенденции развития, сводящей все цен­ности к калькулируемым показателям, которые можно измерить, т. е., говоря современным языком, к технико-производственному потенциалу».

В сжатом виде ситуация выглядит следующим образом. С одной стороны, очевидно, что технология увеличивает эконо­мическую продуктивность и убыстряет развитие, но она не яв­ляется инструментом для решения соответствующих проблем социального развития. Она может предложить средства, но не может выработать цели. Она может многое, но то, на решение каких проблем ее направить, является делом социальных поли­тиков. Технократы не принимают в расчет этой двойной при­роды современных проблем. С другой стороны, технократиче­ской идеологии в современной культуре противостоит другая, восходящая к греческой дихотомии практики и теории и аль­тернативная технократической идеология «цельного человека», избежавшего разрушительного воздействия технологии и со­хранившего свое человеческое достоинство. Эта идеология так же бессмысленна (в качестве основы социальной политики) для общества, стремящегося к бездефицитной экономике, массово­му потреблению и высокому качеству жизни, как и технократи­ческая идеология.

Проблемы сегодняшнего дня предполагают совершенно но­вый способ экономического, социального и культурного разви­тия. Прогресс производительной техники возможен только вкупе с перестройкой социальных отношении, направленной на усиление единства и солидарности и осуществляемой посредст­вом изменения отношений между властью и соответствующими политическими институтами. Только в этом случае он открывает историческую возможность гармонического воссоедине­ния человеческих способностей. Наряду с проектами «человек-машина» и «цельный человек» должна существовать иная воз­можность исторического развития, свободная от формулирова­ния себя в качестве альтернативы сугубо человеческому или сугубо машинному миру. «Tertium datur (третье дано), - утвер­ждает Ферраротти, - и результат здесь не может не зависеть от выбора социальных классов и различных социальных групп, сде­ланного независимо от технологического эвдемонизма или анти­машинных сетований»¹¹.

Развитие информационного общества в направлении демо­кратического планирования и участия народа лежит на этом третьем пути, но он не является неизбежным. История не обла­дает автономными, организующими ее силами. Прогресс и ци­вилизация не осуществляются автоматически, но являются че­ловеческим предприятием, которое открыто для не имеет гарантий от повторений, неудач, страха и неопреде­ленности. «Сегодняшний реакционер - это не тот, кто цепляет­ся за старое и приветствует цензуру, а тот, кто препятствует действию, тот, кто уговаривает людей довериться спонтанной, автоматической эволюции. Историческая ситуация является открытой, и все зависит от выбора, который еде! группы и классы в рамках общего политического процесса»¹².

При этом следует особо подчеркнуть, что социальный и политический выбор возможного будущего является групповым процессом. Информационное общество демонстрирует не только исчерпанность технократической идеологии, его приход со­провождается отмиранием индивидуальности. Господство кор­пораций, приоритет организационных отношений не просто стандартизируют индивида, они делают излишним и неуместным индивидуальное социальное действие веберианского тол­ка, вовсе не оставляя ему пространства. Действие возможно только как типическое (не по форме, а по содержанию), т. е. как коллективное, групповое.

Ферраротти рассматривает пять возможных сценариев бу­дущего развития.

1. Общество-муравейник. Этот тип общества характеризует­ся чрезмерно высоким уровнем урбанизации и демографиче­ским взрывом. Подобные образования мы уже сейчас можем наблюдать от Бостона до Нью-Йорка, от Балтимора до Вашинг­тона, от Турина до Милана, от Токио до Осаки. Общество-муравейник - это постурбанистическое общество, в нем отсут­ствуют города с присущими им концентрической структурой, делающей город коммуной, общностью, преодолена противо­положность, а вместе с ней и экономический обмен между го­родом и деревней. Сельские районы более не обеспечивают воспроизводство города, городские субструктуры (транспорт­ная, энергетическая, продовольственная) приходят в упадок, растет их стоимость. Растет чувство одиночества и заброшен­ности, а как результат - преступность, агрессивность, клауст­рофобия. Деколонизация трансформирует международные эко­номические отношения и разрушает прежнее социальное и эко­номическое равновесие между бывшими метрополиями и коло­ниями. Традиционные сельскохозяйственные культуры ждет кризис и как следствие - голод.

2. Полицентрическое общество. Оно характеризуется (в не­гативном аспекте) «смертью большого индустриального горо­да» и появлением множества мелких центров, выполняющих основную функцию города - предоставление услуг. Процесс децентрализации разовьется в процесс деагломеризации - раз­укрупнения промышленности на базе новых «чистых» техноло­гий и сосредоточения ее в различных мелких центрах, аналогичных Силиконовой Долине. Этот новый процесс необходи­мо предполагает сотрудничество между различными предпри­ятиями и организациями, которые сегодня еще игнорируют друг друга. Они будут связаны таким образом, чтобы сделать возможным постоянную связь между производством, универси­тетскими исследованиями и местной администрацией.

Такое постиндустриальное будущее не должно, однако, представать в розовом свете. Хотя современные здания фирм с большими окнами и устланными коврами полами и заменили старые, грязные и прокопченные фабрики индустриальной эпо­хи, сами они не стали менее отчуждающими. «Конкурентные отношения между рабочими достигают труднопереносимого уровня. Большинство ищет утешение в алкоголе или других компенсационных средствах. Результат всего этого общеизвес­тен: разрушение семьи, алкоголизм, рост наркомании, падение уровня жизни»¹⁴. Децентрализация, таким образом, не является автоматическим или безболезненным процессом.

3. Дифференцированный гигантизм. Это тот тип будущего, который Маршалл Маклюэн назвал «глобальной деревней». Применение электроники и СМИ делают возможным создание социальной среды с противоречивыми на первый взгляд харак­теристиками: децентрализацией и рассредоточением, с одной стороны, и плотной коммуникацией и солидарностью - с дру­гой. Это деревня, но лишившаяся своего «идиотизма» и откры­тая космополитическим влияниям коммуникаций планетарного уровня, обладающая одновременно приватностью, интимно­стью, солидарностью. Благодаря телекоммуникации возникает новый тип солидаристских связей - «весь мир в твоем доме». Это - механическая солидарность, и люди должны быть готовы к критическому осмыслению получаемой ими информации, по­скольку возникает реальная опасность социального конфор­мизма.

Дифференцированный гигантизм возникает в результате не­координированных технократических решений. Общество, воз­никшее вследствие этого, будет результатом спонтанной экс­пансии превалирующих технических и экономических сил, мо­нопольного владения знанием, техническими и финансовыми возможностями, формальной демократии и бюрократического коллективизма. Общество дифференцированного гигантизма - это победа техники, которая из средства стала целью, ее значи­мость стала тотальной и неконтролируемой. Последствия этого громадны, они заденут сферу труда, классовой структуры, се­мьи, воспитания и не будут столь уж радужными.

4. Корпоративное общество. Это — двучленное общество, плоская пирамида с узкой усеченной вершиной и очень широ­ким основанием. Вершину его составляют «династические» группы, проникновение в которые практически невозможно, взаимно переплетающиеся, но не обладающие властью над те­ми, кто составляет основание. Они как фаланстеры или мона­стыри, чьи обитатели утратили свою веру или забыли ее. Это маленькие группировки или конгломераты, технически очень продвинутые, плавающие в недифференцированном и враждеб­ном социальном море. Они политически неграмотны и с соци­альной точки зрения зашорены в жесткие рамки неоконсерва­тизма. Они почти феодально замкнуты. Их политическая без­грамотность является результатом того, что новые технологии, модифицируя средства производства, продуцируют низовую дислокацию власти и порождают непричастность к ней старых элит. Новые же элиты оказываются не в состоянии выработать легитимирующую идеологию. «Диалектическая игра внутрен­него взаимодействия между социальными силами, трудом и политикой блокируется».

В то же время старый механизм политического представи­тельства, от политических партий до профсоюзов, превращает­ся в формальную схему, лишенную субстанции и животворной силы - он не в состоянии управлять, поскольку не в состоянии предвидеть, занимает скорее оборонительную позицию, одер­жим страхом и недоверием. В обществе продолжают функцио­нировать старые ценности, которые уже ничему не учат и утра­тили гармоническую связь с технологией.

Корпоративное общество будет сверхнаселенным, будет ис­пытывать кризис и его трудовая сфера. Корпоративное общест­во — это общество, в котором его технологическая составляющая богаче, чем структура, призванная обосновать использова­ние и распространение технологии. Высокий уровень техноло­гии может породить в рамках корпоративного общества такие типы организационных и политических связей, которые приве­дут к мультивалентному, многомерному обществу. Оно будет одновременно децентрализованным и интегрированным, а бла­годаря технологии - гомогенным, обладающим общей культур­ной ориентацией, но не вялым и конформистским, а, скорее, таким, в котором естественная социальность индивида раскры­вается и наиболее полно реализуется. Для понимания этого об­щества, подчеркивает Ферраротти, необходимо обратиться к изучению молодого поколения, его жизненного опыта и идеа­лов новой устрой культуры, в которую мы сейчас вступаем.

5. Общество «новой оралъности», или «новой устной куль­туры». Это общество спонтанной экспрессивности. Она выра­жается не только в студенческих демонстрациях или молодеж­ных движениях протеста. Это значительно более широкий фе­номен - от больших рок-фестивалей до массовых манифеста­ций по самым различным поводам. Индивидуалистическая культура умирает, ей на смену приходит культура групповая. Групповым, интерсубъективным становится мышление, твор­чество, чувство. Сама истина становится интерсубъективным процессом. Культуротворческий процесс перестает быть ре­зультатом деятельности великих личностей, он становится ин­терсубъективным групповым процессом. При этом следует от­метить, что это общество поджидают многие сложности. Глав­ная из них та, что новое общество может стать обществом инфантилов, людей безответственных, привыкших к групповой, неперсональной ответственности.

От информационного общества к постмодерну

Реконструированная теория современного общества Франко Ферраротти является фундаментальной теоретической разра­боткой, которая выходит за рамки социологической теории об­щества в строгом смысле слова. Ферраротти обращается к ана­лизу философских, культурных и идеологических оснований современности и указывает, что социально-институциональные трансформации являются следствием глубочайших изменений, которые претерпевает «сам дух времени». «Дух времени» конца XX в. выражается, по мнению Ферраротти, в следующих тен­денциях:

- Мы живем и наблюдаем кризис индивида, сформированно­го идеями и принципами Просвещения со всеми присущими ему предрассудками. Индивид охвачен чувством, что живет в зависимости от решений и событий, не находящихся под его контролем, не зависящих от него, часто ему не ведомых.

- Вместо того, чтобы быть фиксированным качеством или субстанцией, рациональность становится блуждающим явлени­ем. Рациональность оказывается нужна индивиду только для того, чтобы стать частью больших формальных, бюрократиче­ских организаций. Эти организации, созданные для выполнения специфических социальных задач, в действительности ориен­тируются только на самовоспроизводство, надевая при этом маску представителя общественного интереса.

- Генерализованные технические процессы становятся без­личными и анонимными. Налицо кризис ответственности. Че­ловек, попавший в затруднительное положение, не знает, к ко­му обратиться за помощью, состраданием, участием. Специфи­ческий жизненный опыт растворяется в общей стандартизиро­ванной практике, наблюдается процесс обезличения.

- Технические средства и инструментальная рациональность достигают такого уровня совершенства и самообоснования, что выходят из-под эффективного социального контроля и лишают демократического содержания политическую жизнь.

- Большинство из известных ныне идеологий, выработанных еще в XIX в., находится в кризисе. Их кризис означает кризис социальной функции утопии, потерю ориентации.

- Общество находится в стагнации. Институты защищают себя в инстинктивной реакции самозащиты, и их авторитет­ность перерастает в авторитаризм. Государство, например, как единственный монопольный обладатель права на насилие, уравнивает легальность и легитимность. Оно считает себя единственным, кто вправе решать проблемы растущей соци­альной сложности.

Современное общество есть внутренне противоречивая реальность. Внутренняя напряженность и несбалансированность его подсистем выступает объективным основанием того, что общество не может постигаться в рамках единой логики. Один сектор или одна подсистема не дает ключ к пониманию другой.

Их внутренние ритмы находятся в дисгармонии, наряду с быстроизменяющимися, революционными подсистемами сущест­вуют подсистемы, в которых еще большую роль играет тради­ция. Конфликты между подсистемами смягчаются и не разрас­таются только благодаря рутине повседневности. Исторический процесс изменил свой характер, он уже не может рассматри­ваться как европоцентричный, диахронный процесс, ориенти­рованный в соответствии с идеологической системой взглядов. - Он предстает как открытый процесс планетарного взаимодействия.

Базисный тезис для понимания современности, по Ферра­ротти, состоит в том, что «антропоцентризм прекратил свое су­ществование. Ограниченность схем рационалистического прогрессизма очевидна для всех. Все большую значимость приоб­ретает новый социально ориентированный индивидуализм»¹⁶. Этот тезис вкупе с основными характеристиками «духа време­ни», так же как и сама постановка вопроса о «духе времени» оформляет новую перспективу на современные общества - со­поставление модерна и постмодерна.