Казань в качестве почетной гостьи концерта памяти Муслима Магомаева посетила народная артистка СССР Тамара Синявская. Об увековечивании памяти своего мужа, о своих студентах, о новом домашнем питомце и о том, почему она не поет уже девять лет, певица рассказала перед концертом в Татарской государственной филармонии имени Г. Тукая.
Концерт памяти Муслима Магомаева «Любовь моя – мелодия» прошел в Татарской государственной филармонии имени Г. Тукая. 17 августа 2017 года народному артисту СССР исполнилось бы 75 лет. В концерте приняли участие Государственный оркестр народных инструментов РТ под управлением Анатолия Шутикова, а также солисты из Москвы, Казани и Азербайджана: Евгений Кунгуров, ДжавидСамедов, Борис Дьяков, Ирина Костина, Резеда Галимова, Игнат Изотов. Программа включала лучшие песни из репертуара выдающегося певца.
Впервые на сцену Большого театра Тамара Синявская вышла в роли пажа в опере «Риголетто», с 1964 года стала солисткой. А в Казани она впервые выступила на I Международном оперном фестивале имени Ф. Шаляпина. С 2005 года – заведующая вокальной кафедры в ГИТИСе, профессор.
Блистательная Тамара Синявская общалась с казанскими журналистами открыто и искренне, много шутила. Предлагаем читателям выдержки из часового разговора с гостьей.
Память о Муслиме Магомаеве
Бабушка Муслима была казанская татарка. Он обожал свою бабушку, и она его обожала. Он пользовался этой любовью очень сильно. Он у нее единственный внук был. У меня есть ее фотография, она очаровательная женщина была, улыбчивая.
Когда я пела в Казани в «Царской невесте», в оперный театр пришел Муслим. Он говорил, что, «пролетая над Казанью, зашел в оперный театр». Мы тогда еще были просто встречающиеся молодые люди. И он опоздал на спектакль, летел на второй акт. Появился в ложе как раз на моем поклоне, и естественно, уже весь театр туда головы повернул. Я выхожу на сцену, и мне выносят громадную охапку гвоздик – 153 гвоздики. А в то время, представьте себе, с цветами была напряженка. Он прилетел и принес эти цветы. Спектакль еще не окончен, у Любаши еще жизнь продолжается, а они цветы вынесли. А мне еще там надо было, чтобы меня убили в конце. Но они не дождались. Очень мощный эпизод в нашей биографии.
К архивам Муслима я еще не могу подойти, совершенно серьезно это говорю. Я не смотрю фильмы с его участием, я не слушаю записи. Ну, поскольку я понимаю, что сегодня буду слушать какие-то вещи из его репертуара, то скажу: поверьте мне, что это не очень легко, но я стараюсь. Птица поет, когда у нее голова и сердце свободны, а я в этом смысле не готова выйти на сцену. Я не смогу петь, потому что его нет на свете. Это процесс внутренний. Поэтому извините – не пою. Ровно девять лет. Близкие меня просят что-то спеть иногда, но я считаю, что эта тема – запретная. Они прекрасно знают, что я не ломаюсь, не кокетничаю. Я просто не могу. Распеваться дома – я распеваюсь, показывать студентам – показываю. Но не более того. Потому что для меня пение – это процесс. Взять произведение, послушать вступление музыкальное, погрузиться туда и донести все, что на этот момент ты можешь отдать залу, да просто одному человеку, который будет сидеть в комнате, я не могу.
Первые годы в институте было очень трудно, потому что все хотели сделать мне приятное, баритоны особенно. Они поют арию, романс и современное произведение, и все как под копирку – «Мелодию» поют. Я сижу и умираю, потому что слушать нормально не могу, а профессиональное ухо мне подкасказывает – так не надо, это ужасно. Дня три тому назад студенты по собственной инициативе устроили вокальный марафон, посвященный 75-летию Муслима. В нашем актовом зале они нашли огромный телевизор и пригласили меня послушать. Я пришла, сидит полный зал студентов, которые боятся меня как начальницу. И они начали петь: кто «Чертово колесо», кто «Мелодию», кто «Ноктюрн», кто «Песню о Москве». А девочкам петь-то нечего, и одна девочка таким красивым высоким голосом исполнила «Широка страна моя родная» (смеется). В Интернете есть запись, когда Муслим поет красивым оперным голосом эту песню. Я получила огромное удовольствие, они очень сильно волновались. Где-то часа три был этот марафон вокальный. Все студенты. Они приходили с занятий, а я сидела и слушала
Концерты памяти Муслима Магомаева проходят по всей России. Первый концерт, который был где-то в мае, устроила русская филармония в Москве. Они арендовали Кремлевский Дворец съездов. Там собрались люди абсолютно разных возрастов. И когда молодые ребята пели песни Муслима, зал, по-моему, просто очень хорошо чувствовал себя, исполняя их хором. Потом очень много баритонов, довольно известных и знаменитых, которые посвящают свои сольные концерты. Совсем недавно я прилетела из Дюссельдорфа. Там азербайджанская диаспора устроила концерт, посвященный 75-летию Муслима. С приглашением консульств, посольств, политических деятелей. Италия собирается, Израиль собирается на протяжении всего года. Поеду ли я туда, пока не знаю. Посмотрим, как сложатся обстоятельства, самочувствие.
Раньше я немного по-другому относилась к певцам, исполняющим песни Муслима. Я же тоже, извините, взрослею. Может быть, мудрею. Но сейчас, может быть, они немножечко со мной знакомы, благодаря конкурсу и мастер-классам. И они с большим пиететом относятся к имеющимся требованиям и к самому Муслиму. Потому что понимают – будут сравнивать. Я сейчас к ним с благодарностью отношусь за то, что они помнят, любят, ценят и берут к себе в репертуар, себе в помощники и наставники Муслима.
Муслим увлекался живописью, но мы никогда не подсчитывали, сколько у него работ. Когда ему хотелось, он начинал рисовать. Он ведь в детстве увлекался, очень хорошо лепил. Видимо, к нему талант перешел от отца. Его отец был театральный художник. Он все взял – от отца, от матери, от деда. Картинной галереи как таковой нет. Он себя не считал художником. Просто ему это нравилось, он был увлечен. Все под настроение, не поется – так сразу к мольберту. Если мольберт надоедал – садился к роялю, сочинял музыку. Такой у него шел обмен талантами в самом себе. Копии картин, которые есть у нас в квартире, находятся в мини-музее концертного зала имени Муслима в «Крокус Сити Холле», где проходит конкурс имени Магомаева. На втором этаже есть уголок Муслима, там стоит его синтезатор, на первом этаже стоят машина и рояль.
В Баку его музея нет, там есть проблема. Он – полный тезка своего деда – Муслим Магомедович Магомаев. Есть филармония имени Магомаева, есть улица Магомаева И что, писать «Магомаев-младший»? Вот в этом состоит проблема. В этот приезд в Баку меня возили по городу и предлагали несколько мест, в которых можно установить памятник. Потому что ему памятник поставили сразу там, где он захоронен. Конечно, интуристы и почитатели приходят на эту аллею почетного захоронения. Но очень приятно было бы просто прийти и положить цветы к памятнику где-нибудь в центре города, например. Чтобы это было место, к которому можно не переулками пройти, а приезжаешь – и сразу попадаешь в это место. С музеем получилось так, что квартиры не осталось там. Конечно, можно было бы устроить там музей первым делом. Но в его отсутствии нет ничего страшного, его любят и помнят. У нас была квартира там, но мы жили в основном в Москве и приезжали туда на летние месяцы и на правительственные концерты, на которые вызывал все время Гейдар Алиевич (Гейдар Алиев, Президент Азербайджана с 1993-го по 2003 год – прим. ред.). Знаете, было так трудновато жить, поэтому мы с ней расстались.
О студентах
Я педагогом стала работать, когда заболел Муслим. Ушла из театра по зову сердца, можно сказать, не по желанию. Из театра уходить – это самое последнее дело. Так получилось, что я в тот момент была нужнее дома, но дома я побыла недолго. Из ГИТИСа начали меня обстреливать звонками. Понимая мое состояние, они захотели помочь мне. И вот в этом году будет 12 лет, как я преподаю.
Когда я только начинала преподавать, я не была заведующей вокальной кафедрой и не знала, что это такое. Хотя у меня был маленький экспириенс во Франции. Когда мы были в туре с «Виртуозами Москвы», Володя (Спиваков, руководитель Государственного камерного оркестра – прим. ред.) мне предложил попробовать преподавать. Какая-то девочка, француженка, и одна итальянка была у меня на этом уроке. Я с одной занималась два с половиной часа (положено минут 45, в крайнем случае час), а со второй – три. Они ушли, порхая, а у меня не было никаких сил. И я поняла, что еще не готова, мои мозги не созрели для того, чтобы так сильно не выдавать за один урок все. Сейчас ничего не изменилось, все то же самое, просто я уже регулирую. Спустя год я стала заведующей кафедрой, они меня просто уговорили. Это уже должность административная, хотя я в этом ничего не понимаю. И, честно вам признаюсь, не хочу понимать. Для меня главное – то дело, которое я обожаю, которое я понимаю и занимаюсь им. Потом, когда я уже разобралась, что к чему, я стала распределять свои силы. И сейчас у меня заседания кафедры проходят просто как праздники. Педагоги все с большим удовольствием приходят на эти заседания, а раньше убегали с них. Так как я знаю, что такое гостеприимство, я устраиваю чаепития. Накрывается стол: чай, пирожные, конфеты, печенье. Это перерыв между тем, что они отпели и отслушали, и я предлагаю просто попить чаю. Конечно, я не пью, просто смотрю, как они с удовольствием это делают. Я каждого студента разбираю по косточкам и все это выкладываю педагогам.
Я нормальный педагог. Педагог, который хочет помочь, а не отругать. Поэтому я, конечно, говорю обо всем неправильном, но выбираю форму подачи. Чтобы не убить, не отрезать крылья.
А одним из первых моих учеников был контратенор Владимир Магомадов, который у вас гастролировал. У него необычный голос, он практически один в один с моим голосом поет. Если у человека есть призвание, то неважно, в какое время он родился. Он все равно либо пойдет и найдет того человека, который может ему помочь, либо сам захочет что-то получить. Кстати, Володя Магомадов был приглашен в Большой театр без моего участия, я была против. Потому что новая постановка была «Руслана и Людмилы», и ему предложили мою роль Ратмира. Она написана для контральто, совсем не для котнратенора, но такое прочтение было у режиссера, и они остановили свой взгляд и свое ухо как раз на Володе. Он спел очень прилично. Я, конечно, пришла на премьеру, и он получил статус приглашенного солиста Большого театра и еще Новосибирского оперного театра.
О Казани
А я Казань не узнаю. Я пыталась вспомнить определенные эпизоды, картинка же остается в голове. Я ничего не нашла. Я попросила, меня провезли по всей Казани, и я вообще ее не узнала. Только узнавала старые здания, которые отреставрировали. Для меня своя Казань была, а то, что я сейчас вижу, это потрясающе. Я вас поздравляю, у вас красивейший город.
О новом питомце Мусике
У нас был любимый Чарленька, он ушел за полгода до Муслима. И я не могла никого видеть, это очень сложно. Но сейчас у меня появился жилец, который, как я считаю, снимает у меня угол, – котенок, голубой британец. Очень самостоятельный товарищ. Когда я его попыталась взять на руки, он так вцепился, что у меня потекла кровь. И я тогда решила, что мы породнились. Он попал ко мне в дом в тот день, когда открывали мемориальную доску Муслима на нашем доме. Мне его подарил Эмин Агаларов (российский певец и музыкант азербайджанского происхождения, автор песен, предприниматель, первый вице-президент группы компаний CrocusGroup – примю ред.). Я попыталась с ним войти в контакт. Я с любым войду в контакт, с собачкой, с человеком прежде всего, но с котенком у меня ничего не получилось. С нашим котенком я бы нашла хотя бы к вечеру общий язык, но с британцем – нет. Он у меня с 14-го числа, он иногда выходит, я с ним здороваюсь, я его кормлю, убираю за ним. Я поняла, что на него нельзя давить – мужской характер. Мне удается его приручить, но он каждый день начинает заново – знакомится со мной. Зовут его Мусик. Не смейтесь, ассоциаций нет. Я очень долго думала. Заводчик мне объяснила, что у него в имени должна быть буква «у». Был небольшой фуршет после открытия доски у нас дома. Конечно, он испугался, там человек 20 было, все хотели погладить – ребята молодые. И я у них спросила, как бы они назвали кота. И один предложил назвать «Мусик». Люди, которые знали и любили Муслима в молодости, называли его именно так. Я его ни один раз в жизни не называла так. У нас были другие прозвища. Имена были абсолютно не похожие ни на Тамару, ни на Муслима. Мне посоветовала заводчик гладить и проговаривать его имя. Попробовала, он отзывается.
Мне многие нравятся, но они не близкие друзья. Ближний круг – это дом. Дома моего сейчас не существует. Я сама у себя снимаю угол, как и мой котенок. Дом – это когда есть семья.
