Второй попыткой стали два договора 1610 года об условиях признания русским царем польского королевича Владислава – русской делегации с королём Речи Посполитой Сигизмундом III от 4 февраля и русских бояр с коронным гетманом Станиславом Жолкевским от 17 августа (в главном повторявшем договор от 4 февраля). Помимо соблюдения гарантий личной безопасности подданных царь «Владислав Жигимонтович» должен был делить власть с Земским собором (т.е. парламентом) и Боярской думой (верхней палатой парламента). Собор имел бы право законодательной инициативы и изменения основных законов (которыми тогда считались те, что регламентировали судопроизводство). Боярская дума также должна была делить с царём законодательную и высшую судебную власть; без согласия думы царь не мог менять налоговое законодательство и решать вопросы обеспечения служилых людей по отечеству землей.
Это уже было похоже на конституцию. Однако непризнание огромным большинством русских власти Владислава – являвшейся первым шагом к превращению России в часть Речи Посполитой – не позволило реализоваться этому проекту.
Попытка №3: Анна Иоанновна
Третья попытка была предпринята в январе 1730 года, когда внезапно скончался 14-летний император Пётр II. Он не успел назвать своего преемника (как того требовал принятый в 1722-м закон о престолонаследии) – и вопрос о новом монархе пришлось решать высшим сановникам. Таковыми были тогда члены созданного в 1726 году высшего органа власти – Верховного тайного совета. Из восьми «верховников» шестеро принадлежали к сливкам русской аристократии – к княжеским фамилиям Долгоруких и Голицыных.
Умный и начитанный князь Дмитрий Михайлович Голицын – «чтобы воли себе прибавить» – предложил сделать императрицей племянницу Петра I, вдовствующую герцогиню курляндскую Анну Иоанновну, но на определённых условиях («кондициях»). Согласно этим «кондициям», Анна не имела бы права объявлять войну и заключать мир, формировать государственный бюджет, вводить новые налоги, производить в чины выше полковничьего и ему равных – и даже назначать себе преемника. Всё это должно было стать прерогативой Верховного тайного совета (т.е. прежде всего Долгоруких и Голицыных).
Фактически при формальном сохранении монархии в России должна была установиться олигархия – власть немногих.
Однако о планах «верховников» узнали довольно значительные массы дворянства, съехавшиеся тогда в Москву (где готовилась свадьба Петра II). Многие из дворян были не против ограничения самодержавия, но – большим числом выборных от всего дворянства, а не четырьмя Долгорукими и двумя Голицыными.
Д.М. Голицын пошёл было на уступки, включив в свой проект создание органов управления, комплектуемых на выборной основе дворянами. Однако неприятие олигархических планов «верховников» осталось таким, что побудило высшую бюрократию и дворянство попросить 25 февраля 1730 года прибывшую в Москву Анну Иоанновну править самодержавно (хотя и рассмотреть проекты превращения всех высших органов и должностей в государстве в выборные и замещаемые только дворянами). Анна охотно «изволила разодрать» кондиции и воцарилась как самодержавная монархиня.
Фактически попытка ограничения власти монарха, предпринятая в 1730 году, провалилась из-за неспособности сторонников различных проектов такого ограничения выработать общий проект и действовать согласованно. В свою очередь, договориться им мешали откровенно непопулярные, олигархические устремления инициаторов попытки.
Таким образом, ни в Смутное время, ни в эпоху дворцовых переворотов до реального ограничения самодержавной власти так и не дошло. Русское общество и особенно его верхи не проявили большого интереса к подобным проектам и желания реально осуществлять их. Вопрос был отложен надолго, вплоть до первых десятилетий ХХ века.
Вопрос 6 присоединение Украины к России (причины и последствия);
Брестская уния была делом не столько паствы, сколько иерархов Киевской митрополии. К концу 16 в. нравы среди них были близки не столько к православию, сколько к католичеству. Посты митрополита, епископов и настоятелей монастырей большинством из них рассматривались не как пастырское служение, а как бенефиции, полученные либо от короля (в подавляющем большинстве) либо от магнатов. На них могли назначаться люди, не имеющие духовного чина. Между кандидатами часто велись целые небольшие войны. Епископства и монастыри могли передаваться по наследству На этой почве возник перманентный конфликт между искренне верующими мирянами, объединенными в братства, и иерархатом, пользующимся слабым авторитетом. В обстановке этого конфликта иерархи и решили обратиться в унию, ища поддержки в авторитете римского папы и силовой поддержки короля-католика.
Можно добавить, что в отличии от Московского патриархата, где пусть редко, но бывало что высшие церковные посты получали выходцы из "черных" (тягловых) чинов (например, выходец из крестьянства Никон стал патриархом), в Киевской митрополии Константинопольского патриархата епископы и митрополиты происходили только из шляхетства и сохраняли присущие этому сословию взгляды и привычки. В отличие от них настоятели монастыри были чаще связаны с купечеством и казачьей старшиной. У рядовых священников и протопопов эта связь еще крепче.
2. Важно подчеркнуть, что идеологическое обоснование воссоединения Малой России с Россией Великой ковалось не в Русском царстве, а в малороссийских монастырях, особенно в Киево-Печерском.
Так, архимандрит этого монастыря Захарий Копытенский утверждал в 1621 г. что "великороссове" и "малороссове" принадлежат единому "Русскому поколению".
Именно занимавший с 1656 г. эту же должность И. Гизель впервые использовал понятие "воссоединение". В своем "Киевском синопсисе" он говорил о едином русском "православнороссийском народе".
Это важно для того, чтобы показать, что объединение Малой России с Великой не было навязано Москвой. Наоборот, она откликнулась на призыв, прозвучавший из Малороссии.
Не для учебника.
Нам трудно определить тот статус, который получило "Войско Запорожское с городами и землями" (т.е. Гетманщина) после принятия Московских статей 1654 г. ("статьи Хмельницкого"). Этот вопрос был и остается дискуссионным.
По-видимому казачья старшина (особенно та, что происходила из шляхетства) предпочитала считать, что реализуется конфедеративный проект наподобие того, что представляло собой Польско-Литовское государство до Люблинской унии 1569 г. (т.е. на основе личной унии объединяются два государства), а московское правительство в условиях войны благоразумно не считало необходимым выяснять "кто есть кто".
О Гетманщине как об автономии можно говорить лишь после Каламацких статей 1687 г. на которых получил власть И.С. Мазепа. Они обязуют гетмана приводить малороссов и великороссов "в одно" и указывают, что первые находятся не под гетманским "региментом", а под региментом Его Царского Величества. Напомним, что в это время Русским царством фактически правила Софья Алексеевна.
О том, что хотел Богдан-Зиновий Михайлович Хмельницкий, похоже, знал только он один. Присягу он в разное время давал польскому королю, крымскому хану, турецкому султану и царю Алексею Михайловичу. Возможно, только болезнь и смерть остановили его от присяги шведскому королю. Во всяком случае, переговоры об этом велись активно. Более того, в нарушение своей присяги Москве он двинул на помощь поддерживаемому шведами князю Ракоци корпус полковника Ждановича. На эту тему см. в моем блоге на ОДНАКО статью "Трудный путь к Переяславской раде".
С разу оговорим, что оба основных учебника по истории России для 7-го класса (Данилов А.А., Косулина Л.Г. История России. Конец XVI – XVIII век. М., 2012; Пчёлов Е.В. История России. XVII – XVIII века. М., 2012) употребляют, рассказывая о событиях XVII столетия, исключительно термины «Украина», «украинский», «украинцы». Это, на наш взгляд, недопустимая модернизация истории. Давайте тогда писать о «петербургской блокаде» 1941 – 1944 годов и о том, что Владимир Ильич Ленин родился в Ульяновске: ведь ещё в первой заметке мы говорили о том, как назвались в то время жители данной территории.
Вопрос о причинах «присоединения Украины к России» в хорошем, в общем-то, учебнике Данилова и Косулиной изложен просто безобразно. Начать с вульгарного тезиса о «тройном гнёте», которому подвергались в Речи Посполитой «украинцы» – «феодальном, национальном и религиозном». В зависимости от каких феодалов находилось свободное население городов Малой Руси (мы говорим не о местечках, принадлежавших феодалам, а о городах, имевших магдебургское право)? Не было и «национального гнёта» в прямом смысле этих слов. Малороссов в Речи Посполитой подвергали притеснениям не потому, что они были неполяками, а потому, что они были православными или униатами – т.е. не принадлежали к господствующей церкви. И как «к быдлу» в Речи Посполитой относились не к «украинцам», а к крестьянству.
Запрет «украинцам» исповедовать православие (о котором без всяких подробностей пишут Данилов и Косулина) действовал только в 1596 – 1633 годах. А утверждение о запрете украинцам говорить на родном языке вообще не подлежит комментированию. «Руська мова» не имела статуса государственного языка, власти Речи Посполитой относились к ней с презрением как к «хлопской» – но это же совершенно другое!
Е.В. Пчёлов причины «присоединения Украины к России» излагает лучше. Правда, о «тройном гнёте» пишет и он – но тут же оговаривает, что «среди украинцев не все находились в зависимом положении» (уже лучше: хотя бы «феодальному гнёту» подвергались не все). В отличие от Данилова и Косулиной, Пчёлов показывает причины «религиозного гнёта» – говорит о том, что государственной религией в Речи Посполитой был католицизм, о том, что «католическая церковь пыталась подчинить своему влиянию всё население страны»; рассказывает о Брестской унии.
А вот ход восстания Богдана Хмельницкого и обстоятельства «присоединения Украины к России» Данилов и Косулина излагают весьма внятно. Но пишут, что в подданство Москвы Хмельницкий попросился только после 1651 года (в действительности – ещё в 1649-м). И, к сожалению, авторы этого учебника не говорят ясно и чётко, что Хмельницкий добился для части Малой Руси автономии и что автономию подвластные ему земли сохранили, и войдя в состав России. Вместо этого пишется о получении в 1649 году тремя малороссийскими воеводствами «самостоятельного гетманского управления» и о сохранении «украинскими землями» «гетманского управления» и в составе России. Но что означало это самое «гетманское управление» – ученику остаётся только гадать.
Пчёлов и здесь подаёт материал лучше. Он отмечает, что за помощью в Москву Хмельницкий обратился ещё «в начале борьбы». Слова «автономия» применительно к 1649 году тоже не употребляет – но указывает, что «власть поляков» в трёх воеводствах «ограничивалась» и что «все государственные должности» там «предоставлялись теперь только православным». Из этого описания автономный статус части Малой России виден более или менее ясно. Ещё более ясно он виден из описания событий 1654 года: «На Украине сохранялись самоуправление и гетманская власть». Добавить бы сюда употреблённое чуть ниже понятие «автономность Украины» («…то есть провозглашалась автономность Украины в составе России») – и тезис станет ещё более понятным.
Выправляют ли это изъяны учебники для 10-го класса? Учебник под редакцией А.А. Данилова (История России. 10 класс. Ч. 2. М., 2013) этот вопрос… вообще не разбирает. Правда, – что ценно – упоминает о таком важном последствии воссоединения, как активизация знакомства России с западноевропейской культурой.
Другой учебник (Волобуев О.В., Клоков В.А., Пономарёв М.В., Рогожкин В.А. История. Россия и мир. Базовый уровень. М., 2013) крайне запутывает вопрос о причинах присоединения. Вначале упоминается о некоей «польской политике на Украине». Затем, мимоходом, – о «притеснениях со стороны католического государства и своевольной польской шляхты». Потом – о «защите интересов православного люда» и о необходимости вырваться из «польской неволи». А что это была за «польская политика», в чём заключались «притеснения», чем они были вызваны, при чём тут православие и католичество, в чём заключалась «польская неволя», – об этом ничего не сказано. Получается не рассказ учебника, а какая-то «вещь в себе»!
Зато внятно рассказано о самом воссоединении. Сказано о создании Богданом Хмельницким фактически независимого «украинского государства», о проблематичности его существования в условиях непрерывной войны с поляками, о вхождении «Украины» в состав России на правах автономии.
В целом же изложение вопроса о причинах «присоединения Украины к России» в нынешних школьных учебниках неудовлетворительно или (в учебнике Е.В. Пчелова) тянет всего лишь на «тройку с плюсом». Вопрос действительно «трудный»: но трудный не объективно и по существу – трудным и запутанным он становится для школьника от прочтения учебников.
7. фундаментальные особенности социального и политического строя России (крепостное право, самодержавие) в сравнении с государствами Западной
Европы;
Хорошая тема. Нужная. Обязательно стоит поместить историю родной страны во всемирный контекст. Обязательно необходим сравнительный анализ. Тогда и трудных вопросов будет намного меньше, потому что история России при всех её особенностях не так уж и уникальна. Похожие социальные, экономические и культурные процессы проходили во многих других державах.
Общей тенденцией для Нового времени является расцвет абсолютной монархии. В России такая форма правления называлась самодержавием. Укрепление власти было закономерным. Частые войны требовали больших расходов на армию – для сбора налогов понадобился мощный госаппарат. Развивающаяся торговля была заинтересована в протекционистских мерах, обеспечить которые могла только сильная власть.
Каждый школьник знает про эксперименты Петра I, как царь-реформатор заимствовал европейские практики. Намного меньше у нас пишут о том, как удачные нововведения Петра Великого вызвали волну подражаний среди многих монархов Европы. Мы и учились, и сами становились учителями.
Конечно, отличия тоже были. Русское самодержавие, испанский деспотизм, прусский милитаризм, классический абсолютизм Франции – в разных странах были свои варианты государственного строя с неограниченной верховной властью.
Так называемое «второе издание крепостного права» тоже имело свои особенности в Дании, России, Пруссии, Австрии, Венгрии, Чехии или Речи Посполитой. Кстати, в советскую эпоху данный вопрос разбирали, потому что тема была очень интересной для историков-марксистов. В Центральной и Восточной Европе, вовлеченных в мировой рынок торговли зерном, вначале возродили барщинное хозяйство на капиталистической основе, а затем превратили крестьян в движимое имущество в духе античного рабства. В германских княжествах торговля душами вообще приобрела экспортный характер. Так, в ходе войны за независимость США Британия купила в германских княжествах 30 тысяч рекрутов для пополнения своей армии.
Но ведь совсем не об этом идёт разговор, когда поднимается вопрос о природе русской монархии. Нет, на «полемическом этаже» у нас совсем другой спор.
Под «особенностями» России подразумевается сверхавторитарная власть, подавляющая народную свободу. Русские тираны – самые страшные тираны в мире. А всякая русская власть, естественно, кровавая и чудовищная. Одни по этому поводу клевещут на Россию и её народ, другие гордятся русской уникальностью – мол, у нас так и надо, чтобы царь держал народ в кулаке. Для исторической науки польза от такой дискуссии сомнительна, да и для здоровья общества она вряд ли безвредна.
Начнём с того, что основные учебники по истории России для 6-го, 7-го и 8-го классов (Данилов А.А., Косулина Л.Г. История России с древнейших времён до конца XVI века; Пчёлов Е.В. История России с древнейших времен до конца XVI века; Данилов А.А., Косулина Л.Г. История России. Конец XVI – XVIII век; Пчёлов Е.В. История России. XVII – XVIII века; Данилов А.А., Косулина Л.Г. История России. XIX век. М., 2012) анализа указанных особенностей не содержат – и это правильно. Осмыслением истории следует заниматься уже в старших классах.
Недопустима, однако, путаница с понятиями «монархия», «самодержавие» и «абсолютизм» в учебниках Е.В. Пчёлова. Говоря о России конца XV – XVI вв., он пишет, что она «была монархией. Это значит, что вся власть была сосредоточена в руках одного человека». Но это же определение понятия «абсолютная (самодержавная) монархия» – а отнюдь не понятия «монархия»! Характеризуя Россию XVII века, автор опять выражается с точностью до наоборот: по Пчёлову, Россия тогда «являлась самодержавной монархией, т.е. верховная власть в стране принадлежала монарху». А вот это как раз определение «просто монархии» – а вовсе не самодержавной! Такое определение могли бы дать во времена Ивана III, Василия III или Ивана IV (когда «самодержцем» считали монарха независимой страны, не делящего власть ни с каким внешним сюзереном вроде ордынского «царя») – но сейчас понятие «самодержавие» означает абсолютную власть монарха внутри страны.
Всё это Пчёлов знает – так как в ещё одном месте пишет о Петре I: «Самодержавный монарх, он строил государство, где всё подчинялось его воле». Да, именно так: Пётр формировал самодержавный (т.е. абсолютистский) режим. И далее Пчёлов четко разъясняет, что такое абсолютизм – это ситуация, когда «вся полнота власти» «принадлежит монарху, управляющему страной через разветвлённый государственный аппарат».
Но от того, что ошибки суть результат не незнания, а небрежности, ученику не легче…
В учебниках А.А. Данилова и Л.Г. Косулиной такой путаницы нет. Но плохо то, что разъяснение понятия «самодержавие» (самодержавная власть царя») дано уже после того, как это понятие появляется в тексте учебника. И то, что не оговорена тождественность понятий «самодержавие» и «абсолютизм» (последний термин вводится вообще без объяснений). Пусть это ясно из текста – все равно, таким базовым понятиям надо давать чёткие определения.
Причины введения крепостного права в России всеми этими авторами показаны (хотя и мельком), но вот история закрепощения изложена нечётко. Так, по Пчёлову, указ от 24 ноября 1597 года об «урочных летах» – всего лишь «ещё один шаг на пути к закрепощению крестьян». Но ведь из текста указа явствует, что крестьяне уже не могут уходить от феодала даже на Юрьев день, т.е. что они уже прикреплены к земле, т.е. что крепостное право уже существует. Вот если бы перед словом «закрепощению» в процитированной нами фразе стояло слово «окончательному» – тогда фраза была бы корректной. (Что окончательное закрепощение произошло в 1649 году, Пчёлов в соответствующем месте учебника отмечает.) А Данилов и Косулина, упоминая о том, что при Федоре Иоанновиче указ 1581 года (дата, кстати, является дискуссионной. – А. С.) о «заповедных летах» стал действовать постоянно, не подытоживают, не проговаривают чётко, что это и означало установление в России крепостного права.
Теперь о старших классах. Один из учебников для 10-го класса (Волобуев О.В., Клоков В.А., Пономарёв М.В., Рогожкин В.А. История. Россия и мир. Базовый уровень) анализа причин появления и длительного сохранения в России самодержавия и крепостного права тоже не даёт. Он лишь обобщает, излагает в более компактном виде и с приведением различных взглядов на те или иные проблемы, то, что проходилось в 5– 9-м классах. Плохо, однако, то, что законодательное оформление абсолютизма в России учебник безапелляционно относит к 1649 году. Согласно общепринятой в современной науке точке зрения, это произошло со введением при Петре Устава воинского 1716 года, – но об этой версии в учебнике не упомянуто.
Учебник под редакцией А.А. Данилова (История России. 10 класс. Ч. 2. М., 2013), наоборот, аналитического характера. И вопрос о причинах появления и длительного сохранения в России самодержавия излагает весьма чётко. Указано и на то, что «природно-климатические факторы, характерные для России, объективно требовали формирования мощного государственного организма» (плохо только, что подробно этот тезис не разъясняется). И на роль «геополитического фактора» – протяжённость и открытость (в географическом плане) границ, малонаселённость государства. И на «фактор социальной организации» (его, конечно, надо было бы назвать как-нибудь попроще, не столь абстрактно) – на то, что «российское общество в целом было во многом заинтересовано в наличии сильной и эффективной системы власти и субординации в стране».
В общем, видна из этого учебника и роль развития образования в распространении антиабсолютистских взглядов, и то, почему так долго сохранялось крепостное право – пока оно не мешало сохранению мощи государства (т.е. не препятствовало развитию экономики страны), «верхи» его и не трогали.
Итак, в одном трудном вопросе объединены две сложнейшие сквозные проблемы отечественной истории, затронувшие несколько столетий. Сама постановка вопроса в таком виде предполагает:
- во первых, очень внятное определение понятий, разъяснение особенностей этих явлений в становлении и развитии государства и культуры;
- во-вторых, активный поиск параллелей в развитии России и европейских стран.
Иными словами – это ровно то, что предусмотрено духом историко-культурного стандарта, однако для авторов ныне действующих учебников приоритетной задачей не было. И это – задача для новых учебников
Вопрос 8. причины, особенности, последствия и цена петровских преобразований;
Пётр Великий был очень своеобразным человеком. Насильно брил боярам бороды, заставлял курить табак, носить иноземное платье. Уже при его жизни среди простого народа были весьма популярны истории о том, будто Петра подменили на немчонка либо вскоре после рождения, либо во время заграничного путешествия.
Ни отец его Алексей Михайлович, ни старший брат Фёдор, ни царевна Софья, тоже будучи сильно европеизированными в быту, никогда не позволяли себе так демонстративно пренебрегать московскими традициями. Очевидно, сказалось то, что Петра воспитали не учёные дьяки с Кремля, а наёмники с Немецкой слободы, голландские моряки и плотники.
Но прежде чем укорять Петра утратой «русскости», давайте разберёмся с первопричиной царских преобразований. А она заключалась в технологическом и военном превосходстве Западной Европы.
То, что на поле боя против профессиональной армии, вооружённой мушкетами и пушками, у «нестройной конницы» дворянского ополчения совсем немного шансов, в России поняли уже во время Смуты. Тогда и начали активно привлекать в русскую армию немецких наёмников. Все остальные преобразования шли в пакете с импортом военных технологий. Заимствующие попросту не отделяли форму от сути: бритьё бород от литья бронзовых пушек, западноевропейскую архитектуру Санкт-Петербурга от статуса великой державы.
Величие Петра, как и его не менее великого отца, в том, что у России получилось. Алексей Михайлович и Пётр оставили России первоклассную армию, мощную промышленность и империю. Вот это константа. Обо всём остальном можно дискутировать. Только иметь в виду, что и в XVII, и в XXI веке множество стран пытались заимствовать западные политические модели, западный образ жизни, западные секреты экономической и военной мощи. Однако сколько мы можем насчитать успешных попыток, помимо России? Пожалуй, в клуб великих держав таким путём удалось войти только Японии.
Мы сами не осознаём, насколько велика наша тяга к учению. Эта особенность стала уже чертой национального характера. Не случайно именно русские в XX веке опять попытались заново переустроить свою державу – на этот раз по марксистскому проекту. Мало какой народ с такой же смелостью возьмётся менять свой путь и свою судьбу.
Кстати, это не всегда хорошо. Стремление учиться, усваивать лучшие заграничные образцы тесно связано с осознанием собственной «недоученности». Русские – очень самокритичный народ. Иногда это приводит к вредному самоуничижению, преклонению перед другими, будто бы более «совершенными» народами.
Но мы стали именно тем, кем стали – не в последнюю очередь благодаря петровским преобразованиям.
Учебники по истории России для 7-го класса (Данилов А.А., Косулина Л.Г. История России. Конец XVI – XVIII век; Пчёлов Е.В. История России. XVII – XVIII века) в анализ этого вопроса почти не углубляются.
Сложнее всего в дело обстоит с причинами петровских преобразований. Так, Е.В. Пчёлов просто рассказывает, как начиналось правление Петра – вот царь решил получить выход к морю, вот он совершил Азовские походы, вот он поехал в Европу, вот он сделал то-то и то-то – и т.д. и т.п. Правда, из рассказа о Северной войне видно, что многие из реформ заставила провести именно она, но это уже ученик должен увидеть сам (это в 7-м-то классе!). И только в параграфе, посвящённом собственно реформам, отмечено, что всё, что делал Петр, было направлено на благо государства (которое, в свою очередь, должно было привести к «общему благу»). Отмечено – но не выделено как объективное целеполагание реформ, не указаны «отправные точки», о которых мы говорили в предыдущей статье.
А.А. Данилов и Л.Г. Косулина тоже не формулируют внятно причины петровских преобразований, ограничиваясь расплывчатыми общими фразами о необходимости проведения реформ с использованием «лучших сторон европейского опыта». А почему возникла такая необходимость? Чего России не хватало? Об этом ничего не говорится. Только после рассказа о Великом посольстве указано, что в Россию в 1698 году Пётр вернулся с твёрдым намерением добиться скорейшего преодоления отставания от Запада. Но в чем именно заключалось это отставание, опять-таки не разъясняется. Только через несколько параграфов, перед повествованием об экономических реформах Петра, рассказано об отставании России от Запада в сфере экономики…
Кроме того, фраза об отставании сказана слишком поздно – к 1698-му вызванные этим отставанием петровские реформы уже года два как начались и шли – и опять-таки не выделена как причина реформ Петра. Не выделена в качестве таковой и фраза о том, что Петр понял необходимость получить выход к незамерзающим морям. Только – как и в учебнике Пчёлова – из рассказа о Северной войне можно понять, что одной из причин преобразований была эта война.
В общем, ответ на вопрос о причинах петровских преобразований в учебнике Данилова и Косулиной семиклассник должен найти сам – чего он в абсолютном большинстве случаев делать не будет. Да и не обязан ещё.
Особенности же петровских преобразований – проведение их в основном по мере возникновения перед государством проблем, которые нельзя решить прежними способами, нацеленность всех реформ на укрепление государства – в обоих учебниках предстают, в общем, довольно наглядно.
Вопросы о цене и последствиях реформ также раскрыты достаточно полно. Рост налогов и повинностей, вызванные этим грандиозные восстания, превращение России в великую европейскую державу, – обо всём этом рассказано подробно и внятно.
Выправляют ли положение с вопросом о причинах реформ Петра учебники для 10-го класса? Учебник под редакцией А.А. Данилова (История России. 10 класс. Ч. 2) не добавляет тут ничего и только ещё больше запутывает дело. Он опять ограничивается расплывчатыми фразами – причём они ещё менее понятны, чем в книге для семиклассников.
К реформам, значится в учебнике для 10-го класса, привели «кризис традиционализма» и наличие «опыта реформирования и отношений с Западом» при предшественниках Петра. Но что такое «кризис традиционализма», в чём он заключался, в чём конкретно выражался – ничего этого не объяснено. В итоге получилась пустая, ничего не говорящая фраза.
То же и с фразой о «наличии опыта реформирования». Из неё вытекает, что реформы проводились ради реформ: опыт реформирования есть, вот и слава Богу, давайте, значит, дальше реформировать… А зачем? Опять тот же просчёт, что и в учебнике для семиклассников.
Особенности проведения реформ в том же учебнике для десятиклассников показаны противоречиво. С одной стороны, внятно сказано о том, что Северная война потребовала реформировать страну; показано, как нужда в деньгах для ведения войны заставила реформировать весь госаппарат. Но, с другой стороны, фактически отрицается точно такое же влияние, которое оказала на политику Петра в 1695 – 1699 годах война с Турцией (кстати, начало петровских преобразований – в период между Азовскими походами и началом Северной войны – во всех разбираемых нами сегодня учебниках практически не показано). Утверждается, что реформы 1690-х гг. носили «случайный» и «противоречивый» характер…
А вот другой учебник для 10-го класса (Волобуев О.В., Клоков В.А., Пономарёв М.В., Рогожкин В.А. История. Россия и мир. Базовый уровень) вопрос о причинах петровских преобразований излагает вполне адекватно (только слишком, на мой взгляд, сжато).
Войны второй половины XVII века, читаем мы в этом учебнике, показали значение развитой промышленности, – а с промышленностью у допетровской России дела обстояли плохо. Слаба была и армия, неэффективен был и госаппарат – из-за нехватки европейской образованности…
То же и с вопросом об особенностях преобразований. В учебнике чётко сказано о фактическом отсутствии плана реформ, о том, что они, однако, имели свою логику; показано – на примере Северной войны, – как одна реформа тянула за собой другую, та – третью и т.п.
К вопросам о цене и последствиях реформ учебники для 10-го класса ничего не добавляют, но эти вопросы уже вполне выяснены в учебниках для семиклассников.
Таким образом, важнейшая для отечественной истории проблема отношения к реформам Петра в нынешних учебниках представлена половинчато: семиклассникам предлагается гадать, откуда что взялось. Именно в этом трудность данного вопроса и возможность для авторов новых учебников проявить себя.
Вопрос 9.причины, последствия и оценка падения монархии в России, прихода к власти
большевиков и их победы в Гражданской войне;
Обычно наше исследование опирается на научно сертифицированное толкование конкретного вопроса в современной историографии и здравый смысл учителя и преподавателя с более чем 20-летним стажем. Но на этот раз мы вступаем в череду исключений из нашего обычая. Почему?
Создатели списка «трудных вопросов» оставили за скобками практически всю историю России XVIII-XIX веков (хотя простыми очень многие проблемы, относящиеся к императорскому периоду, назвать сложно). Оставшиеся 11 «трудных вопросов» из 20 посвящены советскому и постсоветскому прошлому. И в вопросе №9, и в следующих за ним в одну проблему постарались вместить темы колоссального объёма, по каждой из которых имеются сотни научных книг, тысячи статей и десятки версий.
Собственно в ИКС эта сложнейшая проблематика оказалась помещена в раздел V «Россия в годы «Великих потрясений». 1914-1921 гг.». Акценты там расставлены в духе некоего исторического импрессионизма – то есть максимально размыты. О том, что послужило замыслом для стандарта в целом (формирование системного взгляда, понятного единого образа истории) здесь речи, к сожалению, не идёт.
Небольшой вводный текст к разделу отличается невнятной и непонятной обтекаемостью: он состоит из множества банальных или пафосных слов («системный кризис», «предъявлен счёт», «глубокий раскол общества», «пожар мировой революции») не связанных в какое-либо рассуждение. В ход идёт окрашенная в умеренно-мрачные тона публицистика: «Результатом периода войн и революций стало разорение страны, её распад по региональным и национальным «квартирам»... » За общими печальными фразами («Ставшая национальной трагедией Гражданская война явилась следствием глубокого раскола российского общества. Катастрофическими для России оказались людские потери…») не видно ни малейшего стремления вписать процессы 1914-1921 годов в контекст единства и преемственности отечественной истории.
А дальше следует простое и притом избирательное перечисление фактов из истории Первой мировой и Гражданской войн, революции и действий Советской власти.
В изложении ИКС отсутствует главное – не задан вектор понимания сложнейших проблем отечественной истории. Причём не просто сложнейшей проблемы – а именно того самого события, которое определило развитие России (и в какой-то мере всего остального мира) на весь ХХ век и по сей день. Мы даже осмелимся предположить, что без понимания этого события школьный курс истории вообще бесполезен.
Почему так вышло? Почему доселе стройная и логичная концепция единого стандарта именно в этом месте вдруг даёт сбой?
Думается, именно по причине действительной важности обсуждаемого «трудного вопроса», его идеологической злободневности – и, следовательно, множественности политических суждений и трактовок. В этой обстановке научное сообщество не дождалось от власти «единственно верной трактовки». И не рискует предложить свою.
Таким образом, «трудный вопрос №9» остаётся без внятно выраженного научно сертифицированного подхода. А вслед за ним, строго говоря, – и оставшиеся десять. Ведь и эпоха советской модернизации, и социальная и национальная политика ХХ века, и Великая Отечественная война, и распад Советского Союза, – всё это упирается в ту самую точку русской истории, которую ИКС по факту осторожно обходит сторонкой.
В итоге и учитель, внимательно прочитавший ИКС, и ученик, перед которым возникнет трудный вопрос № 9, обречены подобно утопающим выплывать сами по себе, хватаясь по своему выбору за публицистические, пропагандистские или вовсе экзотические трактовки. Благо, выбор богатый – только ни научный подход, ни единство истории в этом выборе практически не представлены.
В преддверии 100-летия Русской Революции авторский коллектив портала «История.РФ» пытается нащупать, как нам представляется, взвешенный подход к пониманию этого события – исторически достоверный и пригодный к осмыслению и пониманию как самой революции, так и логики преемственного развития страны и общества.
Мы не ограничиваемся перечислением и даже подробным описанием фактов и действующих лиц – мы рассматриваем их в русле закономерностей тысячелетнего течения отечественной истории, в контексте конкретных обстоятельств данного периода.
Мы видим в Русской Революции не только трагическое потрясение, но и реакцию общественного организма на объективно стоящие перед страной вызовы и задачи. А поскольку эти вызовы и задачи стоят перед любой страной, включая Россию, ежедневно, в том числе и сегодня, то мы видим в Русской Революции ещё и актуальный урок – и для ответственной государственной политики, и для гражданской ответственности современного общества.
Мы не пытаемся подогнать ни историю Революции, ни тем более, всю русскую историю под общий знаменатель абстрактных теорий или объективных, но частных факторов – даже если эти теории (как марксистская или либеральная) заслуживают уважения и изучения, а эти факторы (как «классовая борьба» или становление новых хозяйственных и социальных укладов) действительно существенны в конкретные моменты и в конкретных обстоятельствах.
Однако в преемственности отечественной истории от Рюрика до наших дней мы опираемся в числе прочих на очевидную константу – суверенную государственность со всеми её признаками и производными. Именно эту линейку мы прикладываем и к бурной революционной эпохе. Именно эта линейка позволяет нам избегать спекулятивного «осуждения» или «превознесения» конкретных событий русской истории и их действующих лиц, а видеть в них проявления – пусть даже и трагические – исторической логики.
И в итоге мы увидим, как период 1917-1922 годов, вместивший в себя революционные перемены, и длительную Гражданскую войну, ознаменовался принципиальными изменениями государственного устройства, но не привёл к ликвидации росси