В своей “Белой книге” китайцы заявляют, что в ходе “демократической реформы 1959 года” была “создана новая политическая система народной демократии” и что тибетский народ “стал хозяином своей страны”. Ничто не может быть дальше от истины, чем эти утверждения. Хотя “ТАР” был объявлен автономным, тибетцы играют маленькую или не играют никакой роли в управлении собственными делами. Реальной властью здесь всегда обладала КПК в лице первого секретаря районного комитета партии ТАРа, которым всегда был китаец: в 1959 году Чжан Гохуа, за которым последовали Цзэн Юнь-я, Жен Жон, Инь Фатан, Юй Цзинь-хуа, Ху Цзинь-тао, Чжэн Гуй-янь.
Даже такие высшие тибетские чиновники, как Нгапо Нгаванг Джигме, не могли принимать решений без согласия “подчиненных” им китайцев. Им даже не позволяли задерживаться в Тибете: визиты делались только для того, чтобы выполнить поручения китейского правительства. Особенно такие ограничения были наложены на передвижения ныне покойного Панчен-ламы.
На так называемых демократических собраниях обсуждались заранее подготовленные вопросы, касавшиеся партийной жизни организаций КПК, чтобы поднятием рук выразить свое радостное согласие и одобрение всему предложенному. Всякий критицизм, исправление ошибок, альтернативные предложения воспринимались как непозволительное “богохульство”. Предопределенный результат таких собраний объявлялся затем “демократическим решением народа”.
Какое бы положение тибетец ни занимал в китайской иерархии в Тибете, у него всегда был “подчиненный” китайский чиновник, который и осуществлял реальную власть. В самых высших структурах власти, таких как так называемый Департамент экономического планирования “ТАРа” или Департамент кадрового состава, число китайских чиновников и работников канцелярий намного превосходило число тибетских служащих.
Что касается так называемых выборных народных депутатов, то все их кандидатуры предопределяются китайским руководством. После голосования победители снова выбираются теми же руководителями, которые предложили кандидатов.
Примерно около половины населения Тибета, разбросанного по соседним китайским провинциям, не участвует в выборах как часть политически единой нации, а определяется как незначительное меньшинство избирательных округов, находящихся на их собственной земле.
Социально-экономические условия жизни
И колониализм
Введение
“Цена, которую Тибет заплатил за это развитие, оказалась значительно выше, чем прибыль от него”. Это было окончательным мнением Панчен-ламы относительно результатов трех десятилетий правления китайцев в Тибете.
Год за годом китайское правительство возвещало о громадном экономическом успехе в Тибете: об обильных урожаях, росте промышленности, улучшении инфраструктуры и т. д.Об этом говорилось даже тогда, когда впервые в своей истории Тибет переживал голодные годы (1961—1964 гг. и 1968—1973 гг.). Позже китайское правительство проводило катастрофическую экономическую и социальную политику, навязанную тибетскому народу. При знакомстве с данными Китая по Тибету две вещи нужно иметь в виду, оценивая социальные и экономические изменения в Тибете. Во-первых, нельзя принимать китайские заявления за чистую монету. Оказывается, что даже государственная статистика корректируется, чтобы подтвердить определенный политический взгляд, а не показать действительное положение вещей. Во-вторых, жизнь показывает, что не тибетцы, извлекали пользу из экономического положения своей страны. Главный выигрыш от новой открытой экономики Китая получили китайские поселенцы в Тибете, их правительство, военные и предприниматели.
Одним из китайских лидеров, имевшим честь и смелость признать провал китайской политики по улучшению жизни тибетцев, был бывший секретарь КПК Ху Яо-бань. Во время своего визита в Тибет в 1980 году Ху публично признал, что тибетцы ничего не получили от хваленой китайской “помощи”. Он посетил тибетские семьи в нескольких коммунах, включая “Антиимпериалистическую коммуну”. Недовольный вопиющей бедностью тибетцев, он созвал совещание высших чиновников “ТАРа” и потребовал узнать, вся ли финансовая помощь, предназначенная Тибету, была “выброшена в реку Ярлунг”. Он выразил недовольство по поводу того, что в противоположность заявлениям китайской пропаганды уровень жизни тибетцев с 1959 года упал и что проживание большого количества китайцев в Тибете, особенно правительственных чиновников, серьезно помешало развитию региона.
И он незамедлительно заявил, что должны быть предприняты меры, чтобы за три года поднять уровень жизни тибетцев до показателей предшествовавших 1959 году и отозвать 85% китайского аппарата. Секретарь партийной организации “ТАРа” Инь Фатан подытожил впечатления Ху Яо-баня от посещения Тибета, сказав, что регион погрузился “в нищету и отсталость” [Red Flag. 1983. No. 8]. Пропасть между заявлениями Китая и истинным положением дел в Тибете легче понять, если иметь в виду, что китайское правление в Тибете, по существу, является колониалистским. В колониальное время было обычным делом то, что колониальная власть высокомерно заявляла об экономическом и социальном прогрессе, которого она добилась в “отсталой” колонии. Действительно, во многих случаях экономическое развитие было налицо, но местное население делало больше в пользу колониальной власти и ее структур, чем получало себе обратно. Одной из характерных черт колониализма является эксплуатация колонии, прежде всего, в интересах колониальной власти. Сегодня это полностью относится к Тибету.