Карен Мари Монинг – Песнь лихорадки 6 глава




Он ответил еще одним почти незаметным кивком.

Она шумно выдохнула. Подростком она хвасталась, что однажды прикончит великого Риодана. Но тот день, когда она думала, что убила его, освободив Кровавую Ведьму, стал одним из самых ужасных дней в ее жизни.

- Кажется, ты заставляешь меня делать грязную работу, - раздраженно произнесла она.

Его глаза сузились, а губы сложились в гримасу улыбки.

- Ты смеешься надо мной?

- Думал... тебе в кайф... убить меня. Старые... обиды. Можешь... позвать Бэрронса. Ненавижу... когда этот... мудак... делает это. Слишком... наслаждается этим.

- Как ты мне предлагаешь сделать это? - напряженно спросила она.

- Меч. Живот. Как Ведьма.

Она осмотрелась вокруг, как будто более приемлемая альтернатива может выскочить из-за угла или из-за стола, или появиться в зеркале - менее жестокая, кровавая и личная.

- Может, я просто устрою тебе передозировку чего-нибудь?

- Яды... не... работают. Отрубить... голову?

- Ох, ты реально извращенец, - прошипела она.

- Форм… альности. Ты... права. Логично... умереть.

Она уронила голову на руки и потерла глаза. Убийство для нее было делом естественным. Она могла быть жестокой, смертоносной и безжалостной, и считала это проявлением силы. Но Риодан важен для нее. Она смирилась с этим в Зеркалах. Ей нравилось знать, что он есть в этом мире, живой, делающий свои риоданские штучки, неважно, как бы некоторые из этих риоданских штучек не раздражали ее. В первый год, блуждая по мирам, она рассказывала себе истории о множестве интересных/раздражающих вещей, которыми он занимался без нее, и во главе списка - охота за ней, со всеми сопутствующими приключениями. Эти истории всегда заканчивались тем, что он находил ее, они обменивались историями и вместе надирали задницы по дороге обратно в Дублин. И мысль о том, чтобы убить его, пусть даже его смерть будет временной, наводила на нее ужас.

Она подняла голову, глаза ее пылали эмоциями.

Она не думала, что он может лежать еще неподвижнее, но он как-то умудрился, глаза прищурились, всматриваясь в ее лицо.

Она ненавидела все, что имело для нее значение. И все же прошлой ночью все потери и горе, которые она подавляла, вырвались на свободу. Как только процесс был запущен, все, что когда-либо задевало ее, имело тенденцию срываться со дна океана подавляемых страданий. Теперь ее эмоции плавали на поверхности, и все причиняло боль.

Так будет не всегда, внезапно она отчетливо услышала его голос в своей голове. Убей меня быстро. Смерть никогда не становится проще. Но Джада, жить станет легче.

С гримасой решительности она поднялась на ноги.

- Тебе лучше вернуться, потому что если мне придется нести на своей совести еще и твою идиотскую смерть... - она не закончила мысль.

Я вернусь. Я всегда возвращаюсь. На мгновение он замолчал, а потом добавил с немного мрачной ноткой в голосе, В будущем, если тебе понадобится помощь с чем-то, попроси меня.

Она таким же кислым тоном озвучила старую обиду.

- С чего бы мне это делать? Ты не помог мне, когда Джейн забрал мой меч.

Ребенок, я не имел ни малейшей гребаной идеи, что делать с тобой. Ты была Сверхзвуковой Боеголовкой [25].

Она не имела ни малейшей гребаной идеи, что делать с самой собой. Она была Мега-мощным взрывом чистого неповиновения любому, кто пытался установить для нее границы. Ей даже в голову не приходило, что для этих границ могли существовать весомые причины. «Любые ограничения без исключения – плохо», вот и вся философия в ее скорлупке. Гадая, когда же Риодан начал на самом деле читать комиксы - раньше он только притворялся, что знает их, она холодно произнесла:

- Я вовсе не походила на эту засранку, - она больше не собиралась произносить ни слова, но не удержалась и добавила: - Я была намного спокойнее.

Я имел в виду фильм [26].

Ее плечи расправились, и она выпрямилась. Даже Дэдпул был впечатлен экранной версией Боеголовки. Мысленно прихорошившись, она пренебрежительно бросила:

- Ты видел все. Как ты мог не знать, что делать с девочкой-подростком?

С гребаным супергероем на стероидах. Я никогда не видел никого, похожего на тебя.

Внутреннее самодовольство переросло в радиоактивный взрыв, осветивший ее лицо. Иногда она скучала по тем дням - как она чувствовала себя, просыпаясь, как будто жизнь - это электричество, и она тоже была электричеством, и каждый день - это всего лишь очередная офигительная пробежка по великолепному радужному потоку, по калейдоскопическому кусочку электрической жизни.

- Даже за все свои... сколько там тебе лет, говоришь? - закинула она удочки.

Думал, если меч останется у Джейна, это не пустит тебя на улицы.

- Не сработало. - Ничто не сработало бы. Она бы отправилась важно расхаживать по улицам голышом и абсолютно беззащитной, лишь бы доказать свою свободу. Все, за исключением абсолютной свободы, глубоко оскорбляло ее, как та клетка, из которой, как ей иногда казалось, она никогда не сбегала. Цена ее стратегии побега слишком высока. С побегами всегда так.

- Так сколько тебе лет, говоришь? - вновь надавила она.

Альтернатива была одна - заставить тебя переехать в Честер.

- Ты пытался. Под разными предлогами. Тебе пришлось бы вечно держать меня на цепи. Я бы удирала при каждой возможности и подпалила бы Честер, стоило тебе отвернуться, - и без сомнения подложила бы предварительно взрывчатку, чтобы превратить это в зрелищное шоу с фейерверками. - Я определяла себя неповиновением тебе.

Не знал, что ты это поняла.

- Я многое поняла. Я просто не тратила ничье время, ноя и ноя об этом.

Мы поможем тебе отстроить аббатство.

Она застыла. Она наслаждалась их взаимными подколами. Теперь уже нет.

- Я не просила тебя о помощи. Я в ней не нуждаюсь.

Вне зависимости от этого, мы поможем. Тебе нужно управлять аббатством.

Какая-то часть ее отшатнулась, отстранилась от него, и она сочла это хорошим освобождением. Она была осьминогом, протянувшим щупальца, а теперь превратилась в акулу. Щупальца можно отрубить. С акулами никто не шутит.

- Нихрена ты не знаешь о том, что мне нужно.

Он заговорил быстрым и яростным стаккато: Я всегда знаю, что тебе нужно. Злиться на кого-то достаточно сильного, чтобы вынести всю боль и ярость, которую тебе нужно выплеснуть, пока ты не сгоришь дотла, и не останется лишь горстка пепла, из которой восстанет феникс. Ребенок, женщина, кем бы ты ни была - я хочу видеть, как ты восстанешь. Даже если тебе придется меня возненавидеть.

Она вскочила в режиме стоп-кадра и взмахнула мечом так быстро, как только могла, вкладывая всю свою силу и безупречную точность. Когда его голова отделилась от тела и отлетела в сторону, от силы ее удара врезавшись в стену, Джада согнулась надвое в рвотном позыве.

Наконец, она выпрямилась, вытерла рот рукой и отступила с закрытыми глазами.

Дело сделано. Это был правильный поступок, мудрый поступок. И сделать это моментально, без предупреждения, избавило от ненужных страданий. Иногда ожидание плохого настолько же неприятно, как само плохое событие.

Это, к тому же, добавило дополнительный бонус - заткнуть его нахрен.

И ощущалось это дерьмово.

Я хочу видеть, как ты восстанешь.

Она выбросила эхо его слов из головы, вернулась к двери и прислонилась к ней, ожидая, пока отступит тошнота. Повертев в руках дверную ручку и не найдя никакого замка, она вытащила запрограммированный Риоданом телефон, не собираясь использовать магию, которой она научилась в Зеркалах, чтобы запереть дверь. Использовать заклинание на чем-либо, принадлежащем Иерихону Бэрронсу, не входило в ее ближайшие планы. Зная его, наверняка здесь уже есть какая-то неуловимая магия, и все, что она попробует наложить, может рвануть или трансформироваться во что-то иное. Однако она не могла вот так запросто оставить обезглавленный труп Риодана всего лишь за закрытой дверью, где кто угодно может наткнуться на него. Она может и не знала всех его секретов, но защищала те, что известны ей.

Она послала Бэрронсу смс. Ну или попыталась. Руки дрожали. Она глубоко вдохнула, задержала дыхание, медленно выдохнула. Уверенные пальцы затанцевали над клавиатурой.

 

РИОДАН ПОПРОСИЛ ЕГО УБИТЬ, ЧТОБЫБЫСТРЕЕ ИСЦЕЛИТЬСЯ. ЗАПРИ СВОЙ КАБИНЕТ.

 

На экране телефона почти мгновенно загорелся ответ.

 

Заглавные буквы создают впечатление, будто ты орешь на меня. Не надо. Это меня бесит.

 

Нахмурившись, она вытащила из кармана протеиновый батончик и съела его в два укуса. Она не могла позволить себе выблевать энергию. Бэрронса бесит все на свете. Он живет на лезвии бритвы вечного раздражения. Несомненно потому, что ему приходилось мириться с существованием простых смертных, которые слишком много раздумывали, тогда как хорошая резня была бы не только эффективнее, но и веселее. В духе Бэрронса отвечать на такое из ряда вон выходящее сообщение критикой ее письменного этикета. Она писала как никогда в своей жизни. Сообщение увидел один человек. А ее Дэни Дэйли видел весь город.

Пальцы вновь запорхали над буквами. Она опустила упоминание блевотины. Черта с два она останется, чтобы прибраться. И она понятия не имела, как отключить заглавные буквы. Она не знала, как их включила, и усвоение социального этикета не имело значения.

ОН МЕРТВ, И ТУТ БЕСПОРЯДОК. ЗАПРИ КАБИНЕТ.

 

Он ответил мгновенно:

 

Я ЗАНЯТ. САМА ЗАПРИ. ИЛИ НЕ ЗАПИРАЙ. ВСЕ РАВНО ЭТО НЕНАДОЛГО. У МЕНЯ КАМНИ И КРИСТИАН. ТАЩИ СВОЮ ЗАДНИЦУ В ЧЕСТЕР.

 

Она фыркнула, выходя из кабинета и закрывая дверь. Он прав.

Действительно казалось, будто на тебя орут.

Не ты ли сказал, что я несвободна? [27]

Мак

 

Ярость ведет в никуда. Я вращаюсь по кругам из ничего, я полна дикой энергии, но мне некуда ее направить.

Спустя некоторое время - хотя это слово здесь ничего не значит - я замираю неподвижно (еще одно слово, которое технически ничего не значит, но все же имеет значение) и перевожу мысли на своего захватчика.

Недавно Бэрронс сказал: «Ты думаешь о Синсар Дабх как о реальной книге внутри тебя. Я сомневаюсь, что она открыта или закрыта. Перестань думать о ней так буквально».

Я ощущаю проблеск понимания его слов. «Хочешь сказать, она вставлена в меня, неотделимо, и моя этическая структура - это лишь общеизвестное прикрытие?» - ответила я.

В прошлый раз, когда Синсар Дабх захватила контроль над моим телом, я негодовала из-за своих подрезанных крыльев, из-за неспособности сделать что-то, хоть что-нибудь, чтобы положительно повлиять на мой мир. Я позволила этой злости и раздражению прорваться сквозь меня и взорваться вспышкой жестокости.

Я чувствовала себя крутой засранкой.

Но может, тогда вовсе не было крутости, лишь адова куча дерьма.

Здесь, в этом безмолвном темном месте, без отвлекающих факторов, я более ясно оцениваю свои действия в тот день. Я сломала свои цепи сомнений и страха актом свирепости, говоря себе, что раз Серая Женщина была из плохих парней, ее убийство делает меня хорошей.

«Зло, - как-то раз сказал мне Риодан, - плохо тем, что верит в свою доброту».

Убийство ее не было плохим поступком.

Плохой была причина, по которой я ее убила. Я говорила себе, что убиваю ее ради защиты Дублина, но на самом деле, я сделала это для того, чтобы почувствовать себя лучше, чтобы приглушить чувство беспомощности. То, что это спасло потенциальных жертв, было лишь глазурью на торте моего эгоизма.

Я провела в Дублине год. Хоть я и встретила Иерихона Бэрронса вскоре после прибытия, многие из этих двенадцати месяцев потеряны в Фейри или проведены в Зеркалах, или же бездумно прожиты женщиной, обращенной в при-йю, но не были посвящены узнаванию Бэрронса. На самом деле я не уверена, знаю ли его вообще. Я узнала лишь то, что хочу, чтобы он всегда был рядом. И возможно однажды я узнаю его.

И все же за те несколько месяцев, что я прожила с ним бок о бок, я начала восхищаться его этической системой, непоколебимой сосредоточенностью и преданностью тем немногим людям и мотивам, которые он избрал для себя.

И хоть одна часть меня хочет вопить - почему он как-нибудь не спас меня от этого? - другая часть, более трезвомыслящая, наконец-то понимает, что именно это он пытался донести до меня все это время - он не мог спасти меня, и прекрасно это знал. Однажды он сказал мне, что страх - это не просто бессмысленная эмоция, это абсолютные шоры; что если я не могу встретиться лицом к лицу с моей истинной реальностью, то никогда не сумею ее контролировать, и все будет зависеть от желаний кого-то более сильного, чем я. Он знал это слишком хорошо по сражениям с собственным внутренним монстром, а я только здесь и сейчас начала это осознавать.

В самых важных и решающих битвах в нашей жизни мы сражаемся в одиночку.

Против самих себя.

Возможно, это значит пережить детство, полное насилия, каждый день бороться за сохранение веры в собственную значимость. Или страдать от лишнего веса и принять, что ты не должна выглядеть как современный идеал женской красоты, чтобы быть любимой. Возможно, это отказаться от наркотиков или бросить курить. Никто не может сделать это за тебя.

Всю свою жизнь я была расколота надвое.

И пора этому прекратиться.

Чистильщик был прав в своем желании исправить мой мозг: здесь не могут уживаться двое.

Я не просила о даре ши-видящей. Я не рвалась оказаться не в том месте не в то время еще эмбрионом, и уж совершенно точно я не просила, чтобы всю мою жизнь меня дурили Королева Видимых и Король невидимых.

И тем не менее, именно к этой войне моя жизнь толкала меня еще с материнской утробы.

Я могу быть или жертвой... или победителем. Нахрен жертвенность. Она мне не идет, она не подходит к моему гардеробу.

Я готова.

Лишь одна из нас останется в живых.

И это буду я.

Хочешь сыграть в игру? Пора платить за содеянное [28]

Спустя десять минут пути к югу от Дублина я паркуюсь перед выбранной для себя берлогой - бывшей готической игровой площадкой Мэллиса для смерти, секса и страха.

В ту ночь, когда МакКайла впервые посмотрела на огромный четырехэтажный викторианский особняк с его акрами беспорядочных, бросающих вызов перспективам пристроек, эркерными окнами и переплетами, башнями, крытыми галереями и перилами из кованого железа, я знала, что однажды это место будет моим.

Джон Джонстоун-младший, убийца своих родителей, пирующий за счет слабых своего рода, движимый, как и я, похотью, жаждой, желанием и господством; память о нем лишь напоминает мне, что мое тело так же слабо, как и его сосуд, и может быть разрушено тем же способом.

Я вытаскиваю себя из машины, хватаясь за дверцу для опоры, заботясь о том, чтобы должным образом поставить ноги. Успокаивающая ночная тьма наконец опустилась на землю.

Я бы добралась намного быстрее, если бы не случилось невероятное - в Дублин прорвалось солнце, атакуя мои новорожденные глаза безжалостными копьями света. Даже солнцезащитные очки, которые я нашла в машине, не позволили мне смотреть на обжигающий свет и вести машину. Вместо того чтобы продолжать идти к своим целям, мне пришлось свернуть в лес, накрыть голову курткой и выжидать до сумерек. Я заняла эти часы пересмотром своего плана, визуализацией каждого шага в деталях. Богатые деталями мысли формируют реальность. Мои мысли превосходны.

Мое тело, однако, горькая шутка. Я обнаружила, что нервные окончания МакКайлы столь же несовершенны, как и ее разум - они причиняют невероятный дискомфорт, слишком резко реагируя на каждое ощущение, точно кучка истеричных голубей.

Соединяясь с ее телом, отсекая пронизанное виной сознание МакКайлы от конечностей и органов, я была уверена, что крепкая хватка моей всеобъемлющей сосредоточенной воли в ее теле и костях усилит ее плоть.

На деле все наоборот. Так же как Джада сжигает энергию и вынуждена постоянно есть, я быстро изнуряю присвоенное себе тело. Сосуд, вмещающий меня, неравен мое воле. Я огнемет в китайском фонарике.

До того, как я обрела тело, мой путь к господству был ясным. На самом деле он даже выглядел по-детски простым. Убить трех соперников в борьбе за власть над Фейри, призвать и убить Королеву Фейри, поглотить Истинную Магию, выпить Эликсир Жизни - вуаля, я бессмертна и неудержима.

Кража копья изменила все.

Оно было ключевым элементом, вещью, без которой все развалилось. Из-за недостатка гребаного стержня. Мой единственный приоритет - вернуть это оружие. Или получить меч. Мне плевать, что именно.

Я закрываю дверь и прислоняюсь к машине, запрокидываю голову, широко раскрываю рот и собираю свои слабеющие силы, чтобы воззвать к моей армии, поднять моих детей. Я монотонно напеваю на Изначальном языке, освобождая их Истинные Имена в хрупкой прекрасной песне трубных колоколов, льда и бархатной тьмы. Мои слова подхватывает ветер, жаждущий служить мне, и они взмывают в ночное небо, где расходятся в стороны и разлетаются в миллионах разных направлений.

Придите ко мне, приказываю я. Я Создатель/Правитель/Король былого, почувствуйте мою силу. Вы принадлежите мне. Придите ко мне. Мы будем пировать и завоевывать.

Я повторяю призывы, наслаивая свою навязчивую темную мелодию на бриз, пока через покалывание своей сущности Фейри не ощущаю собирающуюся толпу моих детей, поднимающихся из пустых лож в земле или из пахнущих сексом и смертью жилищ в заброшенных домах, где они держали в заложниках людей. Я чувствую, как они разворачиваются в Честере, отделяясь от Видимых, и идут к двери. Выскальзывают из катакомб на кладбищах, где они устроили логова. Они будут охранять мою берлогу, сторожевые псы ада, пока я не решу, что этому сосуду требуется для нормальной работы.

Придите ко мне, пою я в ночи, покоритесь своему королю.

Убедившись, что моя орда поднялась подобно Дикой Охоте[29], я начинаю кажущийся бесконечным путь до места, которое будет моей берлогой, пока я не покину землю.

Одна нога.

Другая.

Левая нога.

Правая.

Гребаное тело.

Я съела столько плоти Невидимых, сколько мог вместить мой живот и не взорваться. И все же я слаба. Я поддерживаю решительность своей мантрой: МЫЖЕЛАНИЕ, ПОХОТЬ, ЖАЖДА, И МЫВЫБИРАЕМ ПУТЬ К ГОСПОДСТВУ.

Возвышающиеся передо мной двойные двери приоткрыты, но мои дети скоро запечатают их и будут охранять. Я хватаю ткань своих брюк спереди, скользкую от крови, кишок и мозгов, и подтаскиваю одну ногу, потом другую, направляясь к широкому лестничному пролету, спотыкаюсь и налетаю на дверной косяк, хватаясь за него в поисках поддержки, пока набираюсь сил.

Просторный особняк, показавшийся МакКайле уродливым, очарователен. У нее плебейские вкусы. Гребаный розовый цвет повсюду, пока она не познала абсолютность черного, прячущего пятна, маскирующего хищников. Каждая комната, которую я миную - радость для моих чувств, цветущая остатками поклонения, подчинения и смерти. Здесь люди охотно жертвовали собой на алтарях нужды и одиночества ради беглого взгляда на их бога, дарованного им лишь тогда, когда они хватали ртами свой последний вздох.

Я питаю отвращение к слову «нужда». Есть вещи, которые мне требуются, поскольку я решила, что от них будет польза. Нужда - это болезнь, эпидемией косящая человеческую расу: положи кусочек в рот, и передашь бразды правления в чьи-то руки, а потом удивляйся, когда на тебе жестко прокатятся. Проснись нахрен. От больных лошадей избавляются. И когда они уже слишком стары, их не отправляют пастись на безоблачную счастливую лужайку - их убивают и отправляют на клееварню. Сломанные обязаны умереть и освободить дорогу живущим.

Когда МакКайла спросила у Бэрронса, почему столько Невидимых собралось в особняке Мэллиса, он ответил: «Болезненная увлеченность смертью для них словно кислород, мисс Лейн. Им легко дышится в подобных местах». Той ночью я подумала, что Бэрронс подобен мне, что он обладает безупречной ясностью ума, огромной волей и беззастенчивой жаждой.

Он - позор для своей формы, ослабленный иллюзиями любви, самопожертвования и, несомненно, другими бесчисленными заблуждениями. Никто не ограничивается одной-единственной иллюзией. Для поддержания исходной лжи всегда требуется еще больше лжи.

Пустые глаза провожают меня, когда я прохожу мимо - шокированные, смутно любопытствующие, жаждущие, слишком обкуренные, чтобы приблизиться. Последователи Мэллиса медленно умирают в доме, худые и бледные как наркоманы, лежа на тюфяках в темных углах или сплетаясь узлами обнаженных конечностей на бархатных диванах с низкими спинками - сжигают благовония, играют музыку, вводят наркотики, фыркают, блекнут.

Обкуренные пассивные жертвы.

У моих детей будет пища по прибытию.

Жаль, мне не хватит энергии, чтобы принять участие.

Я устремляюсь в подвал. К тому моменту, когда я добираюсь до подземных покоев, в комнатах которых обитал Дж. Дж. Младший - человек на удивление незамутненного рассудка - я уже ползу.

Я тащусь на животе вниз по тускло освещенному коридору целую небольшую вечность, пока не добираюсь до огромной черной квадратной двери со стальным обрамлением. Я ложусь на спину и распахиваю ее ударом обеих ног.

Некоторое время спустя я заползаю внутрь.

Спустя еще одну небольшую вечность я разворачиваю свое тело и закрываю дверь ногами.

Спустя еще немного времени я приподнимаюсь на руках и коленях, чтобы закрыть дверной засов, затем жестко падаю на пол.

Я лежу возле двери, свернувшись клубочком.

Что-то не так, совсем не так.

Я призываю одну из своих кровавых рун, чтобы запечатать двери.

Ни одной руны не появляется.

Дрожа, я пытаюсь снова и снова, но всякий раз, когда я стараюсь пропеть руну и воплотить ее в реальность, я получаю лишь пустые ослабшие пальцы, сжимающие ничто.

Моя магия исходит от моей воли, не от моего тела. Постоянно нарастающая слабость моей формы не должна повлиять на мои силы.

Я прекращаю попытки, обращаюсь внутрь, оценивая свое состояние.

Без тела мой разум оставался постоянно осведомленным. Ни одно мгновение моего существования не прошло незамеченным. Я всегда бдительна, всегда настороже, всегда планирую и замышляю. Во все времена, начиная с момента моего рождения, я была совершенным, неустанным, ненасытным, мыслящим существом.

Теперь кажется, как будто нарушилась сама целостность моего существа. Мои представления о себе делаются... смутными, сложно видеть ясно и фокусироваться. А сосредоточенность есть сила.

Неужели настырная маленькая сучка нашла способ как-то атаковать меня изнутри?

Я ныряю внутрь и изучаю коробку, в которую ее упаковала. Она цельная, сделанная без единого шва - гладкая, черная, холодная.

Я пожелала ее существования и поверила в него - и вот результат.

Моя вера основывается на интеллекте. Ее - на эмоциях. Я верю исключительно в себя. Она верит в кого угодно, кроме себя самой, и это делает ее восприимчивой к любому, чья воля сильнее ее собственной.

Я утверждаю и настаиваю. Она боится и сомневается.

Я ПОБЕЖДАЮ.

Она находится в коробке, которой не существует, и верит, что оттуда не сбежать.

Вера есть реальность.

Вера так очаровательно податлива.

Я хихикаю, но не раздается ни звука.

Я думаю: ЧТО-ТО ПРОИСХОДИТ СО МНОЙ! ЧТО ЭТО?

Мои веки тяжелеют и остаются закрытыми, хотя я предпочла бы открыть глаза.

Я думаю: Я НЕ ПОТЕРЯЮ КОНТРОЛЬ НАД ЭТИМ СОСУДОМ ВНОВЬ!

Мои конечности дрожат, безвольно падают на пол и замирают.

Я лежу неподвижно. Что со мной случилось? Кто вмешивается в мои планы? Была ли я... ранена каким-то образом... чего я не... осознавала?

Это

Смерть?

Я что-то

Сделала не так

Со своим

Телом?

Кто-то

Отравил...

Я спустилась к перекресткам [30]

 

Джада

 

Спустившись в дисгармонирующее музыкальное поле битвы между многочисленными подклубами Честера, Джада вовсе не удивилась тому, что ночной клуб был переполнен. Чем более ужасные вещи происходили на улицах Дублина, тем круче вечеринки, сотрясавшие гладкие стены из хрома и стекла на 939, Ревемаль стрит, где за деньги можно воплотить в жизнь самые темные фантазии.

Проталкиваясь сквозь битком набитые танцполы, она осознала, что несмотря на привычный ход дел, в сегодняшней клиентуре наблюдалось настораживающее отличие. Во многих клубах были только люди и Видимые. Она не заметила ни одного Невидимого, хотя проделала уже половину пути до охраняемых лестниц, которые обеспечивали доступ на приватные верхние уровни.

Прищурившись, она осмотрелась кругом. Невидимые были ненасытными постоянными клиентами Честера, но сейчас здесь не было ни единого Носорога, ни одной из тех причудливых единичных особей, ни даже одного из воинственных слуг Гроссмейстера. Даже Папа Таракан с его коротконогим тельцем, собранным из пластичных блестящих панцирей не шлялся здесь, предлагая свои жиропоглощающие тараканьи товары, а ведь она начинала подозревать, что это отвратительное существо жило где-то в роскошных владениях Риодана.

Синсар Дабх вернулась, а в Честере не осталось Невидимых - весьма тревожное сочетание фактов.

Холодно кивнув Фэйду и жутковатому беловолосому члену Девятки с темными горящими глазами, чье имя она еще не выяснила, она поднялась по лестнице, двигаясь как Джо, глядя вниз, на танцполы, поглощая каждую деталь. Хоть в режиме стоп-кадра было немало преимуществ, но двигаясь быстрее реальности, она оставалась слепа к окружению, и не могла оценивать и констатировать текущие события, если не тратила время на то, чтобы их увидеть.

Когда она добралась до офиса Риодана, темное стекло было настроено на уединение, а значит, находящиеся в нем могли видеть все вокруг, но никто не мог видеть то, что внутри. Она приложила ладонь к панели. Дверь отъехала в сторону, и она заглянула в тускло освещенную комнату.

Бэрронс с хмурым видом стоял в одном углу. Круус, клокотавший негодованием, возвышался в другом углу, верхней частью туловища не прислоняясь к стене и выдавая то, насколько его беспокоила искалеченная спина. Кристиан прислонился к стене в третьем углу, скрестив руки на груди, подняв величественные крылья и обхватив ими свое тело. Все они неподвижно уставились в никуда, держась друг от друга настолько далеко, насколько позволяло ограниченное пространство. В воздухе кабинета повисла враждебность, и она гадала, сколько же времени они провели в столь тесном помещении, дожидаясь, пока она к ним присоединится.

Бэрронс бросил на нее нетерпеливый взгляд.

- Охренеть как ты вовремя явилась.

Джада шагнула внутрь, и дверь за ней закрылась. Она подошла к единственному свободному углу, оценивая остальных. Какая неожиданная и могущественная команда - при условии, что они не поубивают друг друга до достижения целей. Смерть, Война, Бэрронс, кем бы он ни был, и она сама, супергерой.

- Где ты нашел Кристиана? - спросила она у Бэрронса.

Горец бросил на нее взгляд, полный отвращения.

- Чертова Мак замотала меня нахрен в чертов кокон и оставила за грудой чертовых камней, вот где.

- У тебя хотя бы остались твои крылья, - ощетинился Круус.

Кристиан его проигнорировал.

- А потом эти слюнявые звери Бэрронса зализали меня нахрен до смерти. Сначала Ведьма, потом это. Иисусе, куда подевалось поступление в колледж и свидания с хорошенькими девушками?

Круус сверкнул жестокой улыбкой.

- Те дни давно прошли, братишка.

- Я тебе не братишка, черт подери. Я, мать твою, тебе никто.

- Звери Бэрронса? - спросила Джада. Почему Кристиан думает, что звери его? И насколько сильно повредило ему пребывание в коконе? Он казался бледным, переносил свой вес с ноги на ногу, точно пытаясь найти удобную позу.

- Кем бы они ни были, мать их, - пробормотал Кристиан. - Я видел их лишь один раз, в аббатстве. Думал, он привел их.

- Мак сказала, что это она привела их. Говорила, что нашла их в Зеркалах, - Джада попробовала закинуть удочки.

- Ну разумеется, девушка. Мак же никогда не врет и не совершает даже чуточку мутных поступков.

Проигнорировав его колкость, она повернулась к Бэрронсу.

- В Честере ни одного Невидимого.

- Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю, - сухо ответил он. - Круус пытался призвать кое-кого из низших каст. Они не явились.

- Как призвать?

- Когда он поглотил заклинания из Книги, он получил Истинные Имена Невидимых.

Она пригвоздила Крууса острым взглядом.

- Что еще ты получил? - очевидно, Книга не повлияла на него так, как на Мак, но он получил не одни имена.

- Не твое дело, ши-видящая.

- Так почему Невидимые не явились? - надавила она.

- Потому что твоя ненаглядная МакКайла теперь владеет теми же знаниями, и они признают ее более могущественной, чем я. Но это изменится.

- Как Мак вообще оказалась под властью Синсар Дабх? - спросил Кристиан. - Я думал, существует только одна копия, и ее поглотил Круус. Откуда, черт подери, взялась вторая копия?

- Да, - Круус ухватился за эту тему с живым интересом. - Как ненаглядная МакКайла раздобыла еще одну копию Синсар Дабх?



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-11-19 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: