Институт семейной терапии
Новосибирск
Ó 2003 Институт семейной терапии
630058 Новосибирск
п/о 058 а/я 222
(383) 333-96-47
institute@therapy-nsk.ru
www.therapy-nsk.ru
Личный взгляд на русскую литературу
Лекция, о которой просил меня Ричард, озаглавлена так: «Личный взгляд на русскую литературу». Слово «личный» должно было означать мое личное мнение о русских писателях. Но я бы хотел его истолковать в другом смысле. Дело в том, что вы психологи, и вам интересно было бы знать, что собой представляет личность русских писателей, какими они были людьми. Об этом можно получить самое странное представление из школьного обучения, где утвердился у нас шаблон для каждого из этих русских классических писателей, установленный штамп, как его следует понимать. Это заучивают и дальше этого обычно никуда никогда не идут. Так вот, я сегодня не очень много буду говорить о формальной стороне русской литературы, о стилях, о способе изложения, а буду говорить о писателях.
Прежде всего, если вдуматься, каковы были эти писатели, разобраться в этом не по учебникам, а по хорошим источникам, по подлинникам, то напрашивается вывод, что все это были люди, работавшие в условиях глубоких противоречий, что жизнь их была трагична. И это не так уж удивительно. Вообще, творчество связано с противоречиями. Это не новая идея, все это знают. И известно, что люди, у которых развитие протекает гладко и легко, у которых не возникает конфликтов и противоречий, могут стать полезными и приятными членами общества, но вряд ли от них можно ожидать творческих достижений. А те, которые создают что-то новое, делают это в страшных конфликтах и противоречиях, доходящих до трагедии. Это не ново.
Вы все знаете, если взять только известную нам литературу, что Данте был изгнанником и провел большую часть своей жизни вне своей любимой родины, потому что он был «белым гвельфом», а во Флоренции управляли «черные гвельфы». Все это очень странно, но это было важно для людей того времени. Теперь говорят, что он был несчастен в личной жизни, женат на одной женщине, а любил другую, по имени Беатриче. Обо всем этом он сам рассказал, но очень скромно, потому что выставлять напоказ свои чувства в средние века не было принято.
Трагична была история по-видимому, величайшего из всех живших писателей, человека, писавшего под именем Шекспира. Вы знаете, вероятно, что актер Шекспир не был автором известных под этим именем пьес.
Одно время я думал, что исключение составляет Гете, но и он в молодости, как обнаружилось, умирал от чахотки и пытался застрелиться.
Пушкин, который являлся основателем, основоположником русской литературы, не составляет исключения, его жизнь была глубоко трагична.
Почему? В чем тут дело? А дело в том, что великие люди, и в том числе великие писатели, не изъяты из общего закона человеческой жизни. У них есть слабости и комплексы. Я знаю, что вы, психологи, не любите термина «комплексы», введенного Адлером. Вы даже сомневаетесь в научности такого понятия, но где-то на границе между наукой и повседневной жизнью это понятие очень полезно, оно позволяет понять многое в поведении людей.
Пушкин был полон комплексов. Почему? Дело в том, что он рос в обществе, где ценились качества, которые у него отсутствовали. Он был небольшого роста, с кривыми ногами, очень некрасив, еще вдобавок с чертами, свидетельствовавшими о его происхождении (его предок по материнской линии был из Эфиопии, то есть был негром). Вот, все эти черты ставили его в особое положение среди мальчишек, с которыми он оказался в лицее, там он выделялся своей внешностью и многими другими чертами. О его прозвищах кое-что известно. Известно, что его звали французом, потому что он уж очень хорошо знал французский язык. Не все знают, что его больше звали обезьяной, дразнили его сильно. Поэтому очень рано в нем развилась неуверенность в себе и зависть по отношению к более счастливым смертным, получившим высокий рост, гордую осанку, уверенность в себе.
Особенно охотно Пушкин проводил время в обществе офицеров, а русские офицеры отличались в то время именно этими свойствами. И в обществе людей, которые вели себя уверенно, Пушкин вел себя очень неуверенно. Он был боязлив, застенчив и поэтому все время переходил от робости и замешательства к дерзости, агрессии, к опасным шуткам. Вот эти его переходы, его постоянные колебания между разными позициями сделали ему репутацию человека несолидного, неустойчивого, непрочного. В петербургском свете, где очень ценилось это умение вести себя солидно, выработанный способ поведения, Пушкина не ценили, его не принимали всерьез, как это ни странно. Небольшое меньшинство, заинтересованное в литературе, очень хорошо понимало достоинства Пушкина, но в глазах общества (под «обществом» понималось только светское общество в то время) он был поэтом таким же, как другие известные поэты, как Нестор Кукольник, Бенедиктов. Ничем не выделяли его среди его коллег того времени. Только немногие понимали, что его стихи несравненно лучше, и уж совсем немногие ценили его прозу.
Пушкин был в самом деле основоположник русской литературы. Если вы посмотрите, что было до него, то вы найдете очень немного – одного гениального поэта. Это был Державин. Но Державин писал еще не установленным языком, русский язык не установился, и стихи его поэтому громоздки, временами кажутся ржавыми, содержат невыносимые сочетания согласных и негармоничны. А прозы в собственном смысле и вовсе не было. Достаточно прочесть какую-нибудь «Бедную Лизу» Карамзина, чтобы понять, что русской литературы не было.
В 812-м году, прямо накануне французского нашествия, Россию посетила мадам де Сталь, знаменитая французская писательница, находившаяся в изгнании в это время, потому что она не любила Наполеона, а тот не любил ее. Она проехала через Россию искать убежище в Швеции (в нейтральной стране в то время), и она оставила замечательные мемуары о России, кажется, не переведенные. Они очень замечательны, потому что она относилась к России сочувственно, с большим интересом. И она только констатировала, что в этой стране есть умные, интересные люди, интересные собеседники (говорить можно было свободно, потому что все ее собеседники говорили по-французски), но собственной культуры, литературы в этой стране нет. И она была права, потому что не могла же она знать этого мальчика, который учился в Царскосельском лицее. Пушкин еще не выдвинулся в это время. Отсутствие русской литературы совершенно правильно было констатировано мадам де Сталь. Она видела будущее России в благоприятном свете, но больше ничего об этом не могла сказать.
И вот Пушкин. Пушкин создал на самом деле русский стиль стихосложения и русскую прозу, потому что первая русская проза, заслуживающая этого имени – это «Повести Белкина», «Дубровский», «Капитанская дочка». Он немного успел написать и собирался писать много прозой, но не успел.
Так вот, Пушкина преследовали комплексы, он не был уверен в себе и завидовал более солидным мужчинам. Это очень странно в применении к такому значительному человеку. Но ведь он-то судил обо всем с обычной человеческой точки зрения, а с этой точки зрения он не пользовался успехом и признанием в своей среде, ни среди мальчишек в Царскосельском лицее, ни в петербургском обществе. Достаточно прочесть, что о нем говорили современники. Царь, Николай Павлович, который ничего не понимал в литературе, конечно, не ценил его вовсе как поэта, а презирал как человека несолидного, непрочного.
Так вот, эти черты проявились особенно по отношению к женщинам. Лирика Пушкина очень разорвана, она делится на два раздела, можно сказать, очень далеких друг от друга. Если вы возьмете его юношеские стихотворения, какую-нибудь «Гавриилиаду» и все такое, то вы увидите эротические стихотворения, очень талантливо исполненные, но очень невысокие по содержанию и навеянные, конечно, французской литературой.
Влияние французской поэзии на Пушкина было огромно. Если вы хотите посмотреть, в чем оно состоит, вот, недавно издали в приличном русском переводе, к сожалению с сокращениями, комментарии Набокова к «Евгению Онегину». Достаньте себе эту книжку, если вам удастся. Набоков объясняет в каждом случае по поводу «Евгения Онегина», откуда взяты те или иные выражения, сюжеты, способы описания. Оказывается, это французские поэты, иногда известные, иногда, большей частью, совершенно неизвестные, которые, однако, приходили в Россию, которых все читали. Пушкин не был изолирован в мировой литературе, но в России он первый крупный писатель.
И вот, его любовная поэзия начинается с подражания Парни и другим французским стихоплетам невысокого пошиба. И Вольтер был среди них, очень видный деятель восемнадцатого века, но слабый поэт, однако, популярный в то время. Вольтер с его «Орлеанской девственницей», все это составляло пищу для молодого ума Пушкина. Но если вы посмотрите на его зрелые сочинения, то вы найдете их классически утонченными и отточенными. Они как будто представляют собой барельефы на бронзе, отчеканенные, в которых личность поэта, его личные чувства проявляются, если можно так выразиться, в универсальной форме, готовой для увековечения в мировой литературе.
Зрелый Пушкин – это писатель в высшей степени объективный. Я не знаю, понимаете ли вы различие, слышали ли вы о различии между субъективной и объективной литературой. Субъективная – это такая литература, в которой непосредственно слышатся движения человеческого сердца, даже крик, даже вопль, любые чувства проявляются в тот момент, когда они возникают. А объективная литература – это та, в которой чувство и его литературное воплощение разделены работой творческого ума. Так вот, Пушкин стал совершенно объективным поэтом, самым объективным поэтом в русской литературе и одним из немногих в мировой. В этом отношении его можно сравнить только с Шекспиром.
Так вот, противоречия между Пушкиным, неуверенным в себе, вечным мальчишкой, который стесняется, который завидует офицерам, даже своему конкуренту, злополучному Дантесу, и Пушкиным, который создал все эти великие произведения и очень ясно понимал свое значение в литературе, очень ясно понимал, как свидетельствуют многие места из его сочинений.
Личная жизнь его была несчастна. Он женился на женщине, которая была неизлечимо глупа, и должен был терпеть ее до конца и за нее умер. А между тем, почему он на ней женился – это был шаг, продиктованный тем же комплексом. Она считалась одной из первых красавиц в Петербурге, даже, кажется, одной из двух самых известных. Это было ему лестно. Кого он на самом деле любил, мы не знаем. Наибольший знаток Пушкина, Щеголев, который писал о нем в двадцатые годы, думал, что это была жена Карамзина, которая была старше его и которая никогда не отвечала ему взаимностью, это была совершенно безнадежная любовь,. А все его знаменитые стихотворения адресованы женщинам, которые не играли столь важной роли в его жизни. Так думал Щеголев, не мне спорить с ним. Мы знаем только, что эти стихотворения написаны, что они есть и они формируют с тех пор чувства и понятия всей читающей публики в России, потому что это поэты говорят нам, каким образом мы должны чувствовать, чтó мы чувствуем, – об этом мы узнаем у поэтов.
Но противоречий была полна и гражданская жизнь Пушкина. Ведь он был умеренный либерал, в молодости даже с проблесками радикализма, он похвалялся своим либерализмом. Он писал из Одессы в письме (письмо было перехвачено полицией), что он берет у одного англичанина уроки чистого атеизма. Либерал он был примерно в том же духе, что и так называемые декабристы, то есть очень умеренный, не слишком устойчивый либерал, его либерализм начал переходить уже рано в умеренный консерватизм.
Все это было так. Но дело в том, что его друзья были декабристы, и эти его друзья готовили вооруженное восстание и даже осуществили его, хотя очень неудачно. Он был с ними связан, с ними дружил. Они его не принимали в свое общество и он сердился, подозревая, что у них есть это общество и они его не хотят брать. Почему не принимали? Да потому, что его считали несерьезным человеком. На юге, когда он был в ссылке (а ссылка была очень снисходительной, умеренной), он был знаком, не очень влюблен, а хорошо знаком и водил компанию с графиней Ржевуской. Это польская красавица, которая была негласным осведомителем тайной полиции. Это в России началось давно. В этом качестве она была известна декабристам, они ее остерегались. Они боялись не того, что Пушкин станет доносить, а того, что он проболтается, ибо он говорил все, что думал. Человек, знавший его лучше, его друг Пущин, который возглавлял петербургскую организацию, если можно так выразиться, или был одним из влиятельных декабристов, не хотел брать Пушкина по другой причине, он не хотел подвергнуть его опасности, он слишком им доро8\
жил.
Так вот, каков был Пушкин. Он оказался в компании революционеров очень умеренных, дворянских, так сказать, революционеров, но все-таки он подвергался большому риску. А потом он от них отошел и внезапно откровенно признался перед Царем в своих чувствах и настроениях и обещал ему в дальнейшем вести себя смирно. Вот в этом заключается его внезапный переход, политический скачок, который он сделал разговоре с Царем. Царь спросил его, что бы он делал, если бы он был в Петербурге в это время, то есть четырнадцатого декабря, и он сказал, что он был бы на площади среди декабристов. Николай Павлович очень ценил откровенность. Откровенность была качеством, которое позволяло царю и его полицейским следить, наблюдать и делать выводы. В России все оппозиционеры считали своим долгом говорить, что думают, не скрывать от начальства свои мысли. Первым человеком, который отказался так говорить с начальством, говорить, чтó он думает, и не давал откровенных показаний, был Герцен, это было значительно позже.
Так вот, Пушкин перешел на сторону Царя, воспевал его в своих стихотворениях. На языке, на котором мы описываем поступки обычных смертных, это называется политическим ренегатством. Правда, он раньше не занимал свою позицию официально, он не объявлял ее на собраниях декабристов, он не подписывал никаких заявлений. Но он писал стихи и стихи, написанные им, прямо говорят, что он был настроен, если не революционно, то в высшей степени оппозиционно. И вот в один день ему пришлось переменить это настроение, перейти на другую сторону. Он хорошо это чувствовал, и это знали другие. Причины, по которым его презирали в светском обществе Петербурга, были различны, о некоторых я вам сказал. А теперь могу добавить, что его еще презирали как перебежчика. Это очень важный момент в его биографии. И стремление проявить свое мужество, свое достоинство, защитить свою честь, подстегивалось у Пушкина этим представлением. Вот что о нем говорили: с одной стороны о нем говорили, что он ненадежный болтун, его не хотели брать в декабристы, с другой стороны говорили, что он при серьезной опасности предал своих друзей.
Ну, и когда началась история с его женой, которая после его смерти была, конечно, любовницей Николая (это не секрет, вы, вероятно, знаете составленный Вересаевым свод материалов о Пушкине), то из-за этой жены он и погиб.
Противоречия его этим не ограничиваются, они были еще в его понятиях. Дело в том, что Пушкин был барин. Барство в России – это было явление, аналогичное позднему феодализму в европейских странах, но отягченное еще отсутствием традиций независимой аристократии. Русская аристократия происходила от людей, которые бросались на колени, кланялись, били лбом об пол, называли себя рабами и уменьшительными именами. Русские бояре вели себя не так, как французские или английские аристократы. Только при Екатерине Второй они научились вести себя с некоторым достоинством. Так вот, это новое достоинство, конечно, проявляется (если оно новое) всегда в преувеличенных формах. Но барство остается.
А барство проявлялось у Пушкина, в частности, в его морали. У него двойная мораль. Одна мораль по отношению к любимым женщинам: он способен был и к серьезным чувствам, хотя не всегда проявлял их в стихах. А другая мораль была по отношению к крепостным девкам и к доступным женщинам. Эти поездки к цыганам, пьяные вечеринки с офицерами, шуточки, которые он отпускал, уже будучи женатым человеком. Все это свидетельствует о том, что барская мораль очень сильно на него влияла. И барские представления о чести заставили его пойти на эту нелепую дуэль с человеком, который пережил его на 50 лет, сделал карьеру во Франции и умер сенатором. Дантес оказался счастливчиком.
Таков был Пушкин в своей жизни. Он очень остро это переживал и отразил это в своих стихах. Он рисовал на полях своих стихотворений виселицы с повешенными, он помнил виселицу декабристов. Он послал им свое бессмертное стихотворение «Во глубине сибирских руд». И, наконец, в 35-м году, незадолго до смерти, он написал под видом подражания древним стихотворение, которое вы, наверное знаете:
Кто из богов мне возвратил
Того, с кем первые походы
И браней ужас я делил,
Когда за призраком свободы
Нас Брут отчаянный водил? …
Это стихотворение, которое, вы знаете, кончается словами:
… Теперь не кстати воздержанье,
Как дикий скиф, хочу я пить:
Я с другом праздную свиданье,
Я рад рассудок утопить.
Это воспоминание о декабристах. Оно не оставляло его до конца жизни, здесь были его настоящие симпатии. Вы, конечно, не представляете себе декабристов, как настоящих, заядлых революционеров, как членов какой-нибудь партии. Нет, – это были либеральные бары, которые в этом отношении мало отличались от Пушкина, но они сделали то, что сделали, – они вышли на площадь. И Пушкин вышел бы с ними, но не привелось. Он ехал уже в Петербург, имея сведения о том, что что-то готовится, но его одолели предчувствия и он вернулся в деревню.
Так вот, Пушкин – великий поэт. В России не было поэта равного ему, никогда. И он очень сильно отличается от других русских писателей. Отличается тем, что он не был, я рискну сейчас употребить сильное выражение, он не был интеллигентом. Те черты, которые были свойственны русской интеллигенции, прежде всего непримиримая враждебность к самодержавию и угнетению и чувство общности с народом, в этой форме у Пушкина не проявлялись. Но он любил свободу и не выносил угнетения.
Понимаем ли мы Пушкина? Это очень серьезный и трудный вопрос. Кое-что понимаем, а другого – нет. Я хочу вас предостеречь от того же Набокова. Набоков, – чрезвычайно талантливый русский писатель, он обладал всеми качествами, чтоб стать великим русским писателем, кроме самого главного – он не знал, чего он хочет, у него не было глубоких убеждений. Он составил комментарий к «Онегину». Я предпочел бы его видеть в английском оригинале, потому что русские переводчики изъяли оттуда все, что относится к самому переводу – идиотское издание. Но в этом томе, довольно толстом, содержатся комментарии к Пушкину, которые показывают, как мало мы его понимаем. Но и сам Набоков не понимал его. А не понимал он по другой причине, – для Набокова важны были только стихи, не то, что говорится в стихах, а только стихи, как они сделаны. Набоков был чувствителен только к ткани литературного творчества, к ее стилю, к ее даже мелким особенностям. Содержание было для него, как он полагал, маловажно. Это надо иметь в виду, когда вы будете читать комментарии, которые теперь делаются по поводу Пушкина. Раньше говорили одно, одни глупости, теперь говорят другие.
Содержание в литературе, конечно, очень важно, очень. Гораздо важнее, чем в живописи и даже важнее, чем в музыке, хотя последнее утверждение я считаю рискованным. И еще одна особенность была у Пушкина, это уже последняя, о которой я упомяну: вдобавок ко всему, он был умным человеком. Он родился с глубоким, проницательным умом. Это, кстати, совершенно необязательно для писателей. И дальше я буду иметь случай рассказать вам о писателях, которые не обладали этим качеством. Но Пушкин был очень умен, и поэтому вся его трагедия еще усугублялась тем, что он понимал, что происходит. На всех стадиях своей жизни понимал и не мог уйти от своей судьбы, не мог вырваться из капкана противоречий, в который поставила его история. Но он был очень умен. Откуда мы это знаем? Я не говорю уже о его журналистике. Он издавал журналы и написал некоторое число критических статей, где это совершенно очевидно, – его понимание. Но это видно и в его сочинениях, потому что сочинения его имеют глубокое содержание. Он был очень умным человеком. Если представить себе, что мы захотели бы поговорить с кем-либо из русских писателей, то я бы мог с Пушкиным говорить и рассказать ему разные вещи, происшедшие в будущем, и он бы понял, не смотря на все его предрассудки. А предрассудков у него тьма. Я не говорю о шестисотлетнем дворянстве, на которое он претендовал, но есть его знаменитое стихотворение:
Не дорого ценю я громкие права,
От коих у иных кружится голова...,
это там, где он выражает свое презрение к парламентскому правлению и снисходительно похлопывает по плечам цензуру. Так вот, он был умным человеком. Но не все русские писатели могут похвалиться этим званием.
Если взять следующего великого писателя, который был в России, а это был Гоголь (я миную Лермонтова в этом рассказе), то Гоголь был из писателей, у которых специфический писательский дар был оторван от человеческой одаренности, от ума, от проницательности, от понимания мира, даже от любви. Всего этого у Гоголя ни следа нет. Его творчество является описательным творчеством, он описывает, он изображает, изображает совершенно гениально.
Но что за человек был Гоголь? Вы знаете, тут я должен вам рекомендовать Набокова. Только недавно мне попали в руки переводы его сочинений, а он писал о русской литературе по-английски. Что делать, он же читал лекции о русской литературе в Америке студентам. Так вот, у него вышло три книжки – его лекции о русской литературе и лекции об иностранных писателях. Те и другие интересны, но те и другие не заслуживают никакого доверия по содержанию, потому что Набоков в литературе воспринимал только упаковки, а не то, что внутри. Это ужасно, но это факт, это и не дало ему стать великим писателем. Так вот, о Гоголе он пишет очень много и берет материалы из Вересаева (Вересаев написал и о Гоголе такой же справочник). И что мы там читаем? Все знают историю о том, как Гоголь написал и опубликовал выбранные места из переписки с друзьями – образец лакейской литературы. Это подлейшее пресмыкательство перед начальством. Но совершенно искреннее, он таких убеждений держался. Оно вызвало известное письмо Белинского к Гоголю, которое, может быть, вы читали. Белинский бичует его перед публикой, под видом письма он говорит, конечно, с публикой, а не с ним.
И вот, Гоголь. Что же такое был Гоголь в жизни? Он был мелкий чиновник, столоначальник, канцелярист и ничего больше. Он искал поддержки и покровительства царского семейства, то есть императора, великих князей. Он пользовался денежными пособиями правительства. Не мог жить в России, а скитался по Европе, проживал в Риме. Причины его скитаний были разные, конечно. Ну, было бы нелепо говорить, что он только потому не жил в России, что русские порядки ему были слишком противны, слишком известны. Нет, он лечился. Болезнь его тоже известна – он был импотент. Это, конечно, не его вина. Не его вина, что тогда это бедствие не умели лечить. Он скитался по Европе в поисках целителей. И писал нравоучительные письма, именно нравоучительные, своим знакомым в Россию.
Он всех поучал, потому что к тому времени он имел репутацию (первая часть «Мертвых душ» уже вышла), он имел репутацию великого писателя, а в России была такая манера – распространять репутацию писателя на все остальное. Что он говорит, – то замечательно, потому что он выдающийся писатель. Он этим пользовался и приводил в замешательство своих адресатов. А потом он помешался, он умер совершенно помешанным человеком. И в помешательстве его сыграла роль религиозная мания. Один священник убедил его, что он совершил грех, когда писал все эти вещи, что ему надо его искупить. Он хотел его искупить, написав вторую часть «Мертвых душ», где Россия и вся русская жизнь будет изображена в положительном свете. Потом и это ему показалось греховным, он сжег то, что написал. И хорошо сделал, потому что то, что сохранилось, свидетельствует о полном падении его таланта.
Таков был Гоголь. Вы не находите ни следа выдающейся личности. На личность эту вообще не стоит смотреть, понимаете? Первую свою поездку за границу он сделал на деньги, которые по существу украл у своей матери. Ему прислали деньги, чтобы внести их в какой-то банк, какой-то взнос казне, а он их использовал для путешествия за границу. Ему мать простила.
Но Гоголь, – это Гоголь. Надо читать его сочинения и не думать о его личности. Он был великий писатель. Это признают даже иностранцы, которые очень плохо понимают русскую сатиру. Об этом я еще скажу. Иностранцы, которые находятся в отношении Пушкина в тяжелом положении, потому что поэзия не поддается никакому переводу. Стихи не переводятся. То, что переводят под названием стихов – это творчество переводчика, а не автора. Даже Набоков, столь одаренный писатель, когда он попытался перевести «Евгения Онегина», он не имел успеха. А он знал английский, как немногие. В Берлине он занимался же преподаванием английского языка немцам, есть и такие способы заработка. Так вот, он перевел, но плохо.
Это Гоголь. И, кстати, Гоголя считают сатириком и считают, что он нарисовал ужасную картину угнетенной самодержавием, рабской России. Но ведь он это сделал совершенно бессознательно. Он хотел изобразить раскаяние Чичикова, он хотел изобразить положительный русский тип, хотел описать, как Россия переходит из всего этого в благополучие, к хорошей жизни, которую он хотел изобразить. Он вовсе не был врагом самодержавия. Пушкин успел оценить Гоголя, конечно, только в качестве писателя.
Я опускаю Тютчева, поэта гораздо более мелкого. Это легенда, что Пушкин признал Тютчева, восхвалял его. Это неправда. Читайте об этом статьи Тынянова. Тынянов написал об этом замечательную статью. Тынянова вы знаете, читали? Это крупнейший из писателей, работавших после революции. Литература его очень трагична, но это не удивительно, и умер он рано, своей смертью, ему повезло.
Так вот, к кому я теперь перейду? Вы уже догадываетесь, что я предпочел бы миновать Гончарова, который был крупнейшим русским романистом, мастером русского языка. Романы его представляют образцы описательной прозы, совершенного прозаического стиля. Но он был настроен не так, как русская интеллигенция, он был очень умеренный либерал. А потом, поскольку у него не было денег, он пошел служить в цензуру, он стал цензором. Ну, и ясно, как к нему после этого относилась русская читающая публика, которая к середине века стала сплошь оппозиционной. Дело в том, что в России ведь не было консервативной, религиозной интеллигенции, в России была только либерально-радикальная интеллигенция.
А перейти мне нужно теперь к Толстому. Ну, это, конечно, резкий переход, большой скачок в истории русской литературы. Но надо вам сказать, что после Пушкина таких поэтов больше не было. Вы догадываетесь, кто был вторым великим русским поэтом. Это был Блок. Но Блок во многих отношениях не достигает пушкинского уровня, ни в человеческом, ни даже в поэтическом смысле. Блок был несостоявшийся великий поэт. Если угодно, Блока можно читать, когда вам плохо, когда вы в дурном настроении, в отчаянии, тогда читайте Блока. Пушкина можно читать всегда, он всегда благотворно действует.
Теперь, по моему, осталось три минуты до перерыва, да и стоит ли мне начинать Толстого, говорить о Толстом? Может быть вы зададите мне вопросы? Я забыл предупредить вас, что нужно меня прерывать, останавливать.
Из зала: Абрам Ильич, а вы о Достоевском ничего не сказали.
А.И.: Это потом, я стараюсь придерживаться более или менее хронологии.
Тогда за оставшуюся минуту я дам вам полезную информацию. Вы, может быть, не знаете о величайшем открытии в филологии, совершенном недавно в России. Это установление личности Шекспира. Этот спорный вопрос, наконец, решен Ильей Гилиловым. Это русский филолог, всю жизнь работавший над проблемой Шекспира, и он был невыездной. Вы знаете, что это значит, – он не мог работать в библиотеках, где содержатся книги и рукописи того времени. А в 90-м году ему разрешили выехать, но к тому времени он уже сделал свое открытие. Он, исследуя книги, редкие книги XVII-го века (XVI-го и XVII-го веков), установил, что псевдонимом Шекспир (это настоящий актер был, который на самом деле так назывался) пользовался Роджер Меннерс, граф Ратленд, человек очень трагической судьбы, который не хотел, чтобы его сочинения печатались под его именем. И которому удалось добиться этого с большим успехом.
Ричард: Абрам Ильич. Мне кажется, мы должны признать, что его жена существенно вкладывала…
А.И.: Да, конечно. Вдобавок еще жена его, дочь известного поэта английского, Сиднея, она работала вместе с ним и внесла вклад, который невозможно отделить от его собственного. Вся эта история описана в книге под названием «Игра о Вильяме Шекспире или история великого Феникса». «Игра о Вильяме Шекспире…», – несколько странное название такое. На самом деле это популярная книга, она доступна каждому, а кто хочет проверить доводы, аргументацию, должен немножко знать английский язык. Но написана по-русски.
Гилилов совершил, вероятно, величайшее открытие в истории филологии. То, что он сделал, – это сделано на основании филологических исследований, вплоть до таких, как использование водяных знаков на бумаге для датировки ключевой книги, которая привела его к этому открытию. Книга Гилилова издана в 2000-м году тиражом 2000 экземпляров. Достать ее трудно, попробуйте. Если она вас убедит, то не верьте так называемым шекспироведам, эти люди находятся в тяжелом положении – они всю жизнь говорили неправду. Теперь они не могут этого признать. Я не знаю, переведена ли эта книга на английский язык.
Перерыв 10 минут.
А.И.: Я слишком поспешно собирался перейти к Толстому, исправляю свою ошибку. Логически необходимо теперь рассказать о тех писателях, которые означали возникновение русской интеллигенции. Это два писателя – Герцен и Тургенев.
Герцен вообще, можно сказать, очень мало представлен в русской литературе. После его первых повестей, в которых он уже заявил о себе, как первоклассный писатель, он перестал заниматься художественной литературой и занялся общественной деятельностью и философией. Вас, может быть, удивит, что я считаю Герцена единственным значительным философом в русской истории. Он не писал трактатов по философии, он писал журнальные статьи. Но некоторые из великих философов вообще ничего не писали.
Так вот, Герцен занимает очень выдающееся место в русской литературе, потому что то, что он писал, читали в России, и он оказал огромное влияние на развитие русского общества. А его автобиография «Былое и думы» представляет собою одну из капитальных книг мировой литературы. Это не беллетристика, но это в высшей степени художественная проза и, в то же время, история.
Личность Герцена тоже представляет интерес. Я говорил о том, что писателей можно разделить на умных и неумных. Так вот, Герцен был в высшей степени умен. По мнению некоторых современников, он был даже слишком умен. Его не любят в наше время, потому что теперь оказывают зловредное влияние шовинисты, которым Герцен очень несимпатичен. Он несимпатичен им своими идеями, потому что он больше всего любил и ценил свободу, а русские шовинисты любят рабство, предпочитают его во всех случаях. И еще ему можно поставить в вину, что он с их точки зрения не был русским,. Дело в том, что Герцен был сын немки, привезенной Яковлевым в Россию. А отцом его был не Яковлев, русский барин, а немецкий аристократ барон Фаненберг, баварец. Но это уже почти никому не известно, потому что Герцен, будучи в Лондоне представителем русской радикальной эмиграции, и так должен был объяснять, почему он носит немецкую фамилию.
Но то, что Герцен был немец, не должно вас беспокоить. Вы знаете, что Пушкин был наполовину эфиоп, Лермонтов, как теперь доказано, в самом деле был шотландского происхождения. И только потом мы можем утешиться, что Тургенев и Салтыков были татарского происхождения, то есть истинно русские люди. Ну, ладно, это уже относится к анекдотам.
Так вот, жизнь Герцена была совершенно иная. Я не утверждаю, что он не знал противоречий в своей жизни, – он их знал сколько угодно, они такие же, какие, к несчастью, были у Пушкина и Гоголя. Дело в том, что он был, употребляя такое классическое выражение, рыцарь без страха и упрека. Это биография человека, который всегда делал то, что считал нужным, приносил необходимые для этого жертвы. И самая большая жертва, которую он принес – это был отказ от литературы. Ради того, чтобы заниматься политикой и философией, он отказался писать беллетристику. И поэтому о Герцене как о литераторе можно судить на основании его автобиографии «Былое и думы» и на основании его статей в «Колоколе», он издавал за границей этот журнал.
Он был великолепный писатель. Кроме того, он был человек со всесторонним образованием, с огромным, широким, энциклопедическим умом, чего тоже ему не могут простить наши «патриоты». Слово «патриоты» надо ставить, конечно, в кавычки,. Ему не могут простить даже того, что он обильно уснащал свои произведения иностранными вкраплениями. Там находят фразы, выражения, отрывки на четырех-пяти разных языках. Это не всем нравится. Например, стиль Герцена очень критиковал писатель Боборыкин, может быть, вы не слышали о таком. Напрасно, говорит он, употреблял иностранные выражения. То же самое говорят и наши «патриоты» теперь.
Герцен был принципиальный враг самодержавия и убежденный сторонник гуманизма и демократии. Но он был, сверх того, великий философ, он видел дальше, чем видели его современники, и поэтому его мало понимали. Например, он рано распознал слабые стороны марксистов. Он это понял тогда, когда еще и самого слова этого не было, он называл их марксидами. Маркса он не любил, и Маркс не любил его. Разница в том, что Маркс распространял о нем клевету, что он агент русского правительства, тогда как Герцен просто его не любил. Если вы не читали, или невнимательно читали, или, может быть, читали в детстве в сокращенном издании (есть и такое) «Былое и думы», перечтите это, и тогда вы узнаете историю русской интеллигенции, как она возникла и что она собой представляла. Герцен стоит в самом начале ее.
Ричард: Абрам Ильич, что это даст, понять историю русской интеллигенции?
А.И.: А ведь это история русского общества и русской революции. Русскую революцию сделали не рабочие и крестьяне, ее начали и провели интеллигенты, которые воспользовались народным возмущением по поводу затянувшейся мировой войны. История России в XIX-м и XX-м веке, даже в XX-м до революции – это история русской интеллигенции. Если вы хотите понять судьбу России, то читайте «Былое и думы».
Это не единственные мемуары, которые нужно читать. Замечательные мемуары написал Кропоткин, Петр Алексеевич Кропоткин. Тот самый, который был не только основателем анархизма, но еще, вдобавок, выдающимся естествоиспытателем. Они называются «Мои воспоминания» или «Воспоминания революционера», я никогда не помню названия. Но они переизданы и теперь доступны. А затем, если уж говорить на эту