XXVIII. Народные праздники 4 глава




3 Квет = цвет, римляне с 28 апреля по 1-е мая праздновали floralia — в честь богини Флоры.

4 Терещ., VI, 174.

 

 

возврат бога весеннего плодородия (Одина или Тора) из дальних неведомых стран, где проводил он зиму. О таком поезде датчане выражались: at ride Sommer i bye (den Sommer in das land reiten). В разных местах Германии на Троицын день и доныне продолжают украшать дома зеленью. В Англии в XVI и XVII столетиях на первый день мая ранним утром юноши и девицы, в сопровождении музыкантов, отправля­лись в ближайший лес, сламывали древесные ветви, убирали их цветами и, воро­тившись домой, ставили эти майские знамения на дверях и окнах своих жилищ. Тогда же общими усилиями срубали они большое дерево и привозили его в город или деревню на нескольких парах быков; каждому быку прикрепляли между рога­ми букет цветов; дерево это — maibaum — ставили посреди площади и предавались вокруг него играм и пляскам. Распорядитель празднества назывался lord of the may, а избранная ему в подруги — lady of the may1. Чехи на майский праздник избирают краля и кральку, и неделя, в которою происходит это народное гульбище, известна под именем кралевой (králova nedĕle). Краль и кралька являются на праздник увен­чанные коронами и убранные цветами. Словенцы, празднуя возврат весны, назна­чают одного из юношей представлять Зеленого Егора (Юрия) и обвязывают его бе­резовыми ветками (см. II, 91). Срубленные деревья, которыми украшают в это время дома, называются майями. В Литве 1-го мая уставляли на лугу зеленое дере­во, обвешанное разноцветными лентами; сельская молодежь, избрав из своей сре­ды самую красивую девушку, надевала ей на голову венок, обвивала ее стан березо­выми ветвями и веселою толпою сопровождала ее на место гульбища. Там, возле майского дерева, начинались танцы и песни, с постоянно повторяемым возгласом: о майя, о майя!2

Но лето гостит на земле короткое время. Солнце, достигнув полнейшего прояв­ления своих творческих сил, поворачивает на зиму и с каждым днем более и более утрачивает свой живоносный свет; дни начинают умаляться, а ночи удлиняются. Этот поворот Солнца (sunnewende) = выезд его в далёкий зимний путь сопровож­дается народным празднеством, приуроченным ко дню Иоанна Крестителя (24-го июня). Пламя костров, разводимых в навечерии этого дня (Johannisfeuer), служит символическим знамением знойного июньского солнца. Немцы в XIV и XV столе­тиях называли это пламя sunwentfeuer. «Ивановы огни» зажигаются под открытым небом на площадях, полях и горных возвышениях; в некоторых областях принято, чтобы священник благословлял возжженное пламя, и до тех пор, пока оно продол­жает гореть, народ молится Богу. Возжжение огней при летнем повороте солнца — обычай, равно встречаемый как у народов индоевропейских, так и семитических; в старые годы в совершении его принимали участие не одни простолюдины, но и владетельные князья и благородные сословия. В Западной Европе относящиеся к этому вопросу свидетельства памятников начинаются уже с XII века. В XV, XVI и XVII столет. в больших городах (как, например, Париже, Метце и др.) костёр скла­дывали перед ратушею, убирали его цветами и зеленью, а почетную обязанность зажигать его предоставляли мэру. В Пиренеях 1-го мая отыскивали самое высокое дерево: ель, сосну или тополь, обрубали на нем все ветви, вбивали в ствол несколько кольев и оставляли на корню до 23-го июня; накануне же Иванова дня, после дан­ного священником благословения, сваливали это дерево наземь и предавали со­жжению. У священного огня толпился народ; молодежь украшала себя венками, пе­ла и танцевала; все же вообще — и старые, и молодые прыгали через пламя, перено-

 

1 D. Myth., 736—8; Die Götterwelt, 144—7.

2 Гануш, 155; Иличь, 132; Volkslieder der Wenden, II, 223; Терещ., VI, 212.

 

 

сили через него детей и бросали в костёр разные травы — с целью запастись здо­ровьем и отстранить от себя губительных демонов. Бросая в огонь травы, причиты­вали: «да сгорят с этим зельем и все мои беды!» Или дотрагивались до огня ветка­ми орешника и потом втыкали их у дверей коровьих хлевов. Каждый считал обя­занностью захватить с собой головешку или несколько угольев и пеплу от иванов­ского костра; подобно «громовой стрелке», уголья эти и пепел предохраняют дом от удара молнии и служат целебным средством против волшебного очарования и бо­лезней. В средине лета природа во всех своих стихийных проявлениях обнаружива­ет особенно живительную силу. Как пламенные лучи солнца прогоняют демонов мрака, холода и бесплодия, так и эмблема их — земной огонь в воззрениях языч­ников получил то же благодетельное свойство прогонять болезни и мор; надо толь­ко пройти сквозь его очистительное пламя, проникнуться его священным веянием (сравни II, 13—15). Вместе с огнем и вода, как стихия, знаменующая амриту (пло­доносный дождь), получает на Иванов день чудесное свойство смывать с больного тела все недуги и наделять его крепостью и здравием; поэтому в числе совершае­мых тогда обрядов не последнее место занимает и купанье в реках и источниках. Наконец, и самые травы и цветы, сорванные в период солнечного поворота, счита­ются по преимуществу целебными, так как с ними соединяется мысль о плодородящей силе земли, возбужденной ясным солнцем и летними дождями1. У славян и литовцев встречаем ту же обстановку Иванова празднества. Словенцы называют Иванов день и самый поворот солнца — kres (кроат. kresz = огонь), а месяц июнь — kresnik; серб. кресови — dies solstitiales («три дана пpиje и три пocлиje Илиjна дне»), кpиjec — огонь, разводимый накануне Иванова, Витова, Петрова и Юрьева дней, с которыми народная мысль связывает старинные воспоминания о боге-громовни­ке, возжигателе небесного пламени2; в одном из рукописных прологов крес, креси­ны — поворот солнца на лето (I, 97, 130). Поляки и чехи называют иванов огонь — sobotka (малая суббота, канун воскресного дня, издревле посвященного солнцу), в отличие от огня, возжигаемого в ночь на Пасху, которому присвояют название sobota (Ostersonnabend, великая суббота, канун Светло-Христова Воскресения)3. На Руси Иванов праздник известен под именем Купалы. По указанию профессора Буслаева, корень куп совмещает в себе те же понятия, что и корни яр и буй. Во-пер­вых, говорит он, куп имеет значение белого, ярого, а также буйного в смысле рос­кошно растущего, откуда в нашем языке употребительны: купáвый — белый, купáва — белый цветок, купáвка — цветочная почка у особенно белых цветов. Так как у, и, ы в известных случаях чередуются, то корень куп может иметь и другую форму кып, откуда кыпеть и кипень (кыпень) — в значении белой накипи и вообще белизны («бел, как кипень»). Во-вторых, «ярый» и «буйный» заключают в себе по­нятия кипучего, неукротимого, бешеного, раздраженного; соответственно этому, в санскрите kup — не только блистать, но и яриться, гневаться, слав. кыпети, кыпати, кипятиться — горячиться, сердиться. Наконец, в-третьих, как с словами «ярый», «ярость» нераздельно понятие желания, похоти, так при нашем «кыпети» находим лат. cupio4. Допустив эти лингвистические соображения, надо будет признать, что имена Куп-ало и Яр-ило обозначали одно и то же плодотворящее божество лета; та­кой вывод, во-1-х, подтверждается старинным свидетельством о «бесстудном» ха-

 

1 D. Myth., 584—593; Beiträge zur D. Myth., I, 217; Ж. M. H. П. 1841, т. XXXI, стат. Сабинина.

2 Cpп. pjeчник, 301—3; Москв. 1844, IX, ст. Срезнев., 214, 222. Светящийся Ивановский жук назы­вается у словенцев kersnica.

3 D. Myth., 590.

4 История Росс. Соловьева, II, приложен., стр. 25—26; Radices linguae slov., 42.

 

 

рактере купальских игрищ (см. I, 225), а во-2-х, — тем обстоятельством, что в Ярославской, Тверской и Рязанской губ. празднество Купалы еще недавно называ­лось Ярилою1. Согласно с этим, составитель Густинской летописи принимал Купа­лу за бога земного плодородия: «Купало, яко же мню, бяше бог обилия, яко же у еллин Церес, ему же беузмныи за обилие благодарение приношаху в то время, егда и мяше настати жатва. Сему Купалу-бесу еще и доныне по некоих странах безумныи память совершают, наченше июня 23 дня, в навечерие Рождества Иоанна Предте­чи, даже до жатвы и далей, сицевым образом: с вечера собираются простая чадь обоего полу и соплетают себе венцы из ядомаго зелия или корения, и препоясавшеся былием возгнетают огнь; инде же поставляют зеленую ветвь, и емшеся за руце около, обращаются окрест онаго огня, поюще свои песни, преплетающе Купалом; потом чрез оный огонь прескакуют»2. По древнепоэтическому представлению бог-громовник кипятит в грозовом пламени дождевую воду, купает в ее ливнях небо и землю и тем самым дарует последней силу плодородия; в христианскую эпоху дождящий громовник уступил свое место Иоанну-крестителю, к имени которого ста­ли прилагать народное прозвание «Купалы»: Иван-Купало. Эта замена условлива­лась: во-1-х, совпадением праздника, посвященного Иоанну-крестителю, со време­нем купальских игрищ и, во-2-х, — влиянием языка, так как самое слово «купало» должно было возбуждать мысль о крестителе: купать — погружать в воду, омывать тело, делать его чистым, белым, купель — сосуд, употребляемый для крещения, илл. kupalo, чеш. kupadlo — мовница, снкр. kûра — источник, колодец3. Наравне с прочими родственными племенами славяне при летнем повороте солнца возжига­ют костры, совершают омовения в реках и источниках и собирают целебные травы. Костры раскладываются на открытых полях, по берегам рек и преимущественно на холмах и горных возвышениях: в ночь на 24 июня, как скоро загорятся Ивановские огни, Карпаты, Судеты и Исполиновы горы представляют истинно великолепное зрелище. На Руси для возжжения купальского костра употребляется живой огонь4; почетные старики добывают его трением из дерева, и пока продолжается эта рабо­та — собравшийся вокруг народ стоит в благоговейном молчании, но как только огонь вспыхнет — тотчас же вся толпа оживляется и запевает радостные песни. Де­вицы в праздничных нарядах, опоясанные чернобыльником и душистыми трава­ми, с цветочными венками на головах, и холостые юноши схватываются попарно за руки и прыгают через разведенное пламя; судя по удачному или неловкому прыжку, им предсказывают счастье или беды, раннее или позднее супружество; сверх того, на Украйне девушки пускают свои венки в воду, прилепив к ним за­жженные восковые свечи, и по этим плывучим венкам гадают о своей будущей судьбе. Прыганье через огонь избавляет от недугов, злого очарования и бесплодия5; матери нарочно сожигают на купальском костре снятые с хворых детей сорочки — для того, чтобы вместе с этим бельем сгорели и самые болезни. Чтобы скотина не болела и чтобы коровы давали больше молока, в Литве, на Руси и в Чехах принято перегонять стада через Ивановские костры. В Сербии, накануне Иванова дня, пас­тухи зажигают свёрнутые из бересты факелы; с этими факелами они обходят овечьи закуты и коровьи загоны, а затем складывают их на ближайшем холме и ос-

 

1 Рус. прост. празд., I, 179.

2 П. С. Р. Л., II, 257; то же сказано и в Синопсисе.

3 Пикте, II, 268.

4 То же соблюдалось некогда и в Германии. — D. Myth., 578.

5 По требованию свадебного обряда, новобрачная чета должна переехать через зажженные пуки соломы.

 

 

тавляют догорать в одной общей куче. Словенцы разбрасывают по полям и огоро­дам пепел, уголья и головешки, взятые от Ивановского костра, для того, чтобы чер­ви и другие насекомые не портили посевов и капустной рассады. То же самое дела­ют и чехи — для предохранения своих нив, садов и огородов от непогоды и града; сверх того, у чехов существует обычай зажигать накануне Иванова дня обмакнутые в деготь метлы и бегать, размахивая ими по воздуху. В белорусских деревнях в ночь на Ивана Купала вбивают в землю большой кол, обкладывают его соломой и кост­рикой и зажигают; когда пламя разгорится, крестьянки бросают в него березовые ветки и приговаривают: «кабы мой лён был так же велик, как эта березка!»1 Обычай творить омовение на рассвете Иванова дня засвидетельствован Стоглавом: «егда нощь мимо ходит (читаем в этом памятнике), тогда отходят к реце (вар. к роще) с великим кричанием, аки беснии, (и) омываются водою» (вар. росою). Поселяне на­ши не только сами купаются на этот праздник — ради здравия тела, но с тою же целию купают и больных лошадей. Роса, выпадающая в купальскую ночь, в высшей степени обладает живительными и целебными свойствами и сообщает их полевым цветам и травам. Русины умываются этой росой, дабы отогнать от себя злые немо­щи и недуги; в Литве канун 24-го июня даже называется праздником росы2. По на­родному поверью, лекарственные травы только тогда и оказывают действительную помощь, когда будут сорваны на Иванову ночь, или на утренней зоре Иванова дня — прежде, чем обсохнет на них роса. Исстари и доныне ночь на Ивана Купала почитается лучшим в году временем для сбора целебных трав, цветов и корений (см. выше стр. 213, 308); сорванные тогда цветы и травы, называемые в Виленской губ. свято-янским зельем, сохраняются в семьях, как некая святыня; в случае на­добности, ими окуривают больных, а во время грозы их бросают в затопленную печь, чтобы предохранить дом и надворные строения от удара молнии3. С тою же целию чехи зарывают под порогом избы и затыкают за стрехи сбереженные от Ивановского костра головни и уголья или — как только начнется гроза — жгут на шестке частицы купальских венков; сербы вешают эти венки под кровлями домов и в хлевах, для защиты от злых духов и ведьм, а болгары кладут их в кадильницу и окуривают болящих4.

В половине июня полуденное солнце достигает высочайшей точки на небе, дни становятся наиболее продолжительными, и наступает пора томительного зноя; на этой вершине оно остается в течение нескольких дней, называемых днями летнего солнцестояния, а затем, поворачивая на зимний путь, начинает все ниже и ниже спускаться по небесной горе. У наших поселян июнь месяц слывет макушкою лета, а шведы соединяют с ним название midsommar (средина лета; midsummersnight — Иванова ночь). Болгары уверяют, что на Иванов праздник солнце пляшет, кружит­ся и вертит саблями, т. е. разбрасывает яркие, пламенные лучи; по выражению рус­ского народа, оно играет тогда, пляшет и мечется во все стороны5. В Силезии де-

 

1 Сахаров., II, 39; Рус. прост. праздн., IV, 34; Терещ., V, 54; Вест. Евр. 1818, XXI, 54; 1819, XIII, 42—45; Украин. Вестн. 1824, XII, 318—324; Рус. Сл. 1860, V, 37; Гануш, 187; Срп. pjeчник, 215—6; Иличь, 156, 164—6; День 1864, 43.

2 Рус. прост. празд., IV, 37—38; Сахаров., 38—39, 101.

3 Рус. прост. праздн., IV, 31-33; Терещ., V, 73, 87; Сахаров., I, 43; II, 41; Украин. Журн. 1824, XII, 318—9; Вест. Р. Г. О. 1857, IV, 274; Вест. Евр. 1828, V—VI, 84—85; Рус. в св. посл., IV, 32—33; Шафонского: Топограф, описание черниговск. наместничества, 31; Ч. О. И. и Д., год 1, IV, 60; Оп. Румян. Муз., 551: «в Ивановскую нощь... на травы парятся в банех, и травы рвут и корение копают» (из сборника прошлого столетия).

4 Каравел., 234; Beiträge zur D. Myth., II, 395.

5 Каравел., 234; Вест. Р. Г. О. 1853, VI, 107; 1857, IV, 274.

 

 

вушки пекут к этому дню пирожки, именуемые słończęta, и, выходя на утренней зо­ре в поле, раскладывают их на белом убрусе и причитывают: «graj, słońce, graj, tutaj są twoi słończęta!»1 В сербской песне играющее солнце противополагается пасмур­ному, похмолому2. Летнее солнцестояние сербы и словенцы объясняют тем не­вольным страхом, какой должно чувствовать это светило — прежде, чем двинется в далекое зимнее странствование: Иванов день (говорят они) — такой великий празд­ник, что «на њега сунце на небу трипут (троекратно) од страха стане»3. Когда насту­пали томительные жары и грозили полям и нивам засухою, а стадам и людям зло­вредными испарениями (заразою), — индусы ведийской эпохи обращались с мольбою к Индре, призывая этого всесильного бога сорвать с небесной вершины солнечное колесо и погасить его палящие лучи в дождевых потоках. Таким обра­зом, поворот солнца на зиму был признан за один из благотворных подвигов бога-громовника и на Ивановском празднестве стал обозначаться скатыванием с горы в воду обмазанного смолою и зажженного колеса: обряд, и доныне совершаемый сла­вянами и немцами (I, 107—108)4. У словенцев сохранилась следующая любопыт­ная песня, которую поют при летнем повороте солнца:

 

Tužilo se žarko sunce

Sa vedra neba,

Tužilo se svetom Ivi

Na dan Ivanja,

Da ga vila dvorit neče

S hladjanom vodom5.

Al' govori sveti lvo

Na dan Ivanja:

«Stan de, sunce, do tri puta

Na dan Ivanja;

Dojt ce tebi mlade dive

S hladjanom vodom,

S hladjanom ce te vodom dvorit

Na dan Ivanja,

S vinci ce ti zlatne kose

Lipo kititi».

 

По болгарскому поверью, солнце на Иванов день не знает предстоящей ему до­роги, а потому является дева и ведет его по небу6. Эта дева — богиня Зоря, которая каждое утро умывает солнце росою и открывает путь его светозарной колеснице, и которая (как мы знаем) постоянно отождествлялась с богинею летних гроз; словен­ская песня заменяет ее вилою (сравни предания о солнцевых девах — I, 43—45). То деятельное участие, какое приписывали богу-громовнику в повороте солнца, ярко отразилось во всех поверьях и обрядах, относящихся к этому времени. Иванова ночь исполнена чудесного и таинственного значения: в эту ночь источники и реки мгновенно превращаются в чистое серебро и золото, папоротник расцветает огнен­ным цветом, подземные сокровища выходят наружу и загораются пламенем, де­ревья движутся и ведут между собой шумную беседу, ведьмы и нечистые духи со-

 

1 Гануш, 176.

2 Срп. н. njecмe, I, 486.

3 Срп. pjeчник, 215; Гласник срп. друштва 1867, V, 104—5; Иличь, 166.

4 День 1864, 43.

5 Не хочет услужить ему (= омыть его) холодной водою.

6 Иличь, 162—3; Каравел., 234.

 

 

бираются на лысой горе и предаются там неистовому гульбищу1. Все эти поверья возникли из древнепоэтических выражений, какими народная фантазия живописа­ла летние грозы. Призванный повернуть солнцево колесо и освежить удушливый воздух, Перун совершает этот подвиг во мраке ночи, т. е. облагает небо тучами и превращает ясный день в непроглядную ночь; поэтому и самое празднование пово­рота солнца происходит в ночное время. На потемнённом небе загораются молнии, или, выражаясь метафорически: расцветают огненные цветы; облака и тучи, эти дожденосные источники и реки, озаряются блеском грозового пламени; бурные вихри потрясают дубравы, в шуме и треске которых слышатся человеку неведомые голоса; удары грома разбивают облачные горы и открывают затаённое в их подзе­мельях золото солнечных лучей; стихийные духи затягивают дикие песни и увле­каются в быструю, бешеную пляску. Костры, разводимые на Иванову ночь, могли служить эмблемами не только знойного июньского солнца, но и возжигаемого Пе­руном грозового пламени; это доказывается: во-1-х, тем, что угольям и головням, взятым от купальского костра, приписывается сила и свойства громовой стрелки и, во-2-х, тем, что в некоторых местах Малороссии купальский костер заменяется ку­чею крапивы, каковая замена стоит в несомненной связи с представлением молнии жгучею травою. Словенцы, во время засухи, втыкают в забор Ивановскую головеш­ку, с уверенностью, что она вызовет дождь2. Рядом с скатыванием огненного колеса в реку топили в ней и самого Купала. В Малороссии уцелел следующий обряд: на­кануне Иванова дня делают из соломы идола Купала — иногда величиной с ребен­ка, а иногда в настоящий рост человека, надевают на него женскую сорочку, плахту, монисты и венок из цветов. Тогда же срубают дерево (преимущественно: черно­клен, вербу или тополь), обвешивают его лентами и венками и устанавливают на избранном для игрища месте. Дерево это называют Мареною; под ним ставят на­ряженную куклу, а подле нее стол с разными закусками и горелкою. Затем зажига­ют костёр и начинают прыгать через него попарно (молодец с девицею), держа в руках купальскую куклу; игры и песни продолжаются до рассвета. На другой день куклу и Марену приносят к реке, срывают с них украшения и бросают ту и другую в воду. На празднике возглашается обрядовая песня:

 

Ходыли дивочки коло Мариночки,

Коло мого вудола Купала.

Гратеме сонечко на Ивана!

Купався Иван, та в воду упав;

Купало на Ивана!

 

Чехи (около Эгера) ставят на возвышенном месте вырубленную в лесу смоли­стую ёлку или сосну, убранную венками, цветами и красными лентами; вокруг нее накладывают и зажигают вечером кучу хворосту и других горючих материалов, и как только вспыхнет пламя — парни бросаются к Иванову дереву и лезут на него доставать венки и ленты. Перун-оплодотворитель (Ярило) и Лада, богиня зори (= просветленного солнца) и летних гроз, принимали равное участие в жизни при­роды и чествовались нашими предками, как нераздельная божественная чета. Ли­товцы и летты, сходясь на купальское празднество, славили Ладу3 и приносили ей в жертву белого петуха; ту же богиню призывают в своих обрядовых песнях и карпа-

 

1 Рус. Бес. 1857, 111, 117.

2 Иличь, 165.

3 Lada, Lada, dido musu deve! — Лада, Лада, великая наша богиня!

 

 

торусы1. Возле Купала, слившегося в христианскую эпоху с Иоанном-крестите­лем, — в наших преданиях выступает Купальница, имя которой сделалось эпите­том св. Аграфены, так как память этой последней празднуется на 23-е июня. Собст­венно же Лада сменилась в воззрениях народа Пречистой Девою Мариею, которую сербы называют огняна Мария, хорутане — svečna Marije, лужичане — svečkovnica. В Переяславле-Залесском есть храм Пресв. Богородицы, именуемой местными жи­телями Купальницею. Народные причитания и колядки приписывают Богородице ниспосылание дождя и возделывание пашней. 24-го июня, при восходе солнца, бе­лорусы собираются у пылающих костров и смоляных бочек и поют следующую песню:

 

Иван да Марья

На горе купалыся;

Гдзе Иван купався —

Берег колыхайся,

Гдзе Марья купалась —

Трава расцилалась, —

 

т. е. Перун и Лада купались в дождевых потоках, на небесной горе, причем первый потрясал землю громовыми раскатами, а последняя растила на полях травы. Что именно таково значение приведенных стихов, это подтверждается другою купаль­скою песнею, в которой рассказывается, как «в озере сам Бог купався с диткамису-дитками» (II, 242). День Аграфены-купальницы посвящается собиранию лекарст­венных трав; из числа этих зелий особенным уважением в народе пользуются купа­ленка или купальница (trollius europaeus, желтоголов) и цветок Иван-да-Марья (melampyrum nemorosum, нем. tag und nacht): крестьяне парятся на них в банях, да­бы смыть с себя худобу и болезни. С теми же именами Ивана и Марьи соединяет купальская песня и уборку хлеба:

 

Ой! чие то жито пид гору стояло?

Иванкове жито пид гору стояло,

Пид гору зелененько, по мисяцу видненько.

Молода Маричка ходить жито жати:

«Молодой Иванко! не вмию я жати».

— Як я тебе визьму, жито жати научу!2

 

Случайное созвучие имени Мария с словом Марена (= 3има, Смерть) повело к смешению связанных с ними представлений; такая ошибка произошла тем легче, что, по требованию стародавнего культа, в начале весны топили чучело Марены, а при летнем повороте солнца та же судьба постигала Ладу. Вот почему зеленое дере­во, служившее эмблемою Лета, на Ивановом празднике бросается в воду и вместе с тем получает название Марены. Хотя народ и продолжает, по преданию, совершать купальские обряды, но давным-давно утратил живое их понимание и постоянно смешивает Купала с Купальницею. Мы видели, что куклу, называемую Купалою, наряжают в женские уборы; в Харьковской же губ. кукла эта известна под именем

 

1 Вестн. Р. Г. О. 1857, IV, 271; Терещ., V, 56, 68, 73; Рус. прост. праздн., IV, 21; D. Myth., 569. По свидетельству автора «Абевеги русских суеверий» (стр. 2), ижорки (недалеко от Петербурга) собира­лись накануне Иванова дня под старою липою, разводили огонь и при плясках сожигали белого петуха.

2 Сахаров., II, 36, 40, 85; Украин. Журн. 1824, XII, 318-324; Терещ., V, 74—83; VI, 194; Рус. прост. праздн., III, 11; IV, 30—33, 39—40, 49; Пассек, I, 100-9; День 1864, 43.

 

 

Марены1. У белорусов, с рассветом Иванова дня, крестьянки выбирают из своей среды самую красивую девушку, обнажают ее и опутывают с ног до головы гирлян­дами из цветов; затем отправляются в лес, где Дзевко-купало (так называют из­бранную девушку) обязана раздавать своим подругам заранее приготовленные вен­ки. К этой раздаче она приступает с завязанными глазами — в то время, как вокруг нее движется веселый девичий хоровод. Смотря по тому, какой венок кому доста­нется, заключают о своей будущей судьбе; свежий венок сулит богатую и счастли­вую жизнь замужем, а венок сухой, увядший — бедность и несчастливый брак: «счастья-доли не бачить ей, жить у недоли!»2 Наоборот, срубленное дерево прини­мается в некоторых местностях за самого Купалу: на Волыни и Подоле девицы приносят убранную цветами вербу, устанавливают ее в землю и вокруг этого дере­ва, называемого Купайлом, водят хоровод и поют жалобные песни; между тем со­бираются парни и, выждав время, вступают в притворную борьбу с хороводом, ов­ладевают вербою и рвут ее на части3. В этом обряде кроется мысль о начинающем­ся, после летнего поворота солнца, замирании плодотворящих сил природы; боги­ня-Солнце, пускаясь в зимнюю дорогу, с каждым днем более и более теряет свою царственную власть над миром: дни сокращаются, ночи увеличиваются, а вместе с тем и вся природа близится к старости и увяданию. В летние жары народ призывал громовника погасить пламя солнечных лучей в разливе дождевых потоков; но са­мое это погашение должно было напоминать древнему человеку аналогические представления Ночи, с приходом которой дневное светило тонет в волнах всемир­ного океана, Зимы, которая погружает его в море облаков и туманов, и наконец, Смерти, которая гасит огонь жизни. Прибавим к этому, что на пути в загробный мир усопшие, по мнению наших предков, должны были переплывать глубокие во­ды. Мысль о замирающих силах природы особенно наглядно выражается в тех зна­менательных обрядах, которые еще недавно совершались на Всесвятской неделе или в первое воскресенье после Петрова дня, празднуемого 29-го июня, и были из­вестны в нашем народе под названием похорон Костромы, Лады и Ярила. По всему вероятию, обряды эти принадлежали в старину к купальским игрищам; но так как по своему вакханальному характеру они должны были вызывать постоянные про­тесты со стороны духовенства, находившего подобное «бесстудие» несоответствую­щим святости поста и церковного праздника, то и были перемещены на другие дни. Сверх того, с именем апостола Петра суеверный народ связывал свои старин­ные представления о боге-громовнике (II, 206); а потому и купальские игрища лег­ко могли приурочиваться ко времени около Петрова дня. В некоторых местностях вечером накануне 29-го июня крестьяне зажигают костры, а на утро следующего дня наблюдают игру восходящего солнца4. Похороны Костромы в Пензенской и Симбирской губ. совершались таким образом: прежде всего девицы избирали из среды себя одну, которая обязана была представлять Кострому; затем подходили к ней с поклонами, клали ее на доску и с песнями несли к реке; там начинали ее ку­пать, причем старшая из участвующих в обряде сгибала из лубка лукошко и била в него, как в барабан; напоследок возвращались в деревню и заканчивали день в хоро­водах и играх. В Муромском уезде соблюдалась иная обрядовая обстановка: Кост­рому представляла кукла, которую делали из соломы, наряжали в женское платье и цветы, клали в корыто и с песнями относили на берег реки или озера; собравшаяся

 

1 Археолог. Вестн. 1867, III, ст. Потебни, 97.

2 Приб. к Ж. М. Н. П. 1846, 13-15.

3 Рус. прост. праздн., IV, 30.

4 Сахаров., II, 41; Рус. прост. праздн., IV, 66—67; Вест. Евр. 1821, III, 198—9.

 

 

на берегу толпа разделялась на две половины: одна защищала куклу, а другая напа­дала и старалась овладеть ею. Борьба оканчивалась торжеством нападающих, кото­рые схватывали куклу, срывали с нее платье и перевязи, а солому топтали ногами и бросали в воду, между тем как побежденные защитники предавались неутешному горю, закрывая лица свои руками и как бы оплакивая смерть Костромы. Должно думать, что кукла эта приготовлялась не только из соломы, но также из сорных трав и прутьев и что именно поэтому она получила название Костромы. В област­ных говорах слово Кострома означает: прут, розгу и растущие во ржи сорные травы; костра, кострец, костёр, костера — трава метлица, костерь, костеря — жесткая кора растений, годных для пряжи, кострыка — крапива, кострубый (кострубатый) — ше­роховатый, в переносном смысле: придирчивый, задорный1. Напомним, что прут, крапива, колючие и цепкие травы принимались за символы Перуновых молний. В Малороссии соломенная кукла, которую хоронили в первый понедельник Петров­ки, называлась Кострубом, и обряд ее похорон сопровождался печальною песнею:



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-08-26 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: