Историки относятся к королеве Мин по-разному. Некоторые превращают ее в в трагическую великомученицу, «умученную от японцев», для некоторых она - «умная, амбициозная, интригующая, захватывающая и во многих отношениях преданная королева»[38], некоторые не отделяют ее от семейного клана и оценивают ее заслуги весьма скептически. Однако на фоне развития женского движения РК, которому были нужны яркие символы, королева оказалась в удобной нише женщины-правительницы, да еще мученически убитой при исполнении служебных обязанностей. Советская и российская историография также относятся к ней с сочувствием хотя бы потому, что в конце своего правления она придерживалась пророссийских взглядов. Если аудитория желает ознакомиться с апологетической трактовкой образа этой королевы, отсылаю ее к работам Т. М. Симбирцевой, посвященным этому периоду[39].
Автор, однако, относится к числу скептиков, - по его мнению, покойница не была ни истинной патриоткой, ни благородным и достойным человеком, ни последовательным сторонником России. Трагической была только ее смерть, но выступать против японцев и даже быть при этом зверски убитой – еще не значит быть героиней борьбы за национальную независимость. Столь жесткая оценка имеет под собой основание.
Была ли королева патриотом, желающим успеха своей стране? В течение своего правления ни королева Мин, ни кто-либо из ее «семейного клана» не были инициаторами каких-либо реформ или инноваций[40]. А вот о распространенности коррупции и тяге к личному обогащению мы знаем хорошо.
Собственно, даже А. Сабатин позиционирует королеву как главу не прогрессистской, а консервативной партии, которая, правда, была более расположена к России, в то время как прогрессисты ориентировались на Японию, а американцы вели двойную игру и с теми, и с другими[41]. Клан Мин много воровал сам и не мешал воровать другим. В течение всего времени его правления (как, впрочем, и позднее, при следующей королеве) мы не видим серьезных попыток борьбы с коррупцией.
Есть исследование Ким Даль Чуна «Вклад клана Мин в модернизацию Кореи» как попытка представить Минов людьми, которые действительно много сделали для модернизации: точнее, все, что происходило в данный период, подается как следствие ее политики. Однако представляется, что если бы королева и ее клика действительно много делали для страны, обладая при этом всей полнотой власти, результаты их действий были бы гораздо зримее. А прямая связь между даже между деятельностью миссионеров и разрешением королевы видна не всегда.
В основном сторонники королевы используют аргументы категории «если не препятствовала, значит, покровительствовала». Что все злоупотребления совершались без ее ведома, а к любым актам модернизации, которые происходили в ее правление, она имела самое прямое отношение. Это хорошо видно по их описанию событий 1882 г. Так, заявляется, что Чемульпхоский договор был заключен без ее ведома. Зато (оказывается) именно королева заключила торговое соглашение с Китаем для того, чтобы балансировать этим проникновение Японии, и лоббировала назначение Мёллендорфа на пост начальника таможен[42]. Более того, в том, что, по одной из версий, она сама подписывала соответствующие документы, скрепляя их государственной печатью, апологеты королевы не видят ничего крамольного.
Однако можно отметить, что королева действительно одобрила создание первой школы для девочек, которую организовала в 1886 г. американская миссионерка Мэри Скрэнтон. Королева лично выбрала для нее название «Ихва» (цветок груши – символ семейного клана Ли). На взгляд автора, королева покровительствовала миссионерам и миссионерским учреждениям по явному комплексу причин. Во-первых, после того как врач из числа миссионеров спас ее любимого племянника, королева стала им доверять, и ее личный врач был также женщиной-миссионеркой. Во-вторых, привечать миссионеров рекомендовала и «Корейская стратегия». Сама королева, заметим, не собиралась креститься, что выдается ее апологетами за плюрализм и религиозную толерантность, но активно привечала шаманок, одна из которых даже получила ранг принцессы. Те же, кто выступали против такого даже с конфуцианских позиций, подвергались ссылке[43]..
Автору кажется, что по своим взглядам королева была прагматиком, готовым к любым изменениям в стране, которые бы не меняли ее привычный образ жизни и не представляли бы для нее угрозу. До 1882 года клан Мин выступал за реформы, потому что их главный противник Тэвонгун выступал против реформ. Но стоило Тэвонгуну оказаться в ссылке, как королева и Ко оказались консерваторами – ведь теперь их главными противниками в борьбе за власть были прогрессисты. То же самое касается ситуации во время реформ Кабо – пока Тэвонгун был при власти, королева активно флиртовала с японцами, но стоило ему уйти, и она снова оказалась против реформ.
Иногда выдвигается тезис, что королева не была самостоятельным игроком и зависела от старших родственников, но после событий 1882-84 гг эти родственники были в основном перебиты, - а ситуация не изменилась. Более того, из всех заметных в корейской истории представителей клана Мин патриотом оказался только Мин Ен Хван, не проявлявший себя при ее жизни. И для автора характерно, что Мин Ён Ик, остававшийся формальным лидером консерваторов, наоборот, никак не проявил себя после 1895 г., когда после ее смерти статус «любимого племянника королевы» больше ничего не значил.
Была ли королева другом России? Нет, она ориентировалась на Китай и «колебалась вместе с генеральной линией». Считается, что она проявила интерес к книге «Корейская стратегия» и разослала ее копии всем министрам. Прокитайскую ориентацию она сменила на прорусскую только после того, как в результате японо-китайской войны Китай перестал играть в судьбе Кореи значительную роль, в то время как Россия продемонстрировала свою силу. Так, можно обратить внимание на то, что до японо-китайской войны все попытки Кочжона дружить с Россией или как-то обойти китайское влияние, проходят без участия королевы.
Королева как личность? Ю Гиль Чжун сравнивал ее с Марией-Антуанеттой. Дональд Кин, который считает ее убийство, безусловно, варварским событием, называет королеву высокомерной коррумпированной женщиной. Вообще, надо отметить, что по отношению к своим соперникам и особенно соперницам королева Мин вполне могла подписаться под известным высказыванием императрицы Цыси «тому, кто испортит мне настроение хотя бы на минуту, я испорчу его на всю жизнь».
Вот важный для меня пример, - когда в 1873 году у неё родилась и умерла дочь, королева объявила, что стала жертвой колдовства, после чего покровительствуемые ей шаманки назвали виновницами двух любимых наложниц вана. Женщин казнили после действительно страшных пыток, после чего во дворце усвоили кровавый урок – с этого времени и до смерти королевы у вана не родилось ни одного ребенка от наложницы.
Конечно, это не отменяет ее высоких ума и изворотливости. Пройдя очень тяжелую школу дворцовых интриг, королева была блестящим манипулятором, хорошо умеющим натравливать разные фракции друг на друга в рамках тогдашней «системы сдержек и противовесов». Оттого слова Иноуэ Каору о том, что «Мало найдётся в Корее людей, равных Её Величеству по проницательности и дальновидности. В искусстве же умиротворения врагов и завоевания преданности подданных у неё нет равных » могут быть не только дежурным выражением почтения, принятым в среде профессиональных дипломатов. Она хорошо умела располагать людей к себе, и если судить по мемуарной литературе, все «западные» посланники считали себя личными друзьями ванской четы и единственными, кому королева могла доверять.