Способы словообразования реализуются в словообразовательных типах и моделях. Словообразовательный тип – это схема образования слов, состоящая из производящего слова любой части речи и какого-либо словообразовательного элемента, например аффикса (фрезеров щик от фрезеровать, барабан щик от барабан). Словообразовательная модель – схема образования слов, состоящая из производящего слова определенной части речи и словообразовательного элемента (купаль щик от купаться, ныряль щик от нырять, плавиль щик от плавить).
Из всех способов словообразования аббревиация, пожалуй, единственная подвергается непрерывному остракизму со стороны литераторов. Аббревиатуры получили гражданство в русском языке в 1920-х гг. и тогда же стали не только распространенным, но и докучливым явлением в языке. Уже в то время В. Маяковский в «Прозаседавшихся» писал с явным сарказмом:
| Чуть ночь превратится в рассвет, вижу каждый день я: кто в глав, кто в ком, кто в полит, кто в просвет, расходится народ в учрежденья. Через час: ни секретаря, ни секретарши нет – голо! Все до 22-х лет на заседании комсомола. | Исколесишь сто лестниц. Свет не мил. Опять: «Через час велели придти вам. Заседают: покупка склянки чернил Губкооперативом». Снова взбираюсь, глядя на ночь, на верхний этаж семиэтажного дома. «Пришел товарищ Иван Ваныч?» – «На заседании А-бе-ве-ге-де-е-же-зе-кома». |
Ироническое отношение к злоупотреблению аббревиатурами – это первое, что бросается в глаза при знакомстве с их использованием в художественной литературе как средством выразительности.
Попробуем. расшифровать: что означает название организации НИИУРАВОДБАСДОН, упоминаемое В. Евтушенко в повести «Гарусеновский летописец». Это невозможно сделать без подсказки автора. Оказывается, речь идет о Научно-исследовательском институте управления регулированием атмосферно-водного бассейна Дона. Даже для сотрудников института его название было неудобоваримым, и они говорили «УРАДОН» или «БАСДОН», тем самым сокращая сокращения. Руководитель этого учреждения Богдан Осипович Городулин подписывался также сокращенно – БОГ.
Реже писатели используют аббревиатуры, чтобы обратить внимание на какое-либо явление, по их мнению знаменательное для описываемого времени. К такому приему прибегает, например, А. Алексеев в романе «Драчуны», где повествуется о жизни в послереволюционной деревне.
– Ну-с, ребята, теперь слушайте: районо и райисполком вынесли наконец решение в течение двух лет построить у нас новую школу....
– Уда-а-а!.. Вот здорово-о-о!
– Погоди, Жуков, я еше не зсе сказал. Это будет Ша-Ка-Эм! Ну-с, а сейчас потрудитесь расшифровать три эти буквы: ШКМ. Начнем с первой буквы – «Ш». Что может она означать? Ну, где мы с вами сейчас находимся?
– Школа, школа! – заорали мы хором.
– Ну, разумеется. Перейдем к «Ка». Неужели не догадываетесь?..
– Крестьянская) – радостно выдохнул класс.
– Итак, осталась нерасшифрованной одна буква «М». И я уж не буду больше мучить вас, а скажу, что за этой буквой скрывается слово «молодежная». Сложим все три слова – что получится?..
– Школа-а-а! Крестьянской-о-ой!.. Мо-ло-де-жи!
Внимание литераторов привлекает и так называемая внутренняя форма слова – «характер» связи звукового состава слова и его первоначального значения, способ мотивировки значения в данном слове*. Рассуждения о происхождении слова, о том, почему тот или иной предмет назван так, а не иначе, писатели нередко вставляют в повествование, оживляя его, пробуждая интерес к тому или иному наименованию.
* Русский язык // Энциклопедия. М., 1998.
Внутренняя форма производного часто бывает прозрачной, т.е. его структура четка и со всей очевидностью показывает, от какого слова и как оно образовано, почему имеет то или иное значение. Это особенно хорошо видно на неологизмах, в частности на индивидуальных образованиях. Например: В экспедиции было два отряда – один, «высокогорный», шел по верхней границе леса... другой, «луговой», выехал недели на три раньше и двигался по нижней границе лугами, поймами и долинами (С. Залыгин).
В романе «Поднятая целина» М. Шолохов приводит такой диалог между Разметновым и Давыдовым:
– В детстве я сам водил голубей, факт. Потому-то мне и интересно знать, какой породы голуби: вертуны или дутыши, а может быть, монахи или чайки. И где ты их достал.
Теперь уже улыбался Разметнов, разглаживая усы:
– С чужого гумна прилетели, стало быть, порода их называется «гуменники», а ввиду того что явились без приглашениев, могут они называться и так – скажем, «приблудыши» или «чужбинники», потому что на моих кормах живут, а сами по себе ничего не добывают... Одним словом, можно приписать их к любой породе, какая тебе больше по душе.
– Какой они окраски? – уже серьезно допытывался Давыдов.
– Обыкновенной, голубиной.
– То есть?
– Как спелая слива, когда ее ишо не трогали руками, с подсинькой, с дымком.
– А, сизари, – разочарованно протянул Давыдов.
В этом диалоге встречаются слова, внутренняя форма которых как бы на поверхности: название вертуны могло произойти только от глагола вертеться, дутыши – от дуться, гуменники – от гумно, приблудыши – от приблудить, чужбинники – от чужбина, сизари – от сизый. Следовательно, названия могут даваться по отношению кого-либо к предмету, действию, признаку.
Внутренняя форма слова может постепенно затухать, и тогда требуются специальные этимологические исследования для ее определения. Приведем простой пример ослабления внутренней формы. Первоначально штурвальным называли лицо, стоящее за штурвалом и ведущее судно по заранее намеченному курсу. Но вот появились корабли, у которых вместо штурвала использовался рычаг, однако лицо, ведущее судно по заранее намеченному курсу, по-прежнему называют штурманом (на это обратил внимание писатель Ю. Смуул, плававший на дизель-электроходе «Кооперация» в Антарктиду и описавший это плавание в дневнике «Ледовая книга»).