ТЕЛЕСНАЯ РИГИДНОСТЬ, ФРАГМЕНТАРНОСТЬ И КОЛЛАПС




Еще одна особенность тела шизоида — отсутствие ровной линии осанки: его голова не находится на одной ли­нии с телом, она наклонена или прямо-таки свешена вперед и вправо или влево. Эта черта является еще одним призна­ком диссоциации головы и тела. Мне не удавалось полностью понять причину этой позы, пока один пациент не натолкнул меня на следующую мысль. Мы беседовали с ним, когда он находился в состоянии явного эмоционального стресса. Вдруг его зрение стало направленным, объекты приобрели форму, которую он обычно не мог уловить. Когда он свеши­вал голову в сторону, зрение прояснялось. Если он пытался удержать ее в вертикальном положении, отклонение опять давало о себе знать. Во время беседы он вынужден был под­пирать голову рукой. Этот феномен, возможно, объясняет­ся так: наклонное положение головы позволяло ему исполь­зовать один доминирующий глаз, чтобы смотреть и в то же время избегать трудностей, связанных с конвергенцией и аккомодацией, которые требовались, чтобы сфокусировать на объекте оба глаза.

Ригидность и напряжение вообще характерны для тела шизоида. Почти всегда отчетливо заметна ригидность плечевого пояса и шеи, что связано с надменностью и отстраненностью. Я истолковываю эту экспрессию как по­зицию «надстройки», такой человек «выше этого». Под «этим» подразумевается тело и его влечения, желания и чувства. Эта позиция существования над людьми или над телесным удовольствием от жизни. Наиболее отчетливо надменность проявляется у пациентов с длинной тонкой шеей, отделяющей голову от остального тела. В этих слу­чаях плечи сдавлены, подчеркнуто отделены. Иногда они, напротив, бывают подняты, как будто пациент пытается приподнять себя и удержать в вертикальном положении. В результате ригидности плечевого пояса, руки словно вынуты из суставов и выглядят, как придатки, а не как естественная часть единого организма.

Ригидность шизоида — это не то же самое, что ригидность компульсивного невротика, которая связана с напряжением, вызванным сильной заряженностью. Невро­тик фрустрирован и зол; шизоид напуган и подавляет ярость. Структура тела ригидного невротика относитель­но едина, в то время как у шизоида отсутствует именно это единство. Его ригидность подобна оледенению, в то время как у невротика она напоминает сталь. О ригидно­сти шизоида можно, пожалуй, сказать, что она ломкая, поскольку твердая, что она и сдавливает, и удерживает. Кречмер цитирует Стринберга, который был шизофрени­ком: «Я тверд, как лед, и так наполнен чувствами, что почти сентиментален».

Шизоид сентиментален, поскольку у него отсут­ствует направленная связь с физическими ощущениями. Его чувства можно назвать «холодными», они отражают отрицание потребности в телесном удовольствии и отвер­гают его. Нормальные чувства скорее эмоциональны, чем сентиментальны, потому что они вырастают из физичес­ких ощущений; эмоциональные чувства бывают теплыми

или горячими (страстными). С другой стороны, шизоид не лишен чувств или страстей, когда встает вопрос защи­ты его права на преимущества или борьбы за дело. Его приверженность принципам отражает отсутствие Я, что является сердцевиной личностных зат­руднений. Это вовсе не означает, что защита справедли­вости представляет собой исключительно шизоидную чер­ту. Здесь важно то, что шизоид, который не имеет персо­нальной отождествленное™, ищет, как правило, справед­ливости для того, чтобы жить в социальных делах, а так­же отыскать панацею. Сентиментальность шизоида — ре­зультат абстрагирования чувств от тела и от Я. Она означает, что шизоид не отождествлен с личностью, и это компенсируется социальными отождествлениями.

Дальнейшее исследование тела шизоида позволя­ет отметить следующие серьезные отклонения. Как прави­ло, мускулатура верхней части тела относительно недораз­вита. Грудная клетка узкая, сжатая, она находится в «спу­щенном состоянии». Стесненность груди, особенно замет­ная в области нижних ребер, неизбежно ослабляет дыха­ние. Встречаются, правда, случаи, когда заболевание не столь тяжко, и человек компенсирует грудной вдох. Это так называемая «мужественность», которая развивается путем поднятия тяжестей. В коллапсированном теле грудь сдута, мягка и лишена тонуса. Во всех случаях выражена сжатость тела в области талии, и по этой причине диаф­рагма хронически сокращена.

У многих пациентов узкая, сдавленная талия со­здает впечатление, что тело разделено на две половины. Это наталкивает на интерпретацию, что личность пытает­ся оторвать верхнюю часть тела, идентифицированную с эго, от сексуальности нижней части. У меня была пациен­тка, верхняя часть тела которой была отлично развита, а нижняя часть — недоразвита. Сверху до талии она выгля­дела, как женщина, а ниже талии — как маленькая девочка. Она рассказала мне интересную историю, раскрывшую ее проблему. Через день после аппендектотомии ей пред­ложили воспользоваться подкладным судном. Моя пациентка запротестовала, заявив, что не может этого сделать, потому что струйка мочи льется не вниз, а вперед. Когда сиделка стала настаивать, пациентка уступила ей, и, помо­чившись, лежа на судне, облила себя и кровать. Она гово­рила правду. Таз этой женщины был выдвинут вперед, как у маленькой девочки. В пубертатный период он должен опуститься и отодвинуться назад, а вагина, при этом, дол­жна занять положение между бедер. С моей пациенткой этого не произошло, что она и осознала.

Ротация таза и бедер порождает нормальную жен­скую телесную структуру. Колени приближаются друг к другу, а бедренные части ног разворачиваются внутрь и смыкаются. У шизоидной женщины этот ход развития воз­можен лишь отчасти: таз остается выдвинутым вперед, а между бедренными частями ног остается заметный зазор.

Следующая характерная особенность тела шизои­да — дисплазия, то есть наличие черт, которые принадле­жат противоположному полу. Андроидные черты — узкие бедра, тонкие бедренные части ног и мужской тип оволошения — свойственны женщинам шизоидного типа. У муж­чин встречается округлый женственный таз, жировой лоб­ковый бугорок и женский тип лобкового оволошения в форме треугольника.

Дисплазия в большей степени свойственна высо­ким худым людям с астеническим типом телосложения. Это незрелая структура тела, которая не дает в достаточ­ной степени проявиться вторичным половым признакам. Бедра узкие и маленькие, как у мальчиков и девочек в допубертатный период, плечи тоже узкие, мускулатура недоразвита. Мышцы — вытянутые и волокнистые. Надо заметить, что при астеничной структуре тела узкая талия, словно отсекающая верхнюю часть тела от нижней, в зна­чительной степени снижает координацию.

Ноги и стопы шизоида тоже демонстрируют зна­чительные отклонения от нормы. У него жесткие негнущиеся колени, холодные напряженные ягодицы, стопы контрактированы, пластичность ног заметно снижена. Под­вижность ограничена, больше всего бросается в глаза, что

такие пациенты не способны полностью согнуть колени, то есть присесть так, чтобы стопы при этом неподвижно оставались на земле. С другой стороны, многие пациен­ты-шизоиды могут вытянуть стопу так, чтобы она состав­ляла одну прямую линию со всей ногой, а также скрю­чить пальцы ноги, как когти. Я считаю, это говорит о том, что шизоид больше адаптирован к хватанию и дер­жанию, чем к плантарной локомоции.

У многих пациентов стопы инвертированы, то есть повернуты друг к другу. Это смещает вес тела, боль­шая часть которого приходится на внешнюю сторону стоп и вызывает искривление ног. Инвертированные стопы напоминают о пренатальном или раннем младенческом состоянии, когда они развернуты «лицом» друг к другу. Это говорит о недостаточном развитии и о фиксации на инфантильном уровне. В таком положении мускулатура стоп, чтобы поддерживать вес тела, должна быть хрони­чески напряжена, поэтому своды стоп очень высокие, го­раздо выше нормы.

Инфантилизм заметен и у тех пациентов, стопы которых необыкновенно малы. Как правило, такие стопы принадлежат маленькой и изящной женщине-ребенку. Однако они встречаются и у людей с крупным тяжелым телом, в таких случаях их можно интерпретировать, как признак инфантильных тенденций личности. Когда ниж­няя часть тела тяжелая и обрюзгшая, стопы тоже теряют тонус. Арки сводов опускаются, и вес приходится на внут­реннюю сторону стоп. У меня был пациент, которого я представлял на семинаре. Он весил 235 фунтов. Его сто­пы были маленькими и узкими, он не мог растопырить или скрючить пальцы. Стопы имели синеватый оттенок, что говорило о наличии цианоза. Один из участников се­минара высказал такое впечатление: «Я думаю, у него нет контакта с полом, и еще я уверен, что поэтому его мысли витают в воздухе и не заземляются. Ноги и стопы не до­статочно сильны, чтобы поддерживать его тело».

Пациент ответил на этот комментарий так: «Я чув­ствую, что «укорененность» в земле — это взрослое функ­ционирование, которого у меня нет».

Два пациента отметили, что отклонение от нор­мального функционирования ног и стоп связано с глаза­ми. Один из них сказал: «Когда я не могу стоять на но­гах, то не могу и сфокусировать глаза. Мне не удается сфокусировать их сегодня, но если я сгибаю колени, че­рез некоторое время глаза фокусируются лучше». Замеча­ние пациента о сгибании коленей — это упоминание о те­рапевтическом приеме: если присогнуть колени, можно снизить ригидность ног и усилить контакт с землей. Та­кое действие сталкивается с явной тенденцией шизоида стоять на ригидных ногах с жесткими коленями.

Другая пациентка сообщила о своем наблюдении за собой в танцевальном классе: «Я стояла на коленях и согнулась вперед, чтобы растянуть шею и спину. Мне не удавалось почувствовать весь позвоночник целиком, толь­ко одно или два пустых места. Я не могла легко и полно дышать без специальных сознательных усилий. Я чувство­вала, что во мне все сковано. Я встала, обратив внимание на стопы, и мои ноги начали дрожать. Глаза «разбежа­лись». Я не могла сфокусировать их. Дрожь в ногах уси­ливалась, пока не дошла до живота и таза, когда я непро­извольно зарыдала».

Это наблюдение говорит о том, что фокусирова­ние глаз зависит от способности чувствовать, что тело стоит. Понятия «стояние на ногах» и «чувство стояния» связаны между собой. Первый пациент отметил, что ему удается сфокусировать глаза, когда он чувствует, что сто­пы стоят на земле; а вторая пациентка потеряла эту спо­собность, когда не смогла ощутить телом, что оно стоит.

Мы уже говорили о том, что тело шизоида «за­морожено» страхом. Следующий рассказ демонстрирует, как ужас воздействует на тело. Пациентка рассказала, что однажды, проходя по дому, она натолкнулась на дедуш­кины часы, которые стояли в коридоре. Ей показалось, что часы — это голова с облупившейся кожей. Этот образ ужаснул ее. Вот ее слова: «Мое тело одеревенело. Я чувствовала, что плечи поднялись и сделались жесткими, голова стала деревянной, глаза остекленели, а ягодицы стали ледяными. Я не могла дышать. Мне потребовались гигантские усилия, чтобы сдвинуться с места. Несколько дней после этого моя походка была неловкой, а равнове­сие — шатким».

Ригидность действует как защита до тех пор, пока человек не осознает ее, то есть пока он не сознает ее присутствие или значение. Если наблюдатель видит ужас в иммобильности тела шизоида, то сам шизоид, который живет вне контакта со своим телом, ощущает только отча­янную потребность «сохранить себя в целости». Устране­ние или разрушение ригидности позволяет осознать ужас.

Когда тело шизоида коллапсировано. а не ригид­но, в личности доминирует страх, а не ужас. Как правило, такие случаи ближе к шизофрении, чем к ригидным ти­пам. У меня был пациентка, у которой случались очень сильные приступы тревожности, граничащие с чистым ужа­сом. Во время этих приступов ее глаза расфокусировыва­лись, она чувствовала беспомощность и стонала. Времена­ми она падала на колени, вставала коленями на стол или в угол комнаты, сгибаясь так, что напоминала ребенка.

Ее тело не являло собой обычную для шизоидно­го типа картину, в нем отсутствовала обычная в таких случаях ригидность и худоба. Поверхностная мускулатура была гладкой и имела нормальный цвет. Под поверхност­ной мягкостью, однако, можно было прощупать напряжен­ность глубокой мускулатуры в основании черепа, в райо­не основания шеи, вокруг диафрагмы, крестца и тазовой области. Эти напряжения были столь тяжкими, что бук­вально перекрывали поток крови и энергии на поверхно­сти тела. Кожа была нежной и суховатой и имела желто-коричневый оттенок. В глазах не было чувства, а ноги и стопы выглядели слабыми.

Приступы тревоги проявляли себя дрожью всего тела, сквозь которое проходили повторяющиеся волны со­дроганий. Ее трясло так, будто она разваливалась на части. Приступ продолжался пять-десять минут и прекращал­ся, когда она понимала, что не может нанести себе ущерб. Когда он заканчивался, она всегда чувствовала себя луч­ше. По мере продолжения курса терапии приступы стано­вились все более редкими и сильными. Моя пациентка усвоила, что они происходят, когда она «открыта», то есть когда она позволяет какому-то теплому чувству пройти ко мне, и это знание обнадежило ее. Но больше всего ей помогало мое присутствие и поддержка в трудные перио­ды. Она медленно обретала способность терпеть и при­нимать свои чувства, и цвет ее кожи поменялся. Она «по­розовела», по ее собственному выражению. Когда она чув­ствовала себя хорошо, то описывала свое состояние, как «пребывание в розовом цвете». Время от времени глубо­кая мускулатура расслаблялась, и холодное прежде тело становилось теплым.

Когда эта пациентка обрела способность «устано­вить» свои чувства, ей стало удаваться стоять на собствен­ных ногах, в частности на стопах. Ее продвижение в про­цессе терапии прошло через драматическое событие. В какой-то момент я отказался от роли поддерживающей и опекающей ее матери, и она спросила меня: «Вы хотите, чтобы мне было хорошо? Вы хотите, чтобы я жила?» Если бы я ответил положительно, у нее могло бы возникнуть впечатление, что ее благополучие зависит от меня. Но ведь я не мог дать отрицательный ответ! Она боялась разорвать пуповину, которая поддерживала ее во время кризисов и зависела от ее собственных ресурсов. Я мог только сказать, что решение жить и чувствовать себя хо­рошо может принять только она сама. Она с неохотой приняла мой ответ и решила сама постановить, как ей быть дальше. Я увидел ее успехи спустя шесть лет после того, как мы расстались. Она продолжала совершенство­вать способность «устанавливать» собственные чувства и стоять на собственных ногах без посторонней помощи.

Изложенный подход к личности через интерпре­тирование телесной экспрессии зависит от способности аналитика соотносить физические особенности индивидуума с его позами и поведением. Все люди бессозна­тельно интерпретируют личность, исходя из физической экспрессии. Аналитик же делает это сознательно. Он знает, насколько важны физические отклонения, присут­ствующие в теле пациента. Кречмер владел этой способ­ностью. Поэтому его работа более важна как клиничес­кое описание, чем как попытка классифицировать паци­ентов на основе типизации их тел. Его определения — продукт проницательного взгляда, ума клинициста и творческого отношения к делу. Вот хороший пример: «Она прекрасна и выглядит эфирной и прозрачной, с тонким носом и висками, на которых проступают голу­бые венозные прожилки. Вокруг нее атмосфера отстра­ненности, «дистанции». У нее медленные движения, со­вершенные и аристократичные, чуть неловкие то там, то тут. Если кто-нибудь говорит ей что-то, она слегка отодвигается назад и прислоняется к шкафу. В ней есть что-то странное и мечтательное. У нее тонкие волосы, длинные и очень послушные. Приветствуя вас, она при­касается к вашей руке кончиками холодных и почти про­зрачных пальцев. Она отстраненно улыбается, смущенно и неопределенно».

Данное описание иллюстрирует то, что уход и от­рыв от внешнего мира параллелен уходу и отрыву от тела. Кречмер дал описание «демонст­рирующее трансформацию живого тела в бестелесный дух и покинутое тело. Его пациентка эфирна, она голубова­тая, прозрачная и отстраненная, как небо. В ее физичес­ком облике и личности не видно румянца, приземленности и телесности плоти и крови. То, что остается — про­зрачная оболочка человека.

Кречмер отметил качество кожи, особенности во­лос, черты лица и т.д. Он пишет: «Цвет лица шизофрени­ков любого возраста, как правило, бледный, часто с рос­сыпью желтых или желтоватых пятен или с коричнева­той пигментацией».2"1 Он комментирует наиболее часто встречающиеся особенности: инфантилизм (маленькие руки), феминизм у мужчин (узкая грудь, большие ягодицы, увеличенные бедра, женский тип оволошения), евнухоизм (недоразвитые гениталии). Кроме обостренного внимания к деталям, Кречмер подчеркивал, что нельзя упускать из внимания «всю картину».

Только общая картина каждого отдельного случая позволяет поставить диагноз шизоидной личности. Дета­ли могут быть различными, потому что каждый человек индивидуален, его жизненный уникальный опыт отража­ется в его теле. Но, сложив вместе детали, можно полу­чить впечатление о степени индивидуального владения собой. Взгляд, выражение лица, положе­ние головы, осанка и поза тела, цвет кожи, мышечный тонус, тембр голоса, постановка ног, подвижность таза, спонтанность жестов и многое другое составляет общую картину. Если картина представляет собой целостность, интегрированность и самообладание, мы понимаем, что че­ловек «весь здесь», а значит, он владеет собой и эмоцио­нально здоров. В теле шизоида эти качества отсутствуют. В этом случае мы имеем дело с брошенным, оставленным телом, которое в ужасе покинула душа.

ОБРАЗ ТЕЛА

Здоровый человек имеет ясный ментальный образ собственного тела, который он может выразить вербально и изобразить графически. Он способен описать выражение своего лица, осанку, позу. Он может нарисовать фигуру, которая, несомненно, изображает человеческое тело. Шизоид этого сделать не может. Его рисунки часто бывают странны­ми и стилизованными, и это ясно говорит о том, насколько слабо его представление о собственном теле.

В первой главе я говорил о конфликте между эго-представлением и реальностью тела, который бывает, за­метен исследователю. Тема данной главы — разница меж­ду представлением о себе как социальном существе (эго-представление) и тем, как человек видит себя в качестве физического существа (образ тела). Степень несоответ­ствия этих образов или представлений о себе определяет степень шизоидного отклонения. Слабость образа тела компенсируется чрезмерно раздутым эго-представлением. Для самого пациента чрезмерность его эго-представления становится очевидной, когда он улавливает, что оно кон­трастирует с образом тела, отраженным, к примеру, в на­рисованных им человеческих фигурах.

Рисунки человеческой фигуры указывают на мно­гие аспекты того образа тела, которое есть у человека. Они рассказывают нам о степени интегрированность, о том, насколько гармонично состояние частей тела, о чув­ствовании поверхности тела, о признании сексуальных характеристик, об основном качестве «настроя» тела и о той позиции, которую занимает человек по отношению к собственному телу. Есть одна причина, по которой фи­гура на рисунке столь показательна. Она состоит в том, что человек рисует эти фигуры не с натуры, а опираясь на собственный образ тела, используя его в качестве основы. Если он не испытывает чувства телесного удо­вольствия, то будет рисовать фигуру, «выбросив» из нее многие детали, части тела или черты.

Как искажается образ тела? Отвечая на этот воп­рос, необходимо знать, как этот образ развивается. Ис­следования показывают, что он формируется путем синте­за ощущений, возникающих при бесчисленном количестве контактов между родителями и ребенком. Ощущения мо­гут быть окрашены позитивно и негативно, в зависимос­ти от того, чувствуются ли они как удовольствие или как страдание или боль. Положительные ощущения благопри­ятствуют формированию ясного и интегрированного об­раза тела. Отрицательные ведут к искажению или разры­вам в том представлении о собственном теле, которое получает человек.

Вот как говорят об этом С.Ф.Фишер и С.И.Клив­ленд: «[Родительское] отношение к нему [ребенку] выра­жается в том, как они [родители] относятся к удовлетво­рению его потребности в пище, к его ощущению голода, как они берут его на руки и нянчат, и как они приучают его регулировать процессы мочеиспускания и дефекации». «Как» означает качество прикосновения, взгляд глаз, мягкость обращения. Все это регистрируется в со­знании ребенка в виде телесных ощущений, которые бу­дут влиять на его образ тела.

Когда образ тела неполон, это всегда говорит о нарушенных отношениях между матерью и ребенком, по­скольку мать — это человек, который больше всех вовле­чен в физические потребности малыша. Отвергающая мать депривирует ребенка, не давая ему возможности пережить \ телесное удовольствие при интимном физическом контак-I те с ней. Властная мать отрицает право ребенка на переживание собственного тела ради ее собственного удовольствия и удовлетворения.

Поскольку в раннем возрасте отождествление означает для ребенка, прежде всего отождествление с собственным телом, качество физического контакта между ним и матерью будет определять его чувства к собствен­ному телу и природу телесного отклика на жизнь. Теп­лые, нежные и заботливые руки порождают у ребенка при­ятное чувствование собственного тела и укрепляют его желание дальнейшего контакта с миром. Взгляд матери оказывает сильное влияние на отзывчивость глаз ребенка. Мягкие, любящие глаза матери резко отличаются от хо­лодных и ненавидящих.

Во взрослой жизни образ тела выполняет две важ­ные функции. Он служит моделью для сознательного пред­ставления о моторной активности. Сознательно направ­ленная моторная активность является предсознательно прорепетированной раньше попыткой осуществить актив­ность. Согласованность движений визуализирована в тер­минах образа тела. Неадекватный образ тела будет уве­чить разыгрываемый «спектакль». Образ тела служит ло­кализации ощущений. Способность определить локализа­цию ощущения зависит от хорошо сформированного об­раза тела. Маленькие дети не могут описать локализацию боли, потому что их образ тела еще неясен. По этой же причине шизофреник затрудняется указать локализацию своих телесных ощущений.

Образ тела может усиливать один тип активности \/ и препятствовать другому. К примеру, игрок в бейсбол, который ясно видит себя грациозно и координированно бьющим по мячу, вполне может оказаться неспособным представить себя столь же грациозно танцующим танго. В этом случае можно сказать, что в его образе не хватает тех качеств, которые необходимы для танцевания. Речь идет не о координации. Каждый из этих видов активнос­ти имеет свое эмоциональное значение. Бейсбольный удар обладает агрессивным дополнительным смыслом, в то вре­мя как танцевание танго предполагает чувственность и сексуальность.

В образе тела шизоида не хватает тех качеств, V которые относятся к экспрессии чувств. Он видит свое тело неэкспрессивным и лишенным отклика, и его рисун­ки человеческой фигуры отражают эти ограничения. Что касается эго-представления, то здесь дело может обсто­ять совсем иначе: человек может представлять себя чув­ствительным, понимающим и симпатизирующим. Но чего он не может сделать, так это примирить свою сензитивность с отсутствием теплоты, симпатию — с отстраненно­стью, понимание с импотенцией. Рисунки пациентов-ши­зоидов демонстрируют общие характерные особенности: фигуры людей безжизненны, часто гротескны, стилизова­ны или «не прорисованы». Они выглядят, как статуи, кло­уны, куклы, призраки, зомби или чучела.

МАСКА КЛОУНА

Довольно часто нарушение образа тела выражает­ся таким образом, что фигура человека, нарисованного шизоидом, выглядит клоунской. Рисунок 8 — типичный пример. Его нарисовал Пол, о котором я говорил в тре­тьей главе.

Когда я попросил Пола прокомментировать ри­сунок, он сказал: «Он добродушен... он, как ребенок, но он пуст. Он пытается сказать, что он не злой. Он изоб­ражает из себя дурака, чтобы люди подумали, что он глуп и одномерен. Это служит его цели. Я тоже долго играл дурака. Теперь я стараюсь быть просвещенным и философствую. Я никогда не переставал валять дурака, хотя и прибегал ко множеству ухищрений, чтобы скрыть это.»

Какова его цель? Что старается скрыть клоун? Было бы вполне естественно предположить, что за мас­кой клоуна лежит глубоко скрытая печаль и трогатель­ная тоска. Что касается Пола, то это почти правда, ведь он пережил временную парализацию, когда попытался выразить свое страстное стремление. Я считаю, что это так и в случаях других пациентов, которые изображают из себя дураков или адаптируют роль клоуна. Однако, рисунок Пола демонстрирует еще и вытесненную нена­висть, которую выражают, напоминающие шипы или иглы пальцы. Пол описал руки на своем рисунке следу­ющим образом: «оторванные и болтающиеся», опреде­лив этим, что они неадекватны как органы агрессии и оторваны от чувства ненависти, заключенного в них.

Рисунок 8

ОБРАЗ ТЕЛА

«Дурак» и «интеллектуал» сообщают о разломе в личности Пола. Он был интеллигентным молодым че­ловеком, образованным и начитанным. И, тем не менее, он представлялся придурковатым. В социальных ситуа­циях он был робок, боязлив и неловок. Он не знал, что сказать девушке. Несмотря на тонкий ум, он был эмоционально изуродован, как ступни человечка на его рисунке. Две телесных характеристики определяли ду­рака. У него была «бесцветная» ухмылка, которую он постоянно сохранял на лице, несмотря на слова о том, что его человечек «пытается сказать, что он не злой». Физически он производил впечатление неловкого и пло­хо координирующего движения человека. Неуклюжесть его тела сильно контрастировала с быстротой ума. По­нятно, что он отвергал свое тело, как «придурка» и до того, как пришел на терапию, никогда не занимался какими-нибудь видами физической активности или спортом.

Пол бесстрастно взглянул на свое тело во время переживания под воздействием марихуаны. По его сло­вам, это его ужаснуло. Это был тот же эффект, кото­рый дает ЛСД или другие галлюциногенные наркоти­ческие вещества, отрывающие ум от тела, так, что че­ловек словно смотрит на себя самого со стороны. То, что он видит, часто проясняет восприятие телесных от­клонений. «Мои глаза стали очень живыми, возбужден­ными, но не напряженными. Я отчетливо видел вещи. Кроме того, я очень многое почувствовал. Я сидел на стуле, который, казалось, не стоял на полу. Я чувство­вал, будто парю над землей. Мне показалось, что я вижу паттерн напряжения моего тела: обруч напряжения вок­руг головы, через грудь, вниз по ногам и вокруг подмы­шек. Руки были оторваны от тела. Как будто на мне была смирительная рубашка без рукавов. Левая нога казалась короче, чем правая. [Обратите внимание на различие между ногами на рисунке]. Я без усилий иг­рал на фортепьяно. Я переживал невероятную тоску и еще чувствовал, что не могу ничего сделать. Это было разрывающее чувство, разрушившее позитивное отноше­ние к фортепьяно, я относился к нему очень отрица­тельно. Но я понимал, что это не от моей игры. Я был вне себя самого, наблюдал свои действия. Я ощущал, что в комнате, кроме меня и моих друзей есть кто-то еще. Я чувствовал, что в меня вселился дьявол, мефис­тофельская сила обрела надо мной власть и управляет мной. Мне казалось, что я играю безупречно, и что если я сделаю ошибку, то сделаю ее умышленно, то есть если захочу. Переживание было в основном неудовлетворяю­щим. Оно кончилось головной болью и очень сильной сонливостью и вялостью».

Потрясает совпадение фигуры на рисунке с тем, как Пол воспринимал себя под воздействием наркотика. Он сознавал, что его руки «оторваны», что они болтают­ся, ноги были разного размера, а тело будто упаковано в смирительную рубашку — все это отчетливо видно на его рисунке. Импотенция, которую он чувствовал в теле, тоже отражена в фигуре простака или клоуна. Ощуще­ние силы переживалось им, как нечто, диссоциирован­ное с его телом, нечто привнесенное извне.

На Пола произвела впечатление сила духа. Она казалась всемогущей, в противоположность его чувству, что тело связано смирительной рубашкой. Играя, он чувствовал себя во власти духа. Позже он понял, что эта сила была внутри него самого, и что если он владе­ет духом, а не находится под его властью, то может достичь значительных вещей.

По мере того, как Пол увеличивал чувствование своего тела, маска клоуна рассыпалась. Он представал пе­чальным молодым человеком, осознавшим, что он несчас­тен, но всерьез хотевшим жить и получать удовольствие.

Дух шизоида заключен в ловушку замороженно­го тела. Пока он мечтает о личностном совершенстве, его энергии не хватает на удовольствие. Она скована хроническими мышечными напряжениями, его дух за­перт вытесненными чувствами. Часть терапевтической задачи — помочь пациенту освободиться от ограничивающих напряжений, причем сюда входит еще и задача помочь ему раскрыть свои вытесненные чувства и «схва­титься» с ними. Для этого необходимо путешествие «под землю» (в бессознательное) и борьба с демонами (его вытесненными чувствами), чтобы отбить ту «силу», ко­торая и есть жизнь.

КУКЛА

Еще одно типичное искажение нормального обра­за тела видно на рисунке, изображающем тело человека похожим на куклу. В физическом внешнем виде нередко есть нечто куклоподобное, особенно часто это можно на­блюдать у женщин. В этих случаях можно предположить, что некая кукольность свойственна и их личности. Мэри являет собой пример такой женщины. Кукольность отчет­ливо проступает в ее рисунке своего тела. Лучше всего эту пациентку можно описать, назвав малышкой. Она была пяти футов ростом и весила около ста фунтов. Тело ее выг­лядело юным, почти детским, несмотря на то, что ей было 33 года. Она произвела на меня впечатление так называе­мой женщины-ребенка, незрелой и недостаточно разви­той физически. С точки зрения структуры, тело ее было стройным и по-юношески пропорционально сложенным. Функционально оно было ригидным. У Мэри была блед­ная, сухая кожа, которая выглядела неживой. Лицо не имело выражения, глаза часто становились пустыми, теря­ли фокусировку и чувство. Тем не менее, в ней было нечто соблазнительное и привлекательное.

Каким был ее образ тела? Как она относилась к нему? Женские и мужская фигурки на ее рисунках (рису­нок 9 и рисунок 10), наряду с ее собственным коммен­тарием, предоставляют следующую информацию.

Рисунок 9

 

 

Рисунок 10

Тот факт, что она спонтанно нарисовала три жен­ские фигуры, указывает на представление, что женское тело важнее. На рисунке отражены три разлома ее лич­ности. Фигурка, нарисованная в фас, скорее напоминает мальчика или ребенка, у нее практически нет рук, ног и отсутствуют черты, указывающие на половую принадлеж­ность. Средняя фигурка — матрона, голова которой отде­лена от тела, отражает женский аспект Мэри, однако, образ тела здесь не интегрирован. Нижняя фигурка изоб­ражает только голову, выражение лица которой можно назвать искушенным, она представляет собой диссоции­рованное эго.

Все рисунки стилизованы, что говорит о слабом понятии человеческого тела. Фигуры выглядят нереальны­ми и бесчувственными. Вот что сказала о них сама Мэри: «Они кажутся маленькими, как я. Все мои женщины очень «подогнаны» к тому, как мне бы хотелось их видеть на самом деле».

Фигура на рисунке 10 — концепция мужского тела. После того, как Мэри закончила ее рисовать, она заметила: «Я инстинктивно не хочу рисовать пенис у муж­чины. Я не нарисовала кисти или руки. Я не хочу изоб­ражать руки, которые выглядели бы, как руки. Нет бе­дер и нет пола. Так хорошо выглядит. Лицо и голова мальчишеские. Именно так мне бы хотелось выглядеть — как гомосексуал. Они мне обычно нравятся. У него [муж­чины на рисунке] нет чувств; он интеллектуален и обла­дает вкусом».

Когда я попросил Мэри описать, какие чувства она испытывает к рукам, она ответила: «Руки, как когти, осо­бенно, когда пальцы длинные, заостренные и краснова­тые, как у моей матери». Затем она добавила: «Я ужасно боюсь кошек. Мне кажется, что кошка вспрыгнет на меня и зацарапает до смерти. Когда я смотрю им в глаза, у меня леденеет кровь».

Очевидно, что Мэри идентифицировала свою мать с кошкой, и что страх перед кошками отражал страх пе­ред матерью. Отождествление матери с кошкой предполагало для Мэри игру в кошки-мышки, в которой моя паци­ентка чувствовала себя беспомощным объектом, которым играет мать. Отсутствие рук и ног на ее рисунках говори­ло о том, что она неспособна бороться или удрать.

Перед тем, как она начала рисовать, я пришел к выводу, что образ тела Мэри похож на куклу. Ее рисунки были кукольными, другие люди, говоря о ней, называли ее куклой, и сама она принимала себя как куклу. Однажды, она сказала: «Я безропотная кукла, симпатичная, бесполая и безжизненная». Но если ее образ тела представлял собой куклу, то эго-представление было таково: ис­кушенная, сексуально возбужденная, зрелая женщина. Она часто жаловалась, что мужчины не могут оторвать от нее рук. Многих из них соблазняет ее кукольность, впе­чатление женщины-ребенка, которое она производит, не дает их мужественности устоять: она привлекает их. Та­ким образом, личность Мэри была расщеплена: эго-пред­ставление, которое определяло сознательное поведение, не совпадало с образом тела, отражавшем ее истинные чувства.

Эго-представление шизоидной личности развива­ется как реакция на образ тела. Эго не может принять ту негативную ценность, которую представляет собой тело. Оно создает собственный образ личности, противопостав­ляя его непринимаемому образу тела. Однако, два контра­стных образа развиваются одновременно, откликаясь на внешние силы, разламывающие единую личность. Рассмот­рение этих сил требует анализа структуры характера па­циента с рассмотрением инфантильных переживаний.

Какая отождествленность сформировала личность Мэри? Какие переживания преобразовали ее тело? Во время одной из наших встреч, когда мы обсуждали сим­волическое значение структуры ее тела, она сказала: «Мать всегда говорила, что любила, когда у нее была кукла, которую она могла одевать и показывать. Я по­мню, как чувствовала, что не принадлежу себе. И при­косновения ее рук... оно заставляло меня уползти. Мое тело принадлежало матери, будто я была ее куклой. Если

я говорила «нет», она преследовала меня, и это парали­зовывало меня».

Мэри покинула свое тело, потому что им овладе­ла ее мать. Тело попало во власть духа ее матери, если можно так выразиться. По реакции Мэри нельзя было сказать, что это был злой дух, но его природа была по­чти неизвестна. Все, что Мэри могла сказать — что в роли куклы и игрушки ее матери, она была «бесполой малень­кой мальчиком-девочкой».

В другой раз Мэри отметила следующее: «Я очень отчетливо помню, как каждую ночь они поднимали меня в туалет и ставили мне клизму. Они делали это, потому что я кричала по ночам, и они думали, что это от газов. Я была голой, и если в доме были знакомые, они все это наблюдали. Моя мать была очень фаллической лич­ностью».

Затем Мэри истерически закричала: «Я не могу установить, что чувствует мое тело! Я все время чувствую себя ущербным существом. Я постоянно сознаю таз и ва­гину! Я чувствую, будто там что-то ползает, будто там что-то кишит! Я чувствую, что не хочу дышать. Я не хочу двигаться.»

Она начала рыдать, а потом добавила: «Я умерт­вила тело. Я почти заморозила его. Я почти сделала это. Я хочу быть мальчиком».

«Кукла» — бессознательный маневр, направленный на то, чтобы отсечь или подавить сексуальные чувства, которые воспринимаются как чужие и ужасающие. Стано­вясь куклой или манекеном (большой куклой), человек «умерщвляет» с



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2016-08-20 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: