– Надеюсь, ты останешься здесь вместе с братом? – осведомилась Ронуин, игнорируя Рейфа. – Или вернешься к себе?
– Мой брат считает, что я не должна оставаться в Ардли одна, кузина Ронуин, – пояснила девушка. – У него есть надежный управляющий, который позаботится об имении в наше отсутствие. С вашего разрешения, я присмотрю за вашим хозяйством.
– Разумеется, кузина, – кивнула Ронуин. – Буду весьма благодарна, если примете молодого Глинна, когда тот станет наезжать из Шрусбери.
– Значит, жена приняла твоего бастарда, Эдвард? – рассмеялся Рейф, от души хлопнув брата по плечу. – От какой из твоих девок ты его заимел, хитрая собака?
– Почему ты миришься с его наглостью? – проворчала Ронуин, когда они остались одни.
– Рейф – неплохой человек, – улыбнулся Эдвард, – и очень любит сестру. Он страдает, видя, что ты заняла ее законное место. Знаю, временами он чересчур остер на язык, но сервы и арендаторы готовы жизнь за него отдать. Он не позволяет детям моложе десяти лет работать на полях больше трех часов в день.
– Все равно он мне не нравится, – отрезала Ронуин, – хотя его сестра – милая девушка, без злобы и горечи в сердце. Рейф высокомерен, спесив и, по-моему, жаждет занять твое место.
– Вовсе нет, хотя и ведет себя довольно дерзко. Но если ты боишься этого, дай мне сына, и Рейфу придется уйти в тень, моя валлийская дикарка.
Ронуин покраснела и потупила взор.
Супруги решили не рассказывать Рейфу и Кэтрин о том, кто Глинн на самом деле. Так было безопаснее для сына ап-Граффида. Эдвард не был уверен в своем кузене. В случае если он умрет бездетным, все унаследует Рейф. Теперь же, когда Эдвард женат и все окружающие думают, будто у него есть сын от бывшей наложницы, кузен наверняка поумерит свои аппетиты.
Узнав о том, что кузен с женой отправляются в поход, где шансы погибнуть были достаточно велики, Рейф не потрудился найти жениха для сестры. Такое путешествие считалось крайне опасным, и многим предстояло навсегда остаться в Святой Земле. Если Рейф станет лордом Торли, наверняка подыщет Кэтрин партию получше! Лучше выждать, как повернутся события. А если валлийка отправится на тот свет, тем лучше – он сосватает сестру Неду, как надеялись родители. В случае же гибели Эдварда Рейф сам женится на Ронуин и приберет к рукам и богатое наследство, и знатную жену, чье присутствие удержит валлийских разбойников от нападения. В любом случае он только выиграет.
Подготовка к путешествию шла полным ходом. Поля зазеленели всходами, весна кончалась, и время отъезда близилось. Люди Эдварда запасались провизией и оружием, подковывали коней, чинили телеги и грузили на них вещи.
Женщины Торли всю зиму шили шатры: побольше – для хозяев, поменьше – для рыцарей и простых воинов. Положили ли мельницу для ручного помола? А белье и стульчики для шатра хозяина?
Кухонную утварь грузили на отдельную подводу.
Глинна отвезли в монастырскую школу. Сам аббат принял лорда Торли и его жену в своих покоях и, пронзив Эдварда строгим взглядом, провозгласил:
– Я хочу знать правду о родителях юноши, иначе не приму его в школу. Предполагалось, что он твой бастард, но в нем нет ничего от тебя. Можешь говорить прямо, как на исповеди, но ради безопасности аббатства я должен знать правду.
– Он – Глинн ап-Ллуэлин, младший брат моей жены, отец-настоятель, – последовал немедленный ответ. – Принц оставил мальчика на моем попечении, поскольку моя жена заботилась о нем с самого детства, особенно когда стало ясно, что парень не годится для воинских подвигов. Любит учиться, сочиняет стихи и песни. Мы держим его происхождение в секрете, ибо я не хочу, чтобы мальчика использовали как оружие против отца. Даже мой кузен Рейф не знает, кто он на самом деле. Мы полагали, что будет лучше, если его посчитают моим незаконным сыном.
Аббат понимающе кивнул.
– Отец знает, где он сейчас?
– Да. Мальчика сопровождали двое его людей. Я отослал их в Уэльс и велел рассказать ап-Граффиду, где его сын.
Он не станет возражать. Ты поклялся никому не выдавать тайну, отец мой, и я молю тебя заботиться о мальчике. Если, пока мы будем в походе, между Уэльсом и Англией разразится война, он просто исчезнет и, клянусь, ни тебе, ни твоим людям не причинят зла. Хотя отец Глинна презирает поэтические наклонности сына, он все же любит его. Мало кто знает о существовании Глинна, хотя ходят слухи, что у принца Уэльского есть сын.
Немного помолчав, аббат обратился к Глинну:
– Скажи, сын мой, готов ли ты носить на себе клеймо бастарда? Зная, что ты отпрыск дворянина, с тобой станут обращаться хорошо, но найдутся и такие, кто будет насмехаться над тобой.
– Я действительно незаконнорожденный, – спокойно ответил Глинн, – ибо наш отец не был женат на нашей матери, хотя горячо ее любил, отец-настоятель. Однако меня всегда любили окружающие. Если кто-то захочет утвердиться за счет моего унижения, я буду молиться за них. Боюсь, я не воин в душе.
– Мы рады видеть тебя в нашей школе, Глинн из Торли, – улыбнулся отец Бонифас. Парнишка действительно умен, и его достойный ответ наводил на мысль, что он может стать прекрасным священником. Время покажет, так ли это. – Попрощайся с сестрой и зятем, сын мой, – велел он.
– Спасибо, Эдвард, – просто сказал мальчик. – Буду молиться за твой успех и скорое возвращение.
– Когда наступят каникулы, возвращайся в Хейвн, – посоветовал Эдвард. – Рейф и Кэтрин присмотрят за тобой до нашего приезда.
Он обнял Глинна и взъерошил его темные волосы. Юноша шагнул к сестре. В ее глазах стояли слезы, губы слегка подрагивали.
– Не смей плакать, сестренка, – пожурил ее Глинн, впервые почувствовав себя старше и сильнее сестры. – Я сам пожелал такой участи, а ты захотела вместе с супругом послужить Господу нашему.
Он обнял сестру и прижал к себе, но она отстранилась и стиснула его лицо ладонями. Когда он успел так вырасти и окрепнуть? И неужели на подбородке пробивается щетина?
– Когда я вернусь, ты превратишься в настоящего мужчину, – посетовала она.
– Я в любом случае стал бы им, – усмехнулся Глинн, коснувшись ее щеки.
– Учись прилежно и слушайся братьев, – наставляла она и, понизив голос, добавила:
– Если стрясется какая-нибудь беда, От и Дьюи приедут за тобой. Поезжай с ними.
Обещай мне, младший братец.
– Клянусь, – прошептал он и наспех поцеловал сестру. – Поезжай с Богом, Ронуин, дочь Ллуэлина, и возвращайся живой и здоровой.
С этими словами он повернулся и последовал за монахом, пришедшим проводить его в школу.
Ронуин разразилась слезами, и Эдвард поспешил обнять жену. Положив голову на его плечо, она жалобно всхлипывала.
– До сих пор они почти не разлучались, – пояснил Эдвард настоятелю.
– Прекрасно видеть такую любовь между братом и сестрой, – заметил тот. – Не волнуйся, госпожа, мы присмотрим за твоим братом.
– С-спасибо, господин н-настоятель… – выдавила Ронуин.
Они покинули аббатство и поскакали в Хейвн, откуда отряд уже готовился отбыть на побережье. Кэтрин и Рейф попрощались с ними, и девушка пообещала молиться за отсутствующих. Ее голубые глаза повлажнели, и Ронуин проглотила ревность, хотя и заметила, что взгляд Кейт задержался на Эдварде чуточку дольше, чем следовало бы.
– Мы с мужем благодарим тебя, дорогая Кейт, и будем счастливы твоими молитвами, – ответила она.
Кавалькада выехала из замка и вскоре свернула на большую проселочную дорогу.
– Что за женщина! – покачал головой Рейф. – Судьба сыграла с нами обоими злую шутку, сестрица. Ты со своей мягкостью и добротой была бы куда лучшей подругой Эдварду, а неукротимая Ронуин – мне.
– Рейф! – возмутилась Кэтрин. – Они заключили союз по воле короля!
– Не ругай меня, Кейт, за желание иметь то, чего я никогда не получу, – вздохнул Рейф. – Я твердо верю, что они оба благополучно вернутся.
Английская армия должна была собраться в Дувре, а оттуда отплыть в Бордо. Отряд Эдварда путешествовал как по суше, так и по воде. Суда перевезли их по Северну из Хейвна в Глостер. Оттуда они двинулись в лондонском направлении, обогнули столицу и направились к Дувру. Прибыв туда в середине мая, они узнали, что принц Эдуард еще не готов тронуться с места. Те, кто уже оказался в Дувре, должны были отправиться во Францию, а дальше добраться до порта Эг-Морт на Средиземном море и встретиться там с французами. Принц Эдуард со своим отрядом пообещал последовать за ними как можно скорее.
– Моя жена зачислена в свиту принцессы Элинор, – сообщил Эдвард портовому надзирателю.
– Она присоединится к принцессе, как только принц Эдуард достигнет Эг-Морта, – объяснил тот, – а пока пусть путешествует с вами, господин. Кроме того, на вашем корабле будет еще одна дама. Вы, госпожа, сможете разделить с ней каюту. Ее муж тоже из рыцарей короля.
– Значит, мы с мужем не сможем быть вместе? – расстроилась Ронуин.
– Мужчинам придется спать на палубе, госпожа. Позвольте напомнить, что вы отправляетесь на войну против неверных, а не на увеселительную прогулку, – резко ответил надзиратель.
– Прошу обращаться со мной повежливее, сэр, – так же высокомерно бросила Ронуин. – Я дочь принца Уэльского, а не какого-то сельского олуха!
– Прошу прощения, госпожа, – низко поклонился надзиратель. – Поверьте, я из кожи вон лезу, чтобы все шло гладко, но, пока не отплывут последние люди принца, не видать мне покоя.
Ронуин величественно кивнула, а ее муж постарался скрыть улыбку.
Судно, на котором они отплыли из Дувра, оказалось довольно большим. На палубе поместились все воины Эдварда де Боло вместе с лошадьми и небольшой отряд из Оксфорда.
Погода выдалась солнечной, и море было спокойным, но плавание продолжалось десять дней, прежде чем корабль достиг Бордо. Скука, обуявшая их, быстро рассеялась, едва путники сели на коней и направились в единственный средиземноморский порт Франции, Эг-Морт. Дороги были буквально запружены телегами, всадниками – как благородными рыцарями, так и простыми воинами. Идея крестового похода овладела всеми верующими.
Лишь в конце июня они добрались до Эг-Морта, где и узнали, что принц Эдуард еще не покидал Англии. Англичане не знали, что им делать. Тогда король Франции, истощенный, с глазами, горевшими фанатичным огнем, решил поговорить с ними.
– Мы уверены, – объявил он, – что ваш принц рано или поздно присоединится к нам, если не здесь, то в Святой Земле. Он прислал гонца, который велел передать, что те, кто уже добрался сюда, должны последовать за мной, а он последует за вами. Судов хватит на всех. Мы гордимся, что выполняем великую миссию во славу Господа нашего Иисуса Христа.
После ухода Людовика англичане начали совещаться. Кое-кто сомневался. Люди не спешили присоединяться к чужому королю.
– Как это похоже на Эдуарда Длинноногого! Бросить нас на милость французишек! – ворчал какой-то рыцарь. – Едва ли за горло нас не брал, настаивая на том, чтобы все было готово вовремя, а сам до сих пор сидит в Англии!
– Он прибудет, – заверял другой. – Я слышал, король не слишком жаждет раскошеливаться на столь рискованное предприятие и не желает, чтобы его сын в нем участвовал. Правда, королева пытается его уговорить и твердит, что многие прекрасные люди готовы сопровождать принца и что тот запятнает честь рыцаря, если пойдет на попятный теперь.
– А откуда ты все это знаешь? – недоверчиво допытывался первый рыцарь.
– Не забудьте, от принца прибыл посланник к королю Людовику, – пояснил второй. – Кружка-другая пива способна творить чудеса, она развяжет язык самому молчаливому слуге. А этот парень проехал немало миль, чтобы передать письмо от нашего Генриха.
– Как быть с нашими женщинами? – не унимался первый.
– Они должны ехать с нами, – вмешался Эдвард де Боло. – Мы не можем оставить их здесь, среди чужестранцев.
Кроме того, если принц все же прибудет, в чем я уверен, то вряд ли остановится в Эг-Морте, и тогда дамы застрянут здесь надолго. Нам нужно потребовать от французов, чтобы женщин устроили как следует.
Все согласно закивали.
Верный своему слову, де Боло обратился к французам. В английском лагере было шесть благородных дам и столько же служанок. Французская королева любезно пригласила их отправиться в Карфаген на ее корабле.
– Что ни говори, – заметила она мужу, – а леди должны были путешествовать в свите жены моего племянника. Мы не можем отмахнуться от них, тем более что бедняжки выказали настоящее мужество, последовав за супругами в Святую Землю.
Восьмой крестовый поход начался первого июля в году тысяча двести семидесятом, когда флотилия отплыла из Эг-Морта, единственного владения Франции на Средиземном море, отделенного от моря огромными песчаными дюнами и глубокими лагунами. Суда целый день скользили по лабиринту каналов, прежде чем оказались в открытом море.
С каждым днем погода становилась теплее. Ни англичане, ни французы не привыкли к подобной жаре. Лагерь крестоносцев в Карфагене был усеян шатрами. Самый большой, в центре, принадлежал французскому королю. Были тут и больничный шатер, и несколько шатров, предназначенных для готовки. Воды хватало, но не в изобилии, поскольку несколько колодцев за стенами Карфагена оказались отравленными. Вскоре, несмотря на все усилия врачей, началась эпидемия. Пришлось вырыть выгребные ямы для страдавших расслаблением желудка. Они быстро наполнялись, после чего их закидывали землей и выкапывали новые.
Заболел и король Людовик. Человек немолодой, он сильно страдал от жары. Многим тоже нездоровилось. Когда слег и Эдвард де Боло, Ронуин поначалу была в ужасе, но, поразмыслив, решила, что причиной его недуга стала ужасающая грязь в лагере. Прежде всего она потребовала, чтобы их шатер перенесли как можно дальше от скопления людей. Эдвард ужасно ослабел, его несло чернотой, слизью и зеленью.
Бедняга никак не мог поправиться, и Ронуин настояла, чтобы питьевая вода кипятилась вместе с плодами айвы и процеживалась через чистую ткань. Она знала – лучшего средства, чем айва, не существует, и кормила мужа мякотью вареных фруктов, смешанной со сладкими финиками. В шатре царила безукоризненная чистота. Ночной горшок промывался уксусом и кипящей водой после каждого употребления.
Ронуин порекомендовала этот способ французской королеве, но придворный врач поднял ее на смех, назвал старомодной, и уверил, что, как только вредные гуморы будут удалены из тела монарха, он поправится и крестовый поход продолжится по воле Божьей.
Эдвард де Боло был уверен, что долго не протянет, но лечение постепенно возымело действие. Его взбунтовавшийся живот утихомирился.
– Ты, похоже, колдунья? – подшучивал он над женой.
– Я лишь вспомнила то, чему меня учили в Аббатстве милосердия, – улыбнулась Ронуин, присаживаясь на край походной кровати. Потом она засучила рукава, намочила в тазике морскую губку и принялась обтирать мужа. Сестра-лекарка всегда утверждала, что грязь – источник многих болезней, что бы ни говорили святые отцы о вреде мытья.
– Вода пахнет совсем как ты, – заметил он.
– Я капнула туда немного своего масла, – объяснила Ронуин, проводя губкой по широкой груди мужа. Закончив работу, она накрыла его легкой простыней, вылила воду и снова села рядом.
– Полежи со мной, – попросил он, обнимая жену и гладя по волосам. Он и впрямь чувствовал себя лучше и благодарил Бога за присутствие жены.
Правда, во время болезни он часто думал о Кэтрин и мечтал, чтобы Ронуин больше походила на нее, но сейчас не чувствовал угрызений совести из-за этого. Женщины и должны быть подобны доброй и мягкой Кэтрин. Хорошо еще, что монахини внушили Ронуин, как должна вести себя жена по отношению к мужу. Заботливость и внимание Ронуин позволили Эдварду надеяться, что она постепенно станет похожей на женщину, в которой он нуждался.
Он нежно улыбнулся супруге.
Ронуин услышала, как колотится его сердце, и внезапно ее осенило.
«Я люблю его!»– подумала она. Мысль о том, что она может потерять его, была ей невыносима. Значит, нужно сказать ему правду!
– Эдвард, я люблю тебя, – прошептала Ронуин. – И пусть до сих пор не была самой ласковой из женщин, все равно я люблю тебя. И умру, если нам придется расстаться навсегда.
Слезы градом покатились по щекам, и Ронуин никак не могла их унять.
– О Ронуин, моя милая дикарка, – ответил он, сжимая ее в объятиях, – как долго ждал я этих слов! Ты и представить этого не можешь, ягненочек! Когда я обрету здоровье, мы позаботимся об остальном, но сознание того, что я любим, придает мне сил. Я уверен, при такой заботе скоро встану на ноги. Не плачь, дорогая.
Какое счастье видеть, что Ронуин изменилась! Нужно как можно скорее сделать ей ребенка и отослать домой с наследником во чреве. Она, разумеется, беспрекословно подчинится, поскольку к тому времени поймет, в чем состоит ее супружеский долг.
Довольно улыбнувшись, Эдвард поцеловал ее в губы.
Королю Людовику становилось все хуже. В лагере свирепствовали чума и дизентерия; в довершение ко всему отряды иноверцев то и дело нападали на изнемогавших христиан. Брат короля Карл Анжуйский, король Неаполя и Сицилии, убедивший Людовика, что приезд в Карфаген и обращение эмира в истинную веру помогут снискать расположение папы, теперь поговаривал о перемирии. Но двадцать пятого августа король Людовик IX скончался. Принц Эдуард, прибывший из Англии на несколько дней позже, уже не застал своего дядю в живых. Его тело готовили к длинному путешествию на родину. Карл Анжуйский, к величайшей ярости Эдуарда, уже вел мирные переговоры.
– Ты предал весь христианский мир! – прогремел принц. – Я отказываюсь участвовать в этом подлом деянии! Иерусалим должен быть освобожден от язычников, а ты, трусливый пес, заискиваешь перед нашим врагом! Я больше не желаю тебя видеть! Меня тошнит от тебя, негодяй!
– Но ты свободен в своих действиях, господин мой, – вкрадчиво заметил Карл Анжуйский. – Я же в связи с кончиной моего брата обязан думать о своем королевстве. Оно не так далеко от неверных, как твоя Англия.
Принц Эдуард вышел из королевского шатра и, созвав своих рыцарей, рассказал о случившемся.
– Я еду в Акру и там соберу людей, чтобы отбить Иерусалим у язычников. Вы со мной, господа? Во имя Бога и Англии! – воскликнул он, подняв меч.
– За Бога и Англию! – вторил ему хор голосов.
Принц кивнул и, распустив рыцарей, направился к шатру Эдварда де Боло. Он улыбнулся встретившей его Ронуин:
– Мне сказали, госпожа, что Эдварду с каждым днем становится все лучше благодаря твоей нежной заботе. Если бы моя тетка последовала твоему совету, король Франции и по сей день был бы жив. – Он уселся на единственный стул, пододвинутый Ронуин, и, объяснив ситуацию, добавил, обратившись к де Боло:
– Если чувствуешь себя не в силах продолжать поход, ты волен вернуться домой, с нашей благодарностью и благословением.
– Я останусь, повелитель, – решил Эдвард. – Мы с таким трудом добрались сюда – поворачивать обратно нам не к лицу. Когда вы отправляетесь?
– Через десять дней, – сообщил принц. – Ты будешь готов к этому сроку?
– Думаю, да, – кивнул Эдвард.
Ронуин раздраженно кусала губы, но молчала.
– Благодарю тебя за верность, – улыбнулся принц, поднимаясь. – Как тебе известно, у меня хорошая память. Я не забываю друзей, но и врагов хорошо помню. Госпожа, моя жена будет рада принять тебя в любое время, когда сможешь ненадолго оставить мужа.
Ронуин почтительно присела. Принц кивнул и вышел из шатра.
– Ты еще недостаточно здоров, чтобы продолжить поход, – заявила Ронуин.
– Но я успею окрепнуть, – уверил муж.
– За десять дней? – усомнилась она.
– Придется. Думаю, пройдет не менее двух недель, прежде чем все устроится, да и ехать будем медленно, потому что теперь с нами принцесса и ее фрейлины. Тебе нужно навестить леди Элинор. Энит присмотрит за мной в твое отсутствие.
– Если я к тому времени не буду уверена, что ты достаточно здоров, то объявлю об этом всем, и никто меня не остановит, – пригрозила Ронуин.
– Ну и свирепая же ведьмочка моя валлийская жена! – поддразнил Эдвард. – Обещаю вести себя хорошо, госпожа, если поднимешь меня на ноги к отъезду.
Пойми, мы обязаны присоединиться к принцу. А теперь иди и засвидетельствуй свое почтение его жене, Ронуин.
– Я позабочусь о господине, хозяйка, – пообещала Энит.
Ронуин наскоро умылась, пригладила волосы, расправила платье и поспешила в королевский шатер. Стоило ей назвать свое имя, как стражник отступил и пропустил ее внутрь.
Ронуин присела в поклоне перед принцессой.
– Как приятно видеть тебя, Ронуин де Боло! – воскликнула леди Элинор. – Садись и расскажи нам о своем добром супруге, который, как я слышала, болен. Надеюсь, он поправляется?
– Да, госпожа, – кивнула Ронуин и, поведав о своих приключениях, пожаловалась на упрямство мужа:
– Боюсь, господин мой слаб для дальнейшего путешествия, но он и слышать ничего не желает.
– Ох уж эти мужчины! – посочувствовала принцесса Элинор. – Думают, что они несокрушимы! Что ж, возвращайся к своему господину и постарайся поскорее поднять его на ноги. А потом явишься ко мне и станешь одной из придворных дам на время путешествия в Акру. Подумай только, – с теплой улыбкой добавила она, – какие истории мы когда-нибудь будем рассказывать нашим внукам!
– Сначала я должна родить ребенка, – пробормотала Ронуин.
– Ты так и не стала матерью? – расстроилась леди Элинор, участливо качая головой. – Мы должны сделать пожертвование Святой Анне, матери Девы Марии. Я говорила, что она тебе поможет. Когда займешь место в моей свите, мы станем молиться вместе.
Ронуин вернулась в палатку повеселевшая и полная новых сил.
– Найди сэра Фулка, – велела она Энит. – Я потренируюсь с ним на мечах. Эдвард, муж мой, забота о тебе занимала все мое время, но теперь я хотела бы немного размяться.
Ты побудешь без меня еще немного?
Эдвард великодушно кивнул, хотя требование жены не слишком пришлось ему по душе.
– А что сказала леди Элинор? – поинтересовался он.
– Сказала, что мужчины воображают себя несокрушимыми, – засмеялась Ронуин, – и попросила, чтобы я поскорее поставила тебя на ноги, так что у меня нет иного выхода!
Но сначала я должна поработать до изнеможения, чтобы немного успокоиться. Завяжи-ка! – Она повернулась к нему спиной, прося закрепить стеганый жилет.
– Надень кольчугу, – велел он.
– Чересчур жарко! – запротестовала она.
– И все-таки нужно. Ты так яростно сражаешься, что кровь противника невольно закипает. Не хочу, чтобы тебя случайно ранили, ягненочек.
Не хватало еще, чтобы в результате несчастного случая она осталась бесплодной! Правда, эту мысль Эдвард вслух не высказал.
Натянув шоссы, Ронуин надела панцирь с металлическими наплечниками и шлем с кольчужной бармицей.
– Я сварюсь заживо! – проворчала она.
– Такова цена, которую приходится платить воинам, – засмеялся Эдвард. – Постарайся не слишком долго находиться на солнце. Если заболеешь, кто будет за мной ухаживать, моя нежная лань?
– Дурачок, – парировала она, – ты просто ревнуешь, когда я забавляюсь со своим мечом, хотя у тебя нет на то никаких оснований.
– Предпочел бы, чтобы ты забавлялась моим, – лукаво усмехнулся Эдвард.
Ронуин покраснела до корней волос.
– Негодник!
Но Эдвард продолжал озорно улыбаться:
– Лучше подари мне поцелуй, женушка.
– Такой бесстыдник, как ты, его не заслуживает! Лучше поразмысли о своих прегрешениях, и, может, по возвращении я поцелую тебя, если станешь искренне раскаиваться, – пообещала Ронуин и, подхватив меч, выбежала из шатра.
Эдвард проводил ее нежным взглядом. Трудно поверить, но тяготы путешествия только сблизили их.
Может, это Господь благословил их за благочестие и веру?
Впервые за время их супружеской жизни в нем загорелась надежда.
Глава 8
Ронуин практиковалась с сэром Фулком под большим тентом, скрываясь от палящих лучей. Проходившие мимо принимали ее за рыцаря, поскольку длинные волосы валлийки прятались под шлемом. Из-за жары приходилось делать частые перерывы на отдых и умываться прохладной водой. Именно в один из таких перерывов в лагере поднялась тревога.
– Скорее, леди, я отведу вас в шатер, – пробормотал сэр Фулк.
– Нет, – отказалась Ронуин. – Это единственная возможность встретиться с язычниками лицом к лицу, особенно теперь, когда французы попросили мира.
– Но мы начнем битву за Иерусалим, когда доберемся до Акры, госпожа. Вы еще покажете себя, – возразил сэр Фулк.
– Фи, какие глупости! Ни в чем нельзя быть уверенным!
Никто из нас пока не напоил меч вражеской кровью. Вперед!
На коня, Фулк! На коня!
И она помчалась к загону, где были стреножены лошади.
Фулк заколебался, зная, что ему следовало бы вернуться в шатер и все рассказать де Боло, но схватка закончится раньше, чем он успеет вскочить на своего жеребца. Мусульмане нападали на крестоносцев по несколько раз в день, но никогда не ввязывались в серьезное сражение. Решив, что Ронуин права, Фулк кинулся следом. Несправедливо, что ей достанутся все лавры!
Тем временем оруженосец уже успел оседлать обоих коней. Всадники, лавируя между шатрами, помчались туда, откуда доносились крики и звон стали. Сэр Фулк вынужден был признать, что Ронуин совершенно не испытывает страха. Она ворвалась в самую гущу битвы с яростным боевым кличем, рубя мечом налево и направо. Душу ее охватил неописуемый восторг. Никогда прежде не испытывала она такой безмерной радости. Глаза застилала красная дымка, и, хотя Ронуин понимала, что нужно вести себя осторожнее, она все же ничуть не страшилась. Ее воинское умение поможет одолеть противника. Она почти слышала голос Ота, направляющего каждое ее движение, словно он был рядом. Враги расступались перед Ронуин, ей хотелось смеяться от невероятного душевного подъема. Англичане и французы, словно заразившись ее свирепостью, разили нападавших, и враги неожиданно ощутили в противниках непобедимый дух. Впервые обычная стычка переросла в серьезный бой. До Ронуин доносилось пение Фулка, имевшего обыкновение во время драки что-то мурлыкать себе под нос.
Ее меч вонзился во что-то мягкое, и она увидела ошеломленное лицо мавра, медленно валившегося под копыта Харда. Язычники издали дикий вой. Очевидно, они вновь шли в атаку.
Ронуин не могла опомниться. Это не шутка! Она убила человека! Кровавая реальность потрясла ее, а крики раненых и умирающих зазвенели в ушах. Она на миг опустила руку, и тут же обнаружила, что окружена смуглыми чернобородыми людьми. Инстинкт выживания взял верх, и она попыталась прорубить себе дорогу. Сэр Фулк с боевым кличем рвался ей на помощь.
Ронуин не поняла, как случилось, что их отрезали от основной группы крестоносцев. Враги явно старались оттеснить их подальше. Кто-то вырвал поводья из ее руки.
Всадники пустились прочь, уводя коня Ронуин. Сэр Фулк кинулся в погоню. Меч у нее не отобрали, но и пустить его в ход она не могла. Ронуин думала вырвать поводья, но ее взяли в такое тесное кольцо, что о побеге не могло быть и речи.
Ничего не оставалось, кроме как подчиниться.
Сгустилась тьма, но Ронуин заметила, что они скачут по песку к видневшимся вдали горам. Наконец враги остановились и вырвали у нее меч. Сэра Фулка тоже стащили с коня и обезоружили.
– Садитесь, – грубо приказал предводитель, указывая на большие булыжники.
– Ничего не отвечай, – прошептал сэр Фулк.
Ронуин кивнула, понимая, что похитители понятия не имеют о том, что она женщина. Им протянули круглую плоскую лепешку и небольшую чашу с затхлой водой на двоих.
Поев и кое-что припрятав на потом, Фулк приказал:
– Ложись спать. Я посторожу.
Ронуин послушно закрыла глаза, хотя сон, разумеется, не шел. Нужно как можно скорее сбежать. Но как пробраться через вражеский лагерь? Что скажет Эдвард? Должно быть, он пришел в бешенство, и считает ее виновной во всем. Повезет, если ее немедленно не отправят в Англию! Ах, нужно было слушаться Фулка и уйти в шатер при первых звуках тревоги.
Что сделают язычники, когда узнают, что она женщина?!
При одной мысли об этом Ронуин задрожала, ощутив, как слезы обожгли веки. Но плакать нельзя! Если она поддастся страхам, то не сумеет рассуждать здраво, а ей необходимо составить план побега. Сэр Фулк – доблестный боец, но неважный тактик.
Тут она незаметно для себя задремала. Неизвестно, сколько она спала, – ее разбудил Фулк.
– Мы отправляемся в путь, – бросил он.
– Но еще совсем темно, – прошептала Ронуин.
– Взошла луна, и, кроме того, прохладнее путешествовать ночами. Один из мусульман говорит по-норманнски.
Садись в седло, пока кто-нибудь из них не подошел ближе.
– Мы должны сбежать! – с отчаянием воскликнула Ронуин.
– Как? – уныло возразил рыцарь.
Ронуин уселась на лошадь. Ее запястья, все еще скрытые перчатками, примотали к луке седла. Посмотрев в сторону сэра Фулка, она заметила, что и его тоже связали.
Они ехали всю ночь, остановившись, только когда солнце поднялось достаточно высоко. Пленникам снова выделили лепешку и немного воды и велели спрятаться в тени скалы, защищавшей от палящего жара. Под горой расстилалась равнина и виднелся берег моря, но Карфаген остался далеко позади.
– Что с нами будет? – прошептала Ронуин.
– Тот, кто понимает наш язык, утверждает, что за рыцарей часто запрашивают выкуп. Они поражены нашим воинским искусством и везут к своему повелителю в надежде обратить нас в мусульманство и уговорить сражаться на их стороне. Они считают тебя великим воином и собираются запросить целое состояние. Вряд ли кто-то способен собрать столько денег.