– Спасибо, Баба Гарун, – выдохнула Ронуин. Ее сердце неистово билось. Известие о том, что евнух замышлял ее убийство, по-настоящему испугало ее.
– Возвращайся к себе, Hyp, – велел он. – Я свяжусь с твоим братом, и вместе мы все устроим. Тебя известят, когда придет время. Не стоит меня опасаться. Hyp. Ты сама придумала, что делать, и я не выдам тебя ради любви, которую мы оба питаем к госпоже Алие. Иди.
«Какая добрая улыбка! И все же он крайне опасен».
Ронуин поднялась, не забыв поклониться могущественному человеку, и поспешила в свои покои. Не понятно, радоваться ей или печалиться. Трудно сказать, действительно ли он ей поможет или все-таки пойдет к халифу? Жизнь в гареме научила ее одному: никому нельзя доверять. Однако она не нажила врага в лице Баба Гаруна. Может, он и сдержит слово…
– Что он сказал? – набросилась на Ронуин Найлек, стоило той показаться в дверях. – Бьюсь об заклад, ему не слишком хочется, чтобы ты подарила повелителю ребенка. Он верный слуга госпожи Алии. – Она неодобрительно поджала губы.
– Конечно, – кивнула Ронуин, – так и должно быть.
Он растил ее с самого детства. Но я и сама не уверена, что готова стать матерью.
– Если будешь тянуть, не успеешь оглянуться, как постареешь и сморщишься, – пожурила госпожу Найлек, и служанки весело захихикали. – Тебе уже больше восемнадцати, госпожа Hyp, и моложе ты не станешь. Если наш повелитель хочет от тебя ребенка, ты должна подарить ему дитя. Это твоя обязанность.
– Замолчи! – взорвалась Ронуин. – Ты забываешься, Найлек. Всю свою жизнь я только тем и занималась, что исполняла очередной долг! Если Аллах пожелает, чтобы я родила, значит, так тому и быть.
Служанок как ветром сдуло, и Ронуин вышла в сад. Журчание воды успокаивало ее, а в этом она нуждалась больше всего после встречи с Баба Гаруном. Пьянящий запах дамасских роз коснулся ноздрей, убаюкивая, утешая, кружа голову. Она медленно направилась по дорожке, усыпанной мраморной крошкой, к резной каменной скамье, откуда были видны горы. Ее покои выходили на запад, она знала это, потому что каждый вечер наблюдала, как солнце садится за мрачные черные вершины. Однажды, велев Найлек и Хале крепко держать ее, Ронуин подошла к самому краю стены и взглянула вниз. Ничего, кроме острых камней и серо-зеленых колючек. У нее закружилась голова, и служанки поспешно оттащили госпожу назад. Всякий, кто упадет с такой высоты, непременно погибнет!
– Найлек сказала, ты говорила с Баба Гаруном о ребенке, – заметил Рашид аль-Ахмет, садясь рядом со второй же –. ной.
– Найлек слишком много болтает, – раздраженно бросила Ронуин.
– Она желает тебе счастья, – возразил халиф, беря ее за руку и целуя пальцы.
– Я счастлива, – покачала головой Ронуин. – Она не понимает, что быть рядом тобой – это и есть счастье. Почему ты хочешь ребенка от меня? У тебя есть дети, значит, не тщеславие побуждает тебя, ибо ты можешь получить дитя от любой женщины, на которой остановишь взор.
– Но я люблю тебя, – тихо признался халиф и, схватив ее в объятия, стал пылко целовать. – Люблю тебя, Hyp! Тебя одну! И желаю, чтобы наша любовь стала полной, а для этого мы должны иметь ребенка. Понимаешь? Да, вижу, тебе все ясно. – Он губами снял слезы, покатившиеся из глаз Ронуин.
– О, как жалят твои слова! Как я ненавижу себя за эгоизм и себялюбие! – воскликнула Ронуин.
Ей и в самом деле стало нестерпимо стыдно, потому что в памяти по-прежнему жил Эдвард де Боло.
Халиф нежно гладил жену по волосам. Его рука проникла в вырез ее одеяния, большой палец настойчиво теребил сосок, возбуждая розовую горошинку. Ронуин, что-то шепча, прижалась к нему. Он рывком стащил с нее одежду, оставив обнаженной, положил себе на колени, накрыл губами чувствительный холмик и стал жадно сосать. Ронуин тихо стонала, зная, что он не остановится, пока она не достигнет пика наслаждения. Руки сами собой поднялись, чтобы ласкать его.
Он кусал и посасывал ее груди, пока они не заныли. Горячие губы обожгли живот, и, когда он стал целовать ее венерин холмик, Ронуин словно пронзила молния. Она дернулась и вскрикнула, едва его язык коснулся затененной расселины у входа в ее тайный сад. Халиф ласкал ее снова и снова, прежде чем толкнул на скамью и приоткрыл нежные створки.
– Ты словно розовая морская раковина, в которой лежит совершенная жемчужина твоей девственности, – прошептал он. – Она только и ждет моего прикосновения, о лучшая из всех жен!
Он снова коснулся кончиком языка крохотного бугорка, и Ронуин пронзительно закричала под натиском острейших ощущений, когда-либо ею испытанных.
– Рашид! – выдохнула она – и больше ничего. Язык не повиновался ей. С каждым днем его страсть все росла, а наслаждение, которое он дарил ей, казалось несравненным.
Он рассмеялся, увидев, как хмельное вино ее экстаза окрасило перламутром розовую раковину.
– Неужели я так и не сумел научить тебя терпению, жена моя? – пожурил он и, открыв свою галабию, обнажил восставшую плоть и мощным ударом вошел в жаждущее лоно.
Ронуин задохнулась от неожиданности, но он только улыбнулся и ловко усадил ее на себя.
– Обхвати меня ногами. Hyp, – приказал он, направляясь в спальню, где прижал ее к стене и начал двигаться.
Глаза Ронуин изумленно расширились.
– Кое-что новенькое для тебя, не так ли? – поддразнил он, когда она прильнула к нему и крепко обняла.
– Неплохо, – едва выговорила она, – но я хочу почувствовать тяжесть твоего тела, господин. Прошу тебя.
Рашид снова засмеялся.
– Как ты изменилась, бесценная моя, – заметил он, но подчинился и упал вместе с ней на ложе.
– О да! – воскликнула она. – Да! Как хорошо, господин мой! Только не прекращай! Не останавливайся! – Крепко обвив его ногами, она стиснула мышцы своих ножен вокруг разящего копья и лукаво улыбнулась, когда он застонал. – Тебе приятно, мой Рашид? – прошептала она, впиваясь ногтями в его плечи. – Алия клянется, что тебе это нравится.
Она снова напряглась.
– О да! – прохрипел он. – О да, любовь моя!
Белое кипящее зелье наполнило Ронуин до краев, и она блаженно вздохнула. Как прав был Эдвард, когда утверждал, что разделенная страсть полнее! И насколько сильнее было бы наслаждение, если бы она любила человека, что лежит сейчас на ее груди, тяжело дыша!
Ронуин рассеянно гладила темную голову, гадая, скоро ли она навеки покинет Синнебар и вернется к Эдварду. Она покажет мужу, что все ее страхи развеялись и она способна отдаваться ему самозабвенно и по собственной воле. Объяснит, что они оба в вечном долгу у халифа Рашида… Но нет, пожалуй, не стоит об этом слишком распространяться.
Ей не терпелось узнать, как продвигается подготовка к побегу, но Баба Гарун молчал. Прошло несколько недель, прежде чем евнух снова позвал ее в свои покои. Ронуин поспешила к нему, не зная, хочет он убить ее или подарить свободу. Но на ее прекрасном лице не было и следа страха.
– Ты посылал за мной? – спросила она с учтивым поклоном.
– Пора настала, – объявил он без предисловий.
Ронуин вопросительно приподняла бровь.
– Сегодня, – тихо добавил евнух. – Твоим служанкам подольют в чай сонного зелья, чтобы лучше спали. Я сам приду за тобой. Кости положат в рваную и грязную абу, которая была на тебе в этот вечер, а вокруг разбросаем волосы.
Этого достаточно, чтобы убедить всех в твоей гибели.
– Но как ты спустишься? – не удержалась Ронуин.
Евнух загадочно улыбнулся:
– Тебе отсюда не видно, но чуть ниже твоего сада есть маленькая дверь. Таких во дворце немало. Они ведут в потайные ходы, через которые можно уйти в случае нападения врага. Не многие знают об их существовании, даже халиф обо всем забыл, но я помню. Я разложу внизу кости и лохмотья, прежде чем вывести тебя на волю. Все, больше никаких вопросов. Если Найлек начнет приставать к тебе, скажи, будто мы решили, что тебе настало время родить. Халиф желает этого, как и госпожа Алия. Передай позже я сам поговорю с ней.
– А если халиф пожелает навестить меня сегодня? – спросила Ронуин.
– Не захочет, – уверенно заявил Баба Гарун.
– Откуда тебе знать? – удивилась она.
Главный евнух усмехнулся:
– Он жаждет отведать прелестей рыжеволосой девственницы из Баскии, которую я купил на невольничьем рынке как раз ради такого случая. Халиф питает особенную слабость к невинным девушкам. Посвящение в искусство любви займет у него всю ночь. Но ты, разумеется, знаешь о глубине его сладострастия, Hyp.
– Верно, – вздохнула Ронуин. И этот человек признавался ей в любви! Первая попавшаяся девственница способна увлечь его!
– Теперь иди, – приказал Баба Гарун. – Я явлюсь за тобой, когда настанет час.
– А мой брат?
– Вместе со своими непотребными спутниками он будет ждать тебя. Кажется, их именуют От и Дьюи, если я правильно запомнил.
– Никакие они не непотребные, – возразила Ронуин. – Это добрейшие люди на земле, Баба Гарун. Они меня воспитывали.
– Примерно это они и объяснили мне на своем омерзительном арабском, – сухо заметил Баба Гарун. – Они любят тебя едва ли не больше, чем я люблю свою госпожу. Это более всего убедило меня, что я правильно сделал, решив помочь тебе сбежать из Синнебара.
Ронуин поймала его большие коричневые руки и поцеловала.
– Спасибо! Спасибо, Баба Гарун!
Пораженный ее искренней благодарностью, он поспешно отстранился.
– Ты знаешь, почему я это сделал, и все же я предал своего господина. Стыд и угрызения совести будут преследовать меня до конца дней. Рашид аль-Ахмет страстно любит тебя, и твоя смерть опечалит его. Не знаю, сумею ли возместить халифу столь огромную потерю, но постараюсь.
– Значит, ты винишь меня за желание покинуть Синнебар? – вскинулась Ронуии.
– Ты все равно ничего с собой не поделаешь, Hyp, ибо в сердце хранишь любовь к первому мужу. Никаким чувствам моего хозяина не преодолеть ее, поэтому тебя ждет свобода.
Итак, все было сказано. Все ясно. Снова поклонившись евнуху, Ронуин вышла из комнаты. Сердце ее сжималось от необъяснимой тоски, но к тоске примешивалось волнение.
Скоро. Скоро! Ничто ее не остановит теперь, когда свобода так близка!