Человек взглянул на него, но не ответил.
— Как пожелаете. Поскольку я не выношу хамства, то я дам вам имя на свой выбор. Я буду звать вас Немо. Это, как вы знаете, переводится с латыни как «никто ».
Это тоже не произвело никакого эффекта.
— Я не желаю тратить столько же времени на этот визит, сколько я потратил на предыдущий, мистер Немо. Так что давайте будем краткими. Вы готовы рассказать мне, кто вас нанял?
Тишина.
— Готовы ли вы сообщить мне, для чего вы были наняты, или назначение той странной ловушки?
Тишина.
— Если Вы не желаете сообщать имена, готовы ли вы, по крайней мере, рассказать мне, какова была цель всего этого?
Тишина.
Пендергаст посмотрел на свои золотые часы скучающим взглядом.
— Сейчас я являюсь ключом к тому, предадут ли вас федеральному суду или суду штата. Разговаривая или не разговаривая со мной, вы тем самым выбираете между островом Райкерс[71] и Тюрьмой режима максимальной строгости во Флоренсе, Колорадо. Райкерс — это ад на земле. Тюрьма Флоренса — это ад, который даже Данте не смог бы вообразить, — он посмотрел на мужчину особенно пристальным взглядом. — Мебель в каждой камере сделана из цельно-наливного бетона. Душ находится на таймере. Он включается три раза в неделю в пять часов утра ровно на три минуты. Из окна вы увидите только цемент и небо. У вас будет один час «упражнений» в день в бетонном колодце. В тюрьме Флоренса 1400 дистанционно управляемых стальных дверей, каждая из которых окружена датчиками движения и двенадцатифутовым[72] забором из нескольких колец колючей проволоки. Там само ваше существование исчезнет со скрижалей истории. Если вы не заговорите прямо сейчас, то действительно станете «никем ».
Пендергаст замолчал. Мужчина поерзал на стуле. Д'Агоста, наблюдавший через одностороннее стекло, теперь окончательно убедился, что парень был сумасшедшим. Ни один здравомыслящий человек не мог бы устоять против подобной линии допроса.
— В тюрьме Флоренса нет лилий, — тихо сказал Пендергаст.
Д'Агоста обменялся озадаченными взглядами со Спандау.
— Лилии, — медленно произнес мужчина, словно пробуя слово на вкус.
— Да. Лилии. Такой прекрасный цветок, вам так не кажется? С таким тонким, изысканным ароматом.
Мужчина наклонился вперед. Пендергаст, наконец-то, завладел его вниманием.
— Но затем, аромат исчезает, не так ли?
Мужчина, казалось, напрягся. Он медленно покачал головой из стороны в сторону.
— Нет. Я ошибаюсь. Лилии все еще там, как вы и сказали. Но с ними что-то не так. Они увядают.
— Они воняют, — пробормотал мужчина.
— Да, — согласился Пендергаст, его голос представлял собой странную смесь сочувствия и насмешки. — Ничто не пахнет хуже, чем гниющий цветок. Что за зловоние они издают!
На этих словах Пендергаст внезапно повысил голос.
— Достаньте их из моего носа! — закричал заключенный.
— Я не могу этого сделать, — ответил Пендергаст, и его голос резко упал до шепота. — У вас не будет лилий в камере тюрьмы Флоренса. Но вонь останется. И она будет возрастать, по мере того как гниение усилится. Пока вы…
С внезапным животным криком мужчина вскочил со стула и бросился через стол на Пендергаста, выставив вперед скованные руки, как когти. Его глаза были широко раскрыты и светились убийственной яростью, хлопья пены и брызги слюны летели из его рта, пока он визжал. C молниеносным уклоном, как тореадор, Пендергаст поднялся со своего стула и избежал нападения. Двое охранников вышли вперед с шокерами и ударили мужчину током. Потребовалось три выстрела, чтобы усмирить его. В конце концов, он раскинулся поперек стола, подергиваясь, крошечные струйки дыма поднимались к микрофону и потолочным светильникам. Пендергаст, стоя в стороне, окинул мужчину оценивающим взглядом, потом развернулся и вышел из помещения.
Спустя мгновение Пендергаст вошел в комнату наблюдения с выражением раздражения на лице, стряхивая пух с плеча своего костюма.
— Ну что же, Винсент, — начал он, — я не вижу особого резона оставаться здесь и дальше. Какой в этом смысл? Я боюсь, что наш друг, как это говорится, хм, сорвался с подшипников?
— Съехал с катушек.
— Спасибо за подсказку, — он повернулся к Спандау. — В очередной раз, мистер Спандау, я благодарю вас за неоценимую помощь. Пожалуйста, дайте мне знать, если его бредни прояснятся.
Спандау пожал протянутую руку.
— Непременно, так и сделаю.
***
Покинув тюрьму в компании д’Агосты, Пендергаст достал свой сотовый телефон начал набирать номер.
— Я беспокоился, что нам снова придется взять ночной рейс, чтобы вернуться в Нью-Йорк, — сказал он. — Но наш друг оказался настолько необщительным, что мы можем успеть на более ранний самолет. Я сейчас это проверю, если вы не возражаете. Сейчас от этого человека мы больше ничего не добьемся. И, смею полагать, что никогда не добьемся.
Д'Агоста сделал глубокий вдох.
— Объясните мне, какого черта там сейчас произошло?
— Что вы имеете в виду?
— Все эти сумасшедшие вопросы. Про цветы, лилии. Как вы узнали, что он отреагирует на них?
Пендергаст опустил телефон, отменив вызов.
— Это было обоснованное предположение.
— Да, но откуда?
Пендергаст ответил лишь после небольшой паузы. Когда он заговорил, его голос прозвучал совсем тихо:
— Потому что, мой дорогой Винсент, наш пленник — не единственный, кто в последнее время начал чувствовать запах цветов.
Пендергаст проскользнул в музыкальную комнату особняка на Риверсайд-Драйв так неожиданно, что Констанс, вздрогнув, оборвала игру на клавесине. Остановившись, она пронаблюдала за тем, как он прошел к буфету, возложил на него большую пачку бумаг, достал выпуклый бокал, налил себе приличную порцию абсента, на специальную ложку-шумовку положил кубик сахара, растворил его ледяной водой из графина, а после забрал бумаги и направился к одному из кожаных кресел.
— Не стоило переставать играть из-за меня, — сказал он.
Констанс, опешив от его отрывистого тона, продолжила играть сонату Скарлатти. Пусть сейчас она видела Пендергаста лишь краем глаза, она все равно ощутила, что с ним творится что-то неладное. Он сделал поспешный глоток абсента и с грохотом поставил стакан на стол, после чего поднял его снова и еще раз нервно отхлебнул. Одна его нога неравномерно постукивала по поверхности персидского ковра, не попадая в ритм музыки. Пендергаст пролистал бумаги — судя по всему, это был набор старинных научных трактатов, медицинских журналов и газетных вырезок — прежде чем отложить их в сторону. Когда последовал третий глоток напитка, Констанс снова перестала играть. Это было дьявольски сложное произведение, требовавшее абсолютной концентрации, и она не могла продолжать игру в таких условиях. Констанс требовательно повернулась к Пендергасту лицом.
— Я полагаю, что поездка в Индио обернулась разочарованием, — заметила она.
Пендергаст, просматривая одну из оформленных голографий, кивнул, даже не взглянув на Констанс.
— Тот мужчина так ничего и не сказал?
— О, нет, напротив, он был очень многословен.
Констанс нервно разгладила свою юбку спереди.
— И?
— Это все бред.
— Что он сказал?
— Как я уже сказал, бред.
Констанс сложила руки.
— Я хотела бы знать точно, что именно он сказал.
Пендергаст повернулся к ней, его светлые глаза сузились.
— Ты сегодня слишком настойчива.
Констанс продолжала ждать.
— Мужчина говорил о цветах.
— Не о лилиях ли, случайно?
Он ответил с сомнением в голосе:
— Да. Как я уже неоднократно говорил, это был бессмысленный бред.
Констанс промолчала. И она, и Пендергаст хранили тишину еще несколько минут. Агент в задумчивости осушил свой стакан, встал и вернулся к буфету, собираясь налить себе следующую порцию.
— Алоизий, — настойчиво обратилась к нему Констанс, — тот человек мог сказать глупость, но это явно был не бессмысленный бред.
Игнорируя ее, Пендергаст начал подготовку второй порции напитка.
— Мне надо поговорить с тобой, — кивнула Констанс, — по одному очень деликатному делу.
— Хорошо, прошу, говори. Я слушаю, — отозвался Пендергаст, наливая абсент в нижнюю часть бокала и размещая сверху его шумовку. — Где этот чертов сахар? — буркнул он себе под нос.
— Я изучаю историю твоей семьи. Вчера во время нашей встречи в оружейной комнате было произнесено имя доктора Эванса Паджетта. Ты знаком с этим именем?
Пендергаст положил кубик сахара на ложку и начал растворять его ледяной водой.
— Я не люблю драматического нагнетания обстановки, Констанс. Выкладывай начистоту.
— Жена доктора Паджетта была отравлена эликсиром вашего прапрапрадеда. Человек в тюрьме в Индио страдает от тех же симптомов, что и жена Паджетта. От этих же симптомов страдали все, кто принимал эликсир Иезекииля.
Пендергаст схватил стакан абсента и сделал большой глоток.
— Мужчина, который, очевидно, убил лаборанта остеологии в музее и напал на тебя, украл длинную трубчатую кость жены Паджетта. Почему? Возможно, потому, что он работал на кого-то, кто пытается воссоздать эликсир. Очевидно, что в кости должно было сохраниться остаточное количество этого вещества.
— Какая чушь, — Пендергаст буквально выплюнул это слово. Констанс проигнорировала его резкий тон.
— А я вот в этом не сомневаюсь. Мои исследования эликсира были тщательными. Все жертвы поначалу говорили о запахе лилий — это было частью презентации эликсира. Когда они впервые принимали его, запах был мимолетным, сопровождаемым чувством благополучия и живости ума. Со временем аромат начинал сопровождать их постоянно. Насыщеннее. С дополнительными дозами эликсира запах лилий изменялся, как будто они загнивали. Жертва становилась раздражительной, беспокойной, не могла заснуть. Чувство благополучия сменялось тревогой и маниакальным поведением, перемежаясь с периодами внезапной вялости. На данном этапе дополнительные дозы эликсира становились бесполезны. Фактически они только способствовали усилению страданий жертвы. Дикий гнев возрастал, становясь всепоглощающим, сменяясь периодами крайней апатии. И тогда появлялась боль: сильнейшие мигрени и боли в суставах, пока не становилось почти невозможно передвигаться без мучительных страданий, — Констанс заколебалась. — В конце концов, смерть становилась для них избавлением.
Пока она говорила, Пендергаст успел отставить стакан и подняться. Он принялся нервно расхаживать по комнате.
— Я хорошо осведомлен о противоправных действиях моего предка.
— Есть еще одна вещь: эликсир вводился в организм в виде пара. Ты не смог бы найти его в таблетках или каплях. Его необходимо было вдохнуть.
Шаги участились.
— Ты, разумеется, понимаешь, к чему я веду, — тихо заметила Констанс.
Пендергаст отмахнулся от ее слов пренебрежительным жестом.
— Алоизий, ради Бога, ты же был отравлен эликсиром! И не просто отравлен, а отравлен очень концентрированной дозой!
— Ты пронзительно кричишь, Констанс…
— Ты уже начал чувствовать запах лилий?
— Это достаточно распространенный цветок.
— Вчера после нашего совещания я попросила доктора Грин провести расследование. Она обнаружила, что кто-то — без сомнения, использовавший фальшивое имя — занимался исследованиями эликсира Иезекииля в Публичной Библиотеке Нью-Йорка и нью-йоркском Историческом Обществе.
Пендергаст остановился. Он снова сел в кресло и взял свой стакан. Откинувшись на спинку, он сделал быстрый глоток, прежде чем поставить стакан на стол.
— Прости мою прямоту, Алоизий, но кто-то мстит тебе за грехи твоих предков, — Пендергаст, казалось, не услышал ее. Он опрокинул в себя последнюю порцию абсента и собрался налить новую. — Тебе нужна немедленная медицинская помощь, иначе ты закончишь, как тот мужчина в Калифорнии…
— Не нужна мне никакая помощь! — воскликнул Пендергаст с неожиданной яростью. — Я сам могу себе помочь! Я буду тебе благодарен, если ты не станешь более мешать моему расследованию.
Констанс поднялась со скамьи и сделала шаг к нему.
— Дорогой Алоизий, не так давно в этой самой комнате ты назвал меня своим оракулом. Позволь мне сыграть эту роль снова. Ты болен. Я вижу это. Мы можем помочь тебе — все мы. Самообман станет для тебя фатальным.
— Самообман? — Пендергаст рассмеялся звонко и резко. — О каком самообмане ты говоришь? Я осознаю свое состояние. Неужели ты думаешь, что я не старался в меру своих сил найти способ исправить ситуацию? — он схватил стопку бумаг и швырнул ее в угол комнаты. — Если мой предок Иезекииль, чья собственная жена умирала от воздействия эликсира, не смог найти лекарство... как я смогу? И тем труднее мне воспринимать твое вмешательство в это дело. Это правда, я называл тебя своим оракулом. Но теперь ты становишься моим альбатросом[73]. Ты — женщина, склонная к idée fixe[74], ты нагляднейшим образом это продемонстрировала во время погони за своим покойным любовником к вулкану Стромболи!
Констанс резко переменилась. Тело ее напряглось, а пальцы крепко сжались — всего один раз. В ее фиалковых глазах вспыхнули искры, а воздух вокруг нее словно потемнел. Эта перемена была столь разительной, и в ней таилось столько скрытой злобы, что Пендергаст, поднимая стакан для следующего глотка, вздрогнул и непроизвольно выставил руку вперед для защиты, чуть выплеснув абсент себе на ладонь.
— Если бы это сказал мне любой другой человек, — сказала она угрожающе тихим голосом, — он бы не пережил эту ночь.
Затем Констанс Грин развернулась на каблуках и молча покинула комнату.
— Кое-кто хочет вас видеть, лейтенант.
Сидя за своим столом, Питер Англер оторвался от стопки распечаток и вопросительно приподнял бровь, глядя на своего помощника сержанта Слейда, стоявшего в дверях.
— Кто там?
— Блудный сын, — ответил Слейд с усмешкой и отступил в сторону. Мгновение спустя худая, аскетичная фигура специального агента Пендергаста появилась в дверном проеме.
Англер сделал над собой усилие, скрывая удивление. Он кивком указал Пендергасту на стул. Англер заметил, что взгляд его посетителя переменился с момента их последней встречи. Он не был уверен, в чем именно состояла эта перемена, но у него возникла мысль сделать снимок глаз специального агента Пендергаста, потому что в этот раз они казались ему намного ярче, чем прежде — особенно на фоне бледности его лица.
Англер откинулся на спинку стула, отодвинувшись от распечаток, и уставился на Пендергаста. Он считал, что сделал достаточно, пытаясь добиться внимания этого человека. Пусть теперь агент делает то же самое. Англер решил, что во что бы то ни стало не заговорит первым.
— Я хотел бы поздравить вас, лейтенант, с вашим вдохновляющим открытием, — начал Пендергаст. — Мне бы никогда не пришло в голову искать анаграмму имени моего сына среди списков пассажиров, пребывших из Бразилии. А ведь это так похоже на Альбана — устроить из своей поездки такую игру.
«Конечно, тебе не пришло бы это в голову », — про себя согласился с ним Англер. Он знал: все дело в том, что разум Пендергаста устроен не так, как у него. Сложа руки, он размышлял над тем, что Альбан Пендергаст, возможно, обладал более выдающимися умственными данными, чем его отец.
— Мне интересно, — продолжил Пендергаст. — Когда именно Альбан прилетел в Нью-Йорк?
— Четвертого июня, — ответил Англер. — На рейсе компании «Эйр-Бразилия» из Рио.
— Четвертого июня, — тихо повторил агент, — за неделю до того, как его убили, — он снова взглянул на Англера. — Естественно, после того, как вы нашли анаграмму, вы вернулись и проверили более ранние списки?
— Естественно.
— И вы что-нибудь нашли?
На мгновение Англер захотел уклониться от ответа и дать Пендергасту попробовать на вкус его собственную пилюлю. Но он был не таким копом.
— Еще нет. Расследование продолжается. Существует огромное количество списков, которые необходимо проверить, и не все из них — особенно у зарубежных авиакомпаний — упорядочены, как нам бы хотелось.
— Понимаю, — Пендергаст, казалось, что-то обдумывает. — Лейтенант, я хотел бы извиниться за то… гм… что не оказал вам должного содействия во время прошлых наших встреч. В то время я чувствовал, что добьюсь большего прогресса в деле об убийстве моего сына, если проведу расследование сам.
«Другими словами, ты принял меня за неуклюжего идиота и посчитал, что справишься намного лучше меня », — догадался Англер.
— В этом я ошибся. Поэтому в попытке загладить свою вину я хотел бы предоставить вам любую полезную информацию, которой обладаю.
Англер едва заметно пошевелил рукой, повернув ее ладонью вверх, словно прося агента продолжать. В дальнем углу офиса по-прежнему стоял сержант Слейд — совершенно бесшумно, по своему обыкновению — слушая весь разговор.
Пендергаст коротко и емко рассказал Англеру историю бирюзовой шахты, ловушки и ее связи с убийством лаборанта в Музее Естественной Истории. Англер слушал с возрастающим удивлением, раздражением и даже гневом: его не покидала мысль, что все это время Пендергаст утаивал эти подробности. И все же полученная информация могла оказаться очень полезной. Она была способна указать свежие направления для расследования… если, конечно, этой информации можно было доверять. Англер безучастно слушал, стараясь не выказать никакой реакции.
Пендергаст закончил свой рассказ и замолчал, глядя на лейтенанта, словно бы в ожидании отклика. Англер ничего ему не сказал. Выдержав достаточно долгую паузу, Пендергаст поднялся.
— Так или иначе, лейтенант, это состояние дела — или дел — на сегодняшний день. Я предлагаю вам эту информацию в знак сотрудничества. Если я смогу помочь вам любым другим способом, я надеюсь, вы дадите мне знать.
Теперь, наконец, Англер поерзал в кресле.
— Спасибо, агент Пендергаст. Мы будем иметь это в виду.
Пендергаст вежливо кивнул и вышел из кабинета.
Еще некоторое время лейтенант продолжал неподвижно сидеть в своем кресле, отстранившись от стола. Затем он повернулся к Слейду и жестом велел ему подойти. Сержант предусмотрительно прикрыл дверь и занял кресло, которое недавно освободил Пендергаст.
С секунду Англер молча глядел на помощника. Это был низкорослый темноволосый и мрачный человек, который на поверку оказывался исключительным знатоком человеческой природы. Он также слыл самым циничным человеком, которого Англер когда-либо знал. Все это в совокупности делало из него феноменального советчика.
— И что ты обо всем этом думаешь? — спросил он.
— Я не могу поверить, что этот сукин сын так нас провел.
— Я не о том. Что это сейчас было? Зачем после того, как он изо всех сил старался не выдать мне лишней крохи информации, приходить сюда по своей воле и раскрывать все свои секреты?
— Два варианта, — кивнул Слейд. — Вариант «а»: он чего-то хочет.
— И «б»?
— Он не сделал этого.
— Не сделал чего?
— Не раскрыл все свои секреты.
Англер хмыкнул.
— Сержант, мне нравится ход твоих мыслей, — он помолчал. — Это все выглядит слишком своевременно. Столь резкая смена взглядов, открытое и почти дружественное предложение о сотрудничестве… вся эта история о бирюзовой шахте, ловушке и таинственном противнике…
— Не пойми меня неправильно, — прервал Слейд, отправляя кусок лакричной ириски в рот. У него всегда были полные карманы этих конфет. Он бросил скомканную обертку в мусорное ведро точным попаданием, — но я считаю, что вся эта история звучит как-то… смехотворно. За ней кроется нечто большее, чем он рассказал.
Англер опустил глаза в пол и впал в задумчивость. Затем он поднял взгляд.
— Так чего же он хочет?
— Он рыбачит. Хочет узнать, что мы выяснили о передвижениях его сына.
— Значит, он всё же не всё знает о передвижениях своего сына.
— Или, может быть, знает. И, делая вид, что проявляет интерес, он хочет увести нас по ложному следу.
Слейд криво улыбнулся, продолжая жевать.
Англер подался вперед, придвинул лист бумаги к себе и сделал несколько стенографических записей. Он любил стенографию не только потому, что она была быстрой, но и потому что она вышла из практики. Это помогало обезопасить его записи не хуже любой шифровки. Затем он снова отодвинул от себя лист.
— Я отправлю команду в Калифорнию, чтобы проверить этот рудник и допросить мужчину в тюрьме Индио. А еще позвоню д’Агосте и запрошу все материалы его расследования в музее. В то же время я хочу, чтобы ты тихо-тихо раскопал все, что сможешь найти на Пендергаста. Прошлое, его послужной список арестов и обвинительных приговоров, похвалы, порицания — в общем, все. У тебя же есть приятели в ФБР. Пригласи их выпить. Не игнорируй слухи. Я хочу узнать этого человека вдоль и поперек.
По лицу Слейда медленно расползлась улыбка. Подобную работу он любил. Без лишних слов он поднялся и выскользнул за дверь.
Откинувшись на спинку стула и снова заложив руки за голову, Англер продолжил сидеть, глядя в потолок. Он воскресил в памяти всю историю знакомства с Пендергастом. Первая встреча в этом самом кабинете, где Пендергаст без зазрения совести демонстрировал полное нежелание сотрудничать. Затем вскрытие. После — столкновение в хранилище улик, где Пендергаст повел себя неожиданно дружественно, но, казалось, продемонстрировал полное равнодушие к делу о поимке убийцы его сына. И вот теперь — это, снова в этом кабинете. Только теперь Пендергаст вдруг резко начал строить из себя душу компании и мистера-прямолинейность.
Столь внезапная перемена ударила Англера, как пощечина, сделав для его разума невольную отсылку к множеству греческих мифов, объединенных одной и той же темой: предательство. Атрей и Фиест. Агамемнон и Клитемнестра…
Сейчас, глядя в потолок, лейтенант осознал, что за все время его знакомства с агентом — то бишь, за последние несколько недель — он проникся к нему вполне определенной эмоцией, если не считать возрастающего раздражения и смятения.
Это было мрачное… темное подозрение.
В тускло освещенной комнате на верхнем этаже консульства США в Рио-де-Жанейро специальный агент Пендергаст без устали мерил шагами комнату. Меблировка в этом маленьком помещении была поистине спартанской: всего один письменный стол, несколько стульев и фотографии президента, вице-президента и госсекретаря, висевшие в ряд на одной из стен. За окном хрипел и содрогался вентилятор кондиционера. Срочный перелет из Нью-Йорка потребовал затрат большого количества сил, и утомленный агент ФБР то и дело останавливался, чтобы опереться на спинку стула, сделать несколько глубоких вдохов и перевести дух. Придя в себя, он возобновлял свое лихорадочное хождение по комнате, изредка выглядывая из единственного окна, из которого открывался вид на склоны холма, где теснились бесчисленные ветхие здания с идентичными бежевыми крышами. Стены этих хибар при этом опаляли глаза буйством несочетаемых цветов, сияющих в свете утреннего солнца. Вдали раскинулись сверкающие воды залива Гуанабара, а за ним гордо смотрела вверх вершина горы Шугалоф.
Вскоре дверь открылась, и в комнату вошли два человека. Первый был одет в неброский деловой костюм — агент ЦРУ из сектора «Y». Второй — невысокий грузный мужчина, одетый в военную униформу, пестрящую разнообразными нашивками, знаками отличия и медалями.
Агент ЦРУ держался так, словно бы до этого никогда не встречался с Пендергастом. Он подошел к нему и протянул руку, глядя на него, как на незнакомца.
— Доброго дня. Чарльз Смит, помощник генерального консула. А это — полковник Азведо из ABIN, Бразильского Агентства Разведки[75].
Пендергаст пожал руки обоим, после чего все трое заняли места на свободных стульях. Удостоверение агента ФБР никто не запросил — по-видимому, в этом не было никакой необходимости. Пендергаст заметил, что Смит и в окружающей обстановке держится так, будто попал сюда впервые. Впрочем, быть может, так оно и было. Пендергаст задался вопросом, как давно агент ЦРУ получил это задание под прикрытием.
— Немного ознакомившись с вашей ситуацией, — начал Смит, — я попросил полковника Азеведо присутствовать на этой встрече, и он любезно согласился.
Пендергаст кивнул в знак благодарности.
— Я прибыл сюда, — начал он, — в рамках операции «Лесной пожар».
— Разумеется, — кивнул Смит. — Возможно, вы предпочли бы сами ввести полковника Азведо в курс дела.
Пендергаст повернулся к полковнику.
— Целью операции «Лесной Пожар» было отслеживание любых признаков активности человека, представлявшего особый интерес для Лэнгли, с использованием как американских, так и зарубежных активов. Этот человек исчез в бразильских джунглях восемнадцать месяцев назад. Я инициировал операцию «Лесной Пожар», потому что данная персона представляет интерес и для меня лично.
Азведо кивнул.
— Две недели назад труп этого человека подбросили на порог моего дома в Нью-Йорке. Таким образом преступники хотели оставить мне некое сообщение. Я прибыл сюда, чтобы выяснить, кто оставил это сообщение, зачем и в чем оно заключалось.
Азеведо выглядел удивленным. Смит — нет.
— Этот человек прилетел из Рио в Нью-Йорк четвертого июня, использовав поддельный паспорт, выданный в Бразилии, — продолжил Пендергаст. — Он взял имя Тапаньес Ландберг. Вам знакомо это имя, полковник?
Мужчина отрицательно покачал головой.
— Мне необходимо отследить его передвижения на территории Бразилии за последние полтора года, — Пендергаст провел по лбу тыльной стороной ладони. — На поиски этого человека уже было потрачено огромное множество человеко-часов, но даже при учете этого операция «Лесной Пожар» не возымела успеха. Я до сих пор задаюсь вопросом, как такое возможно. Как мог этот человек скрываться от преследования здесь, в Бразилии на протяжении восемнадцати месяцев? Если, конечно, предполагать, что все это время он находился непосредственно здесь…
Полковник Азеведо, наконец, заговорил.
— Если задуматься, возможность скрыться у него была, — голос этого человека оказался неожиданно мягким, что резко контрастировало с его грузным обликом. Говорил он на прекрасном английском, акцент почти не слышался. — Если предположить, что этот человек все это время находился в Бразилии, то было только два места, где он мог скрываться: джунгли… или фавелы[76].
— Фавелы, — повторил Пендергаст.
— Да, сеньор Пендергаст. Вы слышали о них? Они считаются одной из самых больших социальных проблем нашей страны. Можно даже сказать, социальных бедствий. Это укрепленные трущобы под управлением наркоторговцев, отрезанные стенами от остальной части города. Вода и электричество в фавелы поступают незаконно из общих сетей. На территории этих трущоб имеет силу только закон, прописанный непосредственно там. Они чтут свою собственную железную дисциплину, защищают свои границы, убивают членов конкурирующих банд, притесняют своих обитателей. Можно сравнить фавелы с продажными мелкими удельными княжествами, своеобразными государствами внутри государства. В фавелах нет ни полиции, ни камер видеонаблюдения. Если человеку нужно затеряться, залечь на дно, проще всего ему это сделать именно там, и многие именно так и поступают. Еще несколько лет назад, существовало огромное количество фавел, разбросанных вокруг Рио. Но скоро грядут Олимпийские игры, и правительство решило разобраться с этой проблемой перед столь важным мероприятием. BOPE[77] и UPP[78] начали проводить последовательные зачистки фавел и восстанавливать в них мир. Операция будет продолжаться, пока останутся фавелы, требующие вмешательства, — Азеведо вдруг замешкался. — Зачистке подвергнутся все, кроме одной. Единственной, которую ни военные, ни UPP не тронут. Она называется «Cidade-dos-Anjos ». Город Ангелов.
— И почему к этой зоне у правительства особое отношение?
Полковник мрачно улыбнулся.
— Город Ангелов — это самая крупная, самая жестокая, и самая мощная из фавел. Наркобароны, которые управляют ею, не только самые безжалостные, но и самые бесстрашные люди на свете. Более того: в прошлом году, они захватили военную базу и скрылись с тысячами единиц оружия и боеприпасов. Унесли пятидесятикалиберный пулемет, гранаты, РПГ, минометы, гранатометы и даже ракеты класса «земля-воздух».
Пендергаст нахмурился.
— Причина особого отношения к этой зоне для меня звучит, как еще более веское основание для зачистки…
— Вы смотрите на ситуацию со стороны. Фавелы ведут войну только друг с другом, но не с населением в целом. Стоит нам вторгнуться в Город Ангелов, и начнется настоящая кровавая бойня, которая повлечет огромные потери среди военных и полицейских. Ни одна другая фавела не рискнет бросить вызов Городу Ангелов. Со временем остальные фавелы просто перестанут существовать, и многие это понимают. Так к чему нарушать естественный ход вещей? Лучше иметь врага, которого знаешь, чем врага, которого не знаешь.
Пендергаст вздохнул.
— Интересующий нас человек полтора года назад исчез в джунглях, — сказал он. — Но я сильно сомневаюсь, что он долго оставался там.
— В таком случае, мистер Пендергаст, — вмешался агент ЦРУ, — похоже, у нас есть один из возможных ответов на вопрос, как именно ваш мистер Тапаньес Ландберг сумел остаться невидимкой.
На лице Смита мелькнула тень слабой улыбки.