Руководствуясь этнографическим принципом формирования СССР и сочинив украинскую и белорусскую нации, им ничего не оставалось, как сочинить и великорусскую. Они игнорировали тот факт, что великорусы, белорусы, украинцы — это еще не нации и, во всяком случае, не культуры, они лишь обещают стать культурами в неопределенном будущем. Тем не менее с легким сердцем приносится им в жертву развитая, исторически сложившаяся русская культура. Картина ее гибели одна из самых драматических страниц нашей истории. Это победа полян, древлян, вятичей и радимичей над Русью».
Николай Ульянов, русский историк
«Украинский национализм в России был совсем иным, чем, скажем, чешский, польский или финский, не более чем просто причудой, кривляньем нескольких десятков мелкобуржуазных интеллигентиков, без каких-либо корней в экономике, политике или духовной сфере страны, без всякой исторической традиции, ибо Украина никогда не была ни нацией, ни государством, без всякой национальной культуры, если не считать реакционно-романтических произведений Шевченко… И такую смехотворную шутку нескольких университетских профессоров и студентов Ленин и его товарищи раздули искусственно в политический фактор».
Роза Люксембург,
Теоретик марксизма, философ,
экономист и революционер
Вообще, надо сказать, что российские революционеры и социалисты, большевики особенно, каких-либо иллюзий по поводу украинского движения не испытывали. Им было полностью понятно, что это движение малочисленное, что идеи об особом украинском пути не находят большой поддержки у народа, да и на малороссийском языке в самой Украине мало кто говорит. И кроме того, говоря прямо, украинское движение и в России, и в Галиции в дореволюционный период имело настолько дурную и маргинальную репутацию, что налаживать с ним какие-либо связи никто не хотел.
Так, например, в 1914 году Союз Освобождения Украины, который действовал под крылом австрийского и немецкого МИДов и военной разведки, предложил сотрудничество Владимиру Ленину. 28 декабря 1914 года один из вождей СОУ Маркиян Меленевский прислал Ленину письмо:
«Дорогой Владимир Ильич! Очень рад, что могу передать Вам свой лучший привет. В эти времена, когда подул такой всеобщий истинно русский ветер по московским губерниям — Ваше и Вашей группы выступления со старыми революционными лозунгами и Ваше верное понимание совершающихся событий заставило и меня, и моих товарищей поверить, что не все оподлено в России и что есть элементы и группы, с которыми и нам, украинским с.-д. и революционным укр. демократам, можно и следует связаться и при взаимной поддержке продолжать старое наше великое революционное дело. Союз Освобождения Украины, куда вошли как автономная и полноправная группа и мы, спілчане и другие украинские с.-д. элементы, является в настоящий момент истинно демократической организацией, преследующей своей целью захват власти на Украине и проведение тех реформ, за которые массы народные боролись все время у нас (конфискации в пользу народа помещичьих и других земель, полная демократизация политических и других учреждений, Учредительное Собрание для Украины). Союз наш действует и сейчас как ядро будущего украинского правительства, оттягивая к себе все живые силы и борясь с собственной украинской реакцией. Мы уверены, что наши стремления встретят с Вашей стороны полное сочувствие. И если так, то мы были бы очень рады вступить с большевиками в более тесные сношения. Мы были бы тоже чрезвычайно рады, если б и русские революционные силы, во главе с Вашей группой поставили перед собой аналогичные задачи вплоть до стремления и подготовки захвата власти в русской части России. Среди украинского населения чрезвычайный национально-революционный подъем, в особенности среди галицких украинцев и украинцев Америки. Это способствовало поступлению в наш Союз крупных пожертвований, это же помогло нам организовать прекрасно всякую технику и т. д. Если бы мы с Вами столковались для совместных действий, то мы охотно оказали б Вам всякую материальную и другую помощь. Если Вы захотите вступить немедленно в официальные переговоры, то телеграфируйте мне кратко… а я сообщу нашему комитету, чтобы он немедленно делегировал к Вам специальное лицо для этих переговоров… Как поживаете, как себя чувствуете? Буду очень благодарен, если будете высылать на мой Софийский адрес все Ваши издания. Лучший привет Надежде Константиновне. Жму крепко руку. Ваш Басок».
Реакция Ленина весьма интересна. По рассказам, он тут же написал ответ, точнее отповедь, что не собирается никогда и ни при каких обстоятельствах иметь дело с теми, кто стал наймитом империализма. То есть, конечно, немецкая разведка работала со всеми русскими революционными движениями. И с большевиками тоже. И все в большей или меньшей степени получали финансирование от немцев. И все так или иначе об этом знали. Как сегодня, скажем, всем понятно, из каких источников финансируется оппозиция и НКО в России и в какое посольство они ходят за консультациями. Но никто не делал этого так открыто, как украинские националисты. Кстати сказать, грузинские социал-демократы тоже отказали галичанам в дружбе и сотрудничестве, пояснив, что не могут принять «предложение такой организации, которая действует при материальной поддержке и покровительстве Гогенцоллернов и Габсбургов и их братьев». Так что иллюзий по поводу того, что такое украинская идея, кто ее спонсор, кто автор, кто ее носители и каков их уровень, у Ленина и Троцкого, у Сталина и Кагановича не было.
Однако большевики после установления Советской власти на Украине были вынуждены действовать в уже сложившихся обстоятельствах. Доигрывать, так сказать, шахматную партию, которую начали не они. Еще раз кратко повторю хронологию событий. Либерально-буржуазное Временное правительство Керенского оказалось настолько нелепым и невнятным, что сумело только развалить остатки государственности. И вот как раз Временное правительство довело ситуацию в Малороссии до того, что там возникла Украина. В октябре 1917 года власть в России большевики получили без труда, практически подняли с пола. Но им нужна была Россия вся, полноценная, если без Польши и Финляндии, то как минимум с исконно русскими землями. И отдавать «Украину» — то есть девять губерний Южной Руси — каким-то политическим проходимцам большевики не собирались. Лидеры Белого движения или украинского для сохранения власти готовы были или сделать часть России чьим-то вассалом, или отдать половину страны в качестве оплаты за военную помощь. В том-то и отличие большевиков и от Ленина, и от белых, и от украинцев. Ленин не собирался строить Россию, подконтрольную кому-либо. Немцам, Антанте, американцам. Он создавал новую, независимую Россию. Советскую. В границах прежней империи.
И когда возникла «Украина», тем более когда ее поддержали немцы и австрийцы, когда они признали ее отдельным субъектом, поле для маневра у большевиков сузилось невероятно. Признать Украину — отдать ее немцам. Не признать — противоречить самому себе, это ведь Ленин выдвинул тезис о праве народов на самоопределение вплоть до полного отделения. Да и кроме того, не признать Украину — значит вести себя как царское правительство, которое сами же социалисты клеймили за то, что оно превратило Россию в «тюрьму народов».
И Ленин поступил очень хитро. То есть было решено, что самоопределение может быть, но пусть оно будет социалистическим. Так и появилось правительство Советской Украины в дополнение к правительству Грушевского. Тем более что социалистические идеи местное население разделяло куда больше, нежели идеи о национальном государстве. Но конечно, большевики не могли не видеть, что проблема малороссийского, а потом и украинского сепаратизма есть, что идеи, культивировавшиеся в Галиции, проникают в Россию. Это все происходило на их глазах.
То, что мы можем себе только представлять, то, что для нас далекая история, не всегда понятная, для них было текущей политической реальностью на протяжении примерно 20 предреволюционных лет. Они понимали, что украинская идеология уже родилась, что ее разделяют многие социалисты, их товарищи по партии, что люди шли воевать не только за Советскую власть и против Польши, но и за «Украину», которой фактически еще не было. И в том политическом контексте им показалось логичным после окончательного установления Советской власти на Украине австро-немецко-польский проект просто приспособить под свои нужды. При этом я совершенно не оправдываю большевиков, я просто пытаюсь объяснить политтехнологию, объяснить, зачем большевикам понадобилась Украина. Этим решалось сразу несколько задач.
Во-первых, устранялась проблема украинского сепаратизма, во всяком случае так казалось в те годы. Зачем отделяться, если Советская власть и дала вам родной язык, и признала вашу идентичность. Так ведь на месте всех губерний империи в итоге появились национальные республики. И тут еще стоит понять исторический контекст. Начиналась новая эпоха, страны и народы пытались освободиться от колониального владычества европейских государств. Рушились империи, и люди переставали ощущать себя просто подданными короны, а начинали понимать свою национальную идентичность. И вот на секунду представьте, на месте Российской империи возникает Советская Россия, где заявляется, что теперь все будет по справедливости. Земля нищим и голодным крестьянам, фабрики бесправным рабочим, всем возможность учиться и лечиться, а народам — возможность создать свое, полноценное национальное пространство в рамках общего государства. И не так, что кто-то колония, а кто-то метрополия. Нет. По справедливости. Все равны. Отдельный вопрос, как это все осуществлялось в итоге. Но это была декларация прежде невиданных политических воззрений.
Во-вторых, легитимизация Советской Украины позволяла решить проблему русского народа, который в империи играл роль стержневой нации. Опоры режима и государства. Официально это нигде не признавалось, не было прописано, но это было так. Прекрасно демонстрирует, чего же хотел Ленин, создавая Украину, его статья 1914 года «О национальной гордости великороссов»:
«Мы помним, как полвека тому назад великорусский демократ Чернышевский, отдавая свою жизнь делу революции, сказал: «Жалкая нация, нация рабов, сверху донизу — все рабы». Откровенные и прикровенные рабы-великороссы (рабы по отношению к царской монархии) не любят вспоминать об этих словах. А по-нашему, это были слова настоящей любви к родине, любви, тоскующей вследствие отсутствия революционности в массах великорусского населения. Тогда ее не было. Теперь ее мало, но она уже есть. Мы полны чувства национальной гордости, ибо великорусская нация тоже создала революционный класс, тоже доказала, что она способна дать человечеству великие образцы борьбы за свободу и за социализм, а не только великие погромы, ряды виселиц, застенки, великие голодовки и великое раболепство перед попами, царями, помещиками и капиталистами.
…для революции пролетариата необходимо длительное воспитание рабочих в духе полнейшего национального равенства и братства. Следовательно, с точки зрения интересов именно великорусского пролетариата, необходимо длительное воспитание масс в смысле самого решительного, последовательного, смелого, революционного отстаивания полного равноправия и права самоопределения всех угнетенных великороссами наций. Интерес (не по-холопски понятой) национальной гордости великороссов совпадает с социалистическим интересом великорусских (и всех иных) пролетариев. Нашим образцом останется Маркс, который, прожив десятилетия в Англии, стал наполовину англичанином и требовал свободы и национальной независимости Ирландии в интересах социалистического движения английских рабочих».
Владимир Ленин
То есть к русскому народу Владимир Ленин относился, скажем так, весьма своеобразно. Трудно определить все же, насколько глубоко и искренне он разделял мнение либералов о «свободном украинском» и «рабском русском» народах, но очевидно, что в едином русском народе он видел серьезную опасность для дела мировой революции. В украинском национализме тоже. Но все же принцип «разделяй и властвуй» никто не отменял, и, конечно, куда удобнее управлять отдельно русским и украинским народами, чем людьми с одной идентичностью. 2 декабря 1919 года свет увидела «Резолюция ЦК РКП (б) о Советской власти на Украине»:
«Поскольку на почве многовекового угнетения в среде отсталой части украинских масс наблюдаются националистические тенденции, члены РКП обязаны относиться к ним с величайшей терпимостью и осторожностью, противопоставляя им слово товарищеского разъяснения тождественности интересов трудящихся масс Украины и России».
В феврале 1920 года большевистский Всеукраинский Центральный исполнительный комитет постановил: «На всей территории Украинской ССР, во всех гражданских и военных учреждениях должен применяться украинский язык наравне с великорусским. Никакое преимущество великорусскому языку недопустимо. Все учреждения, как гражданские, так и военные, обязаны принимать заявления и другие дела как на великорусском, так и на украинском языках, и за отказ или уклонение в приеме виновные будут привлекаться по всей строгости военно-революционных законов».
А осенью 1920 года Совет народных комиссаров УССР обязал ввести украинский язык в школах и учреждениях. Причем было предусмотрено и обязательное изучение языка. Районные исполкомы в губернских городах были обязаны печатать не менее «одной украинской газеты». В губернских и уездных городах начали открывать вечерние школы для обучения советских служащих украинскому языку. При этом никакого национального сознания у большей части населения Украины еще не было. Меньшевик Александр Мартынов, примкнувший к большевикам, в своих воспоминаниях писал, что ему жаловался один украинский деятель:
«Наша беда в том, что у украинского селянства еще совершенно нет национального самосознания. Наши дядьки говорят: мы на фронте из одного котла ели кашу с москалями и нам незачем с ними ссориться. Чтобы создать свою Украину, нам необходимо призвать на помощь чужеземные войска. Когда иностранные штыки выроют глубокий ров между нами и Московией, тогда наше селянство постепенно привыкнет к мысли, что мы составляем особый народ».
Дмитрий Мануильский
Деятель как в воду глядел, прошло почти сто лет, и ров на границе России и Украины и правда стали рыть. Интересно и воспоминание петлюровского министра Никиты Шаповала о том, какие настроения были у людей.
«Разве все украинцы за Украину стояли? Нет, еще были миллионы несознательного народа по городам и селам, который ратовал за Россию, выдавал себя за русских, а украинство, вслед за московской пропагандой — за «немецкий вымысел».
При этом единого мнения, насколько же реально независимыми должны быть новые республики, у большевиков не было. В 1922 году на партийном съезде одни делегаты призывали создать единую и неделимую советскую республику, другие — предлагали республики в состав РСФСР на правах автономий. Но в целом было понимание, что переигрывать с национализмом нельзя.
В сентябре 1922 года член политбюро компартии Украины Дмитрий Мануильский написал, что советской власти стоит начать предпринимать шаги «в направлении ликвидации самостоятельных республик и замены их широкой реальной автономией, национальный этап революции прошел». Иосиф Сталин, который был секретарем ЦК РКП (б), тоже соглашался, что с «национальной стихией» надо заканчивать, и вроде бы независимые республики должны понять, что их независимость это определенная политическая игра. Не более. По мнению Сталина, в годы Гражданской войны, пока большевикам нужны были национальные движения, выросли настоящие, как их назвал Сталин, «социалнезависимцы», которые теперь готовы всерьез бороться с Москвой. Он писал Ленину:
«Мы переживаем такую полосу развития, когда форма, закон, конституция не могут быть игнорированы, когда молодое поколение коммунистов на окраинах игру в независимость отказывается понимать как игру, упорно принимая слова о независимости за чистую монету и также упорно требуя от нас проведения в жизнь буквы конституции независимых республик… Если мы теперь же не постараемся приспособить форму взаимоотношений между центром и окраинами к фактическим взаимоотношениям, в силу которых окраины во всем основном безусловно должны подчиняться центру, т. е. если мы теперь же не заменим формальную (фиктивную) независимость формальной же (и вместе с тем реальной) автономией, то через год будет несравненно труднее отстоять фактическое единство советских республик…
Либо действительная независимость и тогда — невмешательство центра… либо действительное объединение в одно хозяйственное целое с формальным распространением власти СНК, ЦИК и экономсоветы независимых республик, т. е. замена фиктивной независимости действительной внутренней автономией республик, в смысле языка, культуры, юстиции, внудел и прочее».
Иосиф Сталин
Сталин был как раз сторонником автономизации, то есть национальные республики становятся частью РСФСР на правах автономий. Ленин этот план не поддержал, и игра в независимую Украину и прочие независимые республики продолжилась. По сути, это был тот же польско-австрийский проект. С теми же мифологемами про два разных народа, про то, что диалект — это на самом деле язык, что у двух народов нет общей истории и что теперь им вместе предстоит служить одной великой идее. То есть подходы у большевиков были разные лишь в степени возможной автономии украинской или белорусской республики, но относительно того, что надо создавать нацию, что неизбежно русские или станут украинцами, или будут названы врагами, споров внутри партии не было.
В 1921 году, выступая на X съезде РКП (б), Иосиф Сталин заявил, отвечая на вопрос про искусственность белорусской идентичности:
«Здесь я имею записку о том, что мы, коммунисты, будто бы насаждаем белорусскую национальность искусственно. Это неверно, потому что существует белорусская национальность, у которой имеется свой язык, отличный от русского, ввиду чего поднять культуру белорусского народа можно лишь на родном его языке. Такие же речи раздавались лет пять тому назад об Украине, об украинской национальности. А недавно еще говорилось, что украинская республика и украинская национальность — выдумка немцев. Между тем ясно, что украинская национальность существует, и развитие ее культуры составляет обязанность коммунистов. Нельзя идти против истории. Ясно, что если в городах Украины до сих пор еще преобладают русские элементы, то с течением времени эти города будут неизбежно украинизированы. Лет сорок тому назад Рига представляла собой немецкий город, но так как города растут за счет деревень, а деревня является хранительницей национальности, то теперь Рига — чисто латышский город. Лет пятьдесят тому назад все города Венгрии имели немецкий характер, теперь они мадьяризированы. То же самое будет с Белоруссией, в городах которой все еще преобладают небелорусы».
Заявления у большевиков с делом расходились редко, и в апреле 1923-го было принято решение о «коренизации» — то есть, по сути, о насильственном переформатировании русской или малорусской идентичности в украинскую с помощью партаппарата и административных мер. И тогда же, в апреле, был объявлен курс на украинизацию.
Процесс этот был массовым, жестким и всеобъемлющим. Помимо школ украинизировались театры, газеты, вузы, госслужащие, не овладевшие украинским языком, увольнялись без права восстановления, те, кто выражал сомнения по поводу целесообразности таких действий, могли попасть под подозрение, как враги Советской власти. Большая часть населения была неграмотной, и это, конечно, облегчало задачу украинизаторам. Обучали чтению и письму сразу на украинском языке, а это уже половина идентичности. В тридцатые возникла целая историческая школа, ученые, изучавшие «историю Украины», где признавалось, что украинский народ существует сотни лет, а в 1654 году произошло «воссоединение России и Украины». То есть действовали большевики по уже отработанным схемам. Михаил Грушевский, узнав о том, что происходит на Советской Украине, вернулся туда из эмиграции и в письме одному знакомому писал: «Я тут, несмотря на все недостатки, чувствую себя в Украинской Республике, которую мы начали строить в 1917 году».
Владимир Затонский
В официальной украинской исторической науке принято считать, что малороссийский народ веками мечтал освободиться от великорусского гнета, только и ожидая, что в светлый день он заговорит наконец на украинском и заиграет на бандуре, воспевая песни про казачьи подвиги. В действительности все было не так. В открытых источниках по истории ВКП (б), в письмах партийных лидеров есть масса свидетельств о том, что малороссы не желали становиться украинцами. Они не понимали, зачем им учить странный, чужой язык, что за Украина возникла на месте их губернии. Нарком просвещения УССР Владимир Затонский вспоминал:
«Широкие украинские массы относились с… презрением к Украине. Почему это так было? Потому что тогда украинцы были с немцами, потому что тянулась Украина от Киева аж до империалистического Берлина. Не только рабочие, но и крестьяне, украинские крестьяне не терпели тогда «украинцев» (мы через делегацию Раковского в Киеве получали протоколы крестьянских собраний, протоколы в большинстве были с печатью сельского старосты, и все на них расписывались — вот видите, какая чудесная конспирация была). В этих протоколах крестьяне писали нам: мы все чувствуем себя русскими и ненавидим немцев и украинцев и просим РСФСР, чтобы она присоединила нас к себе »[66].
Ситуация с насильственной украинизацией в какой-то момент стала настолько опасной для властей, что Сталин был вынужден писать членам ЦК КП (б) У письмо с разъяснениями, что и как нужно делать и каких перегибов избежать. А из текста письма видно, что перегибы были очень серьезные, то есть на Украине рождался социалистический украинский национализм:
«Можно и нужно украинизировать, соблюдая при этом известный темп, наши партийный, государственный и иные аппараты, обслуживающие население. Но нельзя украинизировать сверху пролетариат. Нельзя заставить русские рабочие массы отказаться от русского языка и русской культуры и признать своей культурой и своим языком украинский. Это противоречит принципу свободного развития национальностей. Это была бы не национальная свобода, а своеобразная форма национального гнета. Несомненно, что состав украинского пролетариата будет меняться по мере промышленного развития Украины, по мере притока в промышленность из окрестных деревень украинских рабочих.
Тов. Шуйский не видит, что при слабости коренных коммунистических кадров на Украине это движение, возглавляемое сплошь и рядом некоммунистической интеллигенцией, может принять местами характер борьбы за отчужденность украинской культуры и украинской общественности от культуры и общественности общесоветской, характер борьбы против «Москвы» вообще, против русских вообще, против русской культуры и ее высшего достижения — против ленинизма. Я не буду доказывать, что такая опасность становится все более и более реальной на Украине. Я хотел бы только сказать, что от таких дефектов не свободны даже некоторые украинские коммунисты. Я имею в виду такой всем известный факт, как статью известного коммуниста Хвылевого в украинской печати. Требования Хвылевого о «немедленной дерусификации пролетариата» на Украине, его мнение о том, что «от русской литературы, от ее стиля украинская поэзия должна убегать как можно скорее», его заявление о том, что «идеи пролетариата нам известны и без московского искусства», его увлечение какой-то мессианской ролью украинской «молодой» интеллигенции, его сметная и немарксистская попытка оторвать культуру от политики, — все это и многое подобное в устах украинского коммуниста звучит теперь (не может не звучать) более чем странно. В то время, как западноевропейские пролетарии и их коммунистические партии полны симпатий к «Москве», к этой цитадели международного революционного движения и ленинизма, в то время, как западноевропейские пролетарии с восхищением смотрят на знамя, развевающееся в Москве, украинский коммунист Хвылевой не имеет сказать в пользу «Москвы» ничего другого, кроме как призвать украинских деятелей бежать от «Москвы» «как можно скорее». И это называется интернационализмом! Что сказать о других украинских интеллигентах некоммунистического лагеря, если коммунисты начинают говорить, и не только говорить, но и писать в нашей советской печати языком тов. Хвылевого?»
Впрочем, подобная идеология среди большевиков Украины возникла не случайно, а была результатом того, что Москва к проведению украинизации решила привлекать опытных украинофилов. В органы власти приглашены были на работу украинские социалисты, работавшие на Центральную Раду и на Директорию, да и другие деятели, всплывшие на поверхность политической жизни в 1917–1919 годах, уже не социалисты, а просто откровенные украинские сепаратисты, тоже были прощены большевиками и тоже нашли себе применение в новой реальности. А еще важнейшую роль в украинизации играли галичане, точнее галицкие украинцы, которые тысячами начали переезжать в УССР, потому что там создавалось ровно то национальное украинское государство, о котором они давно мечтали. Среди них были и офицеры галицкой армии, были и деятели культуры, были учителя и работники «Просвиты». Михаил Грушевский оценивал количество галицких украинских эмигрантов в 50 тысяч человек.
Стоит добавить, что главная заслуга в создании Украины, в украинизации принадлежит вовсе не украинцу. Более того, он вообще принадлежал к тому народу, который все сознательные украинские националисты считали худшим врагом, чем москали. Он был евреем. И звали его Лазарь Моисеевич Каганович. Он родился в крестьянской семье в Киевской губернии, рано начал работать на заводе, в 1911 году в восемнадцатилетнем возрасте вступил в РСДРП. Он был одним из самых близких соратников Сталина, именно ему было доверено руководить компартией Украины в сложный период украинизации. И он взялся за дело тщательно, как хороший еврейский портной стежка за стежкой шьет костюм на заказ, так и большевик Лазарь Моисеевич шаг за шагом создавал украинскую идентичность. Так что это не Бандеру должны сегодня восхвалять украинские националисты, а Кагановича. На тот момент итоги полуторалетней кампании по переделке русских в украинцев были малоутешительны. Для примера результаты по госслужащим Киева: 25 % проверенных «абсолютно не знают» украинского языка, 30 % «почти не знают», 30,5 % «слабо знают», и лишь 14,5 % более-менее знают украинский язык.
Лазарь Каганович
«Они оправдываются тем, что говорят: это язык галицкий, кем-то принесенный и его хотят кому-то навязать; шевченковский язык народ давным-давно уже позабыл. И если б учили нас шевченковскому языку, то, может быть, еще чего-то достигли, а галицкий язык никакого значения не имеет».
На специальных курсах изучения украинского языка ученикам рассказывали об украинской литературе. И оказалось, что «классиков» почти никто не знает. Кроме Шевченко слушатели затруднялись назвать кого-либо, хотя книги Нечуй-Левицкого или Гулака продавались в Киеве и до революции. А с новым языком произошло то же самое, что в 1906 году, во время «языкового крестового похода». Даже малороссы, хорошо знавшие народную речь, или малороссийский язык, не понимали или с трудом понимали украинский. Точнее, тот язык, который называли украинским в Галиции и который стал языком украинизации. Рабочие и крестьяне, сознательные сторонники советской власти, искренне не понимали, что происходит, и писали в ЦК письма примерно такого содержания:
«Убежден, что 50 % крестьянства Украины не понимают этого украинского языка, другая половина если и понимает, то все же хуже, чем русский язык… Тогда зачем такое угощение для крестьян?.. Я не говорю уже о «Коммунисте» на украинском языке. Одна часть, более сознательная, подписку не прекращает и самым добросовестным образом складывает газеты для хозяйственных надобностей. Это ли не трагедия… Другая часть совсем не берет и не выписывает газет на украинском языке и, только озираясь по сторонам (на предмет партлица), запустит словцо по адресу украинизации».
Между советскими украинскими учеными и их коллегами из Галиции установились тесные отношения. Галицкие украинцы приезжали в Киев, участвовали в составлении словарей, и происходило ровно то, чего когда-то опасались сами большевики. Языковая экспансия меняла менталитет, создавала не только идентичность, но особое отношение к миру, деление на своих и чужих. Известный украинский большевик, литературовед, публицист Андрей Хвыля в журнале «Коммунист» в апреле 1933 года писал:
«Процесс создания украинской научной терминологии, направление развития украинского научного языка — пошло по линии искусственного отрыва от братского украинского языка — языка русского народа. На языковедческом фронте националистические элементы делают все, чтобы между украинской советской культурой и русской советской культурой поставить барьер и направить развитие украинского языка на пути буржуазно-националистические. Это делалось для того, чтобы, пользуясь украинским языком, воспитывать массы в кулацко-петлюровском духе, воспитать их в духе ненависти к социалистическому отечеству и любви к казацкой романтике, гетманщине и т. п.»
Итоги работы Лазаря Кагановича по украинизации бывших малороссийских губерний были весьма впечатляющие. Итак, в 1922 году на Украине было 6105 украинских школ, в 1925 году их стало 10774, а еще через пять лет, в 1930 году, 14 430. Правда, большой вопрос, какого уровня образование получали ученики. Потому что на украинском преподавалось все: и математика, и география, и геометрия. Но учителей с украинским языком преподавания было немного. Они сами учились языку, а потом излагали, например, законы термодинамики на украинском. Причем многих научных терминов в нем еще не было, их просто не придумали. Итог был, скажем так, странный. Свидетельство очевидца:
«Имел возможность наблюдать речь подростков, мальчиков и девочек, учеников полтавских трудовых и профессиональных школ, где язык преподавания — украинский. Речь этих детей представляет собой какой-то уродливый конгломерат, какую-то невыговариваемую мешанину слов украинских и московских »[67].
Согласно отчетам ЦК, украинизация прессы в 1930 году достигла 68,8 %, а в 1932 году — 87,5 %. В переводе на нормальный язык это означало фактически, что 87,5 процента газет и журналов печаталось на украинском языке. На русском выпускались только три газеты, причем в Одессе, Донецке и Мариуполе, то есть русских губерниях, которые сначала Грушевский причислил к Украине, а потом это подтвердили большевики. Журналы на украинском языке тоже преобладали — 84 %.
Что касается книг, то украинизация дала примерно соотносимые цифры и в этой сфере. В 1925 году (то есть в год назначения Кагановича) на украинском печатали 45 % литературы, в 1928-м показатель вырос до почти 54 %, а в 1931-м книг на украинском было уже 76,9 %.
Хуже всего шла украинизация театра, особенно трудно было что-то сделать с оперой. Да, классические арии Верди или Чайковского тоже переводили на украинский. К 1927 году театры украинизировались на 26 %. К началу 30-х годов ситуацию смогли переломить. Выросло-таки поколение украинских театралов, и в 1931 году в Украинской ССР было 66 украинских, 12 еврейских и 9 русских театров. Каково было качество украинских театров, их культурная ценность, статистика ЦК умалчивает.
Украинские деятели культуры и искусства, точнее большевики, отвечавшие за эту сферу, были людьми упрямыми, упорными и уверенно доводили дело украинизации до полного абсурда. Так, один из сотрудников отдела агитации и пропаганды украинского ЦК опубликовал 9 февраля 1929 года в газете «Правда» статью «К приезду украинских писателей», где клеймил московский МХАТ за то, что тот поставил булгаковскую пьесу «Дни Турбиных»: «Наш крупнейший театр (МХАТ) продолжает ставить пьесу, извращающую украинское революционное движение и оскорбляющую украинцев. И руководство театра, и Наркомпрос РСФСР не чувствуют, какой вред наносится этим взаимоотношениям с Украиной». То есть автор клонил к тому, что «вредную» пьесу стоило бы в Москве запретить. На самой Украине ведь так и поступали. Например, были специальные комиссии, которые ходили и проверяли, на каком языке между собой говорят преподаватели, госслужащие, сотрудники кооперативов. В ходе таких проверок как-то выяснилась ужасная проблема — оказалось, что весь технический персонал Комиссариата просвещения говорит на русском. И тогда издали отдельное распоряжение, что уборщицы, дворники, курьеры тоже обязаны говорить на украинском. В какой-то момент дело зашло так далеко, что родился план пригласить из Галиции восемь тысяч преподавателей украинского и распространить украинизацию на все территории в СССР, где жили украинцы, например на Киргизию, Поволжье или Сибирь.
Как-либо открыто сопротивляться украинизации население не очень могло. Это влекло обвинения в великодержавном русском шовинизме (мы же помним ленинские тезисы про рабский имперский народ), а это могло привести к реальному сроку. Но тихое неприятие украинизации, конечно, было. По возможности детей отдавали в школы с русским языком преподавания. Украинские газеты никто не читал.
«Обывательская публика желает читать неместную газету, лишь бы не украинскую, это отчасти и естественно: газету штудировать нельзя, ее читают или, точнее, пробегают глазами наспех, а даже украиноязычный обыватель украинский текст читать быстро еще не привык, а тратить на газету много времени не хочет »[68].
В украиноязычные театры публика тоже не очень шла. То есть театров-то было много, их создали, раз так было положено, но люди не хотели смотреть пьесы на украинском языке. Тогда работников учреждений, рабочих, студентов стали отправлять в театр принудительно, это называлось «культпоход». Вся официальная статистика, все сообщения коммунистических активистов с мест свидетельствуют о том, что малороссийское население (вроде бы страшно угнетенное в области языка и украинской культуры проклятым царизмом) принимать украинизацию не спешило. Украинский язык вводили насильно. И с этим фактом ничего сделать нельзя. Бывший президент Украины Леонид Кучма писал:
«При любом отношении к происходившему в 20-х годах надо признать, что, если бы не проведенная в то время украинизация школы, нашей сегодняшней независимости, возможно, не было бы. Массовая украинская школа, пропустившая через себя десятки миллионов человек, оказалась, как выявило время, самым важным и самым неразрушимым элементом украинского начала в Украине».
То же самое отмечал и в 30-е годы петлюровский министр Владимир Винниченко, который видел, что даже с учетом большевистской идеологии на Украине все равно рождается новая государственность. «Она живет, накапливает силы, которые скрыто содержат в себе идею самостоятельности и в благоприятное время взорвутся, чтобы осуществить ее».
Украинизация привела к оттоку населения из Украины. Уезжали, например, преподаватели вузов, не желавшие преподавать и тем более вести научную работу на украинском языке. Как итог, оставались не лучшие преподаватели, а «свидомые», то есть