Понедельник, 17 января
Школа
Quatre дня до нашего неистовства в Лягутландии.
Французский
M'sieur[53] Зовите-меня-Анри реально клевый и классный. Он рассказал нам, что мы будем делать во время нашей поездки в la belle France[54] и что нам надо взять с собой. Мы остановимся в Hotel Gare du Nord[55], посетим Champs Elysee[56] и Центр Помпиду. Море интересного! Пришла мадам Слэк и забрала все бланки, которые мы носили домой на подпись родителям. Подписи удостоверяют, что даже если мы подожжем всех французов, администрация школы за это ответственность не понесет. Еще она сказала:
– Девочки! В воскресенье утром будет экскурсия по выбору. Вы сможете вместе со мной познакомиться с великолепной канализационной системой Парижа, подняться на Эйфелеву башню с мсье Ильбе-ром либо пойти в Лувр с герром Камьером. Пожалуйста, подходите и запишитесь куда хотите.
Стоя в очереди, мы спорили, на какую экскурсию отправиться всей тусой. Джас была единственной, кто хотел смотреть канализацию. Я спросила ее:
– Какой смысл спускаться в канализационные коллекторы?
– Это исторические объекты, и мы могли бы узнать для себя много нового.
Я сказала:
– Напротив, мы узнаем много такого, что нам ИЗВЕСТНО. Например, что французская канализация – такая же, как английская, только она французская. Джас была похожа на хорька с вытаращенными глазами.
Я пояснила:
– Это просто туннели, полные французского дерьма. Чем французское дерьмо может отличаться от английского?
Итак, мы все пойдем на Эйфелеву башню с Класснейшим Анри.
Эллен заметила:
– Я с нетерпением жду поездки и все такое, но я буду скучать по Дейву: он такой…
– Смешной? – подсказала я.
– Да, – кивнула она и вся зарделась.
Тоже еще!
Я уже привыкла находиться в разлуке с Богом Любви.
Он дома только неделю, а теперь я уезжаю из Англии.
Правда, иногда я хочу, чтобы с ним было поприкольнее. Существует опасность, что за внешностью Бога Любви кроется благоразумный человек. Он ведь только что купил велосипед, чтобы беречь окружающую среду. И на этом он может не остановиться… Он может купить и резиновые сапоги.
Четверг, 20 января
Спичка произнесла перед нами (не) знаменитую на весь мир речь:
– Представители Великобритании за рубежом! Мы должны помнить, что несем на своих плечах бремя ответственности за репутацию Британских островов.
Я шепнула Джулс:
– Я уже утомилась, а мы еще и в поезд не сели.
12 ночи
Мне удалось запихнуть все вещи в один рюкзак, забив его до отказа. Мы с Джас будем вместе пользоваться некоторыми вещами, чтобы сэкономить место. Например, я везу гель для волос, а она увлажняющий крем. Однако ее штаны я надевать не буду.
Mon amour[57] я сказала au revoir[58].
ОН СНОВА приехал на своем велосипеде и еще (самое плохое) поговорил с моим отцом о Киви-гоу-ландии… и не застрелился от скуки. На самом деле он даже задавал вопросы, что доказывало, что он очень интересовался маори[59], слушая моего отца. Очень странно.
21 января, пятница
На борту L’esprit
12 дня
Наконец-то мы на пути в la Belle France. Если мы когда-нибудь до нее доберемся, это будет чудо, потому что а) паром – французский и б) за рулем – маньяк. Когда мы отплывали из Ньюхейвена, мы отходили от причала и возвращались три раза, потому что капитан забывал отдать швартовы.
13.00
Черт возьми? Нас мотает туда-сюда, как банки из-под кока-колы. Я хочу пожаловаться капитану (если его не отправили пневмопочтой домой, в безопасное место) и потребовать от него прекратить вести нас на восьмидесятифутовые волны. Герр Камьер (трепетный борец за честь германской нации и по совместительству – дурак) только что потерял равновесие, упал и ввалился в двери женского туалета.
13.15
В ресторане табличка «Soupe de joir[60]». Рози спросила у француза-официанта:
– А можно мне soup de вчера?
Но ей его не дали.
13.30
Шатаемся по палубам на штормовом ветру.
Я видела Капитана Маньяка в его рубке.
13.32
Единственный способ устоять на ногах – схватиться за флагшток на корме.
13.35
Почему он не спускает с меня глаз? Я просто вцепилась в этот французский флаг, потому что хочу дожить до Лягушландии. Как раз в этот момент корабль очень сильно тряхнуло – и флаг остался у меня в руках.
14.30
Мадам Слэк, которая большую часть круиза цеплялась за Класснейшего Анри (пристав к нему как банный лист) решила превратить инцидент со снятием флага в большое международное событие. Она настрекотала на лягушачьем капитану Маньяку и заставила его выйти на палубу (оставалось надеяться, что он кого-нибудь вместо себя оставил). Они много пожимали плечами, размахивали руками и кричали.
Кстати, почему это у мадам Слэк две огромные дорожные сумки? В одной у нее скотч и указка, а в другой – носовой платок? Разве допустимо, чтобы такой женщине в наше время доверяли работу с молодежью? Или Франция – страна сумочных фетишистов? Как я сказала Джас, даже у Анри есть маленькая сумка.
Рози сказала:
– Тебе определенно придется спускать – я по трапу. Au revoir, mon amie![61]
– Почему ты думаешь, что капитан Маньяк найдет трап? Я буду удивлена, если ему удастся отыскать Францию.
Но я сказала это тихо. Я не хотела вызы-и.11ъ новую серию пожиманий плечами.
В конце концов, мадам Слэк назвала меня глупой миллион раз, что могло бы меня расстроить, но я полна великодушия.
Мне пришлось извиниться перед капитаном Маньяком. По-французски.
16.45
Все еще на отстойном корабле, шатаемся туда-сюда в водах Атлантики или где мы сейчас находимся…
Вдруг Рози воскликнула: «Земля! Слава Всевышнему, я вижу землю!» – и опустилась на колени. Это было смешно. Впрочем, нельзя быть ни в чем уверенным: это могла быть и Исландия.
Капитан Маньяк объявил по радио:
– Леди и жентальмен, мы приближамсь к Дьепп.
Я сказала с безнадегой:
– Если повезет, к завтрашнему вечеру ему удастся пристать.
9.00
Чудом выжив в путешествии на пароме, мы сели в поезд на Париж. Возможно, машинист был в берете, но нам все-таки удалось прибыть в Hotel Gare du Nord в веселом Пари!!! Дама за стойкой сказала:
– Добро пожаловать! Я покажу вам ваши комнаты.
Я думала, французы прикалываются, когда. говорят с акцентом, но они не прикалываются, они просто являются французами. Именно поэтому, как я заметила Джас, я так их aime[62].
Класснейший Анри разрешил козырной тусе занять общую комнату! Обычно в классе нас разделяют, но тут мы все шестеро снова вместе. Й-ес! Les девушки прибыли. Комната – клевая! У меня кровать рядом с окном. Я легла на нее и сказала:
– Ах, вот какую сладкую жизнь я буду отныне вести!
Рози спросила:
– Какую? Жить в комнате с пятью женщинами? Ты что, откроешь лесбиянскую ферму?
Мне пришлось ее довольно здорово стук-путь подушкой по голове.
Джас привезла с собой фотографию, на которой они с Томом в «Морском мире», и поставила ее на столик около кровати. Эллен попыталась сунуть под подушку какую-то книжку, но я ее заметила.
– Это что? – спросила я.
– Ну… Это домашнее задание, которое я прихватила с собой.
Рози выхватила книгу и прочитала заголовок: «Черное плечо, или История страсти в южных морях».
Теперь мы знаем, что за уроки она учит: исследования по поцелуям. Книжка полуэротическая. Я перелистнула ее и нашла отрывок, который можно было прочитать всей тусе: «Он пленял женщин своим жестким гордым лицом, поджарым, хорошо натренированным телом и аурой сексуальности, дикой, как у жеребца».
Рози сказала:
– Прямо как Свен.
Джас спросила:
– Что, он как жеребец?
– Да.
– Дикий?
– Конечно!
– До какого номера по нашей шкале вы дошли с этим жеребцом?
– До восьмого.
Все взгляды в комнате устремились на ананасы Рози, надо признать, отнюдь не гигантские.
Эллен сказала:
– А… это… от этого… твои нунга-нун-ги… увеличиваются?
Рози опустила глаза на свою грудь, проступающую под футболкой:
– Мне кажется, немножко растут. Но, однако, не так, как у Джорджии.
Ой, нет. Неужели правда? Я думала, мой нунгальтер положил конец таким разговорам. Чтобы сменить тему, я спросила Эллен:
– А до какого номера ты дошла с Дейвом?
Она вся зарделась:
– Ой, ну, вы знаете, он как бы действительно хороший, с ним хорошо целоваться…
Да, случайно я знаю, что он хорошо целуется.
Рози теперь всерьез заинтересовалась:
– А он до чего-нибудь дотрагивался?
Эллен была такая красная, что чуть не лопалась от смущения:
– Да, он гладил меня по волосам…
Мы даже не потрудились занести поглаживание по волосам в нашу шкалу поцелуев. Если бы занесли, то под номером минус один.
Из окон нашей спальни видны парижские улицы и qarcon's[63] французского типа. Некоторые выглядят вполне классно, только брюки у них коротковаты. Может быть, это такой французский стиль? Я сказала: «Посмотрите. Люди носят береты, хотя они даже не ходят в школу. Разве что в школе учатся до девяноста четырех лет».
Суббота, 22 января
Суббота в Париже
9.30
Ох, как j'aime[64] Париж! На завтрак у нас был круассан с шоколадом. Все французские дети макали круассаны в горячий шоколад. Насколько это клево? Вкуснятина!
Мы с Класснейшим Анри отправились на Эйфелеву башню. Я распевала во все горло песню собственного сочинения «Париж, Париж, ты никогда не спишь», пока Рози не заметила, что когда я замолкну, несчастный Париж наконец-то сможет заснуть.
На Эйфелевой башне
11.00
Мы с Джас как-то откололись от остальных – в основном из-за того, что Джас окучивала меня, чтобы я сфотографировала ее с французскими голубями. Я предложила, когда снимки нам напечатают, подрисовать им полосатые футболки.
Остальные ушли вперед, а нас поджимала сзади группа французских мальчишек-школьников, лет девяти. Все время – приблизительно миллион лет, – которое мы взбирались на башню, они смотрели снизу вверх на наши юбки.
Джас это не волновало, потому что на ней были ее штаны для каникул (такие же огромные, как те повседневные, что она носит в Англии, но с оборочкой вокруг ластовицы). На мне были нормальные трусы, и я старалась подниматься, не разжимая ног, что было нелегко. Всякий раз, как я оглядывалась, я и и дел а маленьких мальчишек, которые пялились на меня, как на особо лакомую приманку.
Когда мы, наконец, оказались на вершине, Джас сказала:
– Ты сама виновата. Надо было надеть трусы попрактичнее.
Джас, fermez la bouche[65], а то я сама termer[66] тебе рот.
О-ля-ля, бон Пари
14.00
Мы шли по берегам Сены в лучах зимнего солнца. Повсюду играли уличные музыканты и продавали птиц. Я хотела взять с собой зяблика или каких-нибудь неразлучников, но знала: они не протянут у меня и двух минут – Ангус непременно совершит нападение на дичь среди ночи. Когда мы проходили мимо саксофониста, стоявшего в одной из арок, он прекратил играть и стал делать движения руками, как будто жонглировал. Это было необычно, так как никаких предметов у него не было. Я сказала Джас:
– Смотри-ка, у него никаких яиц нет!
Рози протянула: «Ой- э…», – и это вызвало у нас взрыв неконтролируемого смеха.
Джас заметила:
– Это он какую-то пантомиму разыгрывает.
Мим – жонглер? В конце концов, мы, к несчастью, поняли, что он изображает, будто жонглирует моими нунга-нунгами. Я первая готова признать, что у меня паранойя на почве моих ананасов, но в данном случае даже для Джас было очевидно, что перед нами извращенец. Он указал на мою грудь, похотливо осклабившись, и, облизывая губы, снова «зажонглировал». Какая мерзость!
Неужели я никогда не освобожусь от тирании своих ананасов? Я застегнула куртку как можно теснее.
Ночная вылазка
Анри повел нас вечером по улице Сен-Дени и сказал:
– Здесь ночные леди занимаются своей профессией.
Джас заметила:
– Что-то я не вижу никаких ночных леди, только кучу проституток.
Иногда ее жизнерадостная глупостность меня удивляет.
На самом деле это место надо было бы называть улица Бумер, потому что все путаны были точными копиями Близняшек-бу-мер. Только не такие прыщавые.
Сумочку носит не только Анри. Множество французских мужчин ходят с сумочками. И никто не смеется. Прикольно! Я, пожалуй, тоже куплю сумочку – сувенир папе.
Воскресенье, 23 января
За время пребывания в Париже герр Камьер достиг головокружительных высот легкомыслия. Он дошел до того, что надел просторные брюки и джемпер с рисунком – коалами. Джас ласково сказала:
– Может быть, это рождественский подарок его матушки.
Но я так не думаю. Мне кажется, он связал его сам. И, наверное, горд этим.
13.00
Джас и Рози каждые пять минут откалываются от компании, чтобы позвонить Тому и Свену.
Я бы позвонила Робби, но не знаю, что ему сказать. А что, если он спросит, что я делаю? Что я отвечу? «Я сорвала французский флаг, потом мальчишки заглядывали мне под юбку и, наконец, парень с саксофоном жонглировал моими ананасами»? Ни за что ему об этом не рассказала бы, но знаю, что на самом деле сразу бы все выпалила.
14.15
Герр Камьер объяснял нам, как спрашивать вещи в магазинах. Я уже знаю, как это делать: надо лишь попросить Класснейшего Анри пойти с вами в магазин и попросить, что вам нужно. В конце концов, он-то французский знает. Но герр Камьер считает, что мы должны выучить всю эту ерунду. Поэтому он то и дело подходит к французам и задает им вопросы, что крайне смешно, потому что а) никто не догоняет, о чем он говорит и б) они все равно ничего бы ему не дали, потому что он не француз.
Ой, я вообще-то вру. Ему удалось кое-что раздобыть. Он подошел к будке информации для туристов и едва не получил карту. «Тевочки, я вернусь через секунту с картой, и мы пойдем дальше к Елисейским полям».
Он вернулся через десять минут, дрожа, как ненормальный, с сувенирной тростью. Но без карты. Как я заметила Джулз:
– Трагичное обстоятельство: в информационном бюро для туристов говорят по-английски.
Использовать шанс сфоткать Сену
Мы попробовали тактику с «Отойдите на шаг и, над, герр Камьер: не могу поймать в кадр наш джемпер!» на берегу Сены. Но прежде чем делать шаг, герр Камьер оглянулся и, к сожалению, не рухнул в Сену. И теперь у нас на самом деле есть фотка герра Камьера в джемпере.
Notre Dame
16.00
Очень готично. Впрочем, горбуна[67] и в помине нет. Итак, с чудесным проявлением воображенчества (а также после того, как герр Камьер, Анри и мадам Слэк вошли в собор), девчонки из козырной тусы загримировались под горбуна (рюкзак под куртки). Все были готовы толкаться по округе и вопить «Колокола, колокола!», но тут мы с Джас ступили на краешек газона, чтобы сфоткать козырную тусу с горбами на фоне Нотр-Дам (очень исторично). Вдруг вокруг нас разразился ад. Раздались свистки, и какие-то полные психи стали орать на нас в мегафон по-французски. Потом нас окружили парни в мундирах. Я думала, нас сгноят в Бастилии.
Я спросила у Джас:
– Что мы сделали? Спроси у кого-нибудь. Она ответила:
– Это ты заняла первое место по французскому. Ты и спрашивай.
К сожалению, я вышла на первое место лишь для того, чтобы досадить мадам Слэк. Я выучила двадцать пять слов и постаралась отвечать на любой вопрос только этими словами.
Как раз в этот момент нам на выручку подбежал Анри. Он начал кричать и пожимать плечами, и все кругом стали пожимать плечами. Даже парень, торговавший кормом для птиц. Понятия не имею, он-то какое ко всему этому имел отношение?
Я повернулась к тусе:
– Дождитесь большого группового пожатия плечами и летите как ветер в Нотр-Дам, там вы получите убежище. Мы должны умолить священников спасти нас.
В конце концов, все выяснилось. Крезанутый французский патруль на поверку оказался смотрителями парка. Очевидно, на их траву нельзя наступать, от этого они приходят в бешенство!
Мадам Слэк выступила со своей знаменитой на весь мир лекцией: «Опять несколько ложек дегтя испортили репутацию Англии» и выдала нам медали, то есть оценки, за плохое поведение.
Я сказала Джас:
– Смотри-ка, мы вершим новую историю Англии!
21.30
Сегодня вечером Анри водил нас в ресторан. Это было реально клево, если не считать старого пьяницы за пианино, который все стонал «Je ne regrette rien»[68]. Эллен спросила:
– О чем это он?
Я ответила по-французски, что он ни о чем не жалеет. А следовало бы! Например, он должен был пожалеть, что взялся за эту песню.
Анри сказал, что это знаменитый французский певец. Надо же!
Очень, очень забавный вечер. На нашем столе лежало меню. Первым пунктом значились лягушачьи лапки. Когда подошел официант, он заговорил как бы по-английски:
– Добрый вечер, мадемуазели. Что я могу вам предложить?
Я сказала:
– S'cuse moi[69], у вас есть лягушачьи лапки? Он улыбнулся:
– Да, мадемуазель.
Тогда я ответила:
– Тогда спрыгайте мне за сэндвичем!
Мы смеялись миллион лет. Даже официанту это показалось забавно. Однако мадам Слэк, услышав, что произошло, сказала, что мы «легкомысленные».
Понедельник, 24 января
Последнее утро в Бон-Пари
Сижу в одиночестве в кафешке, потому что козырная туса отправилась смотреть на французских парней. Я даже заказала себе чашку кофе и круассан. Вообще-то, он больше похож на сэндвич с яйцом (потому что он и есть сэндвич с яйцом), но это, по крайней мере, не трость.
Центр Понпиду
Среди дня
Невозможно пройти из-за психов с белыми лицами, сосредоточившихся в середине центра. Некоторые из них стоят как вкопанные по сто лет, выкрашенные в белый цвет, словно статуи. Потом, когда на них наскучивает смотреть, они медленно пошевелят пальцем или поднимут ногу и снова застынут.
А люди за это бросают им в шляпы деньги.
Я сказала Рози:
– Какой смысл в выступлении этих мимов? Почему бы им напрямик не говорить, что им от тебя нужно?
Потом я заметила, что классный garcon[70], наблюдающий за белолицыми психами, на самом деле смотрит на меня. Я несколько раз ловила на себе его взгляды. Он был симпатичный, очень симпатичный. И брюки у него были относительно нормальные. И на нем не было берета. И он был без сумочки.
Он встретился со мной взглядом и улыбнулся мечтательно. Он был очень эффектный, с невероятно темными кудрявыми волосами. Однако я – зона, свободная от краснопопости, поэтому я должна была его игнорировать, пока он не ушел. Что ж, как говорится, c'est la guerre[71]. Или не говорится? Не знаю. Как я всегда говорю мадам Слэк: «Французский язык для меня – иностранный».
Спустя пять минут
Классный француз вернулся и принес мне красную розу! Он сказал:
– Самой красивой девушке!
Потом поцеловал мне руку, кивнул и скрылся в толпе. (Честно!)
Козырная туса – в отпаде. Мы обсуждали это событие целую вечность. Это не подпадало ни под один пункт шкалы поцелуев. И это не было «увидимся позже». Может быть, я должна была пойти за ним? Или мне следовало сделать с розой что-нибудь эротическое?
Как я много раз говорила, весьма мудростно, парни во всем мире – тайна вселенной!
Au revoir
Мы сели в поезд и сказали «au revoir» городу романтики и любви. Мы увозили домой наши воспоминания. Что еще более важно, мы везли огромные береты для наших комедий!
Мы нашли их в сувенирной лавочке на вокзале, где также продавались музыкальные шкатулки в виде Эйфелевых башен, исполнительницы канкана в нудиках и другие изысканные сувениры. Береты были гигантские, с ребром жесткости, зашитым по краю, так что он отстоял от головы на целый фут[72]. Блестяще!!! Они прикольные до невозможности! Каждая из нас купила по штуке. Не могу дождаться, когда смогу надеть свой в школу. По сравнению с ними наши береты, когда мы подкладывали в них контейнер с завтраком, выглядели убого традиционными.
Когда мы сели в поезд, мадам Слэк удалилась в учительское купе, вероятно, поболтать с класснейшим Анри про сумочки, которые они знают и любят. Мы воспользовались возможностью примерить свои береты. Когда поезд тронулся, мы все вшестером высунули в окна вагона головы в громадных беретах. Мы вопили: «АС REVOIR, PARIS!» и «МЫВСЕ ТЕБЯ ЛЮБИМ!»
И вообразите, люди на платформе стали махать нам руками и кричать что-то ободряющее. Я думаю, они нам желали счастливого пути.
Когда мы пробовали сырные сэндвичи, припасенные в дорогу, я спросила у Джас:
– Как, по-твоему, эти французы думают, что нам на самом деле нравятся наши береты?
Джас ответила:
– Нет, они думают, что мы англичанки и потому все ненормальные.
– Как они могли такое подумать, – присоединилась к обсуждению Рози.
Только тогда я заметила, что на ней кроме берета еще и фальшивые усы. Ой, как мы смеялись!
На пароме по пути домой
Путь домой обошелся без приключений, потому что капитан у нас был нормальный (т. е. англичанин). И еще у нас были чипсы. МНОГО чипсов!
Я была прямо растрогана, когда увидела дуврские утесы, пока не поняла, что мы едем не в Дувр и это какие-то отстойные старые утесы в другом месте.
12 ночи
Прибыла домой к своей любящей семье. Подходя к дому, я встретила Ангуса, который прямо передо мной перемахнул через стену и, проходя мимо, игриво куснул меня за лодыжку. Я отворила дверь и завопила: «C'est moi! Ваша дочь снова дома, откупорьте откормленного тельца и…» Ангус первым протолкнулся ко мне, а папа заорал:
– Выбросьте в сад чертова кота! Дом полон блох!
Я сурово сказала Ангусу:
– Ангус, не входи в дом, в нем полно блох! Но вождь крезанутых не нашел эту реплику смешной. Хотя она и остроумна.
00.10 Хотя бы Либби была рада меня видеть. Когда я вошла, она проснулась и сказала:
– Пгивет, Джинжи!!!
Она нарисовала для меня открытку – кошачий ансамбль. Солистом-вокалистом был Ангус, только непонятно, почему вверх ногами. Публика – маленькие домашние мышки и полевки – в стильных дискотечных нарядах.
К тому времени, как я распаковала свой багаж, Либби снова уснула – на моей кровати и с «дгузями». Она такая хорошенькая, когда спит. Я поцеловала ее в щечку. Как же я буду без нее, когда уеду в Америку? Я даже немного поплакала – наверное, на меня так подействовало путешествие на корабле.
Как раз когда я проваливалась в страну дремы, в комнату вошла маман. Похоже, она выпила пару бокалов vino tinto[73], потому что на ее лице был небольшой румянец.
– Привет, милая! Добро пожаловать домой. Как во Франции?
– Fantastique!
– Это пришло тебе, – и она протянула мне письмо. Почерк Бога Любви. Bay и гип-гип вау!
Мама села ко мне на кровать.
– Классно провела время?
– Oui, tres sportif[74]. Ну все, спокойной ночи.
– А ты видела Эйфелеву башню? Она ночью восхитительная, не правда ли? Вся в огнях!
Ой, этого не хватало! Я знаю, что она в образе заботливой мамочки и все такое, но я хотела прочитать записочку от Бога Любви. И я ласково сказала:
– Мам, меня немного укачало на корабле. Я тебе обо всем расскажу завтра утром.
Она погладила по щеке Либби, а потом меня:
– Не вырастай слишком быстро, милая.
У нее в глазах стояли слезы. Что творится с этими взрослыми? Они все время пилят тебя за то, что ты такая инфантильная, и просят скорее подрасти и так далее, а потом, когда вырастешь, начинается это сюсюканье. Когда она ушла, я разорвала конверт.
Дорогая Джоджия!
с возвращением, королева поцелуев! Я с нетерпением жду встречи с тобой. Я думал о тебе весь уикенд и хотел сказать тебе, что мне в тебе нравится все-все. Твой классный рот. То, как ты говоришь «до свидания» и как ты говоришь: «Я с хохотом отъезжаю на быстром верблюде». Увидимся во вторник.
С любовью, Робби.
Уф! Я положила письмо под подушку. Первое в моей жизни любовное письмо.
13.00 Ну, если не считать то, что прислал мне Марк Большая Варежка. Оно выглядело так, как будто он накорябал его палкой!
О-ох! Как это печально.
Все же Робби вернется во вторник. Я пока могу отвлечься – потренироваться в поцелуях – для разминки.
13.05 Дейв Смехотура прислал мне очень милое письмо, когда Линдси Зануда нарочно ударила меня по щиколотке хоккейной клюшкой. Вообще, то, что на прощание я говорю: «Я с хохотом отъезжаю на быстром верблюде» – это благодаря ему. И «мерсок сознет»…
13.10 И называю туалет «салоном горшков»…
Космический горн
Вторник, 25 января
Я вскочила, как напуганная уховертка, в 8.15 утра, благодаря Либби, которая трубила в свой новый горн у меня над ухом. Какой идиот ей его купил? Очевидно папа.
В школе
Этим утром я гордо шла в школу в своем берете (не в огромном, потому что не хотела первым долгом заработать замечание). Я надела берет на французский лад, набекрень. Когда я увидела Хитон Ястребиный Глаз, я сказала: «Bonjour, Madame! I'aime[75] очень ваш наряд!»
– Иди-ка в рекреацию и постарайся хоть сегодня вести себя по-нормальному. Мило, не правда ли? Стараешься внести некоторую долю юморизма и красотизма в скучный мир – и вот она, благодарность!
Проходя мимо элвисовой конуры, я ткнула локтем Джас:
– У Элвиса – колокол. Как это нелепо!
У него снаружи на кабинке – колокольчик и над ним надпись: «Позвоните в колокольчик, чтобы вызвать сторожа».
Ха-ха-ха. Ха-ха-ха!
Собрание Спичка сегодня утром – в отличной студнеобразной форме, в своем элегантном слоновьем платье. Мы все еще под впечатлением la belle France, говорим друг другу «Воn-jour», часто киваем головой, то и дело, пожимая плечами.
Спичка скомандовала:
– Немедленно замолчать! И перестаньте раскачиваться, как глупые гусыни! Я должна сказать вам нечто серьезное. Я с сожалением сообщаю, что репутации школы нанесен серьезный ущерб. Девочки из нашей школы были вовлечены в криминальное деяние. И я намерена наказать их жесточайшим образом!
Все в козырной тусе переглянулись. Во имя всех парижских мимов, что мы еще наделали?! Неужели мадам Слэк рассказала про нотрдамский инцидент? Или про облом с французским флагом?
Хитон Ястребиный Глаз сверкала на нас глазами, а мы переминались с ноги на ногу. Спичка продолжала:
– Две ученицы были арестованы за кражу в магазине. Им будут предъявлены обвинения.
Все мы выдохнули: «Й-ес!» (про себя.) Наконец-то закончилось царство террора Близняшек-бумер! Й-ес!
Но потом мы заметили, что Бумер, стоящие напротив нас, были, как всегда, прыщавые и биксоватые… и безмятежные!
Спичка продолжала:
– Эти две ученицы – Моника Диккенс и Памела Грин. На сегодняшний момент они исключены из школы. Я убеждена, что это послужит предостережением любой школьнице, думающей, что преступление не влечет за собой последствий!
Мы были все поражены этой новостью! Я всех спрашивала:
– Тошнотная П. Грин и Моника Диккенс? Кража в магазине?
Джулз сказала:
– Тошнотная П. Грин свой нос едва видит! Воровка из нее – никудышная. Памеле пришлось бы просить продавщицу показать ей вещи.
Она права. Странно было думать, что за этими огромными очками пряталась настоящая бандитка.
Я сказала:
– А Моника? Она один раз на танцы в школу пришла в носках до щиколотки. Воровки такие не носят!
Большая перемена
Мы все сгрудились за спортивным залом, обсуждая скандальное происшествие. Рози сказала:
– Мне не верится, что Тошнотная П. Грин на самом деле ходила воровать в банде с Моникой Диккенс.
Я добавила:
– Помните, как в прошлом семестре Моника призналась Стэмп, что не приняла душ после игры? А никто не заметил, мылась она или нет. Даже мисс Стэмп не заметила. На самом деле, не факт, что она заметила, участвовала ли Моника в игре. Так преступницы не поступают. Это поступок удивительно робкого человека. Какой она и является.
Джас протянула:
– Я всегда к ним не слишком хорошо относилась, а теперь жалею об этом. Может быть, навестим их в тюрьме, отнесем им вещи… Знаете, теплые, вязаные и т. д. И еще апельсины.
Я возразила:
– Джас, они не попадут в тюрьму.
Джас продолжала:
– Спичка сказала, что их исключили из школы и т. д.
– Джас, можно я кое-что скажу?
– Что?
– Заткнись!
– Но я…
– Так не затыкаются. Джас, это называется «продолжать болтать чепуху».
– Но…
Мы могли это продолжать целую вечность, но из-за угла показались Близняшки-бумер. Джеки Бумер рявкнула:
– Брысь, мелюзга! У нас перекур, а вы сидите на нашей пепельнице.
Джулз (храбро, но глупо) возразила:
– Это общая земля, а не…
Элисон подскочила и схватила ее за волосы:
– Вы – на нашей пепельнице, почему бы вам из нее не вытряхнуться?
Мы ворчали и стонали, собирая свои вещи. Я их ненавижу, ненавижу. Когда Близняшки зажгли свои сигареты, Джеки сказала:
– Не правда ли, печально, что в школе завелся преступный элемент?
В приступе глупостности я заявила:
– Так почему бы вам ее не покинуть? На что Джеки ответила:
– Осторожнее, носатая. Жестокая стычка бывает неприятной.
Потом она стряхнула пепел мне на голову и ухмыльнулась:
– Вот тебе!
Мне пришлось отмывать волосы в туалете мылом, потом сушить их, засунув голову под сушку для рук. К счастью, мой дежурный гель для волос был при мне. Иначе я бы выглядела как грустный клоун.
Матика
Чудно, когда в первом ряду не маячит голова Тошнотной П. Грин. «Мне ее недостает, – сказала Рози. – Стрелять эластичной лентой, когда нет мишени – совсем не тот кайф». Она – сама доброта!
Все равно, не могу больше тратить время на то, чтобы думать о других. Осталось всего два часа до свидания с Богом Любви. После матики – две биологии. Если мне не придется делать что-нибудь отвратительное с флорой и фауной местных прудов, я как раз успею привести в порядок ногти, нанести основу и, возможно, покрасить ресницы – если спрячусь на задней парте.
Биология
Я придумала прикольную фразу, как раз в тему для биологии. Я написала своей тусе записку:
«Спазм челюсти означает невозможность отвечать урок».
Девчонки скосили глаза к носу – наш знаменитый знак одобрения.
И еще у меня появилась миленькая пушистая подруга (но не Джас). Это маринованная полевка. В биологическом кабинете множество всяких маринованных гадостей, расставленных в банках по застекленным шкафам. Но мышка очень даже миленькая, лапки у нее подняты вверх: она ими как будто мне машет.
Я машу ей в ответ. Назову-ка ее Полли.
Окончание уроков
В туалете
Очень волнующе. Когда я красила ресницы, у меня дрожали руки. Я чуть не сделала «сексуальные тени» в пол-лица, очень непривлекательные. Я заставила Джас подождать меня, чтобы вместе идти к воротам. Я спросила:
– Джаси Штан, чем ты будешь заниматься сегодня вечером?
Она сидела на раковине, разглядывая в зеркало свой профиль.
– У меня щеки очень симпатичные, правда?
– Джас, у тебя восхитительные щеки! По одной с каждой стороны от носа. Лучше быть не может!
Она подумала, что я правда так считаю.
– Том работает над своим проектом по ирригации, а я буду делать домашку по немецкому. Ее пора сдавать. Тебе тоже надо ее сделать. У герра Камьера приключится нервоспас, если ты не приготовишься.
– Джас, как я говорила много-много раз… никогда не откладывай на завтра то, что можно вообще не делать!
– Джас все еще любовалась своими щеками.
– Ну, говорить-то это легко, а вот как ты будешь себя чувствовать, когда поедешь в Германию и не сможешь там объясниться?
– Я не собираюсь в Германию.
– А вдруг поедешь?
– Нет, не поеду!
Это ее на минуту заткнуло.
– А если бы тебе пришлось?
– Зачем это? Я не люблю квашеную капусту.
– А вдруг Роби поедет туда на гастроли? Ты почувствуешь себя как dumschnitzel[76].
Вообще-то она права…
16.20
Мы пошли через двор к воротам. Я заставила Джас загородить меня, на случай если поблизости окажутся оберфюреры, которые могли бы заметить, что я накрашена. После случая с кражей в магазине все учителя и подхалимки – начеку. Мисс Стэмп даже отправила Мелани Гриффите с урока, потому что у нее на спортивных штанах не было нашивки с именем. Я совсем-совсем не хочу воображать, каким образом она это обнаружила.
Рози, Джулз и Эллен не нарочно задержались около конуры мистера Этвуда. Так что мы все случайно встретились. Робби стоял, прислонясь к воротам. Уф! Я ощутила его секс-божественные флюиды, находясь около колокольчика для вызова сторожа. Но потом я увидела, что он не один, а разговаривает с Томом, Дейвом и Ролло. Эллен, Джас и Джулз чуть не попадали от неожиданности. Они были не накрашены. И еще Эллен по ошибке надела берет, потому что поленилась запихнуть его в рюкзак. Авария! Авария!
Эллен сорвала с себя берет и забормотала:
– Ой-ой-ой! Что же мне делать?
В конце концов, мы с Рози образовали нечто вроде оборонительного заграждения и как могли им закатать юбки. Нам с Рози пришлось притворяться, будто мы меняемся кними. Я кокетливо смеялась, и Рози тоже как будто бы не замечала, что у нас за спиной парня. Джас, чья голова была в районе МОИХ щиколоток, прошептала:
– Что они делают? Они нас видят или просто разговаривают?
Рози напомнила:
– Через минуту нам придется сделать вид, что мы их только что заметили. Вы готовы?
Тогда мы все втроем подпрыгнули, как попрыгунчики, и пошли к воротам в состоянии небрежности (губного блеска). Робби выглядел классно! Он улыбнулся мне своей чарующей улыбкой, откинул волосы назад и сказал:
– Привет!
Я пребывала в Долине трепета. Когда мы с ним наедине, я и то волнуюсь. Но теперь в присутствии парней и особенно при Дейве я превратилась в герра Камьера в юбке (т. е. в чепуху).
Однако Эллен разволновалась еще больше меня. Она так распрыгалась, что казалось, вот-вот запляшет. Том терся носом об щеки Джас, а она вся была красная, улыбчивая и робкая. Как это парни обходятся без судорог? Все они казались совершенно невозмутимыми. Я заметила (хотя мне было все равно), что Дейв сказал Эллен: «Привет!» и чмокнул в щеку (носом в нее тыкаться не стал). На самом деле, он поглядел на меня. Его взгляд означал как бы: «Привет, краснопопая кокетка, снова встретились!».
Моя спальня
21.00
Я волшебно провела время, гуляя с Богом Любви! Я придумывала, будто бы мне нужно было купить то одно, то другое (повод заходить в магазины, чтобы нас видели вместе). Я помахала рукой куче людей – даже тем, кого не слишком хорошо знала. Я даже помахала рукой Мистеру Дом-Напротив, который выползал из зоомагазина, пошатываясь под двухтонным бременем кошачьего туалетного наполнителя. От удивления у него чуть не отвалилась попа.
Робби сказал: «Заканчиваем шопинг, матерь время для поцелуев». Мы шли и целовались. У меня на самом деле устали губы. Их, возможно, придется сегодня пораньше уложить спать.
12 ночи
Интересно, может быть, Джас на этот раз права? Может быть, Тошнотная П. Грин реально попадет в тюрьму для хулиганок: станет заключенной, и ее каждый день будут мучить садисты. Как в школе!
Заткнись, мозг! Я слишком люблю людей. Практически как мать Тереза.
Среда, 26 января
Школа По дороге в кабинет искусств мы быстренько провели «Давайте устроим дискотеку» в коридоре, пока не наткнулись на маму Тошнотной П. Грин. Она направлялась к кабинету Спички со слезами на глазах. Дерьмо!
Большая перемена
Я прячусь в гардеробной у спортивного зала. Она полна хоккейных клюшек, но в ней, по крайней мере, не минус пятнадцать, как на улице!
Кейт Ричардсон рассказала мне, что у Джеки Бумер десять кожаных пальто, все разных цветов. И еще Джеки с Элисон хвастались, что они выну