1.
Если дом на 17 дней в общаге Литинститута,
значит пусть так и будет, пусть так и будет.
Только довези меня поскорее,
я старею, сидя в вагоне, безвозвратно старею.
Мне ещё разбираться со всяким бытом —
как работает душ, почему закрыто
помещение, где я могу получить простынку,
свою еб#$ую простынку, да ради бога.
Так что довези меня поскорее,
не пишу стихов, так как попросту не умею.
2.
Завод плавленых сыров "Карат",
Останкинский молочный комбинат,
Общежитие Литинститута —
вот три составляющих моего маршрута
от станции Бутырская до постели,
чего это я расписался, и в самом деле,
чего это я расписался о всякой пыли,
если б меня здесь и знали — уже б забыли.
3.
Эй, женщина, читающая журнал!
Продолжай читать его с удовольствием,
больше не будет никакого Владимира Владимировича Маяковского,
никто не назовёт мещанским ваш модный журнал,
некому с грохотом вырвать из рук ваш журнал.
Есть только Владимир Владимирович Путин,
такой обаятельный и милый,
просто нельзя представить, чтобы Россия его разлюбила.
Если разлюбят Путина — что же тогда наступит?
Если продолжится дождь, то стишок не будет дописан,
потому что мой телефон отключится из-за влаги.
С этим прекрасно рифмуется слово "отваги",
но в отваге сегодня нет никакого смысла,
нет никакого смысла.
4.
Какой красивый я и этот город,
Как одиноко здесь среди построек
Ходить, среди красивых этих зданий
Смотреть по сторонам.
И если в этом мире незнакомом
Найдётся что-то больше, чем икона,
то будет предназначено не нам.
5.
Мы могли б стать друзьями с этим парнем напротив,
Выходя из вагона я вижу, какой у него царственный профиль.
Мы бы стали друзьями, проедь я ещё пару станций,
Не могу понять, что заставляет меня этому сопротивляться.
6.
Душ Литинститута —
пять торчащих труб.
Душ Литинститута —
very good.
Душ Литинститута,
плавает туман.
Душ Литинститута —
ладан, фимиам.
Голые мужчины
плещутся в воде.
Душ Литинститута —
где-то — и нигде.
Есть священнодейственность
в кафельном раю.
Душ Литинститута
душу грей мою!
***
«Пёрышко голубиное – не бери,
Грязного ты вообще не таскай с земли».
***
челябинск-40 засыпает под серебром,
тонкий, хрусткий снежок, мороз и радиоизотопы,
в уличных фонарях вместо ламп урановые стержни.
по челябинску-40 одинокие люди идут
на работу, с работы, в клуб — послушать стихи,
замотаются в несколько шерстяных платков,
оставшихся от покойной бабушки, и мороз
не так страшен, не так и страшен, когда
под рубашкою — теплый котёнок, урановый стержень.
над челябинском-40 каждою ночью полярный свет,
а над другими, соседними городами — нет.
на проводах висит снег, летучие мыши и птички, плутоний-239,
возвращаясь из клуба домой той ночью,
когда полярный свет почему-то отключен,
одинокие люди мерцают во тьме глазами,
слабое зеленоватое сияние двигается по улице ленина,
расходится по домам.
Милорад и ад. Вольная поэма в двух частях.
1.
милорад всплывает из леты, булькает, говорит
да закройте же зеркало люди, дует.
милорад оплёвывает гранит, целует гранит,
делает разные вещи, пока его имя опять не поминают всуе.
тогда милорад всплывает из леты, фыркает стариком,
мокрый ус свисает до подбородка,
говорит: колокол будет звонить, пока есть по ком,
колокол будет звонить, ублюдки.
и опять ныряет, а там на дне
близорукие нимфы, бомбы, упавшие мимо,
каждый раз, когда кто-то видит своё отраженье в окне,
милораду кажется, что за ним подсматривают с кромки мира.
и тогда милорад всплывает из леты, ругается как стамбул,
нимфы тянут его обратно, кричат, не надо.
"я вам всё говорил как другу, а теперь скажу как врагу" —
милорад продолжает ругаться, плавает где-то рядом
с кромкой мира, которую ни засечь,
ни обнаружить на карте тени,
по берегам топорщатся пыльные, неказистые растения,
лета не останавливается, продолжает течь.
2.
милорад по профессии был писателем, а теперь по профессии сторожевик
пограничной флотилии "каспий",
но не каспий, в который впадает волга,
а каспий который влип
в пограничность немного иного толка.
милораду мёртвый еврей смазывает глаза,
мёртвый турок смазывает лёгкие.
милорад кое-что кое-кому не успел сказать,
и слава богу, а то бы мы все передохли,
все бы мы тут передохли.
милораду осточертели юноши непонятных лет,
что пытаются слагать о нём эпосы, да попроще.
милорад, отстоявши службу, скользит в буфет
по влажной ещё от схлынувших вод каменногрудой роще.
милорад не верит картинкам из интернета, не любит книг,
только кто-нибудь иногда заглянет из-за экрана,
сконфузится, скажет что-нибудь вроде "привет, старик"
милорад ругается, но втайне, конечно, рад им,
конечно, рад им.
мутные воды реки, сколько в них не глядись.
где-нибудь там на дно может ложиться жизнь.
в лодке никто не сидит. только старик милорад
думает в глубине, рад он мне или не рад.
3.
по милораду не заплакали,
ой не заплака-, не заплакали,
ясмина только и заплакала,
да бог бы с ней.
плывут по лете по мелеющей,
погоны да белогвардейские,
погоны да красногвардейские,
да три задушенных змеи.
плывут-царят останки царские,
плывут-чадят останки нищие,
плывут по-всякому и прочие,
и только павич не плывёт.
плывут бумажки да обломочки,
плывут клочки по закоулочкам,
плывут стишки переведённые
на сорок разных языков.
плывут орлы, плывут и молоты,
плывут и сербские писатели,
плывут турецкие читатели,
а павич знай сидит на дне.
плывёт всё модное и нужное,
плывёт ненужное и стрёмное,
и по сравнению со всем этим
миасс — чистейшая река.
плывут кудряшки саши пушкина,
плывёт пенсне антоши чехова,
плывут полки великорусские,
а павич спит среди коряг.
и среди хлама, хлама-мусора,
и среди храма, храма бисова,
плывёт, водой не разбавляется
одна солёная слеза.
4.
милорад получил партбилет, был на хорошем счету,
заимел квартиру, вишнёвый сад где-то в круге пятом,
но потом, при попытке попасть с той (этой) стороны занавеса на эту (ту)
был пойман Самим и низложен в солдаты.
в армии не задержался — аллергия на свет.
рой пернатых существ слепил до вторичной потери пульса.
и тогда он сбежал, нырнул, все — "ой!" — а его и нет.
милорад посмотрел-посмотрел, да и не вернулся.
позже прибились ссыльные нимфы, удобства соорудили, буфет.
пограничный князёк признал милорада державой.
пару раз заезжал, а потом вторично скончался в какой-то потусторонней уфе.
ничего милорада больше и не держало
ни на той стороне, ни на этой тем более. как-то сник,
постарел, стал задумчив и зол не в меру.
да ещё с этой (той) стороны постоянно "привет, старик!".
милорад отвечал: проебал я все полимеры,
да и ты проебешь, дружок, только потерпи.
поплывут обломки от памятников и канут.
иногда напьётся мутной воды и тихонечко материт
всё устройство седьмого материка. ну
и всё, что ещё сказать. мелководный хлам
эта речка во время оно из мира веры.
но бывает — проходит дрожание по рукам —
то ли ручку схватить, то ли туловище химеры.
Часть II
ГОЛОСА ИЗ ЗАЛА:
Что такое подземное, подзаборное — расскажи!
Милорад рисует на листике чертежи:
МИЛОРАД:
за полоской леты — фронтир, череда князьков
череда райцентров, прокуратур и плохих замков,
неподвластной рухлядью времени заселена,
разделённая на краюхи одна страна,
над которой властен - не властен, но всё же Сам,
раздаёт чины, как апостолы — чудеса,
но по факту любой князёк на него ложил,
до тех пор пока армия смерти не прибежит.
ГОЛОСА ИЗ ЗАЛА:
Что за армия? Легион?
МИЛОРАД:
Легион... Такой:
батальоны, где каждый второй батальон — штрафной,
каждый первый отряд — по-любому заград-отряд,
где о боге лишь всуе и говорят,
где любой боец — по-любому плохой боец,
где начальника называют всегда "отец",
но отец — педофил и насилует сыновей,
во всём мире не отыскать ничего милей.
я сбежал после первой атаки и лёг на дно,
поискали немного и плюнули — всё равно
в эту речку дважды — словно на эшафот.
ну а я устроился, вроде — нимфы, вот это вот...
Милорад неопределённо машет во тьме рукой
ГОЛОСА ИЗ ЗАЛА:
Ну, а Сам — это всё-таки кто такой?
Милорад топорщит усы, пугается, словно кот,
озирается и таинственным шепотком:
МИЛОРАД:
Хорошо, что не слышит министр Семи Печатей,
как бы не пришлось за всё это отвечать нам.
я видал Самого единственный в смерти раз,
и не пожелал бы его никому из вас.
раздаёт чины — это да, но к чинам жесток.
от людей далёк как от праги владивосток,
одевается в деловое или мундир,
называет обедом пир и войною мир,
не показывает лица, но топорщит хлыст —
самый первый в подземном мире постмодернист.
и не то чтобы его любит толпа людская,
но не отдавать же державу ставленникам из рая,
да к тому же двуглавый ворон и три Бича
заставляют за инакомыслие отвечать.
если встретятся имена такие, то быть беде:
лжедимитрий первый, фон унгерн и жан-бедель.
ГОЛОСА ИЗ ЗАЛА:
Это всадники?
МИЛОРАД:
Это чинуши из военных,
те что гонят парады перед Самим и полки на стены
городков, где князья решили ругать столицу.
иногда залетают к нам сверху златые птицы,
но с такими только фон унгерн имеет дело.
остальные бегут в краснокаменные пределы
и оттуда глядят, как пехоту разят мечами.
вы и сами, быть может, всё это замечали:
как запляшет в июне гроза по просторам тихим
и покатится по обочине мира лихо,
и царица какая-нибудь поведёт плечами —
это значит, что михаил и унгерн сейчас в печали
как сомнамбулы бродят по полю прошедшей битвы:
кто проклятия говорит, говоря молитвы,
кто молитву твердит, маскируя её в проклятье.
а всё чаще плюются, да думают: непонятно
как меня вообще занесло в кутерьму такую.
и расходятся — этак на год — а перекурят —
и пойдёт по-новой...
ГОЛОСА ИЗ ЗАЛА:
А остальные — что же?
МИЛОРАД:
жан бокасса — король из черни — так он по коже
всех поверженных в битвах режет указы власти.
целлюлозно-бумажных заводов-то в этой части
того света и не найдёшь, так что по-простому:
обдирают — и в бухгалтерию к золотому
и парнокопытному казначею...
ГОЛОСА ИЗ ЗАЛА:
...Оставим это...
лжедимитрий чем занят на том, то есть — этом свете?
МИЛОРАД:
лжедимитрий — он же министр Семи Печатей —
имя собственного лишен, но зато ночами
перелистывает страницы, где всё хранится:
как зовут Самого, от кого и когда родился,
кем при жизни был и что в смерти своей утратил —
всё записано в этой его тетради.
в свою очередь Сам знает имя и жизнь министра,
и на ниточке тайны, как камешки на монисто
расположены ряд за рядом, и оба властных
друг без друга не могут царствовать и являться
пред народом...
ГОЛОСА ИЗ ЗАЛА:
То есть?..
МИЛОРАД:
То есть тогда народу
может статься, захочется и свободу
повкушать на этой-то части света,
а покуда не знаешь, кто правит, то как же этим
власть имущим свои предъявлять тарифы?
да к тому же мифы, товарищи, всюду мифы —
как прекрасен правитель и как хорошо дояркам,
как комфортно в подземном мире, где всё неярко
и неброско, и скромно, — как подобает,
как красиво армия наша звенит рогами,
как умён лжедимитрий, но Сам всё равно мудрее,
как никто и думать не думает о добре и
как приятно жить в нашей мужественной державе,
как враги — даже злейшие — уважают
Самого и его умение нами править...
Раздаётся стук и стёкла в оконной раме
вылетают и сыпятся, сыпятся; стук всё резче,
будто в двери колотят прикладом, да так и есть же —
через пару мгновений дверь оседает на пол,
в зал врывается Сам и приказывает солдатам:
САМ:
Оцепите всё!..
Обращается к милораду:
САМ:
Боевой кружок?! бунтуете против ада?
властью, данною мне по правилу "первым бейте",
приговариваю вас всех ко вторичной смерти,
а с тобою, старик-писатель, мы наконец-то
разберемся в удобном для следственных действий месте,
а не в мутных водах речки, куда ты смылся...
Зал молчит. Милорад собирается с мыслью,
Все застыли в забавных позах; штыки примкнувши
Солдатня размышляет украдкой о доброй кружке
того пойла, что согревает и смерти после.
Что случится дальше? Что должно: погаснут звёзды
запылает месяц, покатится лихо кругом.
Нужно взять перерыв и избавиться от испуга,
подождать, посмотреть что случится (случится ль?) позже.
Это ад — даже время здесь невозможно
долго длится. Дадим же ему продлиться!
Се, грядут грозовые фронты, и узрит столица.