Эпилог. Дети света и тени




 

До тех пор, пока вы не осознали непрерывный закон умирания и рождения вновь, вы просто смутный гость на этой Земле.

(Гёте И. В.)

 

Наша совместная экспедиция подходит к концу, но прежде чем мы расстанемся, я бы хотела еще чуть-чуть задержаться на истории Персефоны, вместе с которой мы начали наш путь: именно она в том образе, в котором она предстает перед нами в конце волшебной истории, является для меня символом вожделенной внутренней интеграции. Покинув преисподнюю, Персефона больше не отрекается от своей тени, но и не позволяет ей поглотить себя полностью, безвозвратно – она управляет циклами ее появления и исчезновения. В Персефоне живет Деметра – сильная, щедрая и любящая внутренняя мать, но рядом существует и Аид – внутренний демонический муж, который оставляет за ней право быть самой собой: уходить и возвращаться, вновь уходить и вновь возвращаться. Жизнь Персефоны, теперь уже зрелой женщины, движется в постоянном внутреннем ритме; она замыкает круг и тут же начинает его с начала: цветение – увядание – цветение, жизнь – умирание – жизнь. Пятна света и тени мелькают, сменяя друг друга на просторах ее души – там, где шумят густые зеленые кроны деревьев, посаженных ее матерью. Мужское и женское больше не соперничают между собой: мир царит между светом и тенью; между зимой и летом. Подарки, приготовленные каждым из них, принимаются с радостью и любовью. Всему свое время: время для фей подносить подарки и время – произносить проклятья.

Экклезиаст (познавший, благодаря своим женщинам, что такое цикл и цикличность) сказал:

 

Всему (свое) время, и (свой) срок всякой вещи под небом:

Время рождаться и время умирать;

Время насаждать и время вырывать насаженное;

Время убивать и время исцелять;

Время взламывать и время строить;

Время плакать и время смеяться;

Время скорбеть и время плясать;

Время разбрасывать камни и время собирать камни;

Время обнимать и время удаляться от объятий;

Время искать и время терять;

Время хранить и время бросать;

Время разрывать и время сшивать;

Время молчать и время говорить;

Время любить и время ненавидеть;

Время войне и время миру.

 

Героиням сказок возвращения из небытия хорошо знаком круговорот тьмы и света, нашего погружения во мглу и восхождения к свету. Персефона, которая возвращается из царства теней, неся в себе плод от семени Аида; Талия, из чрева которой вышли ее Солнце и Луна; Ситтукан – девочка, которая вернулась королевой; Иннана, рожденная заново сестрой, корчащейся в родовых муках на дне преисподней, – история каждой из них – это образ нашего (объединяющего в себе свет и тень) возрождения. Круговорот этот – тяжкое бремя. Я и не пытаюсь скрыть всей тяжести пути вниз, на самое дно, но когда мы, ослабляя хватку, подчиняемся влекущей силе движения, это движение становится более мягким, менее резким и травматичным.

Было бы лучше, если бы мы, подобно Иннане, сами находили дорогу вниз и не нуждались бы, подобно Сильвии Плат, в том, чтобы нас похитили. А иначе мы действительно оказываемся похищенными: наша безвыходность похищает нас, застывших от ужаса, в чужие края депрессии, страха, болезни, оцепенения.

Когда мы отдаемся во власть круговорота, когда подчиняемся его ритму и становимся его частью, он становится частью нас: он больше не угрожает нам извне, а является той внутренней силой, которая толкает нас вверх сквозь жесткую почву наших будней изо дня в день, из месяца в месяц.

Если бы я знала дорогу туда и назад, если бы ходила по ней с юности, если бы признала ее существование и осознала ее необходимость, тогда, возможно, я бы спускалась по ней сама – иногда и по своей воле – увядать, оплакивать, умирать и рождаться заново.

И было бы хорошо, если бы у меня внутри хранилась карта с подробными указаниями, подобная той, которую получила Психея от прозорливой башни: с хромым погонщиком хромого осла не заговаривать, заплатить одним из медяков за переправу через реку, не поддаваться жалости и мертвеца за гнилую руку из реки не вытаскивать, старым ткачихам не помогать и их тканей не касаться, бросить ячменную лепешку в пасть преогромного пса с тремя головами; встретив Прозерпину, сесть перед ней на голую землю и съесть только простого хлеба; приняв, что дадут, тем же путем и вернуться, снова вступить на прежнюю дорогу и снова увидеть хоровод небесных светил.

Представьте себе спускающуюся в преисподнюю Иннану или Психею, принесшую себя в жертву дракону. Представьте Андромеду, бросившуюся в волны навстречу своему чудовищу: девушка, подчиняясь чувству долга, устремляется в покрытые мраком глубины своей души, встречает там своего таинственного анимуса, свои страсти и инстинкты, свои красное и черное, свое умирание, свое увядание… Она предается любовной игре, борется, кричит, смеется. Собравшаяся на берегу толпа заворожено следит за мелькающими над водой хвостами, рогами, руками и ногами, на мгновение появляющимися на поверхности и вновь исчезающими в пучине. А затем вода затихает на одну минуту, неделю, месяц, год, семь лет, сто лет, вечность.

Разочарованные зрители расходятся по домам. Гномы остаются сторожить гроб. Родители Психеи, отгородившись от внешнего мира стенами дома, тайно оплакивают свою дочь. Деметра скитается по бесплодной земле. Родители спящей красавицы погружаются в бездну вместе с ней. Пока однажды… Легкая зыбь на поверхности озера, еле различимый всплеск, чуть заметная тень – и вот она появляется: не Афродита-богиня, сотворенная из морской пены, а настоящая женщина из плоти и крови. С большим трудом, очень медленно она выбирается на берег, тихая, погруженная в свои мысли: ее мозг все еще продолжает перерабатывать то, что она видела во сне.

Безмолвие. Нет публики, которая бы восторженно встретила ее возвращение, но она не одна. Она прижимает к сердцу дитя света и тени – саму себя.

Неважно, как мы там оказались – преисподняя всегда одна и та же преисподняя, а совершаемая там работа всегда одна и та же работа: все та же «грязная» работа, все то же глубокое погружение в нечистоты нашей жизни; все те же попытки сдуть толстые слои пыли забвения и подавления, которые покрывают «некрасивые», «нежелательные», «гадкие» участки нашей души. И почти всегда свершается чудо: и там, среди запустения и грязи, подобно тому, как мы все «из пыли вышли», появляется девочка света и тени, которую мы поднимаем вместе с собой из бездны, чтобы растить и любить под голубым бездонным небом, прояснившимся после бури. Эта девочка всегда там, ждет не дождется, чтобы мы ее позвали, дали ей имя, чтобы мы ее помнили и любили.

Женщины, побывавшие внизу и поднявшиеся оттуда наверх, пишут о ней, изображают ее в рисунках, рожают и растят ее. А она учит нас: открывает перед нами нашу способность, нашу обязанность принимать и любить себя такими, какие мы есть.

Когда я была там, на дне пропасти, я искала дорогу назад, но не верила, что найду ее когда-нибудь. Я думала, что моя внутренняя преисподняя проглотила меня навечно, что ядовитое яблоко никогда не выскользнет из моего горла. И когда я стояла двумя ногами на краю пропасти и смотрела вниз, то не чувствовала никакой гордости и не испытывала чувства победы, а только безумный страх перед черной зловещей бездной, которая выплюнула меня назад. В ее глубоких глазах стоял вопрос, которого я раньше не замечала: кто ты? Она спрашивала меня, крича на своем немом языке, и я до сих пор стараюсь ей ответить, каждый день заново.

Долгое время я отлеживалась на берегу – отдыхала, наслаждаясь голубым небом и прозрачным чистым воздухом. Я не могла поверить, что больше никогда не соскользну вниз, и поджимала ноги, крепко прижимая их к телу, чтобы они не утащили меня назад в жуткую бездонную яму. Только намного позже, оглядываясь назад, я поняла, что все это время прижимала к груди девочку, дитя из света и тени, о существовании которой я и не догадывалась.

Когда рождаются наши дети, они кажутся нам детьми солнца… Их луна открывается нашему взгляду медленно-медленно – пока они предстают перед нами как одно целое, как один целостный человек, содержащий в себе и солнце, и луну, свет и тень. Наша первая встреча с теневой стороной наших детей может оказаться очень тяжелой. Может пройти много времени прежде, чем мы начинаем понимать, что и нашим солнечным детям иногда необходим отдых в своей собственной тени.

Я смотрю на своих детей, и они напоминают мне эльфов или нимф, мелькающих, вспыхивающих на солнце и исчезающих в тени среди деревьев. На них пляшут пятна света и тени, и капли росы искрятся на их лицах. Только так они совершенны, только так они существуют – и только так существую по-настоящему и я сама. Мои дети открыли мне солнце и луну, которые во мне. Мою любовь к детям, таким, какие они есть, с луной и солнцем, заключенным в одно целое, я учусь проявлять и по отношению к самой себе.

Теперь я готова заговорить с бездной, превратившей меня в ту, кем я являюсь сегодня, и сказать ей спасибо.

 

 


[1]Сокращение английского «miscarriage» – произвольный выкидыш.

 

[2]«Необычно преданные родители» – парафраз известного выражения Д. В. Винникотта «обычная преданная мать», объединяющего бесконечный перечень желаний, намерений и представлений, о которых он говорит, исследуя взаимоотношения родители – дети. Кларисса Пинкола Эстес пишет о матери из раннего детства как о «слишком хорошей» или «слишком преданной», когда она, укрывая свою дочку у себя под юбкой, невольно препятствует ее развитию и взрослению. Такая мать обязана «умереть», чтобы предоставить сцену матери подростка. Такого рода мать изображена (совсем нелестно) во многих сказках как «мачеха» в самой что ни на есть отрицательной коннотации.

 

[3]В аналитической (юнгианской) психологии Тенью называют набор тех негативных качеств человека, которыми он обладает, но не признает своими собственными. Это те свойства характера, которые человек не приемлет в других людях, не замечая при этом, что и сам наделен ими в не меньшей степени. Они образуют теневой образ человека, «темную сторону» его личности. Зачастую Тень заключает в себе загадочные, пугающие свойства – это, по мнению Юнга, нашло отражение во многих литературных и мифологических образах. Если мы обратимся к шаманству, то там роль Тени исполняет «внешняя душа», которая обычно принимает образ того или иного животного. «Если с тенью случится что-то серьезное, то человек – хозяин тени вскорости распрощается с жизнью» (Nahum Megged. Portals of Hope and Gates of Terror: Shamanism, Magic and Witchcraft… Tel-Aviv, Modan).

 

[4] Winnicott D. W. Home is Where We Start From: Essays by a Psychoanalyst / Ed. by C. Winnicott. N. Y. – London: W. W. Norton; Har mondsworth: Penguin, 1986. Далее: D. W. Winnicott, Essays.

 

[5]Там же.

 

[6]Все фрагменты сказки «Белоснежка» взяты из сборника сказок братьев Гримм.

 

[7]Подобную картину мы наблюдаем в повествовании о Психее, героине греческой мифологии: и там капли крови нарушают ленивое течение дремлющего сюжета. Ночь за ночью Психея и ее возлюбленный отдаются любовной страсти, пока Психея, случайно уколов палец об одну из стрел Амура, не наклоняется поцеловать своего таинственного мужа, и капля раскаленного масла из ее светильника капает на его плечо. Боль от ожога прогоняет сон, и разгневанный Амур убегает, тем самым вынуждая Психею отправиться в длительные и опасные поиски, в течение которых она, естественно, взрослеет, и боги в конце концов меняют гнев на милость.

 

[8] Plath Sylvia. The Unabridged Journals of Sylvia Plath / Ed. by Karen V. Kukil. N. Y.: Anchor books, 2000. Далее: Plath S. The Journals.

 

[9]Алис Миллер (1923–2010) – психолог, исследователь и писательница. Ее книга «Драма одаренного ребенка и поиск собственного Я» переведена на русский язык (М.: Академический проект, 2001). В конце 1970-х годов, разочаровавшись в психоанализе, Миллер разработала собственную систему, основанную на опыте швейцарского психотерапевта Конрада Штетбахера. Миллер утверждает, что фрейдианская школа относится к фактам как к фантазии и тем самым препятствует поискам правды, утерянной в детские годы. По ее утверждению, такого рода терапия может оказаться не только безрезультатной, но и опасной.

 

[10]Маргарет Малер (1897–1985) – врач-педиатр, исследователь и психиатр, занимавшаяся аспектами становления собственного «Я» у ребенка – процессом разделения и приобретения собственной, отдельной и отличной от матери, индивидуальности. Она утверждала, что этот процесс не ограничивается периодом детства, а продолжается в течение всей жизни индивидуума.

 

[11] Plath S. The Journals. От 5.02.1958.

 

[12] Бринтон Перера Сильвия. В подземном царстве темной богини. Символический путь женской инициации. Интернет-издательство Эксклюзив-книга, 2010. Далее: Бринтон П. С.

 

[13] Мириам Ялан Штекелис. Дани – гибор (на иврите).

 

[14]Персона – маска актера (лат.).

 

[15] Plath S. The Journals. Oт 27.12.1958.

 

[16] Winnicott D. W. Essays.

 

[17] Миллер Алис. Драма одаренного ребенка и поиск собственного Я. М.: Академический Проект, 2001.

 

[18]«Новые волшебные сказки» – название сборника переведенных на русский язык сказок графини де Сегюр, написанных в середине XIX века (прим. пер.). // Заблудившаяся в волшебном лесу Блондина не может вернуться к своему доброму отцу королю, пока не пройдет сложнейший подготовительный курс под присмотром доброй феи, которая ради такого случая принимает облик лесного оленя. Чтобы хоть как-то облегчить столь болезненный процесс взросления, она усыпляет свою воспитанницу на целых семь лет, в течение которых обучает ее всем премудростям, необходимым любой принцессе – дочке короля: проснувшаяся Блондина великолепно играет на пианино и скрипке, мастерски владеет пером и кистью и, перелистывая книги в библиотеке, вдруг осознает, что все это она уже читала во сне. Девушка бросается к фее со словами благодарности, а затем, преодолев еще ряд затейливых препятствий, достигает победного финиша.

 

[19]Там же.

 

[20]Соль, добавленная в воду, в которой должна вариться Белоснежка, – это не только пикантная приправа к этой жуткой истории, но и консервант – для длительного хранения тех элементов, которые особенно привлекали королеву.

 

[21]Мария – Луиза фон Франц считает, что образ Кроноса связан с темой депрессии. Отсюда следует, что акт поедания «внутреннего другого» (бог поедает своих детей, Тень пожирает Персону) напрямую связан с депрессивным состоянием, сопутствующим расслоению, и, как следствие, с потребностью вновь объединить все душевные компоненты.

 

[22]Бруно Беттельгейм, автор «Психоанализа волшебной сказки», проецирует образ отца на образ охотника, так как никто другой не сможет защитить девочку в тот момент, когда он будет притворяться, будто бы выполняет приказ мачехи-королевы. По его словам, любой ребенок, читая сказки, архетипически склонен видеть в образе охотника своего отца. Правда, в «Белоснежке» – в отличие от по-отечески надежного и заботливого охотника, спасшего Красную шапочку, – образ внутреннего отца слаб и ненадежен: охотник/отец не уничтожает Белоснежку, но и не предпринимает ничего для ее защиты. Только пережив глубокую депрессию, Белоснежка найдет в себе силы воспроизвести на свет своего принца.

 

[23] Plath S. The Journals. От 3.01.1959.

 

[24]По словам профессора Меггеда, индейцы Средней Америки верят, что источником большинства психических расстройств, в том числе и «болезни ужаса», соответствующей депрессивному состоянию, служит потеря человеком своего «животного двойника» (нагуаля): той части души, которая существует абсолютно отдельно от нашей персоны. Этот «животный двойник» и есть наша интуитивная, инстинктивная, примитивная часть, которую в западной культуре принято считать низменной, нежелательной и постыдной. Нагуаль в моем понимании – это тот же душевный компонент, который присутствует во всех сказках обратимой смерти в виде «королевы подземного царства» или «злой колдуньи». Его подавление может привести к тревожному состоянию и депрессии. Меггед пишет: «Неподвластный страх, который иногда сопровождается бегством животного двойника, является самым знакомым и распространенным расстройством, а его физические и душевные последствия – потеря сил, слабость, отсутствие аппетита, потеря в весе и зачастую апатия по отношению окружающим – ясно видны каждому» (Ворота надежды, ворота ужаса. Шаарей Тиква, Шаарей Эйма. Модан, 1980 (на иврите)).

 

[25] Меггед Нахум. Шеарей Тиква ве Шеарей Эйма. Бен-Шемен: Модан, 1998 (на иврите). Далее: Меггед Н. Шеарей.

 

[26]В отдаленных индонезийских селениях можно и сегодня встретить женщин, которые, перечисляя рожденных ею детей, с гордостью назовут крокодила. В раннем возрасте животное живет наравне с другими членами семьи, ест вместе со всеми и спит на мягком матрасе в том же помещении. Оно помогает семье в заработке: в праздники вся деревня, поклоняясь святому животному, приносит дорогие подарки. Когда детеныш достигает угрожающих размеров, становится грозою кур и не прочь полакомиться своими «братьями» и «родителями», ему устраивают праздничное новоселье в просторном вольере, и семья продолжает о нем заботиться зачастую до его глубокой старости. Нередко такой святой крокодил нападает на «самых близких ему людей», и его жертвой становится «родившая» его женщина.

 

[27] Ламдан Арэла. Мештика ле Заака ве Дибур. Тель-Авив: Йад Табенкин, 2004 (на иврите).

 

[28]Герои сказки Ганса Христиана Андерсена «Тень» по воле автора меняются ролями. Тень покидает своего хозяина, живет отдельной, независимой от него жизнью и только изредка навещает своего прежнего владельца. Чем сильнее и увереннее становится тень, тем слабее становится человек. Его состояние ухудшается настолько, что он готов стать тенью своей тени и даже обещать, что никто никогда не узнает правды; и все же – он умирает. По другой версии, тень предает своего хозяина, и он, чудом избежав смертной казни, покидает город, селится в тихой деревне, чтобы там вдали от всех вырастить себе новую тень.

 

[29]Эту замечательную легенду о женщине-скелете можно найти в книге Клариссы Пинкола Эстес «Бегущая с волками»: жила-была девушка, которую разгневанный отец сбросил со скалы в море. Как-то, заброшенный рыбаком крючок зацепился за обглоданный рыбами скелет. Рыбак с трудом добрался до берега и в ужасе бросился бежать к стойбищу, но запутавшийся в леске скелет преследовал его и в покрытой снегом тундре. Добежав до деревни, он с облегчением юркнул в юрту, но и там, к своему ужасу, обнаружил сваленные в углу в кучу, опутанные леской кости. Страх сменился жалостью, и он начал распутывать леску и складывать кости по порядку: сначала пальцы ног, затем – лодыжку. Все это он проделывал, тихо напевая колыбельную, которую когда-то пела его мать. К концу ночи леска была распутана, женщина-скелет собрана, и рыбак заснул. Во сне у него скатилась слезинка, при виде которой женщина-скелет почувствовала непреодолимую жажду. Она долго пила из слезинки, а затем протянула руку к его груди и вынула оттуда сердце. Женщина начала бить в него, словно в бубен, сопровождая громкие звуки словами: «Плоть-плоть-плоть». Ее кости обрастали плотью, а она продолжала петь. Так она напела себе волосы, грудь и бугорок между ногами. Той же песней она раздела рыбака и, прижавшись к его телу, вернула ему сердце. Так они и проснулись, сплетенные новой любовью (Эстес К. П. Бегущая с волками. Глава 5. Пер. Т. Науменко).

 

[30]О двойственности анимуса: во всех сказках возвращения из небытия присутствует персонаж, благодаря которому героини просыпаются от глубокого длительного сна, и во всех сказках этим персонажем является мужчина. Возможно, что в древних версиях, следы которых просматриваются в мифах об Инанне и Персефоне, источником такой пробуждающей к жизни силы могла быть и женщина, но дошедшие до наших дней сказания слишком долго переваривались в брюхе патриархата. // К. Г. Юнг говорил о двух составных частях души: анима – понятие, которое он позаимствовал у античного «anima mundi» («мировая душа»), оно относится к женскому началу в мужчине, а анимус – «дух», мужское проявление в женщине. Юнг и его современные последователи используют термин «анимус» как определение активного мужского начала. При этом сам Юнг связывал рационально-критические, аналитические, решительные стороны женской души с ее мужской составляющей и считал, что эти свойства способны проявиться только при наличии в женщине мужского элемента. Я беру на себя смелость заявить, что, несмотря на всю значимость теории Юнга, он являлся представителем патриархального общества, воспитывался на его канонах и находился под влиянием традиционного патриархального отношения к миру. По-моему, ничто, кроме презрительного отношения к женщине, не может стать основой стереотипного восприятия мыслительных способностей как исконно мужского качества. Кроме того, основываясь на идеях антропософии, я считаю, что существует конфликт между элементом мышления (содержащим, по Р. Штайнеру, компоненты смерти) и активным, деятельным, элементом – элементом, несущем в себе жизнь. Такой же конфликт наблюдается между аналитическими – сдерживающими – силами и созидательными – двигающими вперед. Юнг же почему-то все эти элементы относит к одному и тому же – мужскому – началу, т. е. – к анимусу. // Когда я пользуюсь термином «анимус», я имею в виду активную, жизненную, пробуждающую силу, а не критично-аналитические компоненты умирания, которые в наших сказках прячутся в совсем других уголках души: например, в углу, отведенном для внутренних родителей, который, как и анимус, может тоже находиться под контролем общества, а оно, как мы уже усвоили, патриархальное.

 

[31]Многие авторы, в частности Роберт Грейвс, приводят доказательства того, что в отличие от современного западного общества, где красный цвет традиционно считается «живым» цветом, а белый символизирует смерть (саван, привидения и т. п.), в древнем мире эти цвета означали обратное: «Пища богов», вероятно, предполагает, что табу на красную еду возникло из табу на поедание мухоморов, ибо поганые грибы, судя по греческой поговорке, которую цитировал Нерон, были «пищей богов». В Древней Греции вся красная еда – омар, бекон, барабулька, лангуста и красные ягоды и фрукты – была запрещена, кроме как во время праздников в честь мертвых. (Красный цвет – цвет смерти в Греции и Британии в бронзовом веке: красная охра была обнаружена в захоронениях эпохи мегалита в горах Пресцелли и на равнине Солсбери.) (Грейвс Р. Белая богиня. Пер. И. А. Егорова).

 

[32] Беллоу Сол. Кража: Собрание рассказов в одном томе. М.: АСТ – Астрель, 2010.

 

[33]Если яблоко разрезать поперек, то в центре каждой половинки будет пятиконечная звезда, символ бессмертия, который представляет Богиню в ее пяти воплощениях: от рождения до смерти – и обратно: от смерти к рождению (Грейвс Роберт. Белая богиня).

 

[34]Alisier – догальское слово, обозначавшее ягоду, яблоко, – и артуровский Аваллон означают одно и то же (Эстес К. П. Бегущая с волками).

 

[35] Плат Сильвия. Жала (из книги стихов «Ариэль»). Пер. с англ. Яна Пробштейна.

 

[36]«Очевидно, что западная культура лишила женщин уверенности в себе, позволяющей заявлять об объективной возможности фемининности. Эта идея считается чудовищной; таким образом, женщин поощряют быть послушными и „связанными с Эросом“, с садистскими образами покровителя-анимуса, а не заявлять о своей собственной, такой же садистски самоуверенной власти» (Бринтон П. С. В Подземном царстве темной богини. Пер. В. Мершавки. 2010).

 

[37]У моей дочки, в то время двух с половиной лет, была любимая игра: она с гордостью хлопала себя по смешно выпирающему животику и объявляла, что беременна. «Мой ребеночек еще не родился, – говорила она, – только его тень уже родилась».

 

[38]Бринтон П. С.

 

[39] Von Franz Marie-Louise. The Psychological Meaning of Redemption Motif in Fairytales.

 

[40] Rich Adrienne. Of Woman Born: Motherhood as Experience and Institution. N. Y. – London: W. W. Norton, 1976. Далее: Rich A. Of Woman.

 

[41]Там же.

 

[42] Plath S. The Journals.

 

[43]У многих древних народов было принято помещать в рот усопшего монеты или другие предметы, те же корни имеет древний обычай класть серебряные монеты на веки умершего.

 

[44]Сестра из сказки «Двенадцать братьев» вынуждена молчать семь лет ради того, чтобы спасти своих братьев, превратившихся в воронов. «Надо семь лет молчать, нельзя ни смеяться, ни говорить; а если ты вымолвишь хоть одно слово или до исполнения срока недостанет хотя бы одного часа, то все тогда пропадет, и одно твое слово убьет твоих братьев», – говорит вышедшая из лесу старуха. Через какое-то время в нее влюбился король, и они отпраздновали пышную свадьбу (невеста на свадьбе не говорила и не смеялась). Молодая королева продолжала молчать, из-за чего все решили, что она колдунья и приговорили ее к сожжению. Но и вид пылающего костра не заставил девушку нарушить клятву. Только когда языки пламени коснулись ее одежды, прошли отведенные семь лет – и она была спасена.

 

[45]Добрая фея, которая воспринимается как доступный человеческий образ внутренних материнских сил, встречается только в довольно поздних версиях сказки. До этого они воплощаются в природе: в дереве и голубях.

 

[46]Адриенна Рич пишет в своем дневнике о героине романа Вирджинии Вульф «На маяк»: «Миссис Рэмзи – фигура многоцветная, калейдоскопическая, и при повторных чтениях романа она меняется почти так же, как параллельно переменам в нас в наших глазах меняются наши матери» (Рич А. Рожденные женщиной. Пер. Т. К.-С.).

 

[47]Термин «антагонист» я позаимствовала из мира драмы и кино: это персонаж, активно противодействующий протагонисту, чаще всего, главному герою. В классической литературе антагонисту обычно отводится роль злодея, но зачастую он – тот, кто запускает в действие весь сюжет, заставляет главного героя снять домашние тапочки и взяться за работу. Без антагониста не было бы конфликта, не было бы драмы, не было бы фильма.

 

[48]Там же.

 

[49]«Второй пол». Женщины, которые, видя, что их мужья проявляют недостаточно (в отличие от них самих) благоговения перед младенцем и требуют от них своей доли любви, внимания и сил, для того чтобы разрешить этот конфликт, берут на вооружение очень распространенное высказывание: «Мой муж – ну просто взрослый ребенок. Ему тоже нужна мама».

 

[50]Там же.

 

[51]Там же.

 

[52]Там же.

 

[53]Это та же ступа, в которой сказочные ведьмы толкут (к примеру) хвост ящерицы, кошачьи фекалии, трех пауков и змеиный глаз, ею пользовались в своих ритуалах древние жрицы; к ним она перешла в наследство от их первобытных предшественников. Эрих Нойманн утверждает, что изготовление ступ было исконно женским ритуальным ремеслом. Скорее всего, ступа являлась символом материнского чрева, а кроме того, полного матриархального цикла: хранение (жидкости или зерна), видоизменение (брожение или варка) и захоронения.

 

[54] Battelheim Bruno. The Uses of Enchantment: Meaning and Importance of Fairy Tales. N. Y.: Knopf, 1976.

 

[55] Эстес Кларисса Пинкола. Бегущая с волками: Женский архетип в мифах и сказаниях. Киев: София, 2002. Далее: Эстес К. П. Бегущая.

 

[56] Меггед Н. Шеарей.

 

[57]шамана

 

[58]о том, что видела во сне

 

[59] Еврипид. Вакханки. Пер. Ф. Ф. Зелинского.

 

[60]Многие антропологические исследования сообщают о случаях, когда у всех женщин одного и того же племени / семейства наблюдается одинаковый менструальный цикл. И в наше время многие женщины рассказывают, что у них происходят колебания месячного цикла до тех пор, пока их менструация не выпадает на те же числа, что и у их сестер и близких подруг. Во многих культурах до сегодняшнего дня принято изолировать женщину во время ее месячных кровотечений. В иудаизме этот ритуальный статус женщины называется нида (от корня, выражающего отдаление) и он запрещает любое физическое сближение между мужчиной и женщиной вплоть до касания и передачи предметов из рук в руки. // Противоречие между коллективным месячным циклом и традицией изоляции во время месячных можно объяснить борьбой мужских и женских сил в истории человечества: если в период матриархата мужская часть племени была вынуждена покинуть селение на время женского цикла («Идите поиграйте, сходите на охоту, займите себя чем-нибудь»), а женщины посвящали это время отдыху и священным обрядам, то при патриархате, когда мужчина стал хозяином дома (и в прямом, и в переносном смысле), женщинам приходилось уходить из деревни на время месячных.

 

[61] Бовуар Симона де. Второй пол. М.: Прогресс, 1997. Далее: Бовуар С. Второй пол.

 

[62] Лейрис Мишель. Возраст мужчины. СПб.: Наука, 2002.

 

[63] Plath S. The Journals. От 19.07.1958.

 

[64] Шимбровска Вислава. Небо. Пер. Г. Ходорковского.

 

[65] Plath S. The Journals. От 5.11.1957.

 

[66]Мотив заглатывания камней вместо одушевленной жертвы перекликается с историей спасения Зевса от его плотоядного отца Хроноса, который пожирал своих новорожденных детей: мать Зевса протянула его отцу вместо младенца камень, завернутый в пеленку, и ничего не подозревавший Хронос проглотил его, так и не заметив подмены.

 

[67]Невысокие каменные пирамидки встречаются на горных вершинах Тибета и Гималаев; их возводят альпинисты и паломники в память о победе над телом и духом и в честь наступающего после этого чувства величайшего облегчения.

 

[68] Цзы Лао. Дао Дэ Цзин. Канон пути и благодати. Ростов-на-Дону: Феникс, 2003.

 

[69]Там же.

 

[70]Там же.

 

[71]Джамбаттиста Базиле, 1575–1632 (Giambattista Basile) – итальянский поэт и писатель-сказочник. Его книга «Сказка сказок», вышедшая в свет в 1634 году, была издана через 40 лет под названием «Пентамерон» как парафраз «Декамерона» Бокаччо и содержала 50 историй, которые рассказывают 10 женщин на протяжении 5 дней. В основу этих сказок положен крестьянский фольклор, корни которого уходят в глубины веков.

 

[72]Краткое изложение в свободном переводе сказки, рассказанной Базиле.

 

[73]Имя Талия созвучно имени другой девушки, которая тоже умерла и очнулась: Талифа из Нового Завета, воскрешенная Иисусом двумя властными словами «Талифа куми», что в переводе с арамейского значит «девица, встань». Кроме того, Талия на древнееврейском языке – это молодая овца. Если предположить, что оба эти источника нашли отражение в итальянском имени нашей героини, то становится несомненной важность ее молодого возраста, вернее, важность того, что ментально она все еще ребенок.

 

[74]По всей вероятности, Базиле выбрал эти имена, отдавая дань древнегреческим близнецам Аполлону, богу Солнца, и Артемиде, богине охоты и Луны. Оба они были рождены богиней Лето от ее возлюбленного Зевса, который, как и король в сказке о Талии, имел законную жену.

 

[75]История о Зелландин считается самой ранней версией «Спящей Красавицы». Но еще в германо-скандинавской мифологии, записанной в XIII веке, мы встречаем Брунхильду, валькирию из «Песни о Ниберлунгах», находящуюся на службе у бога Одина и наказанную им за непослушание. Один изгнал ее с небес и приговорил к замужеству с обычным смертным. Но Брунхильде не давали покоя опасения, что она может связать свою жизнь с трусом, и поэтому Один усыпил ее уколом заколдованного кинжала и поместил в замок, окруженный стеной огня. Там она дожидалась смельчака, который победит пламя и освободит ее из плена долголетнего сна. Эта версия вполне уверенно выводит нас на уже знакомую тропу: принцесса, укол, замок, окруженный непроходимыми зарослями, и смелый принц легко преодолевают путь в несколько столетий – прямо в «Шиповничек», общеизвестный вариант «Спящей красавицы» в пересказе братьев Гримм.

 

[76]Эрих Нойманн – психоаналитик и один из самых известных учеников Карла Юнга. Родился и учился в Берлине, с 1934 года жил и практиковал в Тель-Авиве. Карл Юнг сказал о нем: «Там, где я закончил, начал Нойманн». Эрих Нойманн написал 11 книг (все по-немецки), наиболее известными из них являются «Глубинная психология», «Великая Мать», «Амур и Психея».

 

[77] Rich A. Of Woman.

 

[78] Нойманн Эрих. Комментарии к «Эросу и Психее». Интернет-проект Касталия, 2012.

 

[79]«Палочка друидов с рисунком в виде спирали… Ольховая ветка… знак воскрешения, ибо почки на ней расположены в виде спирали. Ну а уж сама спираль и вовсе древняя. Самые ранние шумерские святилища… защищены спиралевидными столбами» (Р. Грейвс. Белая Богиня).

 

[80]Мой очень упрощенный и короткий пересказ ирландского мифа «Котел Керидвен» сделан на основе нескольких источников. Легенда переведена с древневаллийского языка на английский примерно 150 лет назад. Талиесин выступает здесь в роли сказочного героя, но сохранились письменные свидетельства, подтверждающие, что поэт, носивший это имя жил и творил в VI веке н. э. в древнем Уэльсе. Он является древнейшим из поэтов, писавших на валлийском языке, чьи произведения дошли до наших дней.

 

[81]Эва Хоффман – американская писательница еврейско-польского происхождения. Родилась в Кракове в еврейской семье, пережившей Холокост. В 13-летнем возрасте вместе с родителями эмигрировала в Канаду. Эва Хоффман окончила университет Райса в Хьюстоне, получила степень доктора в Гарварде, работала журналистом и редактором в «Нью-Йорк Таймс». Ее первая книга-автобиография «Lost in translation…» переведена на русский язык А. Л. Борисенко под названием «Искусство потерь, или Опыт жизни в новом языке».

 

[82] Hoffman Eva. Lost in Translation: Life in a New Language. Penguin Books, 1990.

 

[83] Plath S. The Journals. От 1.10.1957.

 

[84]The Book of the Thousands Nights and One Night. London – N. Y.: E. Powys Mahthers, 1986.

 

[85]Работая над переизданием своей книги «Рожденные женщиной», Адриенна Рич решила заменить понятие «бесплодная женщина» выражением «бездетная» и объяснила это неприятием тезиса, что «материнство – это главное и единственное предназначение женщины». Женщина без детей не бесплодна. Она создает, она творит, как любая другая женщина. В данном случае я сознательно выбрала «неполиткорректный» термин «бесплодие», чтобы передать боль, сопровождающую бездетную женщину практически всегда и везде из-за частично сочувственного, частично осуждающего отношения к ней общества.

 

[86]Одним из немногих текстов, написанных женщиной, является «Гептамерон»: незаконченный сборник, состоящий из 72 историй, принадлежащих перу Маргариты Наваррской, принцессы по крови и королевы Наварры. При всем разнообразии сюжетов основное место в новеллах, написанных, как принято считать, в середине XVI века, занимают любовные истории. Но так как ни по стилю, ни по характеру эта книга ничем не отличается от других, написанных в ту же эпоху писателями-мужчинами, я привожу ее в качестве примера как произведение, характерное для женщин, усвоивших мужской кодекс господствующего над ними патриархального общества.

 

[87]Существует теория – хотелось бы верить, что шуточная, – которая объясняет, почему мужчин так влекут блондинки. Оказывается, бледный цвет волос ассоциируется со смертью; а так как напористая энергичная женщина вызывает у мужчин ужас, они, естественно, предпочитают бледную вялость смерти.

 

[88]«Мабиногион», часть четвертая. Небезынтересно напомнить, что Бруно Баттельгейм, видный американский психолог и психиатр, много писавший о роли волшебных сказок, указывал на метафорическую связь между ногой и мужским членом. В этой же легенде упоминается волшебный жезл (несомненно, фаллической формы), через который должна была перешагнуть другая девушка; мы еще к ней вернемся.

 

[89]Одним из стилистических новшеств Ионы Волах было с<



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-06-11 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: