— Ну, ладно, ладно, — сказала Одра с напускным недовольством.
Сьерра вернулась на работу окрыленная. На обед она шла с тяжелым сердцем, ожидая, что Одра будет с ней высокомерной и унизительно снисходительной. Но вопреки ее ожиданиям у нее появилась новая подруга, которую она могла обрести еще три года назад, если бы не была так поглощена собственной персоной.
Когда Сьерра вернулась домой, дети уже успели прийти из школы. Клэнтон корпел над математикой за кухонным столом, ну а Каролина болтала по телефону с Памелой.
— Мама, Марша передает тебе привет.
— Взаимно. И напомни ей, что в субботу мы идем с ней по магазинам.
Алекс снова хотел повести Клэнтона на «Волшебные горки». По пятницам же он всегда проводил весь вечер с Каролиной.
Кинув сумочку на стол, Сьерра уселась на одну из кухонных табуреток и принялась просматривать почту. Среди внушительной кипы рекламных проспектов она обнаружила учебную программу местного колледжа с двухлетним сроком обучения. Наскоро пробежала ее глазами и отметила несколько интересных бизнес-курсов, которые могли помочь ей в нынешней работе. Конечно, все предложения были заманчивы, но выглядели не так интригующе, как одно, гласящее: «Оформление интерьера в условиях ограниченного бюджета».
Довольная, Сьерра ухмыльнулась. Теперь она нашла курсы, которые как нельзя более подходят ей. Она, конечно, уже сделала ремонт, который могла себе позволить на данный момент, но осталось еще несколько проектов, покорно ждущих своей очереди. Старый облезлый шкаф, который принадлежал еще родителям Алекса, остро нуждается в полировке, а еще у нее есть интересная ткань для обивки кресел с подлокотниками. К тому же, она прикупила акриловые краски, чтобы украсить стены в спальне Каролины орнаментом из цветов и листьев.
Отбросив рекламный проспект в сторону, она взяла страховой счет за машину. Поскольку Сьерра поменяла свой «БМВ» на «сатурн»[43], выплаты значительно сократились.
Каролина повесила трубку, слезла с табуретки и открыла холодильник.
— Я проголодалась. Что у нас на обед?
Сьерра улыбнулась:
— Как насчет сосисок с макаронами и сыром для разнообразия?
— Ну, мам. А почему бы нам не заказать сегодня китайский обед?
— Не сегодня, родная, — сказала Сьерра, разворачивая письмо от родителей Алекса. Раз в неделю она получала от них письмо и писала ответ. Они приглашали ее с детьми на День благодарения. Мария тактично упомянула, что Алекс в этом году собирается провести праздники в другом месте. Написав ответное письмо, Сьерра оставила его на столе незапечатанным, с тем чтобы дети могли го прочитать.
Поездка в Хилдсбург займет довольно много времени, но ехать все же нужно. С того времени, как Сьерра похоронила мать, она ни разу не была дома.
Телефон снова зазвонил.
— Это тебя, мама.
Сьерра взяла трубку:
— Слушаю.
— Марша сообщила, что ты даешь Алексу развод.
Сердце ее сжалось, когда она услышала голос Рона.
— Новости распространяются молниеносно, — Сьерра старалась говорить спокойным тоном.
— Я узнал об этом в тот же день, что и Марша. Но я выжидал, чтобы ты успела свыкнуться с этой мыслью.
Соскользнув с табуретки, Сьерра поставила кипятить чайник. Одра утверждает, что нет ничего лучше чашечки травяного чая при расшатанных нервах. Рон поинтересовался детьми и ее новым домом. Ей не пришлось спрашивать, откуда у него номер ее телефона. Очевидно, Марша передала его тремя неделями ранее вместе с новостью о разводе.
— Ты часто видишься с Алексом?
— Когда он заезжает за детьми, — ответила Сьерра, чувствуя, как осторожен Рон в разговоре с ней. Он проявил чуткость и не спросил, планирует ли Алекс жениться на Элизабет Лонгфорд.
Рон сообщил, что малышка Джуди уже ползает на четвереньках и что Арлин побывала в двухнедельном отпуске.
— Она вернулась загорелая и чрезвычайно раскованная.
Сьерра засмеялась. Она уже успела подзабыть, как легко и непринужденно чувствовала себя, общаясь с Роном. Расслабилась, стала расспрашивать о некоторых подростках, с проблемами которых ей пришлось столкнуться, работая в «Аутрич». Он поведал, что один из них вернулся в школу, а другой переехал в Канзас к бабушке. Рассказал также о некоторых других ребятах, которые согласились принять участие в программе. Болтали они уже больше часа, когда Рон озадачил ее своим предложением.
— Мне бы хотелось пригласить тебя на ужин в пятницу вечером.
Этим он мгновенно лишил Сьерру возникшего у нее чувства легкости и безопасности.
— Не знаю, Рон. Не уверена, что я готова к этому.
— Я прошу тебя пообедать со мной, Сьерра. Я не прошу выйти за меня замуж.
— Знаю, но у меня ощущение, что одно может повлечь за собой другое.
Он кротко усмехнулся:
— Это было честно. Неужели я такой предсказуемый?
— Ты был открытым и искренним, Рон. Я же была слепой и глупой.
— Ты изо всех сил старалась сохранить свою жизнь целостной и осмысленной.
— До сих пор стараюсь.
— Добро пожаловать в человеческий мир, — заметил он. — Послушай, что если я пообещаю, что в течение шести месяцев не попытаюсь даже дотронуться до твоей руки? Разумеется, если ты сама не разрешишь мне сделать это.
Она рассмеялась:
— Да, такое будет облегчение, если не придется отбиваться от мужчин, — несколько принужденно пошутила Сьерра. На протяжении следующих пяти минут он поддразнивал ее, стараясь смягчить эффект, произведенный его приглашением. — Дай мне немного времени подумать, — наконец сказала она, вдруг обратив внимание на то, с каким выражением дети уставились на нее. Они ведь знали, что она разговаривала не с отцом.
— Я позвоню тебе в пятницу.
У нее осталось впечатление, что Рон был прекрасно осведомлен о встречах Алекса с детьми по пятницам и субботам, и что в это время она оставалась наедине с собой и раздумьями о жизни. Марша ведь знает об этом, а то, о чем знает Марша, по всей видимости, не остается секретом и для Рона.
— Кто это был? — спросил Клэнтон, когда она повесила трубку.
— Рон Пейрозо.
— Ого! Мы что, снова отправимся в морское путешествие?
Сьерра посмотрела на детей и поняла, что эта идея их нисколько не смущает.
— Возможно.
—*—
М ысленно я возвращаюсь к этому снова и снова.
Хочу понять, как это могло произойти. Джеймс сказал, что идет на речку, чтобы наловить рыбы на ужин. Когда затемно он еще не вернулся домой, я послала за ним Хэнка. Хэнк прибежал обратно и закричал, что папа в воде и не может выплыть. Он был уже мертв, когда я добралась до него.
Мы вдвоем с трудом смогли вытащить Джеймса на берег. Он был бледный и раздувшийся, а на лбу зияла рана. Должно быть, поскользнулся, упал и сильно ударился головой о камень. И, должно быть, потерял при этом сознание. Как еще иначе он мог утонуть в реке меньше фута глубиной?
Неприятности буквально преследуют меня. Не могу думать ни о чем другом, кроме той ужасной вещи, которую я сотворила с Джеймсом.
Чтобы подтащить тело Джеймса к дому, мне пришлось привязать его к лошади. Потом я умыла и одела его в чистую одежду для похорон. Так набегалась и устала к тому времени, когда закончила все приготовления, что уже ни на что не была способна до утра.
Джошуа выкопал могилу, но потребовалось участие всех, чтобы частично на руках, частично волоком подтащить тело к месту погребения. Я знала, что тяжкое зрелище погружения отца в могилу не для детских глаз, и не хотела, чтобы они смотрели. Хуже всего то, что я не смогла оставить одеяло на Джеймсе. Запасных ведь у нас нет, а на дворе зима. Так что я велела Джошуа увести детей к повозке.
Я сняла с Джеймса одеяло, и он упал в яму с ужасным глухим стуком. А потом я прокляла его. Так я взбесилась, что мне пришлось сделать это. Я прокляла его за то, что он умер и оставил нас. Я проклинала его и плакала, засыпая его тело землей.
И теперь я все время думаю о нем, лежащем там, в сырой и холодной земле.
Как ты мог оставить меня, Джеймс? Как ты мог провезти меня и детей две тысячи миль и умереть в конце пути? Я должна была послушаться тетю Марту и выйти замуж за Томаса Атвуда Хоутона. Я бы жила в милом уютном домике, в котором всегда полно еды. Дети мои были бы сыты, одеты и надежно защищены.
Ты даже не подумал построить хоть какую-нибудь хибару и оставил нас в этой глуши зябнуть в том, что осталось от нашей повозки. Ты не подумал о том, как мало провизии у нас осталось, и что зима на носу. Ты просто смотрел во все глаза на запад, правда, Джеймс? Тебя только распирало любопытство, а что там за той горой? Ты ни разу не задумался, что будет с нами, если с тобой что-нибудь случится! И что станется с нашими детьми, если я умру, нося этого ребенка, которого ты сделал мне?
Я ненавижу тебя, Джеймс Эддисон Фарр. Надеюсь, ты будешь гореть в аду за то, что ты сотворил с нами.
Я не хотела этого. Я так напугана, Джеймс. Что я буду делать без тебя? Куда мне идти за помощью? Как мы выживем в этой дикой, не тронутой цивилизацией глуши?
Как сможем вынести это жуткое безмолвие без тебя? Эту безумную боль внутри, что с каждым днем становится острее?
Лучше бы я умерла. Ты бы знал, что делать, как сохранить жизнь остальным.
Я использовала последний кусок просоленной свинины и всю оставшуюся муку этим утром. Дождь льет, не переставая. Холод пробирает до костей. Джошуа говорит, что нам следует идти в форт. Я слишком плохо себя чувствую, чтобы тронуться в путь. Я велела ему взять детей и отправляться.
Вечером мы съели последние бобы. Джошуа утром отправляется в форт Росс. Хэнк, Мэттью и Бет остаются со мной. Джошуа сказал, что он поедет на запад до океана и затем только повернет на север. Он оседлал лошадь Джеймса и берет с собой свою для перевозки вещей. Я отдала ему все оставшиеся у нас деньги на продукты. Это было последнее из того, что дала мне тетя Марта.
Господи, пожалуйста, помоги ему найти дорогу туда и вернуться к нам.
Четыре дня как Джошуа покинул нас. У нас нет ни еды, ни дроби. Рыба не клюет.
Господи, я не буду просить Тебя помочь мне. Но, пожалуйста, помоги моим детям.
Ты, должно быть, хранил нас, Господи. По крайней мере, не могу придумать другого объяснения этому странному событию.
На нашу лужайку вышел гризли. Я подозвала детей, предупреждая об опасности. Мальчики быстро юркнули в повозку, а Бет буквально застыла. Я закричала, чтобы она бежала, но она так испугалась, что не могла сдвинуться с места при виде этой громадины, надвигающейся прямо на нее и издающей страшный, будто исходящий из самого ада рык. У меня не было ни минуты на раздумья. Я просто бросилась к ней и стала молиться. Господи, как же я молилась! Во весь голос. Я была в таком диком ужасе, что слова просто лились из меня. Так страстно я не молилась со времени болезни матери.
И Ты услышал меня! Ты подсказал мне спеть этому чудовищу, и я спела. Да, так я и сделала. Я думала, что, должно быть, схожу с ума от ужаса, но все равно продолжала петь. Теперь я вспоминаю, что Маклеод как-то советовал мужчинам петь животным во время грозы. А у нас как раз и была жуткая гроза, ливень, гром, молния и этот ужасный зверь, вышедший из леса. Я пела так громко, что Джеймс в могиле мог бы меня услышать. Я пела все, что приходило тогда в голову, в основном гимны, которые тетя Марта играла на фортепиано и которым учила меня мама. Я не пела этих гимнов уже многие годы. Но я вспомнила их. Зверь поднялся на задние лапы в двадцати футах от нас. Я решила, все, смерть наша пришла. Этот гризли был готов растерзать нас, а я стояла перед ним, заслоняя собой Бет, и пела гимны как полоумная.
Но медведь остановился! О, Господи, в самом деле, остановился! Он опустился на все четыре лапы, поднял голову и уставился на меня. Я не смотрела ему в глаза, а обратила взор к небесам и пела что есть сил. Зверь стал мотать головой из стороны в сторону. Я боялась, что у меня пропадет голос, но нет, не пропал. Слова продолжали литься из меня, я вспоминала один гимн за другим. Медведь стоял как вкопанный и слушал так долго, что я подумала, я поседею за это время! И потом он вдруг так неуклюже, мирно и, главное, тихо заковылял в сторону леса и исчез за деревьями.
Я рухнула на колени и смеялась и плакала, прижимая мою Бет к себе. Она сказала: «Мама, случилось чудо». И я могла ответить только одно: «Да, благословенное чудо».
Я чувствую перемены в себе. Что-то осветило меня, или открылось во мне, или что-то еще произошло со мной.
О, Господи, Ты есть! Мама, в конце концов, была права.
Сьерра всегда любила прогуливаться по Мэтсен-стрит в осеннюю пору. Деревья пылали золотым огнем, дул легкий ветерок, воздух был чист и прозрачен. Она повела детей в сторону торгового комплекса и, пока они бродили, заглядывая в витрины магазинов, купила им орешков в гастрономическом отделе.
Теперь же, поднимаясь по лестнице старого дома, она снова почувствовала прилив тоски. Когда прошлой ночью они подъезжали к крыльцу, она ожидала увидеть пустой холодный дом. Оказалось, чья-то заботливая рука затопила камин. Огонь весело горел в гостиной, каминный экран стоял на месте, дрова уютно устроились в корзине. На кухне лежало блюдо с теплыми кукурузными лепешками и рядом записка от матери Алекса:
Будем очень рады увидеть тебя и наших внуков завтра. Обед в три. С любовью, Мария и Луис.
Сьерра позвонила им, сообщила, что они доехали благополучно, и поблагодарила за заботу.
— Твой брат дал нам ключи, — сказала Мария, — мы оставили их под половичком на заднем крыльце.
Сьерра позвонила брату. Сообщила им с Мелиссой о своем приезде.
— Мы заедем завтра утром, — сказал Майк, — нам обязательно нужно поговорить. Это очень важно.
— В какое время?
— К одиннадцати. Нам еще предстоит съездить на обед с индейкой к родителям Мелиссы. Если в час выберемся от тебя, то успеем вовремя.
— В одиннадцать, так в одиннадцать.
Сьерра с детьми только-только успели снять пальто, как Майк открыл своим ключом дверь, и его семья дружно ввалилась в дом. Все, что можно было расслышать в первые несколько минут, были восторженные возгласы кузенов. Сьерра поцеловала свою племянницу и двух племянников и объявила детям, что купила для них орешков.
Майк тут же перешел к делу:
— Одна супружеская пара хочет купить дом и перестроить его под небольшую гостиницу.
Сьерра похолодела:
— Купить дом?
— Уже год, как они ищут подходящее местечко в этих краях. Дом очень им понравился. Оказывается, они здесь уже бывали, мама приглашала их на чашечку кофе. Показала им дом, но сказала, что пока не собирается его продавать. И предложила им повторить попытку через год, может, два. Они поймали ее на слове и приехали неделю назад. Узнали о смерти мамы и через нашего пастора сумели найти меня.
— Ты сказал им, что мы не хотим продавать дом? — спросила Сьерра.
Брат с женой переглянулись. Майк сел и подался вперед, положив руки на колени и крепко сцепив пальцы.
— Не сказал. Хотел сначала переговорить с тобой.
— Я думала, что ты привязан к дому и любишь его так же сильно, как я.
— Да, сестричка, конечно. Но у меня уже есть дом в Юкайа. У меня там бизнес. Если мне понадобится продать недвижимость и переехать, я бы предпочел север, Гарбервиль. Или, может, Орегон. А оставаться здесь из сентиментальных побуждений я не могу, к тому же, содержание дома стоит немалых денег.
Сьерра встала, подошла к камину. Провела рукой по пыльной каминной полке, посмотрела на старинные часы фирмы «Сет Томас». Завод кончился, наверное, несколько месяцев тому назад. Несмотря на огонь в камине, дом источал стойкий запах замшелости, заброшенности.
— Единственная альтернатива продаже — сдача дома в аренду, однако и к такому решению у меня не лежит душа. Я слышал много жутких историй от своих приятелей, которые имели горький опыт в подобном деле. Собственность свою они получали назад в плачевном состоянии. По существующему законодательству, со всеми его процессуальными проволочками, любой, кто въезжает в дом, имеет возможность чуть ли не до основания разрушить твое жилье еще до того, как ты успеешь выселить жильца.
Мелисса встала.
— Пожалуй, приготовлю кофе, — мягко сказала она и вышла из комнаты.
Сьерре стало ясно — ее невестка дала понять им обоим, что в принятии решения она не будет принимать никакого участия. Она не имеет отношения к вопросам, связанным с их отчим домом.
Вот уже более века их род живет в округе Сонома. Мэри Кэтрин Макмюррей была одной из тех, кто первым ступил на эту плодородную, теперь уже густо застроенную типовыми домами землю, и пустил здесь корни. Да, Мэри Кэтрин Макмюррей, которая приехала сюда с надеждами и радостью, какие она, Сьерра, не испытала, когда Алекс повез ее в Лос-Анджелес!
— Ты хочешь сохранить этот дом, сестричка?
«О, Господи, должна ли я сдаться и продать дом? Ты знаешь, как сильно я люблю этот старинный особняк. Как Ты хочешь, чтобы я поступила?»
И вновь ответ был однозначным: «Отдай этот дом».
— Сьерра?
Она прислонила голову к каминной полке. Есть ли у нее выбор?
— Неважно, насколько сильно я хочу сохранить дом, я вижу, что это невозможно. Из того, что я унаследовала, у меня осталось слишком мало денег, чтобы выкупить твою долю, помимо всего прочего, не следует забывать о налогах. — Сьерра опустила руки и обернулась. — К тому же, я только что купила квартиру. Если я попытаюсь продать ее сейчас при нынешних ценах на рынке, то непременно понесу серьезные убытки. Собственно, поэтому-то я и купила квартиру, из-за хорошей цены, в первую очередь. И даже если я продам ее, здесь у меня не будет работы.
— Ты хочешь его оставить? — повторил вопрос Майк.
Она знала, брат, даже ценой финансовых затруднений в своей семье, сделает все от себя зависящее, вывернется наизнанку, только чтобы хоть немного облегчить положение Сьерры, помочь ей.
— Я хочу, чтобы нам всем было хорошо от принятого решения.
— Как ты себе это представляешь?
Она выдавила из себя улыбку только ради него.
— Что это за люди, которые хотят купить дом?
Такое очевидное облегчение читалось на лице брата, что в один миг стало понятно, чего на самом деле хотел он. Майк будто скинул с плеч тяжелую ношу. Больше никаких забот. И разве она вправе винить его в этом? Именно она живет в Лос-Анджелесе, а значит, слишком далеко, чтобы внести свою лепту и содержать дом в надлежащем порядке. С тех пор как мамы не стало, все бремя забот легло на плечи Майка.
— Они милые люди. Им лет по сорок, в финансовом плане, как мне кажется, вполне устроены. Последние двадцать два года они жили в Сан-Хосе. У них двое детей, сын и дочь. Сын учится в библейском колледже на пастора. Дочь замужем, в ожидании первенца. Джек увлекается резьбой по дереву, а Рика любит садоводство.
Сьерра вспомнила о заднем дворике и разбитом там ее матерью саде, который уже давно одичал и зарос. Было бы очень неплохо, если бы какая-нибудь живая душа вдохнула в него свою любовь и подарила новую жизнь. Разве не мама пригласила этих людей сюда, угостила кофе и провела по дому, показав каждый уголок? Разве не она предложила им вернуться через год-два? Мама уже тогда знала, что ее скоро не станет. Полное осознание происшедшего ошеломило Сьерру, она едва не заплакала.
— Такое впечатление, будто мама сама продумала все до мелочей и предложила нам верное решение. Тебе не кажется? — с улыбкой обратилась Сьерра к брату.
— Да, пожалуй, — хрипловатым от нахлынувших чувств голосом согласился Майк.
— В таком случае, — произнесла она легко, — у тебя есть номер их телефона?
Он кивнул.
— Тогда не позвонить ли тебе и не спросить ли у них, смогут ли они подъехать в субботу и поговорить с нами по душам?
Глаза Майка заблестели от навернувшихся слез, он рассмеялся.
— Разумеется.
Сьерра все раздумывала, говорить ли завтра Марии и Луису о решении продать дом? Они и так переживали из-за их развалившегося брака с Алексом, а тут еще придется огорчить их известием, что они больше не увидят внуков. Одно слово о предстоящей продаже — и День благодарения будет совершенно испорчен для Марии, которая жила только ради детей и внуков.
По меньшей мере, с дюжину малышей носилось во дворе дома Луиса и Марии, когда Сьерра подъехала со своими детьми. Клэнтон и Каролина дружно выскочили из «сатурна» и мигом вступили в игру. Они перешли на испанский так быстро и так бойко затараторили, словно только на этом языке и общались дома.
Луис крепко обнял Сьерру, когда она вошла в дом, потом расцеловал ее в обе щеки. Она не видела его со дня ухода Алекса из семьи, и от такого теплого приема растрогалась до слез. Мария стояла позади него, плакала и быстро-быстро, будто строчила из пулемета, лопотала что-то по-испански.
Братья и сестры Алекса обращались со Сьеррой, как всегда, тепло и душевно. Его старший брат Мигель, работавший на одном из винных заводов округа Сонома, даже пофлиртовал с ней самым бессовестным образом. От сестры же, Альмы, позволившей себе сболтнуть лишнее, Сьерра узнала, что Алекс привозил Элизабет Лонгфорд домой для знакомства с семьей.
— Папа не позволил им жить в доме. Сказал, что Алекс может поселить ее в мотеле, так как он, дескать, не желает, чтобы они спали вместе под крышей его дома. Алекс снял номер в гостинице «Даблтри». Но она отказалась прийти к нам на следующий день. Алекс и папа крупно повздорили. С тех пор Алекс, конечно, звонит и разговаривает с мамой, но не думаю, что папа хоть раз подошел к телефону.
Дед. Отец. Сын.
Сьерра поменяла тему разговора, но имя Алекса все время звучало на протяжении вечера. А потом он позвонил. Поговорил с матерью. С Клэнтоном и Каролиной. Его отец в это время вышел из дома погулять. Когда он вернулся, Алекс уже давно повесил трубку. Весь оставшийся вечер Сьерра ощущала на себе взгляды Луиса. Мария тоже посматривала на нее.
«Боже, как много мы причиняем боли другим, даже не задумываясь об этом. Думаем, что можем принимать решения, не разрывая сердца ближних на части».
При первом же удобном случае Сьерра отозвала Клэнтона и Каролину в сторону.
— Как вы смотрите на то, чтобы летом приехать к дедушке с бабушкой недельки на две и провести с ними часть каникул?
Реакция детей была восторженной, и она поняла, что может обратиться с этой идеей к Луису и Марии. Когда на кухне она помогала Марии мыть и раскладывать по местам посуду, появилась прекрасная возможность поговорить.
— Вы с Луисом не будете против, если будущим летом Клэнтон и Каролина проведут две недельки с вами?
Мария прослезилась.
— Si, si, — всхлипнула она. — Конечно, пусть приезжают. И чем чаще, тем лучше. Может, и на Рождество?
Сьерра обняла ее.
— Мы не сможем приехать на Рождество, мама. Мы участвуем в театрализованном представлении в церкви. Мы приедем на Пасху, если вы не против.
— Si, приезжайте на Пасху.
* * *
Большинство родственников уже разъехались по домам. Кто в Санта-Розу, кто в Кловердейл или в Бей-Эриа. Клэнтон и Каролина были последними из молодого поколения, кто еще оставался в небольшом загородном доме на краю обширного виноградника.
— Семья разъезжается, — горько заметила Мария, у которой разрывалось сердце, пока она провожала каждого из них. — Алекс отправился в Коннектикут...
— Мария! — зашипел Луис и виновато взглянул на Сьерру.
— Все в порядке, папа, — ободряюще вставила Сьерра, пытаясь сгладить неловкую ситуацию, — я знаю об этом.
Дети докладывали ей обо всем, рассказывая даже то, чего ей совершенно не хотелось знать. Луис проводил ее к машине.
— Когда ты и ninos[44] уезжаете?
— В воскресенье утром. Очень рано. Предстоит долгая дорога.
— В шесть утра я буду на мессе.
Выглядел он постаревшим и измученным, и сердце Сьерры наполнилось пронзительным чувством любви к нему. Она поцеловала его в щеку.
— Там и увидимся.
Луис нежно погладил ее по плечу.
— Мой сын глупец.
В глазах Сьерры появились слезы.
— Нет, папа, это я была глупой.
—*—
Г осподи Иисусе, со дня встречи с тем медведем я все время думала о Тебе и о том, что случилось.
Я смотрела вокруг, и многое стала видеть другими глазами. Будто что-то внутри меня вдруг изменилось. Кажется, все кругом говорит о Твоем присутствии. Ты поставил Свою печать на каждую сотворенную Тобой вещь. Помню, как мама показывала на цветы, деревья, птиц, животных и говорила, какие это замечательные подарки от Тебя. Однажды она сказала мне, что от дна морского и до небес Ты украсил этот мир только для нас.
Может, я ошибаюсь, но не думаю, что Ты сотворил все это лишь для нашего удовольствия. Сейчас я считаю, что Ты поступил так для того, чтобы мы могли познать Тебя.
Теперь я вижу все в новом свете, Господи, и целыми днями сокрушаюсь о том, что наговорила о Тебе столько страшных слов.
Сегодня лил дождь, и я смотрела и думала, как он очищает все вокруг, дает напиться земле и делает ее плодородной. Тетя Марта так много говорила о Слове, которое острее меча обоюдоострого и которое открывает нам наши грехи, для того чтобы мы могли покаяться, испросить прощение и обрести Твою милость и благодать. Значение этих слов «для того чтобы» всегда ускользало от меня. Теперь, кажется, я слышу их денно и нощно.
Еще я думала о времени. Полагаю, для Тебя бремя не имеет значения, ведь Ты — Бог и Творец всего сущего. Но я рада, что у меня еще есть время.
Туман прошлой ночью напомнил мне, какой непроглядной пеленой был затянут мой разум, когда я думала о Тебе, Иисус. Я чувствую, насколько угнетена я была теми страхами, которые так долго преследовали меня, спутывая все мои мысли. Большую часть ночи я провела без сна в думах о самых разных вещах. А потом наступил рассвет, и все мои страхи рассеялись. Как я могла думать о своей смерти и смерти своих детей перед лицом такой красоты?
Добрый сон ночью дорогого стоит, Господи. Порой я так устаю, что изнываю от желания отдохнуть, утопая в чем-нибудь мягком и пушистом. Может, этой ночью я высплюсь как следует, раз я поведала Тебе о своих желаниях?
Думаю, если Ты слышал мои молитвы о том медведе, Господи, Ты можешь услышать и эту. Мы голодны, Господи. Мы уже съели ту рыбу, которую Хэнк поймал сегодня, и я благодарна Тебе за это. Но этого недостаточно, чтобы выжить. Так что я прошу Тебя вновь спасти нас от смерти. Пожалуйста, Господи, помоги нам опять, или мы погибнем, как те бедолаги, которые так и остались лежать в горах.
— Что случилось? — спросила Сьерра Клэнтона, когда тот отпер дверь и вошел в дом в три часа пополудни, ведь обычно Алекс привозил его к десяти вечера.
— Просто папа высадил меня по дороге, — ответил Клэнтон, швырнув свой рюкзачок на только что отремонтированное Сьеррой кресло.
— Ты что, поссорился с отцом?
— Не с ним.
Сьерра услышала вызов в словах сына, заметила припухлость под левым глазом, и ей сделалось дурно. Алекс ударил его?
— Ты что-то сказал Элизабет?
— Ну, в общем, да, можно и так выразиться. Но она первая начала.
— Что?
— Она хотела, чтобы я вынес мусор, — хмыкнул Клэнтон. — Будто я всю неделю прохлаждался у них, жил, питался. Ну, я и сказал ей, что она сама может справиться и вынести мусор. И что я не нанимался ей в прислуги. И тут она пустилась в пространные рассуждения о том, что у нее пропадает каждая суббота. Что ей приходится торчать дома одной. Что она лишается возможности провести этот день с Алексом, и все ради того, чтобы Алекс мог побыть со своим изнеженным сынком.
Сьерра ощутила жар обуявшей его злости и постаралась сохранить спокойствие.
— Именно так она и сказала?
Элизабет всю неделю работала бок о бок с Алексом. Каждую ночь спала в его постели. Он полностью принадлежал ей по воскресеньям. И она жаловалась из-за какого-то единственного дня, который он посвящал своим детям?
«А ты сама разве вела себя лучше?»
— Почти, — бросил Клэнтон и странно посмотрел на мать, когда та вздрогнула. — Она обозвала меня полукровкой. Ну, я и выложил ей, кто она такая.
— О, Господи, — пробормотала Сьерра и рухнула на диван. — Что ты ей наговорил?
— Ты знаешь. Я сказал это по-испански, но, думаю, она уловила смысл. Чего ты ожидала? Она начала наезжать на тебя. — Глаза его гневно засверкали. — Сказала, что отец бросил тебя потому, что ты нудная домашняя курица, безмозглая и необразованная. И все это она подала так, будто я такой же, как ты. Поэтому я сказал ей, что она всего-навсего обыкновенная охотница за мужчинами, которая просто неплохо зарабатывает. Она залепила мне пощечину и назвала меня «грязным неотесанным латиносом».
Глаза его потеряли злой блеск и наполнились болью.
— Я не знал, что отец стоял в дверях. Никогда не видел его таким расстроенным. Он потребовал, чтобы я собрал вещи, и отвез меня домой. А она просто стояла и самодовольно ухмылялась.
Сьерре стало больно. Она вспомнила, как Алекс посмотрел на нее тогда, в день своего ухода. Ей никогда не приходилось встречать человека, чьи глаза могли и обжигать, и обдавать холодом одновременно.
— Он сказал тебе что-нибудь по дороге домой?
— Ничего, — притихшим голосом, понуро произнес Клэнтон. Он отвел взгляд, но Сьерра успела заметить выступившие у него на глазах слезы. — Пойду к себе.