(Выделено мной - В.Т.)
Эти слова - урок честного отношения к отечественной истории.
Националиста неизменно влечет народное единство, историческое и современное. Он полон решимости утверждать все, что достойно его народа, стремится мыслью ли, делом - противостоять тому, что опошляет его Националист всеми силами души восстает против унижения соплеменников, каким бы способом оно ни выражалось; он сочувствует и содействует укреплению национального единства и самосознания, верен национальному духу. Именно духу, духовному началу, ибо речь идет о том, что связано с творчески воплощенном им в своей культуре стремлении к истине, добру и красоте.
Национализм - это щит от духовной интервенции, в частности, - от свойственного западной цивилизации поклонения золотому тельцу, от растления духа, от торгашеского мышления, которым ныне охвачена значительная часть нашего общества Безжалостно унижая здоровое чувство национализма, мы не сумели удержать мутные потоки «новой» цивилизации в рамках национальной культуры. Не пережевывая, глотали мы цинических Вольтеров, ницше, кровавых Робеспьеров, высокомерных байронов, а позже - бездуховных, сексуально зацикленных Фрейдов - и получили духовное расстройство, миазмы которого уже два столетия распространяются в отечественной истории. Когда все это стало проясняться в сознании умных людей, наш Грибоедов устами Чацкого молил,
Чтоб истребил Господь нечистый этот дух Пустого, рабского, слепого подражанья, призывая защитить национальные «нравы, и язык, и старину святую», ан нет, не защитили. И по-настоящему не переварив в своем желудке марксизм, подчинились инородческому (по существу же антирусскому) окружению Ленина. Вследствие этого был прежде всего нанесен удар русскому национальному самосознанию и шеренги интернационалистов обернулись по существу против русского народа. За это русские заплатили кровью миллионов своих соплеменников. Неужели этого недостаточно, чтобы образумиться?!
Немало было сделано и делается, чтобы убить, растлить душу народа. Жестоко подорвана во многих живая непосредственность в ощущении своей национальности, чувство национальной гордости. Идет бесстыдное осквернение нашего прошлого, проводимое по преимуществу озлобленными инородцами, широко проникшими в среду так называемой интеллигенции и во все средства массовой информации, бесстыдно или с невинным коварством вытравляют здоровый национальный инстинкт. Народные идеалы искажаются и высмеиваются. Кощунственно пародируется то, что серьезно и свято. Выставляется как истинно народное то, что позорно и осуждается самим народом. О возвышенных идеалах, о светочах нации говорится обыденно, пошловато, упоминание о них дается в нарочито «снижающем» контексте. Презрение к русскому становится расхожей монетой в политических демаршах.
Всячески подогревается разобщение братских народов, составляющих Россию. Да и что же есть Беловежский сговор, как не предательство великой и неистребимой связи племен, соединенных не только общей историей (от самых корней), но и общей духовностью? Дорого заплатим мы за это временное разобщение, и это так же очевидно, как то, что ему наступит конец и «в семье великой, в семье вольной, новой» (Т. Шевченко) сладится материально то, что в идее нерасторжимо и ныне: наша славянская сокровенная духовная общность в единой России...
Со знанием дела внушали нам легкомысленное неверие, немало усилий приложили, подготавливая почву разобщения, с вожделенным упорством говорили только о материальном благополучии, с цинической дерзостью поносили и превращали в «пережиток прошлого» исполненные духовной энергией идеи и национальные святыни. Враждебное недоверие, непримиримое отчуждение воспитывали во имя новых идеалов всеобщего «всехнародного» счастья. Получалось только, что самый ближний, родной народ при этом вроде бы и не в счет. Строгий отбор производили среди пророчеств прошлого, запрещая думать об иных предвестиях, отрешали от народной мудрости. Всечеловечность русского национального начала криводушно подменили всемогуществом человека, сатанинской гордостью, забывая природную скромность и стыдливость русской натуры.
Опустошают наши души и заставляют поклоняться золотому тельцу, доллару, госпоже Наживе, как единственной предводительнице культурного движения. Пытаются заставить русских поверить «в фаллос как в единственную свечу в потемках жизни и в «я» как единственного реального бога»[7][17], в комфорт как единственную цель вожделенных стремлений.
Направляют не к возвышению духовному, к росту человеческого в человеке, не к становлению культурных, семейных и народно-государственных традиций, не к расцвету народному от семьи до государства, а - к обособленной слепоте, к замкнутости в «мелких желаниях», сытому существованию вне политики, т.е. вне каких бы то ни было, кроме шкурных, интересов. Всем этим готовят базу для «колониального сознания» русских. Готовят усердно.
Одурманивают атмосферу жизни мерзовониями западной цивилизации. Превращают страну нашу в отхожее место западного образца жизни: через прорубленное в Европу окно в сторону России, как через канализационную трубу, текут отравляющие потоки дозволенных и недозволенных материальных и «духовных» наркотиков (все московские торгаши продают западное пойло и дурман), а в сторону Европы через «Интерурал» и всевозможные мафиозные концессии безвозвратно текут народные богатства. И нет конца бесовской наглости! Националисты не могут быть равнодушны к этому: истинное чувство справедливости проверяется на том, справедлив ли ты к ближнему. Националисты - это те, кто превыше всего ставят любовь к своему народу.
Ярко и точно сказал об этом И.А. Ильин. «Национализм есть любовь к историческому облику и творческому акту своего народа во всем его своеобразии. Национализм есть вера в инстинктивную и духовную силу своего народа, вера в его духовное призвание. Национализм есть воля к тому, чтобы мой народ творчески и свободно цвел в Божием саду... Национализм есть система поступков, вытекающих из этой любви, из этой веры, из этой воли и из этого созерцания.
Вот почему национальное чувство есть духовный огонь, ведущий человека к служению и жертвам, а народ - к духовному расцвету. Это есть некий восторг (любимое выражение Суворова) от созерцания своего народа в плане Божием и в дарах его благодати. Это есть благодарение Богу за эти дары, но в то же время и скорбь о своем народе и стыд за него, если он оказывается не на высоте этих даров [...]. Национализм испытывает, исповедует и отстаивает жизнь своего народа как драгоценную духовную самосиянность. Он принимает дары и создания своего народа как свою собственную духовную почву, как отправной пункт своего собственного творчества»[8][18].
Националисты - это те, кто понимает значение народной самобытности, кто видит в ней не внешний признак, а глубинную суть народного строения и здравого народного бытия. В этом заключается неопровержимая их мудрость.
Националисты составляют основную когорту патриотов: патриот не может не быть националистом. Действенное проявление национализма по отношению к стране своей, к Отечеству - есть патриотизм. В нем все названные качества освящены любовью к Родине и ощущением того, что служение ей составляет великое счастье и цель нашей жизни.
В горниле национализма происходит становление личности. Не может быть личности без самобытности, а самобытности - без национального своеобразия. Чем выше чувство национального, чем более возвышается оно над органическим инстинктом народного самосохранения до сознания внутренней сущности и исторической роли своего народа, тем более личность - человек, тем ярче ее достоинства. Напротив, в болотном месиве космополитической бесприютности вянут и никнут добрые порывы сердца, расслабленного вненациональным безначалием. «Национальное сознание есть проявление сознания самого себя, как части своей нации», ибо оно - есть «освобожденная энергия народная, самодержавная и самостоятельная в своем труде»» (М.О. Меньшиков)[9][19].
II
Если различны народы, то различны и национализмы. Национализм как миросознание - возникает из ощущения или понимания исторического места и живой индивидуальности своего народа, с присущими ему «особыми данными, со своей неповторимой историей, душой и природой»[10][20].
Русский национализм имеет свои черты и приметы, и они коренятся в нашем русском народном характере. Они получают выражение в языке, в творчестве, в вечных идеях светочей национального духа, таких как митрополит Иларион, Феодосии Печерский, Сергий Радонежский; таких как Крылов, Грибоедов, Пушкин, Гоголь, Кольцов, Аксаковы, Лесков, Достоевский...
Одной из существенных черт русского национализма была и остается идея отечественного единения и согласия, сплоченности народа, идея гармонии народного бытия, пропущенная через душу человеческую. Она связана в нашей речи со словом «лад», «мир». Мы говорим «ладно», и понимаем: согласно, хорошо, душевно. Лад - настрой, обретенный через душевное участие, нечто красиво «слаженное», соединенное в сердечное единство, в любви. Без лада нет красоты. И самое прекрасное - это родина.
«О светло светлая и украсно украшена земля Руськая! и мно-гыми красотами удивлена еси: озеры многыми удивлена еси, реками и кладязьми месточестными, горами крутыми, холми высокими, дубровами чистыми, польми дивными, зверьми раз-лычными, птицами бещислеными, городы великыми, селы дивными, винограды обительными, домы церковьными и князьми грозными, бояры честными, вельможами многами. Всего еси испольнена земля Руськая, о прававерьная вера християньская!»...[11][21] - так с душевным восторгом воспринимали семь веков назад предки наши образ родной земли, связывая с нею представление о самом прекрасном в мире. И отложилось в народной мудрости: «Земля русская вся под Богом», «Велика святорусская земля, а везде солнышко», «Родина любимая - мать родимая». Поэтому от «Слова о полку Игореве» до наших дней и вовеки идея Великой Русской земли питает народный дух и в единении с ним вдохновляет поколения на достойную жизнь и высокие подвиги. В этом было, есть и будет здоровое национальное чувство.
Да, истинный русский национализм изначала таков: в корне его чувство великой русской земли и глубокое ощущение себя как ее хозяина. Это то, о чем так ясно писал Ф. М. Достоевский:
«...нигде на Западе и даже в целом мире не найдете вы такой широкой, такой гуманной веротерпимости, как в душе настоящего русского человека... Тем не менее хозяин земли русской - есть один лишь русский (великорус, малорус, белорус - это все одно) - и так будет навсегда...».[12][22]
Другою чертою русского национализма является ощущение исторического долга. Его тоже старались вытравить всеми силами, подменив долгом интернациональным, непонятно перед кем... Но из века в век в горькие годины вдруг возникало в нашем народе острое, до боли щемящее сознание: только вместе, миром. И служили своему миру, товариществу своему, как это прекрасно высказано устами гоголевского Тараса Бульбы:
«Хочется мне вам сказать, Панове, что такое есть наше товарищество. Вы слышали от отцов и дедов, в какой чести у всех была земля наша: и грекам дала знать себя и с Царьграда брала червонцы, и города были пышные, и храмы, и князья, князья русского рода, свои князья, а не католические недоверки. Все взяли басурманы, все пропало; только остались мы, сирые, да, как вдовица после крепкого мужа, сирая так же, как и мы, земля наша! Вот в какое время подали мы, товарищи, руку на братство! Вот на чем стоит наше товарищество! Нет уз святее товарищества! Отец любит свое дитя, дитя любит отца и мать; но это не то, братцы:
любит и зверь свое дитя. Но породниться родством по душе, а не по крови, может один только человек. Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в русской земле, не было таких товарищей... Знаю, подло завелось теперь в земле нашей; думают только, чтобы при них были хлебные стоги, скирды да конные табуны их, да были бы целы в погребах запечатанные меды их; перенимают чорт знает какие, басурманские обычаи; гнушаются языком своим; свой с своим не хочет говорить, свой своего продает, как продают бездушную тварь на торговом рынке. Милость чужого короля, да и не короля, а паскудная милость польского магната, который желтым чоботом своим бьет их в морду, дороже для них всякого братства. Но у последнего подлюки, каков он ни есть, хоть весь извалялся он в саже и в поклонничестве, есть и у того, братцы, крупица русского чувства; и проснется оно когда-нибудь, и ударится он, горемычный, об полы руками, схватит себя за голову, проклявши громко подлую жизнь свою, готовый муками искупить позорное дело. Пусть же знают они все, что такое значит в русской земле товарищество!..»
Чувству исторического долга сопутствовало обычно прозрение о неизбежной погибели - в случае измены. Человек, изменивший родине, - пропащий человек, т е. погибший безнадежно, без пользы, становящийся пропадиной, т. е. стервою, падалью… Как и сказано у Гоголя об изменнике - Андрии: «И пропал казак!..».
Сознание исторического долга неизменно связывалось в русском национализме с ощущением преемственности поколений, из рода в род несущих идею Божьего государства, олицетворяющего бескорыстное стремление к верховной, вечной красоте, к справедливости, святости. Русский националист - это человек «стремящийся быть» (А. Хомяков)[13][23] «христианин, по убеждению лучших представителей русского самосознания, он полон благоговения ко всему человеческому - к добру, красоте и правде в каждом смертном...»[14][24].
В древних былинах хранители силы и мудрости народной - странники, калики перехожие наставляли набольшего любимого народом богатыря Илью Муромца:
Не годится так делать дело неумильное,
Неумильное непоказано,
Делай ты по показанью Божьему
(«Исцеление Ильи Муромца»)
В том же духе благословляет богатыря родитель Иван Тимофеевич:
Я на добрые дела благословенье дам,
А на худые дела благословенья нет
(«Первые подвиги Ильи Муромца»)
И сам богатырь святорусский возвышенно понимает смысл своего дела:
Защищать мне надо сирот и бесприютных
Я иду служить за веру христианскую,
Да за стольный Киев-град,
За вдов, за сирот, за бедных людей
(«Илья Муромец и голи кабацкие»)
Так отразилась в фольклоре национальная русская идея: жизнь в сущности своей - служение высокому и прекрасному триединству: духовному началу (вера), государственному началу (русская земля), народному началу («за бедных людей», кои и есть народ). Позже та же мысль органически влилась в формулу: «православие, самодержавие, народность». И сколько было приложено усилий, чтобы вначале исказить, а затем оболгать ее, охаять.
Но в самом русском духе заложено стремление к триединой правде-истине, и неистребимо оно, как неистребимо запавшее в самую глубь его религиозное чувство.
Православие - неотъемлемо от русского национализма. Оно только непонятно нашим доморощенным атеистам. Последние, увы, духовно беспомощны и не видят в вере отцов ничего, кроме исторических традиций, религиозных сюжетов, ритуалов и церковной утвари. Они не могут ощутить энергии духовного единения, которую дает православная вера, не могут постигнуть глубинной сущности идей сострадания, служения и долга перед всем народом и человечеством, которые поднимают личность на высоту необыкновенную. Но тот, «кто не понимает православия - тот никогда и ничего не поймет в народе. Мало того, тот не может и любить русского народа, а будет любить его лишь таким, каким бы желал его видеть»[15][25]. Между тем, что бы там ни говорили, есть это свойство русского «подниматься духом в страдании, укрепляться политически в угнетении и, среди рабства и унижения, соединяться взаимно в любви и в Христовой истине»[16][26]. И всякий русский националист христианин в душе, даже если считает себя неверующим, ибо все православные настроения и чувства руководят его внутренним миром даже помимо его воли и его понимания. Пора бы, пора и «убежденным атеистам», если они русские, понять национальное значение православия, а не отрицать слепо историческую реальность его духовной энергии, поддерживающей силою своей русский народ.
Есть еще существеннейшая, глубинная идея русского национализма - идея семьи (не только семьи братских народов, но прежде - семьи как частицы единого рода). Здесь в своей сокровенности как бы сливаются мысли и чувства о народе и родине, о долге и верности, о крепости духовной и чистоте личных человеческих помыслов
Совсем не случайно с древних памятников нашей письменности через века отечественной истории идея эта утверждалась в русской религиозной и культурной жизни. Не случайно краеугольным сочинением эпохи формирования русской нации стал «Домострой». Вот книга, которую должно чтить благодарное потомство. Книга эта с первых страниц наставляла домочадцев «быти во всяком христианском законе и во всякой чистой совести и правде, с верою творяще волю Божию и храняще заповеди его, себе утверждающе во всяком страсе Божий и в законном (праведном) жительстве»[17][27]. Она наставляла хранить свою веру, почитать старших, служить государству, беречь в душе чувство благоговения к святыням и главное - учила, как нести все эти чувства в семью, как строить свой «внутренний храм» и семейный дом. Отдельная глава книги «Похвала женам» восславляла «жену добру», что «дражайши есть камени многоценного», а далее - с душевной подробностью говорилось о таком устройстве семьи, чтоб царили в ней «совет да любовь» и хозяйственное благоденствие. А завершалась она («конец - делу венец») утверждением духовных начал семейного жития: «Не смотри богатства, благо государь есть - души и телу добро...».
Пушкин первый столь полно, как никто до него, утвердил в своем творчестве эту национальную идею. Его героини - от сказочной Людмилы до его «идеала» Татьяны Лариной - являют собой разные стороны характера русской женщины, главное же - утверждают национализм во взгляде на русское семейство. Поэтому-то Татьяна «русская душою», с ее идеей верности («но я другому отдана, я буду век ему верна») стала, можно сказать, главной героиней величайшего национального поэта.
Понял и гениальный Лермонтов этот коренной вопрос русского национализма и в «Песне про царя Ивана Васильевича...» выставил героем удалого купца Калашникова, защищающего честь женщины, свою честь, а главное (Боже, до чего же мы были слепы!) - идею семейной чести, как одну из основ русской национальной идеи. И в этом-то действительный смысл произведения. С одной стороны - здесь нарушитель семейной святости лихой Кирибеевич (заметим, кстати: имя не русского исхода, да и Калашников не зря называет его «бусурманский сын»). А с другой - честной купец, готовый «насмерть биться до последних сил» «за святую правду-матушку», а по сути - за народное, национальное начало святорусского православного жития. Здесь перед нами не столько «семейная драма» сколько поединок, идей. Поэтому такая огромная могучая сила ощущается за героем, поэтому-то, подчиняясь земному царскому приговору, герой отвечает лишь перед всевышним:
Я скажу тебе, православный царь:
Я убил его вольной волею,
А за что, про что - не скажу тебе,
Скажу только Богу единому...
Не случайно всячески (сознательно или по недомыслию) поносили разным образом идею семьи узколобые нигилисты или те, кто наивно уверовал во «вненациональность», «внегосударственность», «внедуховность» бытия человеческого. В самой идее этой воспринимали они то, на что наталкивала их развращенная мысль западных «цивилизаторов» и их поклонников: видели некую «консервативную идеологию», не замечая или бесчестно обходя главнейшее - природную сущность нашей семейственности, утверждение в ней национальных традиций, как спасительных вех в истории народа.
В XVIII веке разрушители национальной идеи поступали почти бессознательно. И начиналось все с западной моды: вслед за восходящими к чуждой нам западной куртуазной культуре любовными песенками, которые, как замечал современник, «были в превеликую еще диковинку, и буде где какая появится, то молодыми барынями и девушками с языка были не спускаемы»[18][28]. Затем последовал поток «соблазнительных» романов, вред которых был вовсе не в том, что в них говорилось о любви, страсти сердечной и любовных похождениях, а в том, что весь стиль отношений человеческих, вся иноверческая легкомысленность семейных уз едва ли не признавалась делом обыденным, а потому и не задевающим глубоко нравственного чувства. «Иноземное влияние не встречало надлежащей подкладки в элементарном общем образовании, которое давало бы уменье воспринимать потребное, отбрасывая лишнее»,[19][29] - заметил В.О. Ключевский. Так постепенно подрывалась благодатная семейная идея русского национализма и «непотребное» во взглядах внедрялось в русскую официозную действительность.
В XIX веке история нашей литературы отражает и продолжение этой борьбы. Ведь большинство произведений антинигилистического настроя: «Отцы и дети» И. С. Тургенева, «Обрыв» И. А. Гончарова, «Некуда» и «На ножах» Н. С. Лескова, «Бесы» Ф. М. Достоевского и даже «Война и мир» Л. Н. Толстого утверждали семейный национальный идеал и обнаруживали несостоятельность той «модели» семьи, которая упорно внедрялась в восприимчивое русское сознание западными цивилизаторами под предлогом «свободы». Самые симпатичные и глубокие герои этих романов: тургеневская Катя, гончаровская Вера, лесковские Женни Гловацкая, Александра Синтятина и другие положительные характеры этого ряда своим примером как бы иллюстрируют это. У русских было здесь свое, более глубокое понимание. Пожалуй, наиболее четко высказал его Ф. М. Достоевский; он отметил, что у нас в России «другие убеждения, и особенно относительно понятий о свободе...»: «В нынешнем образе мира полагают свободу в разнузданности, тогда как настоящая свобода - лишь в одолении себя и воли своей, так чтобы под конец достигнуть такого нравственного состояния, чтоб всегда во всякий момент быть самому себе настоящим хозяином. А разнузданность желаний ведет лишь к рабству вашему»[20][30].
Неистребим в русском сознании «идеал слаженности», «чинности», того, что (только в очень ограниченном смысле) можно передать европейским понятием гармония. Эта «слаженность» - изначальна в представлении о прекрасном, милом сердцу герое. Ведь русский богатырь - плоть от плоти народного идеала, не только бьется за дело правое, дело доброе, но во всем запечатленном облике поведения проявляет свободное чувство собственного достоинства, и блюдет «чин» и «лад».
Смело проходит во палаты княжецкие,
Тут он крест кладет да по писаному,
А поклон ведет по ученому
На все три, четыре да на стороны,
Солнышку Владимиру да в особому...
(«Добрыня Никитич и Алеша Попович»)
Но едва ли не основное, на чем стоит мудрость исторического долга - это почитание святостроителей русской земли и жизне-творчества ее народов, и прежде всего - русского народа, всегда служившего скрепляющим составом на всем пространстве нашего Отечества. Это сознание должно быть, как проницательно заметил Г. П. Федотов, собственно национальным, русским и российским, и продолжал: «Задача каждого русского в том, чтобы расширить свое русское сознание (без ущерба для его «русскости») в сознание российское. Это значит воскресить в нем, в какой-то мере, духовный облик всех народов России...»[21][31]. В этом долг каждого россиянина. На том стоит, стоял и стоять будет русский национализм.
Исконною чертою русского национализма является и антишовинизм. Испокон веков присущи были русскому национальному сознанию черты уважительности к другим народам. Да и могло ли быть иначе, если сама Россия - «не нация, а целый мир» (Г. П. Федотов). Отсюда природное свойство видеть в любом инородце человеческое начало. Как не гордиться нам, что в эпоху ожесточенной средневековой религиозной розни и резни - в России святой Феодосии Печерский проповедовал терпимость и человеколюбие ко всем народам разных вер, твердо следуя христианской заповеди любить своего ближнего, как самого себя.
«Свою веру непрестанно хвали... И подвигайся в своей вере добрыми делами, и милостью одаряй не только единоверцев, но и чужих. Если видишь раздетого, или голодного, или от стужи или от беды какой страдающего, будет ли то иудей, или сарацин, или болгарин, или еретик, или латынянин, или язычник любой - всякого помилуй и от беды избавь, и не будешь лишен воздаяния от Бога»[22][32].
Как не восхищаться благородством и чистотою непредвзятого отношения даже к «историческим» татарам, олицетворявшим 300-летнее ордынское иго! В пословице народной читаем мы:
«Люблю молодца и в татарине», а в наставлении отца святорусскому Илье-богатырю сказано еще благодушнее:
Поедешь путем-дорогою
Не помысли злом на татарина,
Не убей в чистом поле христианина...
В русском национализме всегда торжествовал этот завет «не помыслить злом». Таков был наш народ, таков в глубине души своей и остался: наивно-доверчивым и доброжелательным. За это и страдал. Страдал и оставался верным сам себе, доверчивым от сердца (не от ума). И немало еще пострадает за эту добрую доверчивость! Писали об этом и Ф. М. Достоевский, К. и И. Аксаковы, Вл. Соловьев, и М. О. Меньшиков. Ведь как русскому человеку по природе чужды нахальство и наглость, так русскому национализму свойственна стыдливая сдержанность в отстаивании прав своего народа. Увы! Не самое безобидное качество в окружении иных бесцеремонных и даже хищных национал-шовинистов.
Бессильны «обличители» русского национализма: трудно даже сравнивать светлую его сущность с темной, агрессивной сущностью иных национальных идей и их истоков. Поэтому клевещут, распространяя на него те редкие всплески протеста и неприязни к насилию и несправедливости инородцев, которые бывали вызваны хищной и несправедливой их политикой. Но все упреки русскому национализму - жалкая клевета. Нам отлично известно, что право требовать уважения к своему народу бессильно без искреннего уважения - к другим народам, а это всегда было присуще русскому. Однако продолжается ложь, и бывает, что речь в защиту русского народа нагло и бесстыдно толкуется его врагами как шовинизм. Старый и вечно новый «прием» этот не имеет никакого подтверждения в осмысленных фактах нашей истории. Шовинизм был, есть и будет чужд русскому национализму. Это и было основанием для образования уникальной русской нации, в которой нашлось место многим народам. Как это? - спросит иной невеглас[23][33]. «Нация, - отвечает нам И. А Ильин, - как единение людей с единым национальным актом и культурою, не определяется принадлежностью к единой церкви, но включает в себя людей разной веры, и разных исповеданий, и разных церквей. И тем не менее русский национальный акт и дух был взращен в лоне православия и исторически определился его духом, на что и указывал Пушкин. К этому русскому национальному акту более или менее приобщились почти все народы России самых различных вер и исповеданий.
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикий
Тунгус, и друг степей калмык
Пушкин[24][34]»
В лоне «русского национального акта» получили свое высокое признание великие русские полководцы: грузин П. И. Багратион, «самый храбрый гусар русской кавалерии» армянин В. Г. Мадатов, честнейший и талантливый шотландец М. Б. Барклай де - Толли, великие русские ученые: немец К. М. Бэр и датчанин В. И. Даль, великие русские художники: еврей И. И. Левитан, армянин И. К. Айвазовский и многие, многие другие, родные нам по духу своего творчества, по смыслу и существу своей русской деятельности.
Важною чертою русского национализма является его отзывчивая всечеловечность. И тут уж не скажешь лучше Ф. М. Достоевского: «В русском характере замечается резкое отличие от европейского, резкая особенность, - в нем по преимуществу выступает способность высокосинтетическая, способность всепримиримости, всечеловечности. В русском человеке нет европейской угловатости, непроницаемости, неподатливости. Он со всеми уживается и во все вживается. Он сочувствует всему человеческому вне различия национальности, крови и почвы... У него инстинкт общечеловечности. Он инстинктом угадывает общечеловеческую черту даже в самых резких исключительностях других народов;
тотчас же соглашает, примиряет их в своей идее, находит им место в своем умозаключении и нередко открывает точку соединения и примирения в совершенно противоположных, сопернических идеях двух различных европейских наций, - в идеях, которые сами собою, у себя дома, еще до сих пор, к несчастью, не находят способа примириться между собою, а может быть, и никогда не примирятся»[25][35].
«Мы должны преклониться перед народом и ждать от него всего, и мысли и образа; преклониться пред правдой народной и признать ее за правду...»[26][36]
Эта открытость миру и всякому (без различия) доброму духовному началу, не противоречащему основным, самым глубоким национальным основам, все это заложено и в национальном характере, в той живости русской натуры, которая испокон веку была загадкою, и ею осталась для многих иноземцев Но тут нет загадки для русского националиста. Русский человек не хуже и не лучше других, но он как бы больше человек, ибо открыт всему человеческому. И в этом великое его достоинство.
III
Не есть ли достойная цель и смысл нашей жизни - утверждать из рода в род великие откровения русского национализма? Всеконечно и непременно.
Как не любить благодатную идею отечественного единения и согласия, святое ощущение высокого долга и свою причастность через него к этой великой идее? Как не восторгаться тому глубокому, от корней народных идущему деятельному стремлению к Высокому, к Богу, к правде-истине и правде-справедливости, к идее Божьего государства, олицетворяющего в русском сознании бескорыстие, любовь, добро и красоту? Как не чтить великую веру предков, исполненную человеколюбия? Как не беречь, не лелеять идею праведной, доброй семьи, где совет да любовь? Как не восхищаться слаженностью и красотой той идеальной личности, которая сотворена мыслью народа и олицетворяет до-бротолюбие, духовную и телесную слаженность, «чинность», почтительность к предкам, смелость в благородных дерзаниях и смиренность, проистекающую из глубокого ощущения высоты истинно прекрасного духовного бытия и блага общечеловеческого единения?
В чем же наша задача? Неверно было бы забывать мудро сказанное. Вот оно: «Стать русскими во-первых и прежде всего. Если общечеловечность есть идея национальная русская, то прежде всего надо каждому стать русским, то есть самим собой, и тогда с первого шагу все изменится. Стать русским значит перестать презирать народ свой»[27][37]. «...Если национальная идея русская есть, в конце концов, лишь всемирное общечеловеческое единение, то, значит, вся наша выгода в том, чтобы всем, прекратив все раздоры до времени, стать поскорее русскими и национальными»[28][38].
Отсюда и цель: возродить русскую национальную школу, дать в ней развитие идеям русского национализма. Тем и обеспечим будущее своего народа как самобытного, равноправного и достойного участника всечеловеческого земного бытия. Это значит необходимо поддерживать и развивать в отечественном образовании все то прекрасное, что заложено в русском национализме, в русской идее. В этом смысл существования нашей школы. Ее плодотворная деятельность возможна лишь в лоне русской культуры (от древности до наших дней) в русле духовных образовательных и воспитательных традиций. Эти традиции всегда были чужды утилитарно-прагматического подхода к народному просвещению: воспитывать знающих строителей (чего угодно!). Основное в них было связано с духовным формированием личности, со становлением человеческого в человеке.
Наши древние предки понимали значение школы гораздо шире, чем мы, грешные, и состояло оно - в воспитании доброумного, совестливого человека, соблюдающего благочестивые человеческие установления. «Кодекс сведений, чувств и навыков, какие считали необходимыми для усвоения этих правил, составлял науку о «христианском жительстве», о том, как подобает жить христианам. Этот кодекс состоял из трех наук, или строений: то были «строение душевное - учение о долге душевном, или дело спасения души, строение мирское -наука о гражданском общежитии и строение домовное - наука о хозяйственном домоводстве»[29][39].
Древнерусский человек отлично чувствовал справедливость слов митрополита-Илариона: «Прежде закон, а потом благодать...». Мысль эта входила в сознание наших предков с азбукой:
«Аз, буки, веди, глагол, добро...» - твердили, еще не все осознавая, уста ребенка. Подсознание же воспринимало: я - буквы
узнаю - творю - добро... Знание - добро, учение - свет... Дитя и входило в мир с подсознательным ожиданием света, который воссияет в его уме, когда он исполнится мудростью знания, верою и силою духа... Ребенок молился и, молясь, просил избавить его от дурных соблазнов, он обращался к Богу с просьбой на земле явить Его добрую волю.
Все существо малыша было еще до школы в известном отношении подготовлено к мысли о добре и к отрицанию зла. Разные были семьи, но вряд ли в какой садились за стол, ложились спать или поднимались, не помолясь Богу. И хотя просили и о насущном хлебе, еще более - произносили исполненные благодарности слова ко Всевышнему, воплощающему доброе и прекрасное - любовь. «Да святится Имя Твое, да приидет царствие Твое», - шептали детские уста. Молитва, благодарение Богу - вот основа мироотношения многих поколений русских, воспитывавшихся некогда в детские годы в отечественных школах. И что это были за люди! Невольно вспомнишь лермонтовское: «Богатыри - не вы!..» Откуда в тех такая способность служить Родине, народу, человечеству? Ответ очевиден. Ведь «строй ума у ребенка, которого первые слова были Бог, тятя, мама, будет не таков, как у ребенка, которого первые слова были деньги, наряд или выгода... Отец или мать, которые предаются восторгам радости при получении денег или семейных выгод, устраивают жизнь своих детей иначе, чем те, которые при детях позволяют себе умиление и восторг только при бескорыстном сочувствии с добром и правдою человеческою»[30][40]. Так справедливо думал А. С. Хомяков, выражая взгляд на русскую семью.
Да, важнейшая задача нашего образования, содействовать всеми силами национальному семейному воспитанию, восстановлению традиций русской семьи. Именно этому открыто противостоят сегодня средства массовой информации, внедряющие торгашеский, продажный, расхристанный стиль даже во внешние формы личных человеческих и семейных отношений.
Главное же трагическое обстоятельство - это сиротское положение наших детей. Большинство из них воспитывается при матерях, вынужденно отдающих себя труду вне семьи. Там, на стороне, расплескивают и расточают эти матери свои силы и чувства, и, как правило, недодают детям ничем не восполнимой материнской ласки и внимания. Дети не получают того, что ранее легко формировалось в русских семьях, - естественной и безусловной способности решительно отличать добро от зла. И в этом - одна из коренных причин трагического развала в нашем просвещении.
Русская школа должна начинаться с русской семьи, и при этом «чисто семейному воспитанию должны быть возвращены права, которых оно теперь лишено»[31][41]. Эта семья - не просто семейный союз двух россиян, но союз освященный, проникнутый в быту духовными традициями русского национализма. Так должно быть, так и будет...
Не менее важная задача - восстановить первенство «душевного строения» в школе, положить в основу современного образования духовные начала русского национализма.
Сегодня нам навязывают иной путь: стремятся подготовить нас к внедрению в отечественную школу вненационального колониального сознания. Заграничные «благодетели» действуют при этом достаточно открыто. То завлекают