В ожидании монахинь Райли сел на скамейку в первом ряду, напротив алтаря, и с мимолетной грустью подумал о том, что эти произведения искусства, как и многое другое в стране, будут уничтожены всего через несколько дней или даже часов. Война уничтожала не только живых людей, но и память о давно умерших.
Спустя несколько минут появились первые монахини — маленькая группа из трех человек. Несмело перешептываясь, они застыли посреди часовни с широко открытыми глазами, увидев рядом с матерью-настоятельницей двух мужчин в черном, глядящих на них с таким же удивлением.
— Но это же... это... — еле выговорил изумленный Джек.
— Послушницы, — пояснила сестра Каридад. — Эта обитель — семинария для послушниц, а вовсе не богадельня для старых кляч в белом, как вы решили.
Несмотря на то, что все они были одеты в мешковатые рясы и укутаны до самых бровей в апостольники и покрывала, которые у послушниц были не черными, а белыми, Джека поразила красота будущих монахинь. Многие девушки невольно зарделись при виде двоих мужчин, что сделало их в глазах сержанта еще привлекательнее.
— Очевидно, я умер и попал на небо, — пробормотал он, не сводя с них глаз. — Теперь я понимаю, почему столько парней хотят стать священниками.
— Не кощунствуйте, — гневно нахмурилась монахиня.
— Простите его, — вступился Райли. — У бедняги уже несколько месяцев не было... короче, вы понимаете, о чем я.
— Ну и пусть потерпит ещё один день, — отрезала она. — Потому что если он хоть пальцем тронет кого-нибудь из моих девочек... — с этими
словами она ткнула пальцем в грудь Джека. — Вы меня поняли?
— Да понял я, понял, — ответил Джек, по-прежнему глядя на девушек, как ребенок смотрит на коробку конфет. — Никого не трогать — даже пальцем.
Шествие послушниц замыкали три монахини — на сей раз самые настоящие. Как объяснила сестра Каридад, они обучали и наставляли послушниц во время их пребывания в семинарии.
Когда все расселись на скамьях часовни и мать-настоятельница удостоверилась, что все в сборе, она поднялась на амвон и, представив Алекса и Джека, наскоро объяснила, не вдаваясь в подробности, как и почему они мужчины оказались этой ночью в обители и какие последствия это может иметь для всех.
Первой реакцией монахинь было недоуменное молчание, затем послышался глухой ропот, нарастающий, словно подземный гул перед землетрясением. Кто-то изумленно охнул, а большинству казалось, что они все ещё спят и видят кошмарный сон.
— Минуточку! — вмешался Райли, он встал и поднял руки, призывая
к вниманию. — Я так понимаю, что вы все ещё сомневаетесь, но вопросы следует задавать нам, а не друг другу.
Одна из монахинь, почти такая же старая и безобразная, как сестра Каридад, с грозным видом встала и повернулась к настоятельнице.
— Значит, вы считаете, что мы должны уйти отсюда по приказу этого проклятого красного?
— Нет, сестра Грасиа, — категорически заявила та. — Потому что так говорю я.
— Но почему? Почему вы их слушаете? — кивнула монахиня в сторону интербригадовцев. — Они же враги! Неужели вы не понимаете?
— Сестра Грасиа, я все прекрасно понимаю. И делаю это ради общего блага, в том числе и вашего.
— Здесь был мой дом на протяжении двадцати лет, — не сдавалась та.
— Это был наш общий дом, мать-настоятельница. Мы не можем просто так его бросить, потеряв все, что создали.
Тогда заговорил Райли:
— Я все понимаю, сестра. Понимаю, как это для вас тяжело... для вас всех. Но завтра утром прилетят республиканские самолеты и начнут бомбить город, и тогда уже никто не сможет уйти.
— Но это же монастырь! — все ещё не верила она. — С какой стати они собираются бомбить монастырь?
— Они будут бомбить все, — невесело пояснил Алекс. — Дома,
церкви, монастыри. — В Бельчите нет безопасного места.
— Здесь прочные стены, — заметила другая монахиня, которую представили как сестру Лусию. — А кроме того, мы можем укрыться в подвале и переждать, пока все кончится. У нас достаточно воды и пищи.
Райли покачал головой.
— Стены вас не спасут. Даже если само здание и выстоит после бомбежки, в чем я сомневаюсь, потом сюда двинутся танки, и двадцать пять тысяч республиканских солдат пойдут на штурм города, и тогда, — он смущенно почесал затылок, — может случиться что угодно.
— Что вы имеете в виду? — спросила одна из послушниц, от силы лет восемнадцати, сидевшая в первом ряду.
Лейтенант бросил на мать-настоятельницу умоляющий взгляд, надеясь, что та придёт ему на помощь, но она, видимо, была рада переложить на Райли тяжкую обязанность объяснить все самому.
— Видите ли, они... — замялся он, подыскивая слова. — Среди них есть очень плохие люди, у которых в руках оказались винтовки, а вы... вы все слишком...
— Слишком — что?
— Слишком молоды и красивы. И они... — Алекс окинул взглядом все эти невинные лица и не смог договорить.
Сестра Каридад нетерпеливо шагнула вперед и громким ясным голосом произнесла:
— Если красные сюда ворвутся, нас всех убьют... Или ещё хуже...
Суровая речь сестры Каридад развеяла последние сомнения
послушниц и остальных монахинь, и те со вздохами сожаления отправились в свои кельи, чтобы собрать те немногие вещи, которые могли взять с собой.
Не прошло и десяти минут, как все до последней послушницы уже стояли перед главным входом, готовые в точности следовать распоряжениям матери-настоятельницы, словно солдаты — приказам генерала.
Джек и Райли переглянулись. Очевидно, послушницы так же горячо любили свою настоятельницу, как любили своего командира ребята из батальона Линкольна.
— Успокойтесь, — произнесла она с умиротворяющим жестом. — Доверьтесь Богу, и он защитит вас. Не бойтесь.
Увидев у входа в часовню чашу со святой водой, интербригадовцы не упустили случая умыться и вымыть руки.
За спиной у них тут послышался возмущенный голос:
— Для вас что, нет ничего святого?
Уперев руки в боки, на них возмущённо смотрела сестра Грасиа.
— Но должны же мы как-то смыть ваксу! — ответил Райли, продолжая тщательно оттирать руки. — Кстати, у вас случайно не найдётся кусочка мыла?
— Но ведь это же святая вода!
— Да что вы говорите! — воскликнул Джек, вновь окуная голову в чашу и весело отфыркиваясь. — Теперь понятно, почему я весь огнем горю!
Он улыбнулся, и капли святой воды потекли по его щекам. Сестра вспыхнула от гнева. Казалось, она вот-вот взорвется.
— Да вы просто... просто...
— Вы принесли то, о чем мы просили? — сухо оборвал ее Райли. Монахиня лишь молча открывала и закрывала рот, как вытащенная из
воды рыба, пытаясь найти слова, чтобы высказать свое негодование; но, видимо, это негодование было столь велико, что в лексиконе монахини просто не нашлось подходящих слов, которые бы не осквернили стен Божьей обители, а потому она лишь молча указала на груду одежды на скамье. Затем она вернулась к остальным доминиканкам.
— Как думаешь, она сильно разозлилась? — спросил Джек, смывая с лица последние следы ваксы.
— Кто ее знает? — пожал плечами Алекс. — У этих монашек такие угрюмые рожи, что не поймёшь, когда они действительно сердятся.
Закончив мыться, двое друзей облачились в рясы, принесённые сестрой Грасией, и предстали перед матерью-настоятельницей.
Послушницы нервно захихикали, и даже сестра Каридад изо всех сил поджала губы, чтобы не рассмеяться.
Стоявшие перед ними Алекс и Джек в доминиканских рясах — причём одному из них ряса оказалась слишком коротка, а другому тесна — казались похожими на двух бородатых и крайне уродливых женщин, при виде которых у монахини чуть не случился сердечный приступ.
— Сестра Райли и сестра Алькантара, к вашим услугам, — дурачась произнёс сержант и отдал честь.
— Пресвятая Матерь Божия... — только и смогла вымолвить она, перекрестившись. — Да простит меня Господь за это святотатство...
— Вы не поможете мне надеть это покрывало? — как ни в чем не бывало обратился Райли к монахине. — А то у меня все время уши торчат.
— Эта ряса меня определённо полнит, — заметил Джек, обхватывая себя за талию. — А чёрной рясы у вас случайно нет? В чёрном я бы казался
стройнее.
Схватившись за голову, сестра Лусия покачивала ею из стороны в сторону.
— Ну и что толку? — проворчала она, указывая на них. — За километр видно, что это мужчины! У них даже бороды!
— Точно, — поддержала ее сестра Грасиа. — К тому же из-под рясы у вас сапоги выглядывают, — сказала она, посмотрев на Алекса. — А вы, — повернулась она к Джеку, — глядя на вас, можно подумать, что вы слопали весь наш запас провизии.
— У нас нет времени бриться, — возразил Алекс. — А эти одеяния — самые большие из тех, что вы принесли. Будем надеяться, что в темноте часовые нас не разглядят, к тому же наверняка они будут пялиться на послушниц, а не на нас двоих.
— Поймите же, — настаивала доминиканка, качая головой, — вы слишком бросаетесь в глаза. А если нас разоблачат, то к стенке поставят всех.
Райли стоически пожал плечами.
— В таком случае, — коснулся он деревянного распятия, теперь висящего у него на шее, — надеюсь, ваш Господь протянет нам руку помощи.
Сгорбившись, как древние старухи, прячась в самой середине компактного строя монахинь, напоминающем фалангу, Райли и Джек шли
с опущенными головами, скрытые под рясами и покрывалами и надеясь, что на тёмной улице никто их не разглядит и не заподозрит неладного.
Степенным шагом они перешли через площадь, преодолев несколько десятков метров, отделявших их от церкви святого Мартина Турского, возле которой несли караул солдаты.
Едва монашеская процессия вступила на площадь, путь преградили несколько легионеров. Райли в панике выпрямился — посмотреть, что происходит, и увидел немного растерянные лица солдат. Они явно не ожидали, что кто-то выйдет на улицу в этот предрассветный час.
— Стой! — приказал сержант взвода, поднял руку и огромными шагами направился в сторону процессии. — Кто идёт?
— А вы что же, не видите, молодой человек? — спросила мать-настоятельница у легионера — и правда совсем молодого, вряд ли старше двадцати лет.
Этот ответ весьма озадачил сержанта, явно не привыкшего, чтобы монахини разговаривали с ним в таком тоне.
— Куда? — потребовал он отчета, стараясь придать голосу побольше властности.
Сестра Каридад указала в сторону церкви впереди.
— В церковь, — ответила она тем же тоном. — Куда ж еще?
— Нельзя, — ответил сержант, вставая на пути у доминиканки. — Разве вы не знаете, что в городе комендантский час? До шести часов утра никто не имеет права находиться на улице.
— Но мы же не кто-нибудь, — возразила она, обернувшись и подавая знак остальным. — Мы должны пройти в храм, чтобы отслужить заутреню.
— В такой час?
— Заутреня служится очень рано, молодой человек, — пояснила монахиня. — Потому она так и называется.
— Раньше вы так не делали.
— Возможно. Но сегодня особенный день, — ответила она, подойдя поближе. — Сегодня мы празднуем день святого Бонония Лукедийского.
Как и следовало ожидать, сержанта это не впечатлило.
— Да хоть святого Витта! — бросил он. — Никто не имеет права
шастать по улицам в комендантский час.
— Допустим, — согласилась сестра Каридад. — Но когда мы войдём в церковь, то уже не будем на улице.
— Не пойдёте вы ни в какую церковь, — стоял на своём часовой. — Возвращайтесь к себе в монастырь и молитесь там.
Мать-настоятельница медленно покачала головой.
— Я вижу, вы не поняли, — произнесла она. — Статуя святого Бонония находится в церкви, а не в монастыре. Поэтому мы должны молиться именно там.
— Так или иначе, вы не можете войти туда, сестра. У меня приказ: никого не пускать.
— А я вам повторяю: мы — не кто-нибудь, — настаивала монахиня, продвигаясь в сторону дверей храма и пытаясь оттеснить с дороги сержанта.
Тот решительно ухватил ее за руку повыше локтя.
— Я же вам сказал: туда нельзя.
— А я говорю — можно, — гнула своё монахиня. — А кроме того, вчера сам комендант Тральеро дал нам разрешение отслужить там мессу.
Упоминание имени алькальда и коменданта сделало своё дело.
— К-комендант? — выговорил часовой.
— Да, комендант, — ответила монахиня, мотнув головой вниз по улице. — А если вы сомневаетесь, можете пойти и разбудить его, чтобы лично удостовериться.
Легионер впервые заколебался.
— Ну, что же вы встали? — сказала сестра Каридад. — Идите и спросите, если не верите. Вряд ли ему понравится, когда его разбудят посреди ночи только из-за того, что несколько монахинь отправились помолиться в церковь.
Сержант, явно рассерженный бесцеремонностью монахини, с отвращением фыркнул.
— Ну хорошо, — согласился, отступая в сторону. — Проходите.
Не теряя ни секунды, мать-настоятельница подала знак остальным сёстрам и послушницам, и все быстрым шагом направились к церкви.
Когда Райли и Джек проходили мимо сержанта, тот опасливо косился
в сторону грозной настоятельницы, а потому не обратил внимания на двух доминиканок странного вида, из которых одна была слишком высокой, а другая — слишком толстой. Хоть они и старались затеряться среди других послушниц, будь на дворе день, им никого не удалось бы обмануть.
Интербригадовцы держались рядом друг с другом. Миновав
легионера, они молча переглянулись и облегченно вздохнули. Похоже, им удалось обмануть солдата, и теперь от дверей храма их отделяло лишь несколько метров.
Но тут за спиной вновь послышался резкий оклик солдата:
— Стоять! Руки вверх!
От приказа молодого сержанта у Райли дрогнуло сердце: как раз в эту минуту он проходил мимо, и ему показалось, что их разоблачили.
Не поднимая головы и не оборачиваясь, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, он просунул руку под подол рясы и нащупал рукоять заткнутого за пояс пистолета.
— Приготовься, — шепнул он Джеку. — Ты задержишь сержанта, а займусь остальными. Если застанем их врасплох...
— Тсс! Погоди!.. — прошептал галисиец.
Алекс умолк, прислушиваясь, как легионер говорит сестре Каридад:
— Я не могу пропустить вас в церковь одних.
Он сунул в рот два пальца и свистнул. К ним тут же подбежали еще два часовых.
— Но как же... — запротестовала монахиня. Сержант поднял руку, приказывая ей молчать.
— Двое моих людей пойдут с вами на мессу, — недобро улыбнулся он. — Пусть комендант и дал вам разрешение молиться в неурочный час, но никто не говорил, что вы можете войти туда одни.
Двое солдат открыли дверь храма, запертую, как оказалось, снаружи, и встали по обеим сторонам от входа, пока монахини входили внутрь.
Когда все оказались внутри, двое легионеров вошли следом за ними и снова заперли дверь тяжёлым железным ключом длиной в ладонь.
Внутри церкви царила полная тьма, пока мать-настоятельница не зажгла один из светильников, и тёплый желтый свет распространился по нефу, высветив цилиндрические колонны, алтарь из белого мрамора и ряды деревянных скамей, занимавших почти все пространство, оставляя свободным лишь проход в центре. В этом тусклом свете Райли разглядел тёмные силуэты людей, лежавших в проходе на полу, они тут же зашевелились и стали перешептываться.
— Они здесь, — шепнул Джек ему на ухо.
Райли кивнул в ответ и осторожно оглянулся, убдившись, что оба легионера остались стоять у дверей, в десяти метрах от них.
— Нужно что-то сделать с теми двоими, — шепнул Джек, кивнув в сторону часовых.
— Сейчас нельзя, — ответил Алекс. — Если мы подойдём слишком
близко, они увидят наши лица.
Хоакин Алькантара на миг задумался, после чего заявил:
— Тогда пусть они подойдут сюда. А тут уж ты не зевай!
Недолго думая, он упал на пол, изображая дамский обморок, и остался лежать неподвижно, приоткрыв рот, как будто ударился головой о каменные плиты пола.
Райли в притворном ужасе вытаращил глаза и бросился поднимать своего друга, не зная, оценят ли солдаты спектакль: их почти полностью заслоняли от часовых столпившиеся вокруг послушницы.
— Позови сюда солдат, — велел Райли ближайшей из них. — Скажи, что вам нужна помощь.
Девушка растерянно поглядела на лейтенанта из батальона Линкольна, не вполне понимая, чего от неё хотят, пока Алекс не повторил, на сей раз он подмигнул послушнице, заставив ее покраснеть.
— Помогите! — воскликнула она, взмахнув руками. — Сеньоры, наша сестра упала в обморок, помогите ее поднять!
Солдаты недоверчиво переглянулись, настороженные этим странным происшествием, но оба тоже были молоды, а когда красивая девушка просит о помощи, ей трудно отказать, даже если эта девушка одета в рясу.
Раздумья их длились не больше двух секунд; забросив винтовки за спину, они направились к стайке послушниц.
— Черт, ну и корова! — растерянно присвистнул один.
— Да тут грузовик нужен, чтобы ее с места сдвинуть, — поддержал второй.
Первый солдат наклонился и потянул «послушницу» за руку, пытаясь поднять.
— С вами все в порядке, сестра? — спросил он.
И тут же застыл на месте, увидев прямо перед собой толстую бородатую физиономию Джека, чьи грозно нахмуренные брови не предвещали ничего хорошего.
— Кого это ты назвал коровой? — спросил он.
Легионер отшатнулся, как от змеи, внезапно выползшей из-под камня, но, едва он потянулся к винтовке, как Джек с быстротой молнии ткнул ему
в грудь пистолетом ТТ.
Второй солдат от растерянности застыл, пока не увидел оружие в руках мнимой монахини. Тогда он, отступив на шаг, потянулся к винтовке, но тут вдруг ощутил прикосновение холодной стали к своему затылку. И тут же за его спиной послышался голос Райли.
— Как гласит народная мудрость, — пояснил он, взводя курок
«кольта», — в своём доме и стены помогают.
— Ну ладно. И что теперь?
Этот вопрос стучал в головах у всех, но лишь сестра Каридад решилась произнести его вслух.
Пока монахини и послушницы занимались горожанами, пытаясь их успокоить и оказать посильную помощь, в дальнем углу нефа собрались Райли, Джек, мать-настоятельница и Эустакио, принявший на себя роль делегата от своей семьи. Ему даже не пришлось ничего объяснять, за исключением того, что его сына Хавьера отправили в лагерь батальона Линкольна с личным письмом для капитана Шоу — с разъяснениями их плана и просьбой позаботиться о мальчике.
— Там он будет в безопасности? — спросил Эустакио, в тревоге заламывая руки.
— Во всяком случае, в большей безопасности, чем мы здесь, — заверил Джек, хлопая его по плечу. — Капитан Шоу — отличный человек. Ваш сын в хороших руках.
Крестьянин никак не мог поверить, что двое интербригадовцев рисковали жизнью, спасая его и его семью лишь потому, что пообещали ему это прошлой ночью. Он столько раз рассыпался в бесконечных благодарностях, что Райли чуть не начал жалеть о своем поступке.
В церкви помимо девятерых взрослых находилось шестеро детей от четырёх до двенадцати лет; большинство из них спали блаженным сном. Хотя ни один ребенок в столь недобрый час ни разу не заплакал, интербригадовцы подумали, насколько было бы лучше без них.
— А теперь мы выйдем наружу, — ответил Алекс на вопрос монахини.
— Да, но как?
— Через дверь, конечно.
Сестра Каридад грозно скрестила на груди руки.
— Вы что же, шутить изволите?
— Вовсе нет, — ответил Алекс. — Но другого выхода нет. Нам нельзя оставаться здесь, другой двери в церкви нет, на окнах ставни, а значит, ничего не остаётся, как выйти через главный вход.
— Но как мы сможем выйти? — повторил за ней следом Эустакио.
— Вот об этом мы сейчас и думаем, — ответил Алекс, хлопнув Джека по плечу. — Но вы не волнуйтесь, мы найдём выход.
Галисиец удивленно приподнял бровь.
— Правда?
— Конечно, — ответил Райли, прислонившись к колонне. — Прежде всего, нужно разобрать проблему по частям. Для начала стоит решить, чего мы, собственно, хотим, затем — определить, какими возможностями для этого располагаем, и, наконец, понять, как можем использовать эти возможности для преодоления препятствий.
— Я что-то совсем запутался, — перебил его Джек.
— Я тоже, — поддержал его Эустакио.
— Посмотрим... — неожиданно вмешалась сестра Каридад, проявив неподдельный интерес. — Первым делом мы должны решить, чего хотим. Но это как раз нетрудно: мы хотим выбраться из церкви, затем — из Бельчите, после этого — благополучно миновать позиции красных и, наконец, добраться до Сарагосы.
— Причём сделать это так, чтобы нас никто не увидел, — напомнил Джек. — Всего-то навсего.
— Ну что ж, — подвёл итоги Райли. — Теперь надо решить, как использовать то, что у нас имеется.
— У нас есть наши пистолеты и «маузеры» этих двоих, — Джек кивнул в сторону обезоруженных солдат, привязанных к колоннам.
Райли поднял большой палец правой руки.
— Что ещё у нас есть?
— Еще у нас есть форма легионеров, — добавил Эустакио.
Райли загнул ещё один палец.
— А также девятнадцать монашеских ряс, — продолжал галисиец, бросая опасливый взгляд в сторону матери-настоятельницы.
— В ризнице тоже должна найтись парочка облачений, или нет? — вспомнил Эустакио.
— Да уж, надев на себя все это, мы произведём прямо-таки ошеломляющее впечатление, — произнёс Джек то ли в шутку, то ли всерьез. — Они точно в осадок выпадут!
— Не думаю, что это благоразумное решение, — высказал своё мнение Райли.
— А грузовик? — снова вмешалась монахиня. — Я видела его на той стороне площади. На нем мы бы в мгновение ока добрались до Сарагосы.
— Так-то оно так, — неохотно согласился Джек. — Проблема в том, чтобы затолкать в него почти сорок человек, да ещё так, чтобы часовые не увидели и не подняли тревогу, затем выбраться из города, не попав под обстрел, а потом ещё миновать позиции республиканцев, да так, чтобы нас
опять-таки не обстреляли, приняв за врагов.
— Ну что ж, — произнёс Алекс, задумчиво почёсывая подбородок. — Насчёт второго и третьего сказать не могу, но что касается первого, то вполне можно попытаться.
— Ты серьёзно?
— Конечно. В конце концов, от грузовика нас отделяют только сержант и четыре солдата.
— Хотите сказать, нам придётся их застрелить, чтобы выбраться отсюда? — гневно спросила сестра Каридад.
— Не совсем.
— Тогда как? — поинтересовался Эустакио.
Райли покосился на сестру Каридад и улыбнулся.
Менее чем через час после того, как за ними закрылись двери церкви, они открылись вновь. К этому времени у дверей выстроились парами двадцать монахинь. Склонив головы и в полном молчании, они степенно двигались мелкими шажками.
Однако вместо того, чтобы направиться обратно в монастырь, девушки во главе с сёстрами Каридад, Грасией и Лусией выстроились посреди площади прямо перед сержантом и четырьмя легионерами.
— Вы уже закончили молиться, сестра? — спросил сержант, повернувшись к матери-настоятельнице.
— Да, закончили. Но сегодня особенный день, и нам бы хотелось, чтобы вы составили нам компанию, — ответила она, буравя взглядом солдат, которые, подойдя поближе, с интересом прислушивались к разговору.
Сержант удивленно посмотрел на неё.
— Составить компанию? — растерянно переспросил он. — Но для чего?
— Мы хотим, чтобы вы прослушали гимн святому Бононию, — ответила сестра Каридад, стараясь оставаться серьезной. — Наши сестры-послушницы очень настаивают, чтобы эти красивые молодые люди, ваши солдаты, послушали их пение.
— Они так сказали?
Сержант перевёл взгляд с матери-настоятельницы на хор стоявших позади неё девушек. В сравнении с пожилой безобразной монахиней они казались ещё прелестнее и непорочнее, что особенно подчеркивали их белые покрывала.
— Это невозможно, — заявил он, глядя то на монахиню, то на юных послушниц, неотрывно смотревших на него. — Не положено...
— Да бросьте, сержант, — произнёс у него за спиной один из солдат, лихо поправляя на голове фуражку. — Пусть девочки споют.
— Это... — смущённо произнёс другой. — Пузть поют, зержант, что вам зтоит...
— Молчать! — рявкнул тот, оборачиваясь.
— Ну пожалуйста! — взмолилась одна из послушниц так жалобно, словно это необычайно важно лично для неё. — Только одно песнопение!..
— Зержант, ну что вам зтоит, — настаивал тот же солдат, прижимая
руку к сердцу. — Ну что злучится, езли они зпоют эту звою пезенку? Сержант наконец сдался, раздраженно цокнув языком.
— Ну ладно, — произнёс он, всем своим видом выражая крайнее недовольство. — Только один гимн — а потом убирайтесь в свой монастырь и оставьте нас в покое. Договорились?
Сестра Каридад просияла, как будто услышала самую чудесную новость. Развернувшись, она дала знак послушницам, и они тут же выстроились вокруг легионеров широким полукругом, придерживая свои просторные одеяния так, чтобы между ними не осталось ни малейшего просвета.
Когда все построились, как того требовала мать-настоятельница, хор послушниц затянул первые строфы гимна, словно по мановению дирижёрской палочки:
Истинная любовь — Господь наш Иисус Христос.
Сладчайший наш долг — смирение и милосердие.
Под взглядом Божиим,
Благословляющим страждущих,
Служение Иисусу в его милосердии,
В утешении страждущих на земном пути. Вся наша жизнь — Служение любви, Открывающей путь к вере, Бог триединый Навек поселился в наших сердцах,
Цель нашей жизни — любовь к Богу, Мы ищем его потерянный след, Чтобы раствориться в любви.
В ответ на наш зов
Его любовь нас бережет.
Когда отзвучала последняя строфа гимна и девушки замолчали, солдаты не смогли удержаться от аплодисментов.
Пользуясь тем, что хор послушниц выстроился так, чтобы скрыть от солдат выход из храма, Райли и Джек незаметно пробрались за спины часовых, пока те, заглядевшись на представление, совсем забыли о своих винтовках.
Они даже не пытались сопротивляться, когда Эустакио и его племянник Адальберто — парнишка не старше восемнадцати лет —
заломили им руки и крепко связали. Легионеры по-прежнему хлопали глазами, не понимая, что происходит и откуда среди ангелоподобных послушниц взялись два типа в чёрном, которые явно всё подстроили.
— Уводи всех, — велел Райли Эустакио. — Только тихо. Чтобы ни единого звука!
— А что с теми двумя? — спросил он, вспомнив о связанных солдатах, оставшихся в церкви. — Что с ними будем делать?
— Ничего. Только засунем в рот кляпы и свяжем покрепче. Крестьянин кивнул и подал знак Адальберто, который деловито
обшарил их карманы, обнаружив пачку сигарет, спички, коробку леденцов «Хуанола» и складной нож.
— Бросай все это, и пойдём! — велел ему Эустакио. — Успеешь ещё пограбить, когда подрастешь.