Просматриваю свои дневники послеллонреальского периода и вижу: в течение 2 лет я постепенно умирал как спринтер. В поисках причин далеко ходить было не надо. Постоянно в последние годы не выполнялась тренировочная программа. Если раньше мне и случалось по объективным, а порой и субъективным обстоятельствам пропустить одну или несколько тренировок, то я это делал, не терзаясь угрызениями совести. Знал, что всегда смогу наверстать упущенное. Теперь же я не пропускал ни одного дня занятий, дорожил каждой минутой тренировки и все-таки программы, которую было необходимо выполнить для того, чтобы оставаться в строю, не дорабатывал.
Поздней осенью 1979 г. начал тренироваться после операции: ахилловы сухожилия перестали меня беспокоить, боль в ногах исчезла. В подготовительном периоде мне даже удалось выполнить большой объем беговой работы. Я понимал, что рассчитывать на улучшение своих скоростных возможностей не приходится - возраст не тот. И поэтому готовился к 200-метровой дистанции. Шел через большие объемы нагрузок зимой, а специальную подготовку оставлял на весенние и летние месяцы. По плану я должен был выступать в беге на 200 м на VII Спартакиаде народов СССР.
Пока дело не дошло до скоростной работы, я еще надеялся не успех, не раз мысленно благодарил финских врачей за то, что они помогли мне вернуться на дорожку. Но возвращение это оказалось ненадолго... Видимо, все-таки хирургическое вмешательство что-то нарушило в моем, отлаженном до автоматизма, спринтерском механизме. Нарушения были не столь большими и внешне незаметными, но все же я чувствовал их в мельчайших координационных сбоях во время быстрого бега. Начиналось это ощущение, когда я старался активизировать работу мышц голеностопного сустава. Стараюсь и чувствую: стопы не те, вроде и мои, но с каким-то дефектом. Дальше - больше. Я почувствовал, что не получаю от мышц привычных сигналов обратной связи а otbbi на посылаемый импульс. Ощущение не из приятных: даешь приказ - а мышцы не слушаются.
И все-таки не сдавался. Ассоциативное мышление услужливо напоминало, что у меня и прежде были такие же периоды в тренировке, когда вроде ничего не получалось, а потом все приходило в норму, появлялось особое чувство бега и росла скорость. И теперь я продолжал идти через "не могу" в надежде, что и б этот раз для меня откроются ворота удачи. Не раз и не два в это трудное время у меня появлялась мысль: почему я не бросил спорт сразу после Монреаля, почему, наконец, не брошу сейчас, когда шансов на успех почти не осталось?
Весь этот период был для меня как бы окутан пеленой из смеси упрямства, риска и надежды. У уговаривал себя, что никогда не прощу себе слабости, если уйду без борьбы. Если уйду, не убедившись окончательно, что я уже совершенно не способен к этому виду деятельности. Словом, чтобы обрести прежнюю ясность мысли, мне нужно было ткнуться лбом в крепкую стенку. И я эту стенку нашел.
24 июля 1979 г. Я стартовал в шестом забеге на 200 м на VII Спартакиаде народов СССР. Соперники у меня были не слишком сильные, и в забеге я бежал без напряжения. То ли соскучился по соревновательной обстановке, то ли меня радовала сама возможность стартовать в этих больших состязаниях, но бег получился неплохим по ощущению. В былые годы такое ощущение воплотилось бы в результат порядка 20,8-20,9 сек. Сейчас же, взглянув после финиша на табло, я увидел... 21,71. И хотя я попал в следующий круг соревнований как победитель забега, чувствовал, что ворота удачи на этот раз останутся для меня плотно закрытыми.
Следующий круг соревнований разыгрывался в тот же день вечером. После старта я постарался выжать из себя все, что мог. На этот раз сознательно бежал изо всех сил, но, увы, скорости это не прибавляло. На финише я был только пятым...
Это был мой последний забег. За те короткие минуты, пока я одевался в спортивный костюм, пока диктор объявлял по стадиону наши результаты, я твердо и бесповоротно решил: все! Хватит. И принял это решение без всякой боли в душе. Видимо, все-таки я так намучился за эти два года, что уйти было для меня гораздо легче, чем остаться. Сознательно я сам поставил себя в такие условия, когда выбор был и правилен, и неизбежен. Я прошел свой спортивный путь до конца.
О том, что решил уйти из спорта, никому тогда не сказал. После соревнования мне никто не сочувствовал и никто меня не жалел. Возможно, считали, что эта неудача временная и Борзов еще поднимется. Может быть, я уже просто всем надоел - такое в спорте бывает. А скорее всего то, что случилось, было логичным и поэтому не вызывало ни удивления, ни каких-либо других эмоций. Все окружающие продолжали относиться ко мне гак же, как и до последних соревнований. И за это я всем благодарен. Как благодарен и за то, что мне не устраивали никаких проводов, которые всегда настолько же торжественны, насколько и грустны. Просто для меня закончились те грудные и радостные 10 пет, в течение которых я спрессовывал свою жизнь в короткие 10 секунд.
Глава 12. Послесловие
Я уже говорил вначале, что эта книга не является моей биографией, так сказать, в чистом виде. Именно поэтому я и старался не загружать рассказ лишними подробностями из периода моего детства, школьной и студенческой жизни.
Но об одном очень важном моменте, который хотя и не имеет отношения к спорту, но сыграл весьма существенную роль при выборе дальнейшего жизненного пути, я должен сказать.
Вся моя сознательная жизнь с 14-летнего возраста была неразрывно связана с комсомолом. Еще в школе я с готовностью шел на любую общественную работу. Позднее, как уже говорил, был избран комсоргом сборной команды СССР, что накладывало на меня определенные обязанности: от решения наших внутренних комсомольских дел до выступлений перед различными организациями, на слетах и всесоюзных комсомольских форумах.
В этих обязанностях мне очень помогало довольно широкое общение с представителями прессы, радио и телевидения. Я научился довольно свободно чувствовать себя в разговорах с самыми разными людьми, быстро находить ответы на различные вопросы.
Опыт, приобретенный мной в общественной работе и в выступлениях, давал основание работникам ЦК ВЛКСМ и ЦК ЛКСМ Украины привлекать меня к участию в своих мероприятиях. Меня выбирали членом ЦК ВЛКСМ, делегатом комсомольских съездов. Принимал участие я и в работе Всемирной федерации демократической молодежи и студентов.
Словом, к концу своей спортивной карьеры я мог считать себя настоящим активистом комсомола. Считаю, что мне еще раз очень повезло в жизни. Приглашение в ЦК ЛКСМ Украины на должность заместителя заведующего отделом оборонно-массовой и спортивной работы совпало по времени с тем моментом, когда я принял решение проститься со спортом. Диссертация моя в основном была готова, оставалось только ее документально оформить, и я согласился. Считаю, что мне еще раз очень повезло в жизни.
Я проработал около полугода, когда меня вызвал первый секретарь ЦК ЛКСМ Украины А. И. Корниенко. Поговорив о делах, он в заключение спросил, как я отнесусь к выдвижению меня на должность одного из секретарей ЦК? Предложение было для меня неожиданным. Спортивная жизнь приучила меня не бояться удных задач, и, прикинув свои возможности - опыт, знания, ботоспособность и т. п., я решил, что справлюсь. 16 февраля 1980 г- иа Пленуме ЦК ЛКСМ Украины я был избран на эту должность.
По роду работы я по-прежнему довольно тесно связан со портом, часто посещаю легкоатлетические состязания и уж, ко-чно, никак не мог пропустить возможность побывать на самом пандиозном празднике спорта - Московской олимпиаде.
Встретился я в Москве и со многими старыми знакомыми журналистами. Видимо, так уж заведено у людей этой беспокойной профессии: каждая встреча с ними непременно превращается в миниатюрную импровизированную пресс-конференцию. Главным образом корреспондентов интересовали два вопроса: как изменилась бы ситуация на беговой дорожке, если бы в Олимпиаде приняли участие американские спринтеры, и почему нашим спринтерам не удалось в личных соревнованиях в беге на 100 и 200 м выйти в призеры?
Ответ на первый вопрос - из области предположений. Но все же, оперируя теми данными, которые мы имеем, то есть результатами сильнейших спортсменов до Олимпиады, во время и после нее, можно с большой долей вероятности сказать следующее. Несомненно, участие спринтеров США и некоторых других стран, которые не приняли участия в Играх XXII Олимпиады, повысило бы конкурентность, остроту и напряженность предварительных стадий соревнований в беге на 100 и 200 м. Это, возможно, несколько изменило бы составы финальных забегов. Но несомненно так же то, что победителями стали бы те же атлеты, которые и завоевали золотые медали. Они, безусловно, были сильнейшими на протяжении всего олимпийского сезона. Что же касается американцев, то не надо забывать, что они не были в числе победителей ни в Мюнхене, ни в Монреале. Так что ничего экстраординарного в Москве не произошло. Просто победили сильнейшие, как и положено в спорте.
Ответ на второй вопрос более сложен. В целом наши спринтеры выступили весьма успешно, но результаты в беге на 100 и особенно 200 м говорят о том, что отставание в этих видах, наметившееся после Мюнхенской олимпиады, мы еще не преодолели и нерешенные проблемы есть. Я бы выделил следующие: отбор резервов и тренировку на начальных этапах, а также развитие сотрудничества в работе тренеров, В процессе размышлений я невольно ощутил и свою личную ответственность за дело развития советской школы спринда, которому отдал много лет жизни. А может быть, подумал я, новому поколению советских бегунов и их тРенерам поможет и мой опыт, опыт успехов и неудач. Вот так и появилась эта книга.