Цыганка грохнулась челом об стол и проснулась. Ничего экстраординарного: последние минут 15 она клевала носом, свесив голову на грудь, а иногда и вовсе храпела. Анфисе почудилось, что та погрузилась в своеобразную медитацию-молитву, необходимым условием которой были прилипшие ко лбу окурки.
— Карачок! Карачок! — завопила старуха, выпучив глаза до такой степени, что можно сосчитать прожилки со 100 метров. — Ховайся в берлогу! Карачок идет!
От неистового крика она зашлась кашлем. И, прежде чем Анфиса выявила причину пароксизмов, нечто увесистое со свистом рассекло воздух в сантиметре от кончика носа.
— Вопреки растиражированному образу, — продолжал Безумный Сапожник, — Ленин не любил детей. Можно сказать, он их побаивался и ненавидел, хоть сам и смахивал на картавого первоклашку с реденькой бородёнкой и портфелем. Сильнее детей он ненавидел интеллигенцию («Интеллигенция — не мозг нации, а говно», — полное собрание сочинений, 1978 г. т. 51, стр. 48-49), а сильнее интеллигенции — интеллигентных детей.
Нечто увесистое вернулось и нанесло новый удар — Сапожнику по мордасам. Кирзовый сапог соскочил с насиженного места и, шурша, проехал метров 10 по черно-белой клетке. Сапожник накренился вбок и разделился на две части, раскрыв бардовые меха аккордеона. Лысоватая голова повисла на второй половине, не прекращая тараторить:
— И это было крайне опрометчиво со стороны Ульянова и Троцкого, поскольку то, что произошло в Лас-Вегасе, остаётся в Лас-Вегасе исключительно в том случае, если не переезжает в Грузию.
— Что за фигня?! — Анфиса спряталась под стол. — Мне чуть в казанок не прилетело!
— Карачок! Карачок! — голосила полоумная старуха. — Активировать воздушный десант!
Она приподняла пиратскую повязку, обнажив пустую глазницу. Тотчас же, словно из дупла, оттуда выпорхнули ласточки и воробьи. Крылатая пехота была укомплектована по последнему (ну, может, предпоследнему) слову военной техники: птичьи лапки намертво приросли к АК-47, вернее, к миниатюрной птичьей модификации. Тушки опоясывали гроздья крохотных лимонок, а из-под касок грозно взирали стальные глазки с лазерным прицелом.
— Ац-ац, аца-цааааааа!
Из тьмы снова надвигалось увесистое нечто, но теперь, когда опасность ей не грозила, Анфиса могла пронаблюдать за ним из убежища. И наконец-то поняла, что же это было.
— Хи-дайд-фор-скотиш-прайд! — крикнула цыганка.
И батальон ринулся в атаку. Автоматы захлебнулись, выплёвывая огненные языки и очереди пуль. На мгновенье всё окружающее озарили фейерверки, и посторонний легко мог поддаться заблуждению, что здесь творится праздник.
А затем на стол спикировал мороженый бараний окорок. Пули не проделали в нём сквозных дырок и застряли, как арабы на таможне.
— Дело Каплан сфабриковано от и до, — сказал Безумный Сапожник. — Затаив обиду на отцов-насильников и похитителей Плана Великой Октябрьской Революции, кролик достиг головокружительных высот в роли палача НКВД, позже возглавив самое ведомство. Именно он стрелял в Ленина на заводе Михельсона в 18-м году, а практически слепая Каплан в это время отбывала каторгу, следовательно, физически не могла находиться на месте преступления. К тому же, она втихаря дописывала «Улисс» и мечтала о карьере писателя. Но это уже другая история.
— И часто у вас бараньи окорока летают? — спросила Анфиса.
— Когда Зефир в Юпитере, — ответила старуха, — тогда и летают. Shit happens, дорогуша. But we are the champions, my friend, and we'll keep on fighting till the end.
— Oh, my goodness! Friends will be friends, but who can tie my Mother down? Take my little brother swimmin' with a brick?
— Don't you want somebody to love?
— People are strange when you're a stranger, faces look ugly when you're alone.
— Come on baby, light my fire — all you need is love.
— No, no, no! Don't fall in love with a Railroad man!
— Before loneliness will break my heart, send me a postcard darling. How can I make you understand? I wanna be your woman.
— Woman from Tokyo? Kentucky woman?
— Tarot woman.
— Something in the air tells me to beware, no, no, no! Her love is like a knife. She'll carve away your life, so go, go, go!
— If'd we go again all the way from the start, I would try to change the things that killed our love. Your pride has built a wall so strong that I can't get through. Is there really no chance to start once again? I'm still loving you!
— I didn't come down with yesterday's rain — you’re fooling nobody! I didn't come down with yesterday's rain — don’t tell me you're sorry! You're fooling nobody!
— I'm ruthless and smart and you won't break my heart. Let me tell you baby, baby, no one can say I'm super cruel! No, no, no, no, no one can say I'm super fool! I'm nobody's fool!
— Evil Woman, don't you play your games with me!
— I've got a one way ticket to take you to the other side. I got a one way ticket, so come along and don't be shy.
— Mister Tinkertrain!
— Yeah! That's how I got to get my name. They call me Mr. Tinkertrain, so come along and play my game.
— My momma told me that I not supposed to talk to strangers. Look in the mirror; tell me do you think my life's in danger?
— No more tears! Breaking the law, breaking the law!
— You live in a fantasy. I don't even care. If you're lookin' for sympathy, it ain't there! So keep your hands off — Private Property! Hands off me!
— Love games — two people together. Love games — we’re playing to win. Love games — we’re dealing forever in sin, forever in sin...
— Some fools think of happiness, blissfulness, togetherness. Some fools fool themselves I guess they're not foolin' me. I know it isn't true, I know it isn't true! Love is just a lie, made to make you blue. Love hurts!
— I'm a love hunter, baby, sneaking up on you, I'm a love hunter, baby! What you gonna do? I'm gonna give you all my loving and use my tail on you.
— Is this love that you're feeling? Is this the love that you've been searching for? Is this love or am you dreaming?
— Yes I am! I am a perfect gentleman!
— You can't always get what you want!
— But if you try sometimes, you might find, you get what you need.
— Love is for dreamers, love is for believers. Love is for losers, love is for suckers! Love is for suckers!
— We've got to hold on to what we've got, 'cause it doesn't make difference if we make it or not! We've got each other and that's a lot! For love we'll give it a shot.
— Wooooooo! We're half way there! Wooo-ooouuu! Livin' on a prayer. Take my hand — we'll make it, I swear! Wooo-ooouuu! Livin' on a prayer!
Маша Архипова:
— Гой, Роде, гой! Ты слышишь? Гой, Роде, Гой! БРАТЬЯ СЛАВЯНЕ!!!
— Мария, как вы считаете, — поинтересовалась Анфиса, — кто круче: Грейс Слик или Маришка Вереш?
— Доро Пеш, — сказала Маша.
— Сабина Классен! — возразила цыганка.
— Анжела Госсоу, — сказала Маша.
— Ютта Вейнхолд! — сказала Анфиса.
— Ч-ч-ч-ч-ч-ч-ч-ч, — сказала Джоан Джетт.
— Ты б еще Тарью вспомнила! — возразила цыганка.
— Марта Габриэль, — сказала Маша.
— Дженис Джоплин, — сказала Анфиса.
— Лариса Долина! — возразила Лариса Долина.
— Ты б еще Пугачеву вспомнила! — сказала цыганка. — Ну, раз мы заговорили о чемпионах, давайте позавтракаем, что ли.
Она щелкнула пальцами. Видимо, это условный знак, подумала Анфиса, потому как тут же на месте одной из белых клеток образовалась брешь. Из неё высунулся кудрявый дедуля с печальными глазами кокер-спаниеля и щеточкой усов, обрамляющих злорадную полуулыбку того же спаниеля, недавно нагадившего в квартире.
— Пьюти-фьют, — приветствовал собравшихся дедуля; взобрался на стол и продефилировал танцующей походочкой бонвивана. На нём был черный камзол поверх белой шелковой рубашки и черные же брюки. Аккуратная одежка официанта, легкость, учтивость движений разительно контрастировали с обувью цвета слоновой кости с просинью. Кое-где налипла грязь! Дедуля раздал всем меню, и лишь тогда Анфиса сообразила: он шлепал по столу босиком!
Она раскрыла меню.
РЕСТОРАН «ТАКИЕ ДЕЛА»
(MICHELIN GUIDE 2017 * * *)
МЕНЮ:
1. Аперитив. Кагор «Траут».
(Отличный, просто отличный кагорчик, мда-да-да, сам дегустировал, ням-нямчик, в общем *)
2. Завтрак для чемпионов: филе из грудки Сирены Титана, прожаренное в Дрездене под соусом «Билли Пилигрим».
(Отличный, просто отличный завтрак, ухты-пухты, вышел я из бухты; после этого завтрачка я стал чемпионом по армрестлингу и метанию колыбелей для кошки, а это о чем-то да говорит, говорит? говорит, ухты-пухты *)
3. Салат «Такие дела»: мелко нарезанные такие дела с кусочками таких делов, что деловее некуда, посыпанные такими делами, что из них течет деловой сок, а приправа из кошерных таких делов делает это блюдо доступным даже деловым хасидам, у которых такие дела, что слюнки текут раз в полгода, а это, согласитесь, не дела. Такие дела.
4. Десерт. Мороженое «Лёд-9».
(Весьма, весьма рекомендую, мороженка — чудо, улёт, мда-да-да, крышу сносит и уносит на Галапагосы *)
Примечания *
*Курсив и примечания — официанта.
*Примечания к примечаниям
Такие дела.
Такие дела.
Такие дела.
Такие дела.
Такие дела.
Такие дела.
Такие дела.
Такие дела.
Такие дела.
Такие дела.
Такие дела.
Такие дела.
Такие дела.
Такие дела.
Такие дела.
Такие дела.
— И это всё? — сказала Анфиса.
— Такие дела, — пожал плечами дедуля.
— Я немного подумаю, если вы не против.
— Папиросы где? — осведомилась цыганка.
— Кончились в 2007 году.
— Швах! — нащупав прилипший к челу окурок, она соскребла его и присобачила в мундштук.
— Между прочим, Сталин обожал шашлычок, — подал голос Сапожник, воссоединив обе свои половины. — Шашлычок и Киндзмараули.
— Вы еще не закончили?
— Фефочка, я даже не начинал. А ты неправа по 115 пунктам!
— Мели, Емеля, — сказала цыганка. — Тебя всё равно никто не слушает. Луна в каштане, а пряник нарахат-лукумился.
— Я вижу твоё будущее, старуха: ты подавишься моим сапогом и задохнешься. Кстати, кто-нибудь, подайте его сюда.
Услужливый официант подсуетился, мигом исполнив просьбу клиента. Никто и моргнуть не успел, а сапог уже торчал на голове, накренившись, точно гребешок петуха.
— Мелковат твой сапог мне будет, — сказала старуха, — и не такие глотала.
— Не бывает мелких сапогов, бывают мелкие люди.
— Не соглашусь, — сказала Анфиса. — Я бы сказала так: не бывает людей маленьких и больших. Но есть толстые и тонкие люди.
— Тонкие люди! Это как понимать прикажешь? — возмутился Сапожник. — Я, может, и худой, но не тонкий!
— Вы-то да, но бывают люди толстые и в то же время тонкие. Если говорить о натуре.
— Истину глаголешь, девочка, — одобрила старуха. — А бывают узкие и нерусские. Квадратные и эллипсоидные.
— Это какая-то чепуха! — крикнул Сапожник. — Вот Сталин, к примеру, какой он был?
— Сталин — параллелепипед, — без запинки выдала цыганка.
— Черте что мелете! Почему параллелепипед? Он же круглый был! Как бочонок!
— Потому что полстраны загнал в прямоугольник.
Так бы и длились геометрические склоки, если бы официант, прочистив горло, не вынудил их предъявить заказ.
— Боюсь, я не голодна, — сказала Анфиса.
— А мне всё, что в меню, и беременную женщину, — сказал Безумный Сапожник.
— Миледи?— обратился дедуля к цыганке.
— Ох, какая я тебе миледи! Сольвейг Плацебо меня зовут, творческий псевдоним — Мадам Блеватская. Практикую любые виды магического воздействия. Помогу в сильно запущенных ситуациях. Индивидуальная работа до конечного результата. Могу работать как с фото, так и без. Бизнес магия. Ритуалы на возврат долга. Наказание должника. Заговоры на удачу. Заговоры на богатство. На процветание бизнеса. Устранение конкурентов. Мощные заговоры на заключение сделок. Черные ритуалы на удачу в азартных играх. На выигрыш в суде. Подселение духа помощника для успеха во всех делах. Сниму негатив, порчу любой силы. Любовная магия — присушки. Сильные привороты. Приворот через бесов, кладбище. Обряды на верность или другая привязка. Возвращение любимого человека. Порабощение. Завязка от неверности. Рассорка на соперницу (соперника), снятие остуда, скорби, жесткий отворот. Устранение противников и конкурентов. Навести порчу. Наказание врагов и недоброжелателей, возвращение зла обидчикам и врагам. Колдовской оберег на всю жизнь, защита от колдовства. Навести порчу на здоровье, на наказание врагов, на разорение бизнеса, на нищету, порчи-подселения, на неудачи, на перекрытие всех сфер жизни. Чистка дома — изгнание сущностей, устранение различных явлений в помещении, очищение от негатива. Окажу помощь в избавлении от подклада. Чистка рунами и воском, рунические привороты…
— Я вас понял.
Дедуля собрал меню и отчалил обратно в деревянную прорубь.
Внимание! Смысл рассказа появится через 20 минут!
— Кто это сказал?
— Не я, — взволнованно ответила Анфиса.
— Кролик, кто же еще, — добавил Сапожник. — Когда он сбагрил Ленина и к власти дорвался сынуля…
— Enough! Заколебал уже! Ленин, Троцкий и Высоцкий… сколько можно?
— Да наплюйте, — успокоила Анфиса.
— Если я буду плевать всякий раз, когда он несет чехарду, умру от обезвоживания.
— Ты и без того засохла, как прошлогодняя сопля, — сказал Сапожник.
— Ты кому хамишь-то? Я читала «Майн Кампф» на идиш! А ты чего достиг в жизни?
— Сатори.
— Ой, посмотри на него, небось, сильно собой гордишься?
— Гордость — это то, чем прямоходящая обезьяна награждает себя за набор бессмысленных действий. По сути, очередное проявление её безграничной глупости.
— Какой вы аморальный тип, — упрекнула Анфиса.
— Мораль — это смокинг, который прямоходящая обезьяна надевает, чтобы выглядеть элегантно, метая собственные экскременты.
— Фу, вы мизантроп и я с вами в корне не согласна. Человек существо разумное и сложное, не следует всё обобщать и упрощать.
— И не собирался. Я только усложняю. Уровень твоей неправоты вырос на 16 пунктов! Еще скажи, что жизнь дана нам единожды, поэтому нужно ею наслаждаться: радоваться солнышку, любить друг друга и кататься на пони!
— Именно. Надо проживать каждый день так, словно он последний.
— То есть лежать в кровати и гадить под себя?
Тут уж и кролик вставил свои пять копеек:
— Убивать! Насиловать! Крушить!
Троица устремила не него коллективный взор. Надо отметить, кролик действительно оживился. Глаза мерцали алыми вспышками, хвост и уши стояли торчком.
— Хаос! Террор! Анархия! Паника! Разрушение! Война!
— Что с ним? — спросила Анфиса.
— Это он так просит кушать, — сказала старуха.
— Почему же не сделал заказ? Официант ушел всего ничего, с минуту назад.
— Потому что у него своя кухня, — был ответ.
Цыганка зажала два проникотиненных пальца во рту и свистнула так, что со станции в Москве на Камчатку отправился бесколёсый поезд. На боевой клич со всех сторон слетелся воздушный десант ласточек и воробушков. Пребывая в непрестанном телепатическом контакте с командиром, птички выполняли все директивы в мгновение ока. Анфиса едва успела задаться вопросом, почему они летят к кролику, а птички уже подхватили тяжелую крышку чугунного блюда и вознеслись с ней в заоблачные эмпиреи. И хоть Анфиса сидела на противоположном конце стола, каким-то непостижимым образом ей было видно небо, заключенное внутри железной посуды. Выглядело так, будто она и остальные — экипаж некого корабля, проплывающего по воздуху на огромной высоте, а дыра в блюде — смотровое отверстие. Внизу, словно личинки в навозе, копошились люди, строя смехотворные планы и такие же города. Анфиса вроде бы слышала их голоса и стенания клаксонов тысячи мерзопакостных автомобилей. Да что там клаксоны! Её ноздри уловили запах выхлопных газов. И снова Анфису опередили: прежде чем она поняла, что за рычаг выдвинулся из стола, кролик занес над ним лапу и с бешеной скоростью начал лупить по красной кнопке. Безмятежное небо в обзорном окне прочертили сотни боеголовок.
III.
Анфиса и радужная ЗОПА
Анфису одолела зевота. И сколь широко бы она ни открывала рот, насыщаясь кислородом, зевота, а вместе с ней приятная усталость, не отлучались ни на минутку.
— Ох, пора мне, наверное, домой, — сказала она, хотя где это «домой» точно не знала. Она зевнула, зажмурилась и, вероятно, ненадолго заснула. Разумеется, если возможно заснуть во сне. Упругий пуфик внезапно стал твердым. Оторопев, Анфиса обнаружила себя плывущей в лодке. Мимо приносились клубы розового пара, а вода под лодкой была красной, как томатный сок. Лодчонка плыла сама по себе, следуя по одной лишь ей известному маршруту.
— Чудасненько! И где я теперь очутилась? Всё страньше и страньше!
От изумления она на миг забыла английский.
Лодочка мчалась всё быстрее, приближаясь к багряному водопаду, который обрушивался прямо с неба. Анфиса посмотрела вверх и увидела ладонь великана, сотканную из туч. Ткань ее пронизывали молнии-вены, а запястье было изодрано, словно пуховая подушка. Сквозь полосы искромсанной «кожи» струился багряный поток.
Анфисе не улыбалось попасть под водопад и захлебнуться. Она попыталась изменить курс, благо вёсла здесь имелись. Однако грести оказалось нелегкой задачей: вода была вязкой, как мёд, и вёсла не поддавались. Наконец она причалила к берегу и ступила на сырую пружинистую землю. Ступила и едва не провалилась! Неудивительно, ведь земля очень напоминала мясо. Лишь отойдя на пару шагов от кромки воды, она увидела: речка — не речка вовсе, а разверстая рана. Каверна в изувеченной плоти. А лодчонка — перламутровый ноготь.
Анфиса услышала детский смех и направилась вдоль по тропинке, припорошенной снегом. Крупные хлопья кружили и приземлялись на плечи. Снег почему-то был маслянистым, и скоро ночнушка пропиталась жиром. Синие дети, её одногодки, гонялись друг за другом и бросались снежками. Они набирали пригоршни снега и мешали с волосами, прядки которых выдёргивали из головы. По крайней мере, так ей сперва показалось.
— Привет, ребята, — поздоровалась Анфиса. — Не подскажете, куда я попала? Сдаётся, я заблудилась.
Они прекратили играть в догонялки и потупили взгляды. Какие странные глаза, подумала Анфиса, какой странный цвет кожи. Она подошла ближе и сразу же отшатнулась. Не было никаких глаз! На неё уставились пустующие дыры. Дети переглянулись, будто передавая молчаливую эстафету. Анфиса ужаснулась: не было и макушек, у них отсутствовало полголовы. Один из мальчиков запустил пятерню в трепанированный череп. Она увидела блуждающие пальцы через глазницу. Он зачерпнул кусочек серой кашицы, перемешал с хлопьями снега и кинул в Анфису.
— Ай! За что?! Я всего-то спросила дорогу!
Снежок угодил в живот и прилип. Остальные дети последовали примеру мальчика. Анфиса не успевала увиливать от снарядов, пришлось удариться в бега. С невероятной прытью она преодолела стометровку, но быстро выдохлась и сбавила темп. Никто за ней не гнался. Опасность миновала. Она отдышалась и сменила трусцу на шаг.
— Хватит кошмаров! — сказала себе Анфиса. — Хочу что-нибудь приятное.
И её просьба нашла отклик: по мановению волшебной палочки посреди белизны материализовались ворота. Металлические прутья украшали ажурные узоры, сработанные под снежинки. Левая створка распахнута, а сверху неоновая вывеска: З…ОПА… Возможно, полный вариант надписи читался иначе, но сейчас горели исключительно эти буквы.
Она неуверенно заглянула в распахнутую створку, ожидая каверзы и подвоха. С той стороны вальяжно прохаживался желтый бегемот. Анфиса никогда не видела бегемотов, тем более канареечного оттенка. Вислобрюхий увалень орудовал метелкой, сгребая холмики снега. Зачем-то он повязал на шею пионерский галстук, а на пузо — барсетку.
— Здравствуйте, — сказала Анфиса.
Бегемот вздрогнул и уронил метелку. Затем обернулся.
— Ой, ой, я не одет! — сказал он. — Бегемот без трусиков — плохая примета.
— Не утруждайтесь, я переживу. Встречала вещи и похуже. Скажите, а где я?
— То есть как «где»? Где-где? Вы в зоопарке. Вот где. В самом что ни на есть настоящем зоопарке. А я — директор. Только, прошу вас, не радуйтесь. Плохая примета.
— Но я люблю зоопарки! Как же не радоваться?
— Ах, нет-нет, да нет, вы неверно поняли: не радуйтесь, что я директор. Вот о чем я.
— Хорошо, это я смогу. — Она миновала калитку. Внутренняя панорама не отличалась от внешней. Кроме директора и нескольких клеток, стоявших поодаль. Бесконечные поля, будто устланные крупинками пенопласта. Единственное различие заключалось в том, что снаружи вышеперечисленное было недоступно человеческому зрению. — А почему вы сами убираете снег? Раз вы директор. Экономите на дворниках?
— Ох… — сказал бегемот. Похоже, это заставило его задуматься. — Снег? Снег? Кто такой снег? Не было у нас снега отродясь. Наёмный труд — плохая примета.
— Еще один врунишка. Что же вы тогда метете?
— Перхоть. Для вашего возраста вы чертовски несметливы. Плохая примета.
— Что поделать, уж какая родилась. Обратно не залезешь. Попробовать, конечно, можно, но, боюсь, я порву маму хуже, чем при рождении.
— Порвать маму — плохая примета. Слава бонгу, вы это уяснили сызмалу.
— Вас послушать, практически всё — плохая примета.
— Так и есть.
— По-моему, верить в плохие приметы — плохая примета.
Директор во второй раз завис. Потом расстегнул барсетку и выудил гриб с красной шляпкой в белую крапинку. И принялся лизать, как мороженое!
— Хотите? У меня их много.
— Это кондитерская поделка?
— Нет, увы, обыкновенный мухомор. Белая поганка, естественно, вкуснее, но… но-но, у нас тут её не раздобыть.
— Ну, дайте кецик, если не жалко.
— Я вам дам целый, а то этот я уже облизал. Угощать облизанным мухомором…
— …плохая примета, — докончила фразу Анфиса. Она приняла угощение и поблагодарила. На вкус — недурно, по крайней мере, лучше, чем предполагалось. — Если я напрошусь поглазеть на ваших животных, это тоже плохая примета?
— Да. Нет. Да. Нет-нет, что вы… хотя… я ни в чем не уверен. Проходите. Стойте! Ладно…
Она протиснулась мимо директора зоопарка и направилась к крайнему вольеру. Табличка гласила: ТИГР ШРЁДИНГЕРА.
— Тут никого нет! — обвинительным тоном заявила Анфиса.
Покачиваясь с боку на бок, к ней присоединился бегемот.
— Есть, есть. Или нет. Сказать по правде, сам теряюсь в догадках. Видите ли, доподлинно никому неведомо, есть там Тигр или нет. Никто еще не решался посетить клетку изнутри. Если Тигра в ней нет, значит, и бояться причины нет. Однако, если Тигр там и всё время притворялся невидимым… ну, вы понимаете, никто ведь его не кормил столько лет. Дилемма.
Анфиса хмыкнула, лизнула мухомор и пошла дальше.
— Че-ре-па-ха Тро-ти-ла, — прочитала она. — Что это значит?
Из клетки за движением её губ флегматично наблюдала огромная, с Анфису ростом, черепаха. Она застыла на задних лапах, а к туловищу плотно прилегал алюминиевый хулахуп.
— Вы не в курсе, почему он не крутится? — серьезно спросила Тротила.
— Тсс, — шикнул подоспевший бегемот, — не говорите ей!
— Плохая примета?
— Да.
— Но я и не знаю, что говорить.
— Вы не в курсе, почему он не крутится? — повторила Черепаха, и — невероятно! — по щеке её скатилась слеза.
— Бытует поверье, — пояснил директор, — якобы черепаха, которая крутит хулахуп, обязана взорваться. И тогда наступит конец света.
— Отключат электричество?
— Да. Нет. То есть да. Кто? Что? А! Что-то я запутался… в общем, во избежание катастрофы мы приклеили хулахуп суперклеем.
— Гениально. А зачем вообще давали эту штуку?
Бегемот не нашелся с ответом.
В следующей клетке обитал рыжий орангутанг. Он дымил сигарой, увлеченно тарабаня по клавишам грязной и залатанной изолентой печатной машинки Remington typewriter. От механического лязга закладывало уши, однако орангутанга шум не смущал. Источником терпимости, по-видимому, служила бутылочка пива, к которой он систематически прикладывался и разворот из Penthouse с бритой наголо мартышкой.
Табличка на его клетке уведомляла: ГЕНА БУКИН.
— Это местная знаменитость: алкоголик, дебошир и по совместительству широко известный в узких кругах поэт и писатель, лауреат городского дна.
Допечатав, орангутанг выдрал страницу из машинки и протянул Анфисе. Она нехотя взяла листок и прочитала:
Род человеческий я всегда считал омерзительным. Но что делало его особенно мерзким — так это болезнь внутрисемейных уз, в том числе и брак, подмена силы и взаимопомощи, болезнь, которой, точно кожной язве или проказе, подвержены все: сначала ближайший сосед, потом ближайший квартал, район, город, округ, штат, вся страна… каждый в своей ячейке хватается за жопу ближнего, пытаясь выжить в атмосфере животного страха и тупости.
Или такое:
Моя проблема заключалась во вставании с постели. Я терпеть не мог вылезать из постели когда бы то ни было. Людям я обычно говорил: «Два величайших изобретения человечества — это кровать и атомная бомба. Первое дает возможность ни в чем не участвовать, а второе лишает возможности в чем-то участвовать».
— Мило, — констатировала Анфиса. — Я тоже не прочь поваляться в постели, а хоть ты тресни, никак туда не вернусь. У человечества еще минимум два величайших изобретения: пирожное «Картошка» и сериал «Десятое королевство». Оба можно поглощать в постели.
Орангутанг осклабился, раздвинул ляжки и вызывающе почесал пах. Поймал несколько блошек и поместил в пасть. Прожевал.
— Ая-яй, — сказал бегемот. — Ая-яй. — Директор был огорошен выходкой подопечного. Он собирался устроить выволочку, но воспитательные меры ограничились неуклюжим упрёком. С прискорбием нужно признать: бегемоты — наставники никудышные. — Пойдемте отсюда. Негоже юной барышне лицезреть всякое непотребство.
Они переместились к следующей секции, где Анфисе предстояло знакомство с МЫШКОЙ-НАРУШКОЙ. Директор приосанился и как будто разбух от гордости. В чем причина, она не догадывалась, поскольку тотчас же уличила орфографическую ошибку. Анфиса пока не раскусила уклад местных жителей, однако в её школе такой поведенческий паттерн заслужил бы лишь порицание.
— Извините, — сказала она, — но у вас ошибка.
— Ошибка? Как?! Где-где? Не может быть! — Он хлопнул мухомором по лбу. И расплющил. — Ох, беда, опять я не выключил утюг.
— Причем тут утюг?
— Притом, что горели мои трусики! Это очень, очень плохая примета!
— Причем тут ваши трусики?! У вас написано «мышка-нАрушка», а правильно «нОрушка». Мышка роет что?
— Что?
— Норку!
— Нет. Норка у нас в отдельной камере. И роет самостоятельно!
— Какой вы сложный человек.
— Потому что я бегемот. Это у нас семейное.
Спорить — себе дороже. В споре рождается истина, и она всегда одинакова: не владеешь карате — не спорь. Анфиса сосредоточилась на импровизированном городке с красивыми домиками, ухоженными газонами и змейками дорог, покрытых асфальтом. Миниатюрная модель занимала всё пространство клетки, отчего становилось неясно, где, собственно, мышка и где, собственно, норушка.
Вдруг идиллию нарушил гул мотора и визг покрышек — на автостраду ворвался меленький гоночный автомобильчик. Ярко-алый и стремительный, он превышал все допустимые пределы скорости, едва не высекая из дороги искры. И кто, по-вашему, правил рулём? Конечно, мышка! Серая негодяйка в лыжных очках сшибала всё на своём пути: шлагбаумы, светофоры, ситилайты, мусорные баки, картонные фигурки прохожих, кошек и собак. За каждую сбитую фигурку ребенка лихачка получала вознаграждение — кубик сыра, спущенный на леске в рот.
Внимание! Смысл рассказа появится через 10 минут!
— А? — сказал бегемот.
—?..
— Это вы сказали?
— Что?
— Не помню.
— Тогда не я.
— Ух. Надо поторопиться. Кажется, мы скоро закрываемся.
— Кажется, или закрываетесь?
— Кажется. Или закрываемся. Я не совсем уверен.
Анфиса лизнула гриб в последний раз и зашвырнула на горку перхоти.
— Что-то неважно себя чувствую. Голова кружится.
— Хорошая примета, — сказал бегемот.
— А что здесь?
Вольер был задрапирован желто-голубым флагом.
— Ничего заслуживающего внимания, — печально изрёк директор. — Шайка украинских патриотов. Не советую их тревожить: от звука русской речи они становятся агрессивными, бросаются калом и брызжут ядовитой слюной.
— Папа говорит, патриотизм — синоним слова идиотизм. Самое дурацкое, что может учудить человек — умереть за клочок земли, в которой его же зароют. Земли много, а жизнь одна и надо её ценить. К тому же, нет такой вещи как русское или украинское небо, газ или земля. Всё это природные ресурсы. Земля не делится на страны, сколько черточек на картах не рисуй, все они — умозрительные идеи, существующие исключительно в голове. Проблема в том, что люди обожают дробиться на группки и ненавидеть друг друга за какие-то надуманные или несущественные отличия. Людское эго способно разрастаться до такой величины, что одна группа диктует правила и образ жизни другой, полагая эту землю своей, а других людей кем-то вроде квартирантов. Но земля была до человека, будет и после. Смешно полагать её чьей-либо собственностью. Тем более такой недолговечной зверушки, как человек.
— Честно сказать, никогда об этом не задумывался, — сказал ошарашенный бегемот. Мухомор куда-то исчез. Теперь он курил кальянчик. — Бонг рассудит, бонг накажет. Вот что я думаю по этому поводу.
Под желто-голубым флагом кто-то зарычал. То ли медведь, то ли собака. Они поспешно удалились к соседней клетке.
— Просто радуга, — прочитала надпись Анфиса. — И где же она? Или это радуга Шрёдингера?
— Нет-нет. Месяц назад у нас приключился конфуз: кто-то, не хочу сказать я, но допускаю, возможно, и я, хотя, разумеется, это был не я, точнее, я в ипостаси уборщика, то бишь не полностью я, а, следовательно, частичная ответственность с меня снимается, причем частичная на 99%, в общем, что я хочу сказать, какой-то халатный сотрудник забыл запереть клетку. И радуга убежала. С тех пор у нас творится неразбериха с цветами. Бывает, проснусь утром — и я зеленый, а на другой день, бывает, проснусь утром — и посинел. Черте что творится с цветами!
— Ага, вот почему те дети — синие!
— Какие дети?
— По дороге сюда я встретила банду беспризорников. Они играли в снежки собственным мозгом!
— А, эти. Эти посинели уже давно.
— В смысле?
— В смысле, взбунтовались против системы. Не возжелали писать контрольную и учинили диверсию, высосав школьный запас чернил. Когда же учительница отправила их в магазин канцтоваров, они и там прикончили все ручки! Город впал в безчернильный коллапс, деловая и общественная жизнь остановились. Людям нечем писать письма! А они ошиваются по округе, караулят всякого, у кого найдется хоть что-то, похожее на чернила.
— Какой кошмар! Но зачем раскидываться мозгами?
— А на что они им? Всё равно ведь не хотят учиться.
— Тоже верно. — Неожиданно директор зоопарка и сам посинел. — Ой, а что это с вами? Вы тоже синий!
— Швабродуйка! — возопил бегемот.
— Ну, зачем вы так, я просто довела до сведения.
— Да я не вам. Она! Она швабродуйка!
— Радуга?
— Да! — Директор спрятал кальянчик и достал из барсетки дамский револьвер. — Ловите её!
Хлоп! Хлоп! Стрелял он не громче, чем новогодняя шутиха. Бегемот носился туда-сюда, целясь в радугу, однако без особого толку. Радуга его перехитрила, она маскировалась, как хамелеон.
Анфиса ощутила приятное потепление в ноздрях. Нечто неуловимое вторглось и закупорило голову. Цветовая гамма исказилась, всё засияло новыми красками. Небо — бирюзой, солнце — розовым, а бегемот побелел. Она словно вращалась внутри калейдоскопа. Анфиса взглянула на руки. Они превратились в оранжевые снопы света. Она стала радугой. И вознеслась. Бегемот кричал «Вы не заплатили за билет!» и стрелял вдогонку, поскольку неоплаченный билет — плохая примета. Пули не долетали, да она и не обращала внимания. Её обволакивал кокон добра и умиротворения. Сквозь призму разнообразных оттенков Анфисе явилась серебряная гора, на верхушке которой маячил кудрявый карлик. Он был одет в вареные джинсы, белые кроссовки и кожаную куртку. Старый эльф-итальянец, чародей, заклинающий радуги, показывал «козу» и пел невообразимо мощным голосом:
No sign of the morning coming
You've been left on your own
Like a rainbow in the dark!
И, почти за гранью сенсорного восприятия, она услышала последнее напутствие: «Найди Черномора, скажи, новый тёмно-пурпурный совсем тёмно-коричневый. Только он спасёт их от пучины маразма. Кстати, Джон передаёт привет».
— Хорошо, Ронни.
«И еще: Лору Палмер убил отец».
— А вот это уже баян.
IV.