НАШЕ СЧАСТЬЕ ДАЛ НАМ СТАЛИН 4 глава

Как член Одесского горкома партии, я часто бываю на собра­ниях многих заводских партийных организаций и на городских со­вещаниях. Ознакомившись с положением на других заводах, я по­чувствовал неудовлетворенность. Все больше проникался созна­нием того, что мало добиться успеха в своем цехе или на своем заво­де — надо распространить методы работы наших скоростников на все предприятия нашего славного города-героя. Делиться опытом стало для меня насущной потребностью.

В свои выходные дни и свободные вечера я делился опытом с рабочими других заводов. Но одних только бесед, совещаний и вы­ступлений было недостаточно. Все это необходимо было подкреплять

наглядным показом непосредственно у станка. Без этого многие ра­бочие, даже стахановцы, могут не поверить в возможность резания металла на таких скоростях.

Пришлось поэтому лично побывать на многих заводах. Живой показ скоростного резания на станке другого рабочего — вот самая убедительная агитация за новый метод, самая лучшая школа.

После рассказа о значении скоростного метода я обычно станов­люсь за станок и обрабатываю различные детали. Такие практические занятия проведены на многих предприятиях Одессы.

Но этим практические занятия не ограничились. Многие това­рищи по профессии выразили желание увидеть, как я работаю на своем станке, и на наш завод стали часто приезжать экскурсии ра­бочих.

Однажды после совещания стахановцев один из рабочих завода имени Марти сказал мне:

— Все это, конечно, очень хорошо, но насчет того, что ты на нарезке резьбы повысил производительность труда в десять раз, это­му я что-то не верю.

Мы присели на скамью. Я начертил на листке бумаги нехитрый чертеж, дал к нему необходимые пояснения.

— Попробуйте применить у себя, — предложил я. — А если не будет ладиться, прошу, приходите к нам на завод, посмотрите, как это делается.

Прошло недели полторы—две. Я сам уже собирался на завод име­ни Марти посмотреть, применили ли они скоростную нарезку резь­бы, вдруг вижу — в цех входят человек пятьдесят. Это были ра­бочие с завода имени Марти.

«Добре, — думаю, — значит, заинтересовались. Ну, а раз так, то обязательно добьются успеха».

Гости подошли к моему станку. Группу возглавлял технолог за­вода т. Блинов. Он попросил меня поделиться опытом скоростного резания.

— После стахановского совещания у нас намного увеличилась скорость нарезки резьбы, — сказал один из пришедших, — но такой скорости, как у вас, мы пока не можем развить. Пришли поучиться.

Они осмотрели инструментальный ящик. Пригляделись к тому, как установлен лимб. После этого я продемонстрировал им скорост­ную обработку деталей— точение муфт и нарезку резьбы. Пока я го­товился к работе по обточке «стаканов», начальник цеха объяснял:

— До применения скоростного метода эту работу выполняли за семь—восемь минут, а теперь — за тридцать пять секунд.

— В пятнадцать раз быстрее! Это что-то многовато!..

— И у вас это будет, — говорю. — Вот, давайте посмотрим.

Включили мотор. Прошло тридцать пять секунд, и «стакан» го­тов. Мы детально обсудили, как производить эту операцию. Затем к станку стал один из гостей, потом другой. И у них результаты по­лучились те же, что и у меня, — тридцать пять секунд на «стакан».

— Ну что ж, — сказал технолог, — «ДИПы» у нас такие же, в вашем «секрете» мы разобрались. Теперь и у нас дело должно пойти.

Мы тепло распрощались. И вскоре я с большой радостью узнал, что действительно дело на заводе имени Марти пошло.

Как-то мне пришлось побывать на заводе мельнично-элеватор­ного оборудования. Здесь выяснилось, что токарная обработка круп­ной детали — барабана транспортера — производится со скоростью всего 40—50 метров в минуту. Я попросил сменить на одном из стан­ков мотор, установить более мощный и начал обрабатывать барабан со скоростью 450 метров в минуту.

Рабочие рассматривали детали и говорили: «Вот это качество!»

Оказывается, завод недавно получил рекламацию: выпускаемые им барабаны имеют шероховатую поверхность, из-за этого часто рвутся ленты транспортеров. При скоростной же обработке качество не только не снижалось, а, наоборот, поверхность получалась гладкая, точно шлифованная.

Вскоре и другие четыре токарных станка были переведены на по­вышенный режим. Это значительно улучшило качество продукции и высвободило три из пяти токарных станков. Их используют теперь для обработки других деталей.

Мне пришлось побывать и во многих ремесленных училищах го­рода. Всюду молодежь жадно воспринимает и с увлечением изучает скоростные методы обработки деталей.

В ремесленном училище № 5, например, раньше ученики рабо­тали на малых скоростях. Скорость резания металла здесь не пре­вышала 70 метров в минуту. Большие успехи, достигнутые нашими передовыми рабочими, требовали изменения и методов производст­венного обучения.

В мастерских этого училища я продемонстрировал скоростной метод работы, подробно отвечал на многочисленные вопросы. Через некоторое время решил снова заглянуть в это училище. Ко второму моему приходу здесь почти все выпускники стали скоростниками. Многие из них развивали скорость до 500 метров в минуту. Таким образом, заводы стали получать уже подготовленных в училище скоростников.

Так постепенно новое входило в жизнь, прочно внедрялось в производство. Передовые рабочие увлекли новыми методами всех остальных. И руководители многих заводов стали приходить к нам, чтобы ознакомиться с тем, что дает скоростное резание производству в целом и как его организовать не на одном станке, а в масштабе це­ха. Большое впечатление на всех производило то, что у нас на заводе скоростниками стали почти все токари и что, по самым скромным под­счетам, это сократило машинное время на токарных станках в два раза.

* * *

В октябре 1949 года я был приглашен в Киев на юбилейную сессию Верховного Совета Украинской ССР. Там я встретился с бри­гадиром тракторной бригады первой в Советском Союзе машинно- тракторной станции имени Шевченко Героем Социалистического Труда т. Внученко. Мы разговорились о делах МТС, и я понял, что следует подумать о перенесении передовой производственной куль­туры промышленных предприятий города на машинно-тракторные станции.

Этот разговор заставил меня серьезно призадуматься. Было бы неплохо оказать помощь МТС в повышении производственной куль­туры и заняться внедрением скоростных методов резания металла.

Вернувшись в Одессу, я посоветовался со своими товарищами- скоростниками и поставил этот вопрос перед парторганизацией и ди­рекцией завода. Наша инициатива была одобрена. Коллектив за­вода обратился к рабочим и инженерно-техническим работникам всех предприятий города с предложением организовать помощь машинно- тракторным станциям. Нас поддержал городской комитет партии. Так в Одессе началось движение за внедрение передовых методов производства в МТС.

Мы твердо решили, что сейчас, когда исчезают былые грани между городом и деревней, машинно-тракторные станции и машинно- тракторные мастерские должны работать так же, как и передовые го­родские предприятия.

Мне поручили распространить методы скоростного резания ме­талла среди токарей и ремонтников МТС. С этой целью я побывал в МТС имени Шевченко, Первой одесской МТС и других. То, что я там увидел, еще больше убедило меня, насколько важно начатое на­ми дело.

Мастерские по ремонту тракторов, комбайнов и других сельско­хозяйственных машин, которыми все больше снабжают МТС наши заводы, оборудованы неплохими станками. Они могли бы работать значительно производительнее, но зачастую в мастерских отсутствует необходимая культура.

В МТС имени Шевченко я рассказал рабочим о скоростном ме­тоде обработки металла и подчеркнул, что наличие хорошего станоч­ного парка позволяет им применить наш скоростной метод.

Я обратил внимание на станок токаря Хохлова. У него на рез­цедержателе нехватало пяти болтов.

— Ведь вы от этого многое теряете.

— Да, я веду обработку только одним резцом.

— А чтобы укрепить другой, опять тратите время?

— Да, конечно.

А ведь болты эти очень легко изготовить на месте. И так же несложно установить не один, а четыре резца.

А вот ключ для зажима резцов. Он слишком велик и неудобен. Или, допустим, что Хохлову надо смазать станок; под руками у него нет масленки. Таких мелочей, тормозящих работу, очень много. А все это отражается на производительности труда.

После беседы я практически показал свой скоростной метод обра­ботки металла. Рабочие задавали мне много вопросов. Они интере­совались технологией обработки поршней; спрашивали, нельзя ли после обработки избежать запиливания поршней. Пришлось проде­монстрировать это тут же на станке. Особенно заинтересовались моим методом работы токари тт. Михайлов, Козлов и Коржов. Впо­следствии я узнал, что они перешли на скоростное резание металла и достигли неплохих показателей.

Такие встречи были у меня и в других МТС. Коллективы заво­дов имени Красной Гвардии, имени Кирова и других предприятий также откликнулись на наш призыв и стали посылать в МТС своих скоростников.

Я часто получаю из районов письма, в которых товарищи де­лятся со мной опытом или обращаются за советом. Вот, например, что написал мне токарь т. Осадчий из Котовского района:

«В 1949 году я дал три с половиной годовых нормы. На некото­рых деталях применяю ваш метод, но полностью его не изучил и не­которых приемов не понимаю. Вот это и заставило меня обратиться к вам за помощью. Метод обработки я понял, а вот вопрос с нарез­кой мне не совсем ясен».

Этот токарь поставил передо мной и другие практические во­просы. Конечно, я охотно поделился с ним своим опытом.

Такие письма очень радуют меня. Лишний раз убеждаешься в высокой сознательности советских людей, в их стремлении работать еще лучше.

Мне самому большую помощь в модернизации станка и в осу­ществлении скоростного резания оказал главный инженер завода т. Богаковский. Помогают и другие инженеры и механики завода, а также научные работники Одесского политехнического института, с которыми у нас установилось тесное содружество.

Мог ли мой отец, изнуренный тяжелым трудом на капиталистов* мечтать о такой жизни, какой живу я — советский рабочий, — о жиз­ни, полной радости и высоких целей?

Я токарь и в то же время состою членом ученого совета меха­нического факультета Политехнического института, часто читаю лек­ции. Меня слушают не только рабочие, но и студенты, научные ра­ботники, профессора. Они помогают мне повышать знания и вместе с тем сами консультируются у меня, обогащая теорию практическим опытом рабочих-новаторов.

Присуждение Сталинской премии — большое событие в моей жизни. Эту высокую награду я отношу за счет коллектива нашего завода, в котором я учился и который помог мне добиться произ­водственных успехов.

За четыре года и четыре месяца послевоенной пятилетки я вы­полнил двадцать четыре годовые нормы. Теперь ввожу ряд новых усовершенствований на станке и вместе с другими скоростниками ду­маю практически освоить еще более высокие скорости резания метал­ла. По моим подсчетам уже в ближайшее время я смогу довести ско­рости резания до 1 500—2 ООО метров в минуту.

Вместе с передовыми людьми нашего завода я буду стремиться к тому, чтобы как можно больше токарей нашего города стали ско­ростниками. Увеличивая скорости резания металла и передавая свой опыт другим, мы тем самым вносим свой вклад в пятилетку, еще более укрепляем любимую Родину, которая является могучим опло­том мира во всем мире.

 

 

ГРИГОРИЙ СЕМЕНОВИЧ НЕЖЕВЕНКО

 

В. ПОНОМАРЕВ,

зуборезчик Уральского машиностроительного завода имени С. Орджоникидзе, лауреат Сталинской премии

 

ВДОХНОВЕННЫЙ ТРУД

 

Вероятно, каждый человек родится с каким-то своим призванием. Один любит музыку, другой увле­кается живописью... А меня с детства влекло к стан­кам. Если бы не это, может быть, я никогда и не стал бы зуборезом.

Как это было?

Я рано лишился матери, потом отца и девяти лет был принят на воспитание в детский дом завода «Красная звезда» в Кировограде. Кроме меня, здесь воспитывалось еще пятьдесят детей. Мы жили в общежитии, тут же была школа и мастерские или, как мы называли, цехи: слесарный, токарный, ли­тейный, модельный. Каждый мог выбрать себе занятие по вкусу, учиться ремеслу, которое ему больше по душе.

Не знаю, с чего это началось, но, сколько помню, меня больше всего интересовали зубчатые колеса, шестеренные передачи. Ка­жется, не ахти какая штука — зубчатое колесо! А если вдуматься — гениальное изобретение. Ведь без зубчатого колеса не обходится ни одна машина. Возьмите обыкновенные часы —сколько там колесиков. И все должны быть точно размерены и пригнаны одно к другому, иначе часы не пойдут. В автомобиле, в металлорежущем станке, в червячной передаче любого механизма — всюду зубчатые колеса. Не будь этого изобретения, механика, наверное, долго топталась бы на месте, потому что без шестерен ни одна современная машина не будет работать.

Хорошо было в детском доме! Всегда с благодарностью буду вспоминать школу, в которой я там учился. И прежде всего потому, что она воспитала во мне любовь и уважение к труду. Еще на школь­ной скамье я крепко запомнил, что главное в жизни — труд, и с дет­ства его полюбил.

По окончании школы воспитанников детского дома переводили на завод. В 1929 году и я поступил на завод «Красная звезда».

Меня назначили модельщиком —собирать деревянные модели для зубчатых колес, а мне хотелось самому нарезать зубья. Просился к станку, но мне говорили: «Молод ты еще и ростом мал. Подожди».

Пришлось примириться. Я делал то, что поручали, учился, а сам присматривался к станкам и мечтал: буду зуборезом.

Так и вышло, но до этого мне пришлось еще поработать на строительстве электростанций. Работал модельщиком в мастерских нескольких строек. Я вырезал из дерева модели зубчатых колес, по которым потом отливали детали, но не оставлял мечты о станке.

Я уже заканчивал срок своей службы в Красной Армии, когда однажды в читальне мне попалась в руки газета, в которой я увидел снимок блуминга. Замечательная, могучая машина! Ее построили на Уралмаше. Что это за завод? Я еще ничего не знал о нем. Зашел разговор, и тут один из товарищей, сам из Свердловска, с увлече­нием стал рассказывать об этом заводе. Он назвал Уралмаш «отцом заводов».

— Почему «отцом»?

— Так назвал его Горький.

Товарищ показал нам газетную вырезку. Это было письмо Мак­сима Горького строителям Уралмаша.

«Вот пролетариат-диктатор, — писал Алексей Максимович, — создал еще одну могучую крепость, возвел еще одно сооружение, ко­торое явится отцом многих заводов и фабрик.

С каждым месяцем, с каждым годом рабочая энергия все более мощно и грандиозно воплощается в жизнь, творя чудеса трудового героизма.

Еще два—три года жизни, и вы, товарищи, явитесь непобеди­мыми для всех врагов, которые и теперь боятся вас.

Прекрасную жизнь строите вы. Счастлив сказать вам это от всей души».

Я подумал и спросил:

— А зуборезные станки там есть?

— На Уралмаше-то? — удивился товарищ. — Вот чудак! Да там какие хочешь станки увидишь. Кончишь службу, поезжай на Уралмаш. От души советую...

Таким-то путем я оказался на Уралмаше. Ходил по цехам, и, сказать откровенно, «а первых порах оторопь взяла. И вправду «отец заводов»! Подойдешь к станку и растеряешься. Великан! Как рабо­тать на таком? А люди работают. Да еще как работают!

Нельзя было не восхищаться замечательной техникой, которую я увидел на заводе. Особенно понравились, конечно, зуборезные станки. Я залюбовался ими, блеском и отделкой металла, множеством приспособлений, механизмов и думал:

«Вот здесь мое место».

И стал проситься к станку.

Дали мне зуборезный станок. Так исполнилась, наконец, моя давняя мечта.

* * *

Как я учился работать, как осваивал станок, — долго рассказы­вать. Часто бывает, когда оглядываешься на прошлое, кажется — ни­чего особенного не было. Трудился, как все. Хочется только заме­тить, что никогда не надо бояться первых трудностей. Иногда слы­шишь от молодого рабочего: «Не выходит у меня, и не выйдет». По­чему «не выйдет»? Выйдет! Надо лишь по-настоящему захотеть это­го. Первые трудности, конечно, бывает нелегко перешагнуть. Но если преодолел, можно сказать, что и вся гора сдвинулась.

И еще одно. Случается, молодой рабочий сразу хочет перевыпол­нить норму, сделать побольше, торопится, спешит. Этим только испор­тишь себя. Скорость в работе приходит не сразу, но она должна прийти, если упорно овладевать своей машиной, станком, приучать себя к четкой, продуманной и ритмичной работе.

Очень по душе пришлись мне слова товарища Сталина о том, что труд в нашей стране стал делом чести, делом доблести и герой­ства. И еще о том, что, если человек у нас работает хорошо — он герой труда, своего рода общественный деятель. В этих немногих сло­вах нашего великого вождя выражена главная сущность эпохи социа­лизма, в которой мы живем. Трудись честно, а все остальное само придет к тебе.

Уже перед Великой Отечественной войной мне показалось мало одного станка, и я пытался работать на нескольких. Не сразу, конечно, удалось это, и по-настоящему многостаночником я стал уже в военные годы.

Наш завод, как и другие предприятия, во время войны пе­решел на выпуск продукции для фронта. Профиль производства резко изменился, пошли совсем другие детали, временно не стало зубо­резной работы. «Что же получается?—думал я. — Другие станки работают с предельной нагрузкой, около них горы новеньких дета­лей, а зуборезные стоят без дела. В такое-то время!»

Особенно были перегружены фрезеровщики. Порой из-за них задерживалась даже сборка машин. Хорошо зная свой зуборезный станок, да и некоторые другие, я несколько вечеров просидел над «Справочником зубореза», сделал расчеты и убедился, что фрезе­ровать можно и на зуборезном станке. Взял кривошип и пошел к мастеру.

— Могу, — говорю, — выполнить эту операцию на зуборезном станке. Разрешите?

Мастер отнесся к моему предложению с недоверием, но раз­решил.

Поставил я деталь на станок, стал настраивать его. Настраи­ваю, а у самого, чувствую, сердце забилось сильнее: до того рад.

Взял длинную фрезу — нехватает. А мастер стоит тут же и головой качает. «Подожди, — думаю. — Цыплят по осени считают!»

Я решил доказать, что не только можно эту операцию выполнить на зуборезном станке, но и производительность будет больше, чем на фрезерном. Задача, надо сказать, была трудная, но я все хорошо об­думал и был уверен в успехе. Вместо одной длинной фрезы я взял две, соединил их — хватило. Рассчитал, что за одну установку при помощи разворота стола, не снимая детали, можно обрабатывать сра­зу четыре плоскости. Стол у станка очень удобный, позволял это.

Так я и сделал. Конечно, нагрузка станку досталась очень боль­шая. Кое-кто из товарищей, глядя на мою работу, говорил:

— Этому станку больше не работать!

Меня не смущали такие разговоры. Я изучил свой станок и от­лично знал, что он может дать.

Вышло по-моему. На строгальных и фрезерных станках снимали за смену одну деталь, а я стал снимать самое меньшее по три. При­способившись к работе по-новому, я попросил для обработки и дру­гие детали.

* * *

Наше заводоуправление, партийный комитет и заводский коми­тет профсоюза всегда держат самую крепкую связь с рабочими, постоянно посвящают нас в производственные планы, вовлекают в общественную жизнь. На одном из совещаний с рабочими-стахановцами директор рассказал, как работает завод, и заговорил о буду­щем. Из его слов мы поняли, что завод получил задание начать под­готовку к переходу на выпуск мирной продукции.

Какая нужна была прозорливость партии и правительства, уверенность в силах страны и народа, чтобы еще в ходе войны плани­ровать послевоенное мирное строительство, смело готовить народное хозяйство к переходу на мирные рельсы!

Я ушел с этого совещания с чувством гордости за нашу страну, за наш народ и великую партию Ленина—Сталина.

Еще двигались по железным дорогам на запад эшелоны с тан­ками, вооружением, боеприпасами, а мы уже знали, что будем делать

на своих заводах после того, когда враг будет окончательно разбит. Понятно, что мне, как всем советским людям, хотелось сделать свой подарок Родине к предстоящему празднику победы и началу мирной жизни. Думая об этом, я стал уплотнять свой рабочий день, перешел на обслуживание сначала двух станков, потом трех. В отдельные дни я выполнял на них за смену по пятисот процентов нормы.

В феврале 1946 года, выступая перед избирателями, товарищ Сталин начертал грандиозный план восстановления и дальнейшего развития всего народного хозяйства в послевоенный период. Прошло немного времени, и в марте того же года Верховный Совет СССР утвердил план первой послевоенной пятилетки. Все помнят, какой небывалый подъем вызвал этот величественный сталинский план. Вместе со всем народом и я почувствовал в себе необычайный при­лив сил и взял обязательство выработать за пятилетку 60 тысяч нормо-часов, или 25 годовых норм.

Обязательство было серьезное. Чтобы выполнить его, я перешел на обслуживание пяти зуборезных станков, но при этом просил пере­ставить их по-новому. Я разместил свои станки в строго продуманном порядке: станки, требующие много ручного времени, были поставле­ны в центре, подальше от меня поместились станки, у которых до­вольно большое машинное время, и дальше всех — автоматический станок, работающий без моего вмешательства пять—шесть часов. Между станками мне устроили специальные стеллажи для деталей и заготовок.

Тщательно пришлось продумать порядок обслуживания станков, чтобы ни один из них не простаивал без дела. Ошибки не было, все мои расчеты полностью подтвердились. В первый же год работы на пяти станках я выполнил семь годовых норм. Нефтяные установки, которые мы стали выпускать после войны, успешно работали на неф­тяных промыслах Советского Союза. В каждой из них имелись зуб­чатые колеса, сделанные мною.

Немного времени прошло еще, и ваши конструкторы во главе с инженером Сатовским спроектировали мощный электрический экс­каватор. На заводе был организован экскаваторный цех. Меня пере­вели туда и поручили обрабатывать шестерни первого экскаватора.

Наш экскаватор должен быть лучшим в мире. Весь коллектив Уралмаша стремился к тому, чтобы создать самую совершенную ма­шину. Рабочие с нетерпением ждали, когда закончится сборка пер­вого опытного экскаватора, спрашивали сборщиков:

— Скоро?

— Скоро, — отвечали сборщики.

Понятно, с каким волнением я нарезал шестерни для первого экскаватора, как старался оправдать оказанное мне доверие.

И вот наступил торжественный день. Стальной великан вышел из цеха. Все знали, что экскаваторы нужны в Донбассе, в Сибири, и на Сахалине, и на Крайнем Севере. Все видели, что наш экскава­тор удался на славу.

Чудесная машина! В несколько секунд она выполняет дневную норму землекопа, двумя взмахами ковша может загрузить железно­дорожную платформу.

После митинга по случаю выпуска первого экскаватора знакомый мастер сборки пригласил меня подняться в кабину экскаватора.

— Хороша машинка! — повторял он, любуясь на плавный ход и безотказную работу всех частей огромного механизма.

— А как мои шестерни? — вдруг вырвалось у меня. Я ждал, он засмеется — уж очень наивный вопрос! Но вместо этого мастер серьезно сказал:

— Хорошо работают шестерни. Смотри, как плавно идут, нигде не стучит. Зуборезы не подкачали.

К декабрю сорок седьмого года я выполнил уже четырнадцать годовых норм. Уралмашевские экскаваторы работали во всех концах страны, и в каждом из них была частица моего труда. Опытом моей работы все больше интересовались другие зуборезы, и я охотно де­лился с каждым.

В дни, когда по всей стране пронесся призыв передовых пред­приятий выполнить послевоенную пятилетку досрочно, я увеличил свои обязательства, которые и до того были достаточно серьез­ными, и взялся выполнить за пятилетку не двадцать пять годовых норм, а не менее тридцати. Я был уверен, что мои станки не под­ведут.

Смена у меня строится по своеобразной циклограмме. Цикл — это период времени, в течение которого я поочередно успеваю обслу­жить все <?танки. Главное в циклограмме — рассчитать так, чтобы ручное время у разных станков не совпадало, а равномерно распре­делялось между машинным временем. Вот как это выглядит «а прак­тике.

Приступая к работе, я в первую очередь пускаю два станка, ко­торые не требуют длительной настройки. Теперь они могут дей­ствовать без моего вмешательства сорок минут. Затем вклю­чаю станок «ЗФ-24», который может работать автоматически шесть часов; после него станок «ЗШ-40», работающий без моего уча­стия около часа, и, наконец, последний — «ЗФ-12», способный рабо­тать автоматически пятнадцать—двадцать минут.

К этому моменту один из первых станков закончил операцию. Я подхожу к нему, меняю деталь. Тут заканчивает работу второй станок. Несколько минут на заправку — и он работает снова, а я перехожу к «ЗФ-12». Сменив на нем деталь, я получаю пятнадцать свободных минут, в течение которых обхожу весь участок, чтобы проверить, все ли идет как надо.

После этого наступает очередь сменить детали на станке «ЗШ-40». Цикл закончен, начинается новый цикл. Станок «ЗФ-24», работающий без остановки шесть часов, в цикл даже не входит, по­скольку он может обойтись без перенастройки в течение такого дли­тельного времени.

Конечно, в разные дни на станки поступают разные детали, и в зависимости от этого меняется и циклограмма. Но существо ее остается неизменным: распределить работу между станками таким образом, чтобы каждый из них был загружен все восемь часов, то есть, чтобы с каждого можно было снять не менее 100 процентов того, что он может дать. У меня так и получается. В среднем я вы­полняю сменное задание на 500—600 процентов.

Главное — точный расчет времени. Не суетиться, не торопиться и не терять попусту ни одной секунды, дорожить временем.

Не все еще знают цену минутам. Так, наблюдая за зуборезом, работавшим на одном из соседних станков, я скоро заметил, что он

безразлично относится к простоям. Задержат ему подачу деталей, а он и не беспокоится, ждет, вместо того чтобы сейчас же пойти к ма­стеру или начальнику участка и потребовать немедленно устранить задержку.

Я вызвал соседа на соревнование.

— Мне за тобой не угнаться!.. — смутился он.

— Почему? — говорю. — Разве я не такой же человек, как ты?

Стал я его исподволь учить, указывать на ошибки. Смотрю — не

обижается. Ну, раз не обижается, значит пойдет дело на лад. И, дей­ствительно, пошло.

Сосед не только научился бережливо расходовать рабочее время, но и перенял от меня многие приемы работы: научился быстро и хо­рошо настраивать станок, стал применять повышенные режимы реза­ния, старался экономить время на каждой операции.

Все станочники нашего участка соревновались. Мы решили сде­лать свой участок высокопроизводительным и стать примером для всего цеха. Другие участки перенимали наш опыт. Прошло немного времени, и производительность нашего цеха возросла более чем вдвое. Весь цех стал высокопроизводительным.

По мере того как все выше поднималась в нашем цехе новая волна социалистического соревнования, усиливалась и тяга рабочих к учебе. Многие стали посещать лекции во Дворце культуры имени Сталина. Я сам так втянулся в это, что не пропускал ни одной инте­ресной лекции.

* * *

Однажды меня вызвали в партком завода. Прихожу. В кабине­те секретаря парткома поднимается с дивана какой-то человек. Отре­комендовался работником центральной печати.

— Хотим попросить вас, чтобы вы выступили на стахановском «вторнике» и прочитали лекцию.

Я не сразу понял.

— О какой лекции идет речь?

— Да о вашей. Лекция об опыте вашей работы, о вашем ме­тоде.

Вот те раз! Я даже растерялся. Никогда мне не приходилось чи­тать никаких лекций. Писал в заводской газете-многотиражке об опы­те своей работы, но чтобы прочитать целую лекцию...

Спрашиваю секретаря парткома, как быть.

— Надо, надо, товарищ Пономарев! Пускай народ послушает* как ты работаешь. Какую годовую норму уже выполняешь?

— Да пятнадцатую, — отвечаю.

— Вот видишь! Надо выступить с лекцией.

— А когда? — спрашиваю.

— Да чем скорее, тем лучше. Желательно в ближайший вторник.

Так и уговорились.

Стал я готовиться. Ко мне прикрепили в помощь инженера Аро- нова. Он должен был выступить с содокладом. Обложился я техниче­ской литературой, чертежи подготовил. Готовлюсь, и удивительно мне: рабочий я или техник? А товарищ Аронов мне разъясняет:

— Вот так, — говорит, — и происходит стирание граней между физическим трудом и умственным.

Наступил вторник. Вечером сажусь в автобус, чтобы ехать на лекцию, а сам каюсь: зачем согласился! Два заводских автобуса полным-полнехоньки. Конструкторы, технологи, стахановцы, начальники смен и цехов — все едут мою лекцию слушать. «Это отсюда столько едет, а там, думаю, еще больше будет!..»

И верно... Лекция была назначена в помещении Уральского по­литехнического института имени Кирова. Зал человек на тысячу и — ни одного свободного места. Приехали представители обкома и гор­кома партии, стахановцы почти со всех машиностроительных пред­приятий города.

Актовый зал — красавец. Мраморные колонны, сияют хрусталь­ные люстры... Торжественно, как в большой праздник. Вышел я на трибуну — заволновался, с трудом произнес первые фразы, ну а потом постепенно успокоился, заговорил ровнее, толковее.