НАШЕ СЧАСТЬЕ ДАЛ НАМ СТАЛИН 7 глава

Особенно в тяжелых условиях находится в Америке рабо­чая молодежь. На одном заводе я увидел молодых рабочих, ко­торые пять лет учатся, не получая никакого вознаграждения. А после учебы они вынуждены дать взятку, чтобы получить где-либо работу.

Зато на всех перекрестках можно видеть, как довольно взрос­лые ребята торгуют газетами. Тысячи юношей выполняют обязанно­сти курьеров, лифтеров, уборщиков, мусорщиков. Незавидна судьба американских юношей и девушек. Капитализм лишает их перспек­тив в жизни, душит их стремления, надежды, обрекает на прозя­бание...

В нашей стране, с тех пор как развернулось социалистическое строительство, началось осуществление планов сталинских пятилеток, советские люди не знают, что такое безработица. На наших заводах царит атмосфера творческого труда, новаторства. Систематически внедряются новшества, содействующие росту производительности труда. На американских же заводах рабочие не стремятся к росту производительности труда, ибо каждый из них знает, что стоит ему внести рационализаторское предложение, поднять выработку, как это сразу же приведет к увольнению с завода определенной группы ра­бочих.

Хорошо запомнился мне такой эпизод. Одна американская фир­ма выполняла наш заказ на станки. Завод работал в две смены, дело шло полным ходом. Когда станки были готовы и мы уже заканчива­ли их приемку, я вдруг обнаружил, что завод почти опустел. В чем де­ло? Куда девались рабочие? Оказывается, три четверти всего соста­ва рабочих было уволено, так как заводу после выполнения нашего заказа почти нечего было делать. В Америке, как в любой капита­листической стране, если какому-нибудь заводчику или фабриканту нужны рабочие, он их нанимает. Прошла в них нужда — выбра­сывает на улицу. Такова суть «американского образа жизни», о котором так много трубят американские империалисты и их наемная печать.

Своими глазами я видел, как безработица и болезни душат аме­риканских рабочих. Жене одного рабочего надо было срочно сделать операцию. За это нужно было заплатить 250 долларов, да кроме то­го внести 275 долларов за питание. Рабочему пришлось очень туго. С трудом он собрал эту сумму.

Когда я столкнулся с мрачной американской действительностью, увидел, в каком тяжелом положении находятся трудящиеся в Соеди­ненных Штатах Америки, чувство радости и гордости за свою ве­ликую социалистическую Родину еще больше наполнило мое серд­це. Американским рабочим просто-напросто непонятно, как это у нас, в СССР, все население пользуется бесплатной медицинской помощью, как это трудящимся во время болезни выплачивается пособие, рабо­чие и служащие пользуются ежегодными оплачиваемыми отпус­ками.

Возвратились мы на родную землю полные решимости работать еще лучше, еще производительнее.

* * *

Все предвоенные годы для нашего заводского коллектива были полны большого напряжения. Марка «Красного пролетария» завое­вывала все большую популярность.

В конце 1941 года наш завод был эвакуирован на восток. Но вскоре после того как гитлеровским бандам был нанесен сокрушитель­ный удар под Москвой, многие работники завода, в том числе и я, с небольшим количеством специального и уникального оборудования вернулись в родную столицу.

На «Красном пролетарии», который в то время изготовлял слож­ную продукцию, началось восстановление производства токарных станков. Для всех было ясно, что хотя станки и не стреляют, тем неменее они очень нужны для оснащения предприятий. И «Красный пролетарий» в годы Великой Отечественной войны давал нашей про­мышленности станки высокого класса. Сама организация производ­ства подверглась в те годы коренному изменению. Именно нашему заводу принадлежит инициатива перевода производства станков на поток, чего не знала и не знает ни одна капиталистическая фирма, занимающаяся изготовлением станков. Только в Советском Союзе впервые в истории мирового станкостроения выпуск станков переве­ден на поточный метод.

После Отечественной войны нам, станкостроителям, страна предъявила новые, более высокие требования. Наш завод в послево­енные годы освоил выпуск высокопроизводительных станков, свиде­тельствующих о дальнейшем развитии технической мысли советских станкостроителей.

В 1948 году перед нашим коллективом была поставлена задача значительно увеличить выпуск продукции при этом же оборудовании и прежнем числе рабочих.

Когда этот вопрос впервые обсуждался на заседании парткома, мне, как и другим членам партийного комитета, откровенно говоря, еще не было достаточно ясно, как и за счет чего мы будем выпол­нять новую, увеличенную программу. Но мы знали, что это за­дание партии и оно должно быть выполнено. Мы все понимали, что необходимо выявить внутренние, еще не использованные резервы, в наличии которых никто не сомневался. Пока что эти резервы не были полностью выявлены. Поэтому весь наш коллектив заботился о том, чтобы точно определить, где и какие имеются резервы, знать,

на чем сосредоточить свое внимание. Это было тем более важно, так как на нашем заводе были уже отдельные стахановцы, которые рабо­тали на скоростных режимах, но их опыт распространялся пока слабо.

В то время я учился на трехмесячных курсах повышения квали­фикации мастеров. Там я узнал о новом достижении ленинградского токаря Генриха Борткевича, снимавшего за минуту стальную нитку в 700 метров. Наши скоростники тт. Марков, Кузьмин, Угольков, Мурашов и другие снимали по 350—400 метров. А средние скорости резания на большинстве станков не превышали 35—50 метров в ми­нуту. Разница колоссальная. Как работал Борткевич, как он достиг таких успехов, никто пока точно не знал.

Окончив курсы, я вернулся на свой участок. В тот же день ко мне подошел заместитель главного технолога завода А. И. Болотин и спросил:

— Ты слыхал, Иван Тимофеевич, про Борткевича?

— Слыхать-то слыхал, только не могу понять, как он снимает нитку в 700 метров.

Болотин вкратце рассказал мне существо дела. Борткевич рабо­тал на больших скоростях, применяя очень твердые сплавы. Оказы­вается, появилось много новых сплавов, о которых мы еще не знали, применение которых, как это показал опыт Борткевича, дало поло­жительные результаты.

— Давай, Иван Тимофеевич, организуем на твоем участке ско­ростное резание, — сказал заместитель главного технолога.

Мне предложение понравилось. Этот вопрос, кстати, накануне обсуждался на специальном совещании в партийном комитете. Мы с Болотиным тут же решили, что надо начать с модернизации некото­рых наших станков. Вскоре на трех лучших станках была увеличена мощность электродвигателей, заменены шкивы моторов. Это дало увеличение скорости оборотов шпинделя. Плоские шкивы на двигате­лях и передних бабках были заменены текстропными, так как практи­ка показала, что плоские хлопчатобумажные ремни с металлическими сшивками при работе с полной нагрузкой буксуют, часто спадают и вызывают поломку резцов. Установка текстропных ремней взамен плоских позволила устранить этот существенный недо­статок.

Работать начали новыми твердыми сплавами, но заточка резцов делалась пока по-старому. Так как скорость вращения шпинделя зна­чительно возросла, появились большие неприятности со стружкой, которая разлеталась в разные стороны, засоряла участок, нару­шала безопасность работы не только самого станочника, но и работающих по соседству с ним токарей, фрезеровщиков, шлифов­щиков.

Надо было срочно принимать меры для предотвращения непри­ятностей также и со сливной стружкой. Сливной она называется по­тому, что из-под резца с большой быстротой стекает, точно струя воды, ровная и острая, как бритва, стальная лента.

Все мы — рабочие, мастера, инженеры — стали искать новую геометрию резца, который ломал бы стружку, да так, чтобы она дро­билась, сваливалась под резец или завивалась, но не разлеталась. С помощью инженера А. И. Болотина и начальника лаборатории реза­ния металлов инженера П. В. Губаренко в результате многочисленных экспериментов была найдена наиболее рациональная геометрия твер­досплавного резца со стружкозавивательной канавкой. Это сразу же облегчило положение и создало реальные условия для перевода новых станков на скоростные режимы. Вслед за первыми тремя станками на скоростные режимы были переведены еще пять станков, а затем и все остальные.

Таким образом, весь участок за небольшой отрезок времени был превращен в скоростной.

Но проблема превращения моего участка в скоростной решалась не только модернизацией станков, внедрением твердосплавных рез­цов со стружкозавивательной канавкой, укреплением стойкости обо­рудования на фундаментах, улучшением организации труда. Главное то, что надо было подготовить и приучить людей к работе на боль­ших скоростях. Далось это, конечно, не сразу. Трудно было людям, привыкшим на протяжении многих лет работать на сравнительно спо­койных режимах, сразу осваивать такие темпы, такие скорости, которые еще вчера не укладывались в их сознании. Но эта трудность бы­ла вскоре преодолена. Самое замечательное состояло в том, что кол­лектив участка очень благожелательно отнесся к идее перехода на скоростные режимы. У всех товарищей чувствовалось стремление пе­рейти от старых к новым методам работы. Этим в значительной ме­ре и определился успех нового дела.

Рабочие моего участка в большинстве своем пришли на завод в годы Великой Отечественной войны и в начале послевоенной пяти­летки. Молодежь, которой вообще присуще чувство нового, с боль­шим интересом, с большой охотой бралась за внедрение тех новшеств, которые начали осуществляться на участке. Станочницы Мария Ста­рых и Анна Жулина одними из первых освоили скоростные режимы.

Вместе с ними старательно и настойчиво изучали новое дело Татьяна Ячменева и Любовь Прохорова. Исключительной старательностью отличалась также и токарь Анна Надина. Она никогда зря от станка не отходила и не давала покоя, если вовремя ей не дадут задания.

Особо мне хочется подчеркнуть положительную роль, которую при внедрении скоростного резания сыграли Татьяна Ячменева и Виктор Шумилин, вместе со мною получившие Сталинскую пре­мию.

Татьяна Ячменева всегда выделялась одним очень ценным каче­ством — умением организовать и повести за собой людей. Когда нуж­но на какое-либо дело поднять народ, Ячменева всегда выступает за­певалой среди своих подруг. Она пришла на «Красный пролетарий» в 1942 году и вскоре явилась одним из инициаторов создания на заводе фронтовой молодежной бригады. За отличную работу брига­де было присуждено первое место в нашем Ленинском районе. По­мню, как в разгар войны Татьяна Ячменева, тогда еще совсем моло­дая девушка, на совещании стахановцев станкостроительной промыш­ленности обещала работать по-фронтовому, трудиться вместе со всем коллективом так, чтобы удерживать на заводе почетное знамя. Вме­сте со всем нашим славным коллективом краснопролетарцев она вы­полнила свою клятву. Знамя Государственного Комитета Обороны присуждалось заводу тридцать три раза и оставлено у нас на вечное хранение.

Ячменева с каким-то особым энтузиазмом осваивала скоростное резание. В тот период, когда мы только начинали его внедрять, она была одной из тех работниц, на которых можно было вполне надеять­ся, которые от всей души радовались малейшему успеху и не уныва­ли при временных неудачах.

Виктор Шумилин, так же как и Татьяна Ячменева, пришел на завод в 1942 году. Было ему тогда всего-навсего пятнадцать лет. Понравился мне этот исполнительный паренек. Всегда с охотой брал­ся он за любое новое дело. Я заметил эту черту в характере Викто­ра, и когда нужно было заняться чем-нибудь новым, сразу же оста­навливал свой выбор на нем. Учил я его, как и всех других ребят, с большой охотой, а уж через три — четыре года этот парень, как гово­рят, вышел в люди. При внедрении скоростных режимов резания ме­талла Виктор Шумилин показал замечательные результаты. Он стал снимать 756 метров стальной нитки в минуту. До недавнего времени мы и мечтать об этом не могли.

Когда на опыте первых трех станков мы убедились в преимуще­ствах скоростного резания, все станочники сразу стали просить, что­бы и их станки модернизировали, чтобы и им дали возможность ра­ботать на больших скоростях. Помню, подошла ко мне Анна Жулина и говорит:

— Что ж это получается, Иван Тимофеевич? Одним созданы условия для скоростной работы, а другим нет.

Я успокоил Жулину, сказал, что нельзя всех сразу переводить на скоростные режимы; нужно предварительно все тщательно испро­бовать, испытать, а уж потом оправдавший себя опыт перенести на весь участок.

Когда наш участок целиком перешел на скоростные методы ра­боты, производительность труда резко возросла, значительно увели­чился выпуск продукции, поднялся заработок рабочих. Все это нас радовало, но вместе с тем обязывало и дальше повышать культуру в работе. Нельзя было, как это делалось раньше, вручную, по кустарному затачивать твердосплавные резцы. Во-первых, не каждому ра­бочему удавалось правильно их заточить и, во-вторых, такая за­точка приводила к быстрому износу дорогостоящих твердых спла­вов. Была организована специальная централизованная заточка. Каж­дый рабочий стал получать необходимое количество отличных резцов.

Скоростное резание показало, что на обработку деталей уходит меньше времени, чем на промеры, установку резцов и другие вспомо­гательные операции. В поисках путей сокращения расхода времени на вспомогательные операции инженеры Болотин и Петренко разработа­ли конструкцию электромеханического лимба, при помощи которого автоматически, без ручного замера осуществляется продольное точе­ние ступенчатых валиков. Если раньше рабочему приходилось заме­рять каждую ступень валика, останавливая для этой цели станок, то теперь при помощи лимба обточка многоступенчатых валиков про­исходит без остановки станка, без замеров. Все это делается авто­матически. Применение лимба намного облегчило и ускорило работу, сократило время ручных операций от 30 до 50 про­центов.

Мы обратили внимание на то, что можно сэкономить несколько секунд при протачивании канавок на ступенчатых валиках. Каждая из канавок протачивалась раньше отдельно. Было решено сконструи­ровать и применить заднюю резцедержавку, при помощи которой можно было бы по твердо установленным размерам протачивать од­новременно все канавки. Эта задача была успешно решена. Раньше на протачивание одной канавки рабочий затрачивал шесть секунд, двух канавок — восемь секунд. Кроме того, ему приходилось тратить пять — шесть секунд на то, чтобы точно выдержать расстояние меж­ду канавками. Теперь с помощью задней резцедержавки, на ко­торой сразу устанавливаются канавочные и фасонные резцы, на протачивание канавок и снятие фасок уходит всего лишь три секунды.

* * *

В связи с переходом на новые режимы на нашем пути встреча­лись серьезные трудности. Пришлось, например, затратить немало

времени на организацию технического обучения рабочих, на повыше­ние их производственно-технической грамотности. Старых знаний бы­ло недостаточно для того, чтобы уверенно работать на больших ско­ростях.

Это я особенно почувствовал во время одного весьма курьезного случая. В связи с тем что мы стали применять скоростные режимы, к нам на участок начали приходить работники других заводов Мо­сквы. Кто-то из гостей спросил одну из работниц, какая скорость ре­зания на ее станке. Она ответила: «Восемьсот». Я случайно стоял ря­дом и, когда услышал этот ответ, чуть не ахнул. Работница по незна­нию спутала скорость резания с количеством оборотов шпинделя. Для меня стало ясно, что надо как можно скорее налаживать техни­ческое обучение.

Чувствовалась также большая необходимость в том, чтобы объ­яснить рабочим свойства всех видов твердосплавных резцов, расска­зать, что, например, формула «Т15К6» означает состав резца, содер­жащий 15 процентов титана, дающего крепость, и 6 процентов ко­бальта, дающего вязкость. Об этом рабочие должны были знать, и мы им в этом помогли. С помощью инженерно-технических ра­ботников для рабочих нашего участка был прочитан курс лекций по скоростному резанию, металловедению, о чертежах, о рез­цах.

Многие трудности теперь остались позади. Скоростное резание завоевало у нас на участке прочное место. Люди даже не представ­ляют себе, как они могут работать без скоростных методов, по-старо­му, на «тихом ходу», как было год — два назад.

Вполне понятно, что, узнав о присуждении нам звания лауреа­тов Сталинской премии, я испытал не только чувство радостного вол­нения, но вместе с тем и чувство огромного морального удовлетворе­ния. Конечно, никто из нас — ни я, ни рабочие нашего цеха, в том числе Шумилин и Ячменева, — добиваясь внедрения скоростных ре­жимов, не предполагали, что наш труд будет так высоко оценен. Мы делали свое дело, работали так, как учат нас большевистская партия, товарищ Сталин, и старались внести свой вклад в послевоенное раз­витие народного хозяйства.

В тот день, когда я прочитал решение правительства о присуж­дении мне и моим товарищам Сталинской премии, я был растроган до глубины души.

На цеховом митинге перед лицом своих товарищей я горячо по­благодарил большевистскую партию, советское правительство, нашего дорогого и любимого товарища Сталина за огромную заботу о лю­дях труда, о простом советском человеке.

Вслед за мною выступил Виктор Шумилин, а после него на три­буну поднялась взволнованная Татьяна Ячменева. Все приготови­лись ее слушать. Татьяна стояла смущенная и растерянная. Вижу — на глазах появились слезы, не может сказать ни слова. Все присут­ствовавшие, которым и без слов было ясно, что хотела и что могла сказать молодая работница-комсомолка Татьяна Ячменева, дружно зааплодировали...

У меня же лично после всех приветствий, после речей и поздрав­лений было такое ощущение, будто передо мной уйма неокончен­ных дел.

Товарищ Сталин учит нас, советских людей, что нельзя доволь­ствоваться достигнутым, что нужно постоянно двигаться вперед, что остановиться на месте — значит отстать.

Мы внедрили на участке скоростное резание, добились значи­тельного увеличения выпуска продукции. Производительность труда поднялась, заработная плата рабочих выросла.

Наш участок теперь выпускает продукции значительно больше, чем до войны, а число рабочих уменьшилось на одну треть.

Скоростное резание значительно сократило время обработки из­делий. Раньше, например, шлицевый валик обтачивался четыре мину­ты, а теперь всего пятьдесят семь секунд. С использованием машин­ного времени мы, несомненно, продвинулись вперед. Что же касается вспомогательных операций, то на них уходит больше времени, чем на механическую обработку. Вот здесь-то и заложен источник дальней­шего увеличения выпуска продукции.

Я ставлю перед собой задачу добиться того, чтобы 60 процентов рабочего времени уходило на машинную обработку, а 40 — на вспо­могательные операции. В этом направлении в ближайшее время будет

работать коллектив участка, наши технологи и конструкторы. Мы обязаны до минимума свести вспомогательные операции и ручной труд.

Наше внимание, внимание инженерно-технических работников, направляется в сторону наибольшего применения пневматики, автома­тики и телемеханики. Именно здесь заложены огромные резервы.

Мне хорошо запомнились слова наших вождей В. И. Ленина и И. В. Сталина о том, что к коммунизму мы можем прийти только на базе высокой, большей, чем при капитализме, производительности труда. Приятно сознавать, что внедрением скоростных режимов реза­ния мы способствуем новому подъему производительности труда и этим вносим свой вклад в строительство коммунизма.

 

 

ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ БЕЛОВ

 

А. МЕДВЕДЕВ,

бригадир проходческой бригады треста Мосшахтострой, лауреат Сталинской премии

 

СВЕТ ПОД ЗЕМЛЕЙ

Приказ об увольнении в запас почему-то не обрадо­вал меня. Жаль было расставаться с друзьями и то­варищами. Вместе с ними два года делил я будни армейской жизни. Беспокоило и другое: впереди ле­жало много дорог, широких и светлых, а по какой пойти — выбора еще не сделал.

Но не легкой жизни искал я, думая о будущем. Трудиться я привык с детских лет: перед уходом в Красную Армию работал грузчиком. Снова взяться за эту профес­сию? Конечно, каждый труд почетен в нашей стране, но годы, про­веденные в армии, не прошли даром: я учился, рос. Хотелось лучше послужить своей Родине, вырастившей и воспитавшей меня.

Этими думами поделился я со своим закадычным другом Николаем Марычкиным. Потомственный шахтер, смелый, выносли­вый солдат, он всегда внушал мне глубокое уважение.

— Знаю, Аристарх, о чем мечтаешь, — сказал он. — Мой со­вет: поедем в Донбасс, будешь шахтером. Эта профессия как раз тебе по плечу.

О шахтах представление у меня было слабое. Знал, что партия и правительство уделяют шахтерам большое внимание, что направ­ляют в шахты много механизмов. Знал, что донецкие горняки бы­

ли зачинателями стахановского движения. Все это заставило меня задуматься над предложением товарища.

Николай Марычкин — опытный проходчик — горячо уговаривал меня. Чувствовалось, от души любит он шахтерское дело и гордится им. Мне это понравилось.

Николай подробно рассказал мне о труде советских шахтеров.

— Конечно, новичок, кроме черного угольного пласта, ничего в шахте не увидит, — начал Николай. — Однообразным покажется ему угольное производство. Между тем, сколько интересного, неожидан­ного встречает горняк, особенно проходчик. Вот, скажем, нарезаешь штрек — подземный тоннель. Сангиметр за сантиметром, метр за метром продвигаешься по неизведанным местам. А что ожидает впе­реди? Может, плывучие пески, подземные воды, опасные сдвиги пла­стов. Геологическая разведка еще не в силах точно определить пове­дение недр, не всегда угадывает, какие могут быть «сюрпризы». Мы, проходчики, уточняем эти сведения, боремся со скрытыми силами природы. Мы всегда настороже, подтянуты, бдительны... Вот тебе и подойдет эта специальность проходчика... Проходчики — это развед­чики недр. Понимаешь?

Меня подкупали слова «разведчики недр».

— Так вот, поедем в Донбасс, — сказал Николай, — будем ра­ботать вместе. Только учти: стал шахтером — отдавай горняцкому делу всего себя.

И он протянул мне руку. Я крепко ее пожал.

Ни разу потом не пожалел я о принятом решении, хотя на пер­вых порах трудностей встретилось немало.

Сама жизнь убедила меня в том, что все хорошее — результат больших усилий, суровой борьбы. Поэтому в армии я по своему же­ланию стал разведчиком-наблюдателем, неплохо справлялся со своими обязанностями. В запас ушел младшим командиром.

* * *

В ноябре 1938 года мы приехали в Донбасс. Но там пришлось расстаться со своим другом. Меня направили на шахту «Томашевка» треста «Лисичанскуголь», а Николая на другую шахту. Первые два месяца был учеником крепильщика. Моим учителем был потом­ственный шахтер Клим Иванович Филярский. Он погиб во время Отечественной войны. Это был шахтер-энтузиаст, до самозабвения любивший свою профессию.

— Выучишься крепить — настоящим горняком будешь! — ча­стенько говорил он мне.

Советские горняки любят свою профессию, гордятся ею. Неуто­мимые труженики, они стремятся дать Родине как можно больше «черного золота».

Продажные американские и иные писаки по заданию своих хо­зяев скрывают от читателей правду о свободном творческом труде советских шахтеров. Лживые буржуазные газеты умалчивают, почему мы, труженики страны социализма, постоянно заботимся о повыше­нии производительности своего труда. Простые советские люди стре­мятся обогнать время, ускорить движение машин. Они трудятся на самих себя, на свое родное государство. И чем наша страна крепче и богаче, тем счастливее наши люди! Зачем рабочему капиталисти­ческой фабрики повышать производительность труда? Сделай он это — завтра же тысячи его товарищей будут выброшены за ворота, пополнят многомиллионную армию безработных. От этого прибыль, только капиталисту, а рабочим становится еще тяжелее.

У нас же работы сколько угодно — выбирай любую по соб­ственному желанию. Государство идет нам навстречу. Скажу о себе. Когда я впервые пришел на шахту, увидел, с какой любовью при­нимают у нас новичков, как внимательно обучают их мастерству.

С помощью товарищей я быстро освоил специальность крепиль­щика, перенял от них многие навыки, а главное — любовь к горняц­кому делу.

Ответственны обязанности крепильщика — закреплять деревянны­ми стойками обнаженную кровлю. Я весь ушел в эту работу. Но ме­ня не покидала мысль стать разведчиком недр. В свободное время я шел в забой, присматривался, как проходчики нарезают штреки, на практике учился рубать уголь, извлекать породу.

Однажды водоносный песок — плывун прорвался у забоя и начал расползаться по выработанному пространству. Признаться, я немного

оробел. Не теряясь, проходчики и крепильщики поспешили к месту прорыва. Я последовал за ними. Участвуя в устранении этой аварии, я понял, что шахтер, и прежде всего проходчик, должен в совершен­стве владеть смежными специальностями. Он-забойщик, крепиль­щик, путевой рабочий. Поэтому я и вникал во все «мелочи», старал­ся стать, если так можно сказать, шахтером-универсалом. Впослед­ствии это мне очень пригодилось.

Более трех лет поработал я на шахте «Томашевка» — то кре­пильщиком, то забойщиком. Не переставая, учился. Учителем моим был весь коллектив. Все, что встречал нового, полезного, я перени­мал и применял на практике. С каждым днем росла производитель­ность труда. Уже тогда я оценил силу знаний, силу передового опы­та. Следил за всем новым, возникавшим не только на нашей шахте, но и на соседних, лично знал многих стахановцев и не упускал случая побеседовать с ними. Мой бывший учитель Клим Иванович, с кото­рым я часто встречался, как-то сказал:

— Ты, Аристарх, вроде губки. Вбираешь, вбираешь и никак не насытишься.

— Знать хочется побольше! — отвечаю ему.

— Это хорошо, — поддержал меня старый горняк, — желаю те­бе удачи.

В те годы я выполнял ежемесячно по полторы—две нормы. Иногда давал и третью. Как и все стахановцы, чувствовал внимание и заботу коллектива.

У меня сложилось мнение, что только на проходке я смогу с наибольшей пользой применить свои силы. И я уже готовился стать разведчиком недр, но вот началась Великая Отечественная война.

Хотелось на фронт, но тыл нуждался в шахтерах. Из Донбасса нас направили в Кузнецкий бассейн. Уже в пути услышали радост­ную весть: враг под Москвой разбит, освобожден Подмосковный угольный бассейн. Эшелон был направлен в Мосбасс. Мы прибыли в Сталиногорск восстанавливать шахты.

* * *

Подмосковье... По склонам, на вершинах холмов, а то и просто в низине раскинулись шахты, вокруг — города и горняцкие поселки

с их белыми домиками. Лес копров, терриконики, груженные углем поезда, автомашины с оборудованием — таков сегодняшний Москов­ский угольный бассейн. Живой, шумный, деятельный!

Не таким был Мосбасс в 1942 году. Гитлеровцы нанесли ему глубокие раны. Были разрушены и затоплены шахты, превращены в груды развалин жилые кварталы. Партия и правительство дали задание восстановить и построить новые шахты и жилища. Горняки горячо взялись за дело. Вот когда мне особенно пригодились зна­ния, накопленные в Донбассе! Я руководил бригадой опытных шах­теров. В зависимости от того, какое задание было важнее, работал крепильщиком, забойщиком, навалоотбойщиком, пробивал дренаж, настилал пути.

В Мосбассе мы были в полном смысле слова разведчиками, рас­чищающими путь для бригад, добывающих уголь. И как разведчиков нас перебрасывали с шахты на шахту. Победы наших войск на фрон­те воодушевляли нас, и мы трудились не покладая рук. Страна с каждым месяцем получала все больше и больше угля.

В течение почти девяти военных и послевоенных лет я участво­вал в восстановлении и строительстве многих шахт Донского и Сталиногорского районов. Вот и теперь, проезжая по дорогам Мосбасса, я с гордостью отмечаю: эту шахту восстанавливал, а эту строил.

Сроки восстановления и строительства шахт были сжатые. Преж­ние методы работы, особенно в строительстве, оказались устаревши­ми. Горняки на ходу придумывали новые, более совершенные. Кое- что новое внес и я.

В конце 1943 года меня направили на тридцать вторую шахту треста «Красноармейскуголь». Она была почти готова: пройден вен­тиляционный ствол, нарезаны штреки, настланы пути. Однако до­бывать уголь не могли. Главный ствол, предназначенный для подъе­ма угля из шахты на поверхность, не был готов. Нужно было ждать еще три месяца. В то напряженное время это было невозможно. Ин­женеры, стахановцы дневали и ночевали на работе, волновались и спорили.-Перед нами стояла главная задача — ускорить сооружение ствола. При проходке его сверху вниз очень много ценного времени уходило на выгрузку породы. А если проходить ствол снизу вверх, то

породу можно было бы спускать в. штреки, которые к тому времени были готовы, а уж после выдавать ее на-гор&. Это я и предложил на производственном совещании.

Долго я вынашивал эту мысль, был убежден в ее правильности и все же чувствовал себя, как на иголках. Меня волновал вопрос: примут или отвергнут? Ведь проходка ствола снизу вверх — совер­шенно новое дело.

— Предложение Медведева — пустая фантазия, — сказал кто-то из присутствовавших. — Практика ничего подобного не знает, а ра­ботать на авось теперь не время.

— Мало ли что было раньше! — возразил я. — Когда-то обуш­ком уголь рубили, а сейчас комбайн имеем.

— Нового бояться нечего. Зато сколько сэкономим суток для проходки!—сказал один из инженеров. -<

Мнения разделились. Но меня поддержал также начальник строительства Михаил Михайлович Хрущевский. Он приказал немед­ленно сделать точные технические расчеты. Вскоре инженеры при моем участии обосновали правильность моего предложения и разра­ботали его технологию.