Парафилии: извращенность желания




 

Исследуя теневую природу близости в личных отношениях, мы вторгаемся в одну из сокровенных наших тайн, очень глубокую, архаическую часть нас самих, которая пытается отринуть суровость жизни, одиночество, потрясения разлук и утрат и забыться в объятиях возлюбленного. Фрейд полагал, что большинство наших неврозов основывается на сексе, хотя его позиция здесь куда шире, чем принято считать. Для него эрос, жизненная сила, находится в вечном поиске наслаждения, избегает боли, постоянно стремится к прекращению напряжения мышечной ткани, даже к самоуничтожению. Когда этот «призыв к слиянию» становится всепоглощающим, мы отступаем перед лицом своих эволюционных программ, извращая эрос вокруг суррогатных целей (порой называемых «перверсиями», в буквальном значении «повернутыми или направленными к цели»). Или же нам доводится страдать от невыносимой боли неудовлетворенности – в том случае и до тех пор, пока не сможем сублимировать неотложность желания в работу, искусство или какую-либо другую творческую форму деятельности. Необходимость подобной трансформации эроса – неизбежная данность цивилизации. К несчастью, извращения желания могут также вести к великому разрушению. Юнг почтительно относился к силе эроса, напоминая, что Эрос был богом у древних, и считал его многочисленные проявления иллюстрациями тех творческих путей, которыми психе, или душа, проявляет себя в мире в поисках смысла.

В наши дни в психиатрической среде расстройствам желания принято давать определении «парафилии», от слова «филос», или любовь во всех ее искаженных формах. Возможно, слово «желание» здесь будет более уместно, чем «любовь», учитывая, что любовь и желание не обязаны совпадать. Однако давать определение парафилии — значит принимать некую культурную перспективу, чтобы выносить подобное суждение. Измените культуру – и изменится перспектива. Скажем, кому-то из нас едва ли придется по душе мысль убивать и есть собак, хотя в некоторых частях света мясо собаки – вполне приемлемая строка ресторанного меню. В мире Платона отношения взрослый – ребенок были не только естественными, но даже возвышенными, были более высокой формой отношений, чем между противоположными полами, так как считались чище, не столь перегруженными добавочными программами. Сегодня мы называем их педофилией и отправляем за решетку тех, кого поймали за этим занятием. В данном случае осуждение – необходимость, поскольку психика ребенка достаточно хрупка и нуждается в защите. Но кто может сказать, что такое желание противоестественно, ведь оно происходит от человеческого естества и бытовало на протяжении столетий?

Многие привыкли считать патологией и ту любовь, «что вслух не смеет называть себя любовью»[44], то есть гомосексуализм. Однако же он встречается во всех цивилизациях и в равной степени представлен по всему земному шару – еще одно из множества свидетельств его скорее биологической, чем культурной или личностной подоплеки. Прошли уже десятилетия, как он был депатологизирован, выведен за пределы анормального в психологических кругах, и ненормальностью может теперь показаться разве что невежде или тому, кому не дает спокойно спать любая двусмысленность в своей собственной природе. То, что присутствовало в любой культуре, считалось нормальным во многих и превозносилось в некоторых (как, скажем, в античных Греции и Риме, а также почитание «духа двоих» в культурах американских индейцев), по-прежнему остается теневой угрозой для озабоченных.

Или возьмем, к примеру, фроттеризм – желание потереться о кого-то, возвращающее нас к ребенку в каждом из нас. Оно сохраняется и у взрослого, иначе зачем тогда было бы целоваться, обниматься или вообще касаться друг друга? Фетишизм выбирает объект, метонимию, чтобы суммировать, имитировать больший спектр ассоциаций. Не решаясь приблизиться к любимому человеку, кто-то может дорожить его фотографией или же какой-то деталью туалета – своего рода синекдоха, где часть представляет целое. Патологическим или же теневым моментом здесь является не желание, а скорей страх индивида обратиться к подлинному объекту желания вместо его символического суррогата.

Эти строки написаны не для того, чтобы оценивать те или иные формы поведения, но предположить, что желание глубоко человечно. Мы сами в силу очевидности – плод желания, в противном случае у нас не было бы небоскребов, симфоний, космических полетов, не было бы сыновей и дочерей. Те, кто может пострадать от нашего желания, действительно нуждаются в эффективной защите со стороны общества, но и нам не помешает уяснить для себя субъективное качество нашей реакции на желания других, когда у нас самих желание, что называется, в крови. В настоящее время в Соединенных Штатах зарегистрировано пятьсот тысяч случаев сексуального насилия, и значительно большее их количество не установлено. Тот факт, что их жертвы, прошлые и будущие, должны быть защищены, не подлежит сомнению, однако преступным здесь является преступление границ взаимности людей, а не внезапно вспыхнувшее желание. Это нарушение границ происходит, в частности, от неспособности к самоограничению, требуемому от нас любовью, которое принимает и объемлет желание, не отвергая его.

Пермутации желания всегда были и остаются великой теневой темой. Никто из нас в этом моменте не свободен от невроза, поскольку никто из нас не свободен и от планов желания, и от многочисленных противоречивых сигналов, которые продолжают сталкиваться в нашем теле и в нашем поведении. Безусловно, неконтролируемые проявления желания, жертвами которых становятся другие люди, наносят огромный вред. Но, возможно, еще больший вред человеческому духу был нанесен брутальным подавлением желания. (Помните выразительную гиперболу Блейка о том, что лучше убить младенца в колыбели, чем лелеять неосуществленные желания? Должно быть, он обладал сильным дофрейдовским пониманием цены вытеснения и последующего искажения души.) Эта Тень всегда неотступно с нами, даже в темноте наших опочивален. Долг каждого из нас – разглядеть различие между вытеснением, которое рано или поздно взрастит чудищ, и ограничением, которое происходит от уважения к себе и другому.

Большинству из нас суждено оставаться просто невротиками, иначе говоря, испытывать расщепление между адаптацией и индивидуацией как личное страдание. Но, как это ни парадоксально, надежда мира – именно в этих простых невротиках. В 1939 году, в тот год, когда сгущавшиеся тучи Второй мировой войны предвещали разгул величайшей разрушительной стихии в истории человечества, Юнг выступил с речью перед лондонской Гильдией пастырской психологии. Наш вид, отметил он, плохо переносит смысловой вакуум и мало-помалу будет соблазняться мощными идеологиями современности, или же они перетянут его на свою сторону[45]. По его словам, справа мы видим истерические сборища фашистов, слева – гнетуще-безликие массы коммунизма. И ни в одной из сторон нет надежды на обновление духа, ибо каждая требует отречения от личной ответственности и беспрекословной передачи власти своим вождям. По убеждению Юнга, только в «невротике», сделавшем духовную борьбу частью своей внутренней жизни, сохраняется надежда на взращивание человеческого духа. Готовность человека сделать усилие к выходу из своего индивидуального страдания лечит и исправляет тенденции культуры в более широком аспекте. К сегодняшнему дню, как мы видим, фашизм и коммунизм давно дискредитированы. Их место теперь заняли извращенная потребительская культура и культура фундаменталистская. Первая, мотивируемая фантазиями, находится в отчаянном поиске развлечений и все более острых ощущений, а у второй трудности индивидуального путешествия оказались приглушены в пользу идеологии, предпочитающей взамен парадоксов и сложностей истины однобокие решения, черно-белые оценки и выпячивание комплексов одного человека как нормы для всех остальных.

Проблема всякой парафилии заключается в том, что она не объединяет нас по-настоящему прочной и удовлетворительной связью, не служит в подлинном смысле этого слова душе. Наша культура полна фальшивок, которые наперебой предлагают себя, однако просят взамен частичку нашей души. Как наставлял в свое время Хафиз:

 

Учись, дружок, поддельные монеты отличай,

Ведь купишь ты на них, увы, минутный рай,

Он за тобой вослед тащиться будет,

Как нищий раб за вьючным верблюдом[46].

 

 

Расстройства личности

 

Определенный спектр человеческих страданий выходит за рамки просто невротических – это так называемые «личностные нарушения». Невротическая личность отдает себе отчет в своих страданиях, нередко винит себя в неспособности освободиться от душевной сумятицы, но все же имеет возможность проработки страдания для выхода к большему смыслу. Личностное нарушение бывает у индивидуума, получившего действительно значительную травму. Такой человек не просто страдает из-за своей раны, он являет собой эту рану. Слившись с ней, он постоянно живет в ее суженном воображаемом кругозоре. Говоря что-то или делая, он словно бы глядит на жизнь через окошко этой раны, не осознавая совсем или осознавая в очень незначительной степени параллельные возможности.

Теневая проблема проявляется в личностных расстройствах через исключение альтернатив. Такому человеку уже не страшны альтернативы – вполне обычное переживание для невроза, поскольку для его внутреннего устройства характерно исключение этих альтернатив. Словно Прометей, навечно прикованный к кавказским скалам, антиобщественное личностное расстройство приковано к восприятию Другого, который здесь для того только, чтобы причинять боль. Это корневое восприятие становится преобладающим во всех взаимоотношениях, а доминирующим мотивом – комплекс власти. А там, по выражению Юнга, где верх берет власть, любовь отступает. Тогда уделом такого человека становится жизнь без любви. Он может иметь семью или занимать высокое общественное положение, но при этом жить в стерильной, самовоспроизводящейся среде, откуда любовь и взаимность изгнаны раз и навсегда. Жизнь в ее полноте преломляется через линзу власти – жизнь, урезанная до сизифовой повторяемости, причиняющая боль другим и при этом не допускающая размышления над этой болью, сдавливающая совесть, которая могла бы разделить страдания другого.

Человек с параноидальным расстройством личности одержим первобытными страхами, теми, что не дают покоя ребенку. Они переполняют его ресурсы, создавая восприимчивость, управляемую страхом. Очень скоро этот страх заглушает собой весь окружающий мир, пробирается в каждую щелку, и именно в нем нужно искать причину мании преследования или компенсаторного величия. Противоречащие факты перекручиваются таким образом, чтобы их можно было бы подогнать под корневую идею (совсем как в старой шутке про «исключение, лишь подтверждающее правило»). А поскольку все расстройства личности – это также и расстройства воображения, индивид не может себе представить, что существуют еще какие-то другие возможности, кроме откровенно угрожающих. Поэтому страхи прошлого расползаются по всем углам жизни, а старые кошмары воспроизводят сами себя. Таким образом, для такого человека Тень – уже не страх, это неизменное состояние Эго. Тень – это альтернативный мир сострадания и поддержки, себя и других, который кажется теперь слишком рискованным и пугающим.

Нарциссической личности больше всего на свете не хочется, чтобы открылась ее тайна, а именно: когда она смотрится в зеркало жизни, она не встречает там ответного взгляда. Отсюда и постоянная потребность использовать других людей для того, чтобы получить это положительное отражение, столь плачевно отсутствующее тогда, когда формировалось собственное чувство Я. Нарциссическая личность сверхкомпенсируется обостренным чувством собственной значимости, которое существует независимо от отношений, регулируемых нравственными мотивами. Она не способна сочувствовать другим, например своим детям, и вместо того использует их, чтобы укрепить свое неустойчивое чувство Я. Обрушивая на детей свое непомерное самолюбование, родитель-нарцисс коверкает им судьбы или заставляет бежать из родительского дома, чтобы сохранить свою жизнь. Супруг-нарцисс контролирует, унижает и во всем подавляет супруга – носителя архаической неоформившейся потребности в уважении. Теневой момент для нарцисса не только в манипуляции и плохом отношении к другим, но и в неспособности обратиться к своей внутренней неполноте и проработать ее более личностно ответственным способом, как это бывает в психотерапии. К прискорбию, внутренняя неполнота крадет у Эго силу, столь необходимую, чтобы взяться за решение этой задачи – и человек продолжает порабощать других, обслуживая фантом пустоты, обитающий в его сердцевине.

Сходным образом вокруг страха оставления формируется пограничное расстройство личности. Такие люди, неспособные удержать воедино конфликтующие стороны своей личности, выплескивают свой внутренний конфликт на группы, сеют вокруг себя раздор, а затем обвиняют других в своих дисфункциях. Они доводят друзей и близких до крайней черты, требуя от них слишком многого, а затем уходят с готовым доказательством, что другой плохо относился к ним. Боясь одиночества, они отталкивают людей, тем самым только снова и снова воссоздавая свое одиночество. Теневая задача здесь, конечно же, – принять одиночество таким образом, чтобы можно было выстроить более продуктивные отношения с Я, от которых происходит наш здоровый выбор. Как сформулировал сам Юнг, «пациент должен оставаться в одиночестве, если хочет узнать, что поддерживает его тогда, когда он сам уже не способен поддерживать себя»[47]. Такая задача может испугать кого угодно и уж тем более кажется непосильной для пограничной личности. В ее душе продолжает бушевать ярость, направленная на бесконечно отвергающего Другого, порожденная ослаблением отношений со своим Я, единственным надежным выразителем постоянства, направления и поддержки.

Компульсивное расстройство личности порождается архаичной тревогой, которая проявляется в виде чрезмерной поглощенности работой и/или в перфекционизме, а еще в едва сдерживаемом гневе из-за замкнутости в этой программе. Нередко такая личность излишне требовательна, настаивает на том, чтобы все было только по ее, в противном случае оставшиеся невыясненные моменты причиняют ей еще большее беспокойство. Пассивно-агрессивная личность в глубине души чувствует себя бессильной и управляется замаскированными стратегиями, обслуживающими сигнал из сферы личных отношений, сообщающий, что Другой всегда сильнее. Соответственно, такой человек провоцирует разногласие за сценой, необязателен в делах, неверен в обязательствах и постоянно находит пути исподволь управлять событиями или людьми, если не в силах делать это в открытую. Эти расстройства роднит с зависимостями их общая теневая задача – напрямую пережить все то, что человек чувствует без защитной позиции для того, чтобы задача взросления и программа перемен могли быть приняты сознательно. К сожалению, деструктивная сила ранних переживаний мира и себя в нем, как правило, управляет эго-состоянием, и это еще больше усложняет путаницу вокруг архаической раны и ее примитивной защиты, мешая человеку разобраться с ними.

 

* * *

 

Все мы проявляем «психопатологию обыденной жизни» своими организованными рефлексивными реакциями на психологические раны. Эти реакции в буквальном смысле узаконены в нас. Как результат, столько других возможностей оказываются исключенными, а мы – отгороженными от полноты жизни. Всякий исключенный материал увеличивает нашу Тень. Другими словами, в том, чего мы избегаем, будет находиться подавляющая часть нашего теневого материала! И он не уйдет сам по себе – то, чего мы избегаем, неким образом проявится в нашей жизни, или же эту проблему понесут дальше наши дети, чтобы подстроиться под нее или окончательно решить ее. И все потому, что отвергаемое внутри, как заметил Юнг, имеет тенденцию, хотим мы того или нет, приходить к нам в виде судьбы во внешнем мире.

И в качестве последнего примера мне вспоминается работа с одной из моих первых клиенток в те времена, когда я еще обучался в Цюрихе. Берте было уже за тридцать, она с трудом оправилась от тяжелой, едва не ставшей фатальной булимии, оставаясь по-прежнему ревностной сторонницей самоограничения во всем. Несмотря на свои незаурядные способности, она все откладывала с поступлением в университет, жила очень умеренно, периодически придерживаясь всевозможных диет, практикуя очистки, и зарабатывала себе на жизнь уроками иностранного языка, что давало ей возможность более или менее не зависеть от окружающих. Мать Берты наложила на себя руки, вероятно, вследствие психологической травмы военного времени. Отец ее воевал в «Африканском корпусе», вернулся в Германию духовно надломленным и погиб в автокатастрофе. Таким образом, в детские годы она оказалась дважды покинутой. На воспитание Берту с неохотой приняла тетка и постоянно принижала ее. Ребенком Берта начала красть игрушки и конфеты, тем самым по-детски надеясь хоть этим поддержать себя эмоционально. В молодости у нее постепенно сформировалась булимия, которая едва не стоила ей жизни. Хотя в материальном плане Берта была вполне самостоятельной, она продолжала жить в эмоционально суженном видении себя и мира. Саму себя она воспринимала как человека малозначимого и, в сущности, бессильного, а внешний мир в целом как равнодушный и жестокий – отношение, происходящее от детского прочтения тех травм, которые были нанесены ей судьбой.

Ее взрослое поведение целиком было «логическим» проявлением ее индивидуального мифа, когда мир видится сквозь призму утраты и оставленности. И все же ее душа пыталась обратить на себя ее внимание и продолжала искать пути к исцелению. Однажды Берта увидела сон: она в своей комнате, и в эту комнату входит ведьма, крадет ее куклу и выбегает на улицу. Даже во сне Берта понимает, что кукла – это ее «внутренний ребенок». Она догоняет ведьму, предлагая за куклу любой выкуп, какой только та захочет, лишь бы вернуть себе это дитя. Ведьма смеется и убегает.

Когда же она снова догоняет ведьму, та требует он нее исполнить три задания как выкуп за ребенка. Задания эти таковы: заняться любовью с толстяком, выступить с лекцией в университете и еще раз съездить в Германию и пообедать там с приемной матерью. Эти задачи на символическом уровне представляют собой высший уровень теневой работы, который требуется проделать Берте, чтобы выкупить свою индивидуальную историю и вернуть себе более жизнеутверждающее настоящее.

Злодейка, персонификация архетипической раны, в данном случае – это, конечно же, ведьма. Ее драматическое ночное появление воплощает отношение Берты к ее телу – вместилищу всего природного, ближе всего находящегося к дому и к другим людям, если принять во внимание тот факт, что основные люди ее детства «покинули» или унизили ее. Таким образом, заняться любовью с толстяком – это означает подружиться со своим телом, риск согласиться на взрослые двусторонние отношения и проявить свою сексуальность (у нее не было по-взрослому близких интимных отношений). Чтобы прочитать лекцию в университете, потребовалось бы преодолеть защитную социофобию, представив свои таланты и свою индивидуальность на всеобщее обозрение. Вернуться в Германию, да еще и ради обеда, иначе говоря, источника живительных сил, со злой мачехой – это означало мобилизовать всю свою взрослость на задачу противостояния мачехе и на исцеление архаической раны. Как это ни печально, и во сне, и в сознательном размышлении о нем Берта приходит к выводу, что ведьма, архетипический образ украденного материнства, просит от нее слишком многого. Ей суждено быть вечно прикованной, казалось Берте, к своему застойному настоящему, своими же защитами от травматической, полной одиночества истории.

Все мы по ходу жизни попадаем в застойные места, которые не дают нам двигаться дальше. Некоторые из них очевидны настолько, что в канун Нового года мы обещаем себе оставить их в прошедшем году и начать новую жизнь, правда, не всегда с успешным результатом. Другие не столь заметны и раскрываются только в наших ежедневных рефлективных реакциях на повседневность. В этих застойных местах, если внимательно их исследовать, прослеживается некая невидимая нить, которая тянется обратно к какому-то архаическому страху, всепоглощающему для ребенка и по-прежнему наделенному остаточной энергией, чтобы пугать и даже полностью «выключить» взрослого. Проработать этот страх, каким бы он ни оказался, реальным или нереальным, – это теневая задача, которую психопатология повседневной жизни выводит на поверхность и ставит перед каждым из нас. Пример этой архаической дилеммы можно увидеть во всеобщей одержимости диетами, на которые приходится большая часть наших решений начать новую жизнь. На первый взгляд, кажется, что нужно лишь поменьше есть, но мы постоянно соскальзываем к старым паттернам поведения, и наши килограммы возвращаются. Откуда берется этот архаический страх, что еда – это тайный «подкуп»? Подобный парализующий страх, если попытаться осознать его, приводит к вопросу: «Если я этого не съем, то что же тогда подкрепит меня?» И, не желая оставаться без эмоциональной подпитки, мы будем переносить наши психологические потребности на материальные, и наши килограммы как были, так и останутся на прежнем месте.

Вот в чем парадокс исцеления наших многообразных патологий – освободиться от них можно, лишь постоянно оказывая внимание и уважение тому, о чем они говорят нам. Ведь в конечном итоге нам так не хочется верить в то, что жизнь наша управляется программами других людей, или страхом, или нашей защитной реакцией на то и другое. Мы хотим быть такими, как мы есть, и теми, кто мы действительно есть. В «психопатологии повседневной жизни» мы приглашены открыто противостоять значительной части индивидуального теневого материала. Даже если для этого потребуется снова посетить травмирующие места, более дифференцированные отношения с нашей психологической сложностью шаг за шагом будут открывать для нас более широкую жизнь. Когда мы не вглядываемся внутрь себя, что-то внутри нас тем не менее продолжает смотреть на нас, неприметно принимая за нас решения. Мы хотим уважать наш «патос» – наше страдание, но при этом не впадать в пассивность или патетику.

 

 

Глава 5

Скрытые программы

Тень в близких отношениях

 

Когда порой совсем я забываю,

Что значат близость, и любовь, и дружба,

В безумии рассудок я теряю,

Тоску безмерную беря к себе на службу.

Руми

 

Том и Салли ежедневно грызутся между собой, оскорбляют друг друга и семьи своих родителей и уже давно отчаялись получить то, к чему так стремились когда-то. И разве мало других семей, в которых проигрывается эта или подобная динамика? Все мы говорим, что высоко ценим личные отношения, но почему же столь многие из них оказываются разбитыми?

Кажется, куда ни пойди – Тень повсюду следует за нами. Семейная жизнь – словно минное поле: невозможно перейти его, не напоровшись на растяжку. Да и кто из нас вообще полностью свободен от смешанного мотива? Кто из нас вообще может быть в неманипулятивных отношениях с другим человеком? Кто из нас достаточно сознателен для того, чтобы сдерживать врожденный нарциссизм и его теневые программы, достаточно силен, чтобы признавать неприятные истины о себе, чтобы раз за разом не подавлять их, и настроен на то, чтобы проработать их ради необременительных отношений с другим человеком?

В каждом напуганном, жаждущем внимания ребенке мы видим нашу глубокую человеческую сердцевину – жадную, голодную, эмоционально нуждающуюся, настойчивую, неизбежно нарциссическую. С этим ребенком мы никогда не расстаемся на протяжении всей жизни. Единственный вопрос только в том, насколько значима его роль в ежедневном танце Я и другого человека? И удалось ли кому из нас избежать глубокой жажды заботы, насыщения и безопасности? Тони Хогланд в стихотворении «Что нарциссизм значит для меня» признает, что даже в наши взрослые годы «глубоко внутри несчастья / повседневной жизни / продолжает кровоточить любовь»[48]. В самом деле, насколько мы вообще удаляемся от этого глубоко ранимого Я с его нарциссической программой? Как можно по-настоящему полагать, что оно исчезнет просто потому, что теперь наше подросшее тело играет большую роль на большей сцене? Поэт Делмор Шварц иллюстрирует этот парадокс, называя свое тело с его настойчивыми требованиями «грузным медведем», повсюду следующим за ним, теневым зверем, который настойчиво сует свой нос в отношения с любимым человеком: «Без этого медведя и шагу не ступить» [49]. Этот неуклюжий медведь повсюду преследует его и нас вместе с ним, «во сне скуля, когда приснится мир из сахара».

 



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2016-07-22 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: