Отличительной чертой полицейского государства является исключительная многопредметность административной деятельности, регламентация мельчайших подробностей жизни общества, назойливая опека над подданными. Политическая философия, господствовавшая в эпоху полицейского государства и являвшаяся его теоретическим обоснованием, вошла в историю под именем эвдемонизма. Наиболее выдающийся ее представитель X. Вольф усматривал цель государства в осуществлении народного благоденствия, народного счастья. Последнее понималось в безграничном и крайне неопределенном смысле. На первый план выдвигается, впрочем, его материальная сторона: имущественное благополучие и достаток абсолютно во всем.
Идеологи и практики полицейского государства полагали, что счастья можно достичь благодаря регламентации всего и вся, поскольку надеяться на то, что индивид может сам понимать, что для него, а следовательно, и для государства является хорошим, а что плохим, занятие тщетное.
В полицейском государстве правительственная деятельность определяется не столько правовыми нормами, сколько соображениями «пользы и целесообразности». Причем мнения и взгляды, а тем более возможные возражения со стороны граждан, власть просто не интересуют. Целесообразным признается все то, что соответствует «видам правительства». Последние не поддаются никакой конкретизации. Обыватель не уверен, что конкретно хочет от него власть и какова будет ее реакция на те или иные поступки. Страх, растерянность и так называемый «синдром тревожного ожидания» становятся характерными как для общества в целом, так и для каждого отдельного человека. В полицейском государстве власть с точки зрения содержания выступает как мелочная, назойливая опека над обывателями, а с точки зрения формы – имеет надзаконный и внезаконный характер. В полицейском государстве частные лица находятся в полной зависимости от благоусмотрения администрации.
При осуществлении своих многочисленных задач полицейское государство вынуждено было создать и действительно создало огромный чиновничий аппарат – бюрократию, который был призван проводить в жизнь волю «отца нации», вождя. Конечно, ни одно государство не может существовать без особого класса управленцев и современный опыт государственного строительства только подтверждает этот тезис. Однако история полицейского государства показывает, как легко бюрократия превращается в самодовлеющую, обособленную касту, живущую вне общественных интересов. Поэтому перед лицом всемогущей вне- и надзаконной администрации индивид бесправен. Он является объектом власти, но не субъектом прав. Особенности бюрократии полицейского государства состоят в том, что она практически не испытывает чувство уважения к закону.
Одним из признаков государства, в том числе и полицейского, является власть. Однако природа власти полицейского государства имеет свои, отличительные свойства. Провозглашая целью правительственной деятельности народное благо, порядок, в полицейском государстве нет и намека на то, чтобы видеть в народе источник власти. Вместе с тем в полицейском государстве можно наблюдать элементы либерального декорума. Но это не меняет сути, народ по-прежнему рассматривается только как объект административных манипуляций. Власть в полицейском государстве неизбежно приобретает сакральный характер, становится прерогативой узкого круга чиновников.
Полицейское государство боится независимого частного собственника, предпринимателя, оно ему не доверяет, поскольку собственность приносит независимость и самостоятельность. Эти факторы объективно вызывают десакрализацию власти и утрату политической монополии. Именно поэтому полицейское государство сверху донизу заражено эгалитаристскими умонастроениями. Теория и практика полицейского государства свидетельствуют, что собственности либо вовсе отказывают в праве на существование, либо ее призывают служить неким «общим интересам». Силовое перераспределение собственности, запрограммированное теоретиками полицейского государства, по идее сориентировано на достижение благородной цели – формирование общества с неким усредненным стандартом жизни, не знающим нищеты и сверхбогатства. Вместе с тем подобные идеи почти всегда приводят только к одному – обществу коллективной бедности.
Полицейское государство характеризуется принудительным единомыслием. Одно из важнейших прав человека – свобода слова и убеждений – приносится в жертву «политической стабильности». Полицейское государство не терпит либерализма не только экономического, но и политического. Государство должно быть организовано в монолитный союз, проникнутый психологией единства, где каждый его член сознает свои обязанности по отношению к государству и свои интересы готов подчинить общему делу. Человек в полицейском государстве вынужден маскировать свои убеждения, чтобы не стать жертвой репрессий. Донос приобретает форму гражданской добродетели. Страх и подозрительность становятся повседневной реальностью. Громадный репрессивный и цензурный аппарат унифицирует систему ценностей и интересов. Вместе с тем полицейское государство живет как бы в двух измерениях, в двух плоскостях. Верхушка стремится навязать низам вполне приемлемые жизненные ориентиры, такие, как честный труд, порядочность, мир, согласие и т.п. Сама же политическая элита предпочитает жить по другим правилам и канонам. До известного момента народные массы пребывают в счастливом неведении, пока лицемерие и фарс не становятся слишком явными. При небольшом ослаблении политической власти от былого единства не остается и малейшего следа. Массы готовы пойти под знамена всякого, кто громче других обличает господствующий режим и мощный государственный спрут воистину в мгновение ока становится колоссом на глиняных ногах.
Тенденцию к превращению в полицейское государство имеет тот политический союз, которому угрожает некая военная опасность, прежде всего извне. Эта опасность либо мнимая, что чаще всего и бывает, либо реальная. Экономика такого государства миллитаризуется до крайних пределов, все работает на войну. Мощная пропагандистская машина преследует задачу создания образа врага в лице сопредельных, либо каких-либо других государств. Полувоенный образ жизни приучает массовое сознание к тому, что только единая, сильная власть, обладающая сверхполномочиями, способна мобилизовать экономические и людские ресурсы в случае каких-либо военных действий. Военизированное общество и государство могут быть только тоталитарными и полицейскими. Полицейщина – обратная сторона полувоеного общества и государства. Последние, «сориентированные на войну», с презрением относятся ко всякого рода демократическим правилам, стандартам, свободам человека и т.п.
Полицейское государство может сформироваться и как антитеза государству криминальному. Тоталитарные, полицейские режимы имеют одну особенность. Она выражается в том, что в таких государствах сравнительно мал удельный вес общеуголовной преступности. Маховик репрессий, рассчитанный прежде всего на «политически неблагонадежных», сказывается и на общем состоянии правопорядка. Версия о том, что рост преступности является своего рода платой за либеральные преобразования, является заслуживающей внимания. По всей видимости, криминальное государство имеет место тогда, когда власть на всех уровнях и преступные синдикаты образуют своеобразный государственно-криминальный симбиоз, нацеленный на получение сверхприбылей. Следствием этого является полное или частичное разложение правоохранительной системы. Гражданин становится беззащитным и одиноким. Постоянный страх из-за реальной возможности стать жертвой насилия приводит к тому, что он готов вручить власть кому угодно, только бы установить «твердый порядок». Естественно, выполнение этой задачи потребует экстраординарных, внесудебных и неправовых методов. Политические лидеры, авансирующие обещания расстреливать на месте всякого рода насильников и воров, становятся наиболее популярными. Но и здесь финал можно предсказать во всех подробностях. «Очищение от скверны» почти неминуемо ведет к полицейщине. В некоторых современных, в том числе демократических, государствах преступность стала проблемой, отрицающей здоровое, нравственное государственное начало, достигнут тот рубеж, дистанцироваться от которого уже невозможно нормальными, обычными методами. Уже сейчас в отдельных, еще недавно казавшихся благополучными странах в арсенале методов работы правоохранительных структур встречаются такие, которые трудно совместить с демократическими политическими режимами.
Очевидно, полицейское государство является актуальной проблемой прежде всего для тех стран, которые недавно освободились от тоталитарного прошлого. Здесь в любую минуту маятник политической жизни может качнуться в обратную сторону, поскольку для этого существует благодатная почва. К демократии, к правовому государству нельзя прийти в одночасье, за небольшой период времени. Здесь не должно быть места никаким иллюзиям. Демократия, рынок – лучшее, что придумало человечество, но именно лучшее, а не идеальное. Они несут с собой много издержек, потерь, которые болезненно воспринимаются людьми, еще совсем недавно существовавшими в другой системе координат. Переходный период – самый трудный и самый болезненный. Конечно, там, где многие десятилетия существуют устойчивые демократические, либеральные традиции, возникновение тоталитарной государственности практически невозможно. А вот там, где веками государство обожествлялось, где почти не существовало гражданское общество, где к праву, закону, свободе человека относились как к чуждым явлениям, там расстаться с прошлым достаточно сложно. Чем сильнее тоталитарная наследственность, чем беднее политическая и правовая культура, тем чаще маргинальное сознание вчерашнего обывателя возвращается назад. Вообще, там, где будущее представляется как возврат к прошлому, проблематично говорить о демократии. Недаром многие мыслители понимали общественную эволюцию как прогресс в осуществлении свободы.