Рациональность для него не только интеллектуальная конструкция смысла (поэтому картины мира нельзя, по его мнению, редуцировать к функциям познания и манипулирования внешней природой), но и категориальная схема языковой игры, приобретающая нормативное значение благодаря структурообразующей силе языка и своей связи с общественной практикой. Соответственно действие коммуникативного разума он распространяет не только на процессы намеренного заключения консенсуса, но и на процессы предварительного соглашения, которые создают интерсубъективно разделяемый жизненный мир. В этих функциях проявляется присущая разуму амбивалентность: с одной стороны, он выступает как инстанция, обусловливающая возможность критики познания, а с другой, как инстанция, устанавливающая нормы. Причем сопровождающий действия консенсус, “несущий” языковую игру, распространяется как на пропозициональное содержание выражений, т.е. на мнения, так и на интерсубъективно значимые взаимные ожидания относительно действий, т.е. на действующие нормы.
рациональность имеет дело не столько с познанием и приобретением знаний, как с тем, как способные к языку и действиям субъекты применяют знания”
В применении к субъекту рациональность можно понимать как его “диспозицию”, как потенциальную возможность субъективности генерировать структуры рациональности.
Когнитивная рациональность отвечает за способность субъекта приобретать знания в процессе практического освоения внешнего мира и коммуникативной практики. Телеологическая рациональность связана с его способностью к целенаправленной деятельности. Коммуникативная рациональность, находящаяся в центре внимания разрабатываемой Хабермасом теории понимания, проявляется прежде всего “в объединяющей силе ориентированной на взаимопонимание речи, которая гарантирует участвующим в разговоре интерсубъективно разделяемый жизненный мир и тем самым горизонт, внутри которого все они могут устанавливать отношения к одному и тому же объективному миру”.
Рациональность картин мира измеряется поэтому не в зависимости от их логических или семантических свойств; их функции заключаются в том, чтобы выработать формальный “концепт мира”, т.е. основные понятия, которые регулируют практическую деятельность людей и обусловливают возможность познания мира.
Однако, одна универсальная или формальная прагматика не может выявить все необходимые условия для взаимопонимания. Для этих процессов существенными оказываются также обусловливающие их материальные Apriori, среди которых в качестве важнейшего Хабермас выделяет понятия объективного мира и жизненного мира.
Понятие жизненного мира вводится в качестве коррелята к процессам взаимопонимания.[76] Он обозначает тот совместный горизонт, в пределах которого протекает повседневная жизнедеятельность и коммуникация, формирующие коллективные представления о действительности — языковые картины мира. Картины мира репрезентируют жизненный мир некоего социума, закрепляют проделанную предыдущими поколениями интерпретационную работу по истолкованию опыта обхождения с действительностью, отображают фоновые знания (Hintergrundwissen) социальных коллективов и координируют связь многообразных ориентиров для действий. Хабермас дефинирует жизненный мир как “абсолютно известное знание”,[77] которое имеет интерсубъективную значимость и обусловливает возможность беспроблемной коммуникации между членами языкового сообщества.
Понятие жизненного мира получает нормативное содержание. С одной стороны, жизненный мир задает ограничивающий контекст происходящей в данный момент речевой ситуации; с другой, он в качестве непроблематизируемого дорефлексивного фона оказывается конститутивным для ориентированной на взаимопонимание коммуникации. Жизненный мир образует фундамент для значимости речи. В том смысле, что его можно рассматривать как совокупность прагматических правил, предоставляющих основу для формирования значений, он приближается по своим функциям к трансцендентальным условиям возможности взаимопонимания.
С точки зрения процедуры коммуникации жизненный мир эквивалентен идеальной речевой ситуации. Его минимальной структурой оказывается коммуникативное действие, основанное на “естественном модусе” языка, т.е. на его использовании в коммуникации, нацеленной на взаимопонимание. Взаимопонимание, являющееся необходимым условием существования жизненного мира и сопровождающее социальную кооперацию в его пределах, опосредует отношение человека к объективному, субъективному и социальному мирам. Благодаря вкладу коммуникативного действия происходит репродукция жизненного мира, из ресурсов последнего, в свою очередь, подпитывается коммуникативное действие. Жизненный мир и коммуникативное действие оказываются, таким образом, комплементарными по отношению друг к другу.[80] В этом заключается особенность концепции жизненного мира с точки зрения универсальной прагматики по сравнению с его социологической интерпретацией.
Концепция жизненного мира является местом подключения формальной прагматики к эмпирической за счет того, что она “репрезентирует коммуникативно-совместные фоновые знания, без чего коммуникативное использование слов не может быть полностью понято как их значение.