Церковь живет как постоянный собор. «Соборный (кафолический) образ жизни Церкви выражается не только во время созыва Соборов, но и во всяком акте общения:... первого между епископами (митрополита) с находящимися в его ведении епископами; епископа с пресвитерами; священника, настоятеля общины, с причтом и мирянами, составляющими эту общину; наконец, мирян между собой».
Мы желаем, чтобы вкладом в соборную жизнь тела Церкви был и этот текст, составленный с большим уважением к церковным институтам и лицам, которые потрудились для созыва Святого и Великого Собора, особенно к уважаемой Вселенской Патриархии. Он смиренно обращен к нашим епископам и полноте Церкви, чтобы высказать нашу мысль и услышать их слово. Ибо так возделывается единство и прославляется Святая Троица, как об этом сказано в 34-м Апостольском правиле.
Цель — благодатное единство.
Святой и Великий Собор был созван, чтобы показать, «что Православная Церковь есть Единая, Святая, Соборная и Апостольская Церковь, объединенная Таинствами, и, более всего, Божественной Евхаристией и Православной верой, а также соборностью».
Поскольку «разделение Церкви онтологически невозможно, … но лишь отпадение от Церкви», искомым всегда является наше единство с Церковью. Единство всех нас в Церкви означает совместное причастие Божественной Жизни, которое предполагает один образ мыслей, одну апостольскую-свтятоотеческую Веру, одну Евхаристию, один этос, одну надежду спасения во Христе (Еф. 4, 1-5). Об этом единстве молился Господь Иисус Христос Небесному Отцу: «И славу, которую Ты дал Мне, Я дал им: да будут едино, как Мы едино» (Ин. 17, 22). Вне благодатного единства Церкви — грех, заблуждение, разделение, ересь, духовная смерть (3 правило Афанасия Великого, правило святого поместного Собора Карфагенского при священномученике Киприане). «Когда мы все веруем одинаково, это и есть единение», согласно святому Златоусту. Мы неверно понимаем Таинство Церкви, если видим наше единство с Ней только как внешнюю связь, а не как благодатное единство во Христе, в Теле Христовом. Послушанием во Христе, смирением во Христе, свободой от эгоцентризма, от антропоцентризма и сообразования с мiром мы соучаствуем в благодатном единстве Церкви.Во имя этого единства Святая гора Афон говорит всякий раз, когда Вера или евангельские заповеди подвергаются опасности. Она говорит и молчит с рассуждением. Стремясь к этому единству, Священный Кинот Святой горы Афон составил свое Письмо Святейшему Патриарху Варфоломею от 12/25 мая 2016, прося внести необходимые изменения в предсоборные документы. Кинот говорил с благоразумием и смелостью о необходимости изменений предсоборных документов Святого и Великого Собора, дабы они выражали единый и соборный образ мыслей Церкви.
Предсоборные документы не отражали чёткого православного экклезиологического образа мыслей, особенно в вопросе межхристианских отношений. Это показала и предсоборная оценка документа «Отношения Православной Церкви с остальным христианским миром» иерархами Поместных Церквей.
Предсоборные документы приняли такой вид потому, что их составление осуществлялось руководящими лицами, которые организовывали и проводили одновременно как предсоборные совещания, так и проходившие параллельно им межхристианские диалоги. Известно формально всеправославное (начиная с 1961 г.) представительство на этих диалогах, но также известно то, что этот курс не был всеправославно одобрен. Также известны сочинения видных богословов, выражающие критическую позицию относительно конкретных положений и заключений этих диалогов, противодействие Поместных Церквей, Святой горы Афон, епископов, клириков и богословов, как и недовольство благочестивого народа неподобающими действиями в ходе межхристианских контактов. Тем, кто в курсе дела, также известно о недовольстве и прекращении участия в межхристианских диалогах выдающихся богословов, а также об изобличающих свидетельствах инославных религиозных деятелей, с официальным статусом и без такового, о том, как они воспринимают цели «экуменических» отношений.
Наши чаяния от Собора
Собор мог бы придать экклезиологически правильный вид межхристианским связям, положить конец проблемам, вызванным ошибками межхристианских диалогов. Ведь он был созван не как совещание православных делегаций, но как Собор Церкви. Было необходимо выразить единый образ мысли в Церкви, ответ Собора на важную богословскую проблему синкретического экуменизма.
Мы надеялись, что Святой и Великий Собор примет конкретные и чёткие соборные постановления. С искренней надеждой мы внимательно изучили предсоборные документы и составили комментарии и предложения к проектам документов Святого и Великого Собора в меморандуме-документе нашей Священной Обители от 4/17 марта 2016. Мы хотели выразить два основных ожидания от Святого и Великого Собора:
Во-первых, чтобы были без расплывчатости сформулированы основы Православной Экклезиологии, представляющие Православную Церковь как единственную Церковь, Единую Святую Соборную и Апостольскую, так чтобы было удобно отличать её от ересей и расколов инославного христианского мира. То есть, мы ожидали, что будет написано и утверждено, что только она хранит апостольскую Веру без нововведений, только она обладает апостольским преемством своих епископов, только она совершает подлинные Священные Таинства (Крещение, Миропомазание, Священство, Евхаристию и проч.), только она как Тело Христово подает спасающую божественную и нетварную Благодать, только она обеспечивает безошибочный опыт богопознания, истинное благочестие, подлинный богослужебный уклад и согласную Священным Канонам соборность.
Во-вторых, мы ожидали, что с ясностью и искренностью будут описаны экклезиологические начала, которые не позволяли бы разрушаться — через участие в межхристианских диалогах — тем границам, которые Церковь своими священными Канонами утвердила между Православием и ересью. Потому что только при этом условии православный экклезиологический образ мыслей не изменится из-за необдуманных экуменических контактов и для инославных христиан не потеряется возможность узнать путь своего возвращения к апостольской Вере и в Единую Святую Соборную и Апостольскую Церковь.
Мы выразили свое мнение и свои чаяния согласно патриаршему Окружному Посланию, но также согласно с заветами бывших прежде нас отцов. Выразили их с болью, надеясь, что они посодействуют восстановлению одного и единственного образа мыслей в Церкви; что в конечные документы не войдут элементы экуменической экклезиологии, подобные элементам II Ватиканского собора и ВСЦ, проявлявшиеся во многих заявлениях и мероприятиях прошлого. В документе-меморандуме наше мнение было выражено следующим образом:
«Мы с благоговением выражаем наши мысли Преосвященным Иерархам святой Православной Церкви о том, каким образом проекты документов могли бы приобрести более «кафолический» характер, то есть выразить более точно соборный разум Церкви так, как его хранит наше каноническое предание, литургическое сознание и опыт наших благодатных святых: общение со всеми святыми».
Что касается спорного экклезиологического вопроса об отношениях Православной Церкви к остальному христианскому миру, наше мнение было выражено следующим образом:
«Данный документ представляется составленным с некоторой односторонностью; он отражает только одну сторону вопроса. В нем описаны связи Православной Церкви с инославным христианским миром с точки зрения тех, кто осуществлял эти связи в последние 50 лет. Однако в Церкви существует и другая богословская точка зрения на межхристианские отношения. Авторитетные во всей Православной Церкви Архиереи, клирики, монахи, богословы (с академическими званиями и без таковых), Святая гора Афон и простой народ, — и среди них люди, достигшие святости, — обстоятельно выразили свои строгие предостережения относительно как формы отношений с инославными, выраженной в данном проекте документа, так и богословия, лежащего в основании таких отношений. Согласно этой точке зрения, которая, как мы убеждены, выражает веру пророков, апостолов и отцов, — рассматриваемый проект документа должен быть переписан, чтобы выражать эту веру. В такой надежде мы благоговейно представляем свои комментарии и предложения, чтобы соборные Архиереи выразили своё мнение о той форме, которую должен принять этот документ».
Мы с надеждой ожидали исхода Святого и Великого Собора. Каждый собор, так как он является собором Церкви, прежде своего созыва несет надежду. Невозможно предрешить результат какого-либо собора Церкви, даже зная заранее обстоятельства его созыва. О соборах судят только по их итогам: «Те соборы благочестивый канон Церкви признает святыми и принятыми, которые одобрила правота догматов», согласно святому богоносному Максиму Исповеднику.
Церковь судит экуменизм.
Инославный экуменизм (протестантский и римоцентричный) — экуменизм синкретический, ставящий своей целью «единство несмотря на разницу в догматах». Очевидно, под его влияние подпали некоторые православные, в продолжение десятилетий поддававшиеся гуманистическим соблазнам новой эпохи, которая якобы не должна оставаться в неуступчивости прошлого.
Однако этот дух не выражал Церкви. Наша Православная Церковь не отождествила себя с подобным экуменизмом. Множество избранных пастырей и церковный народ не только не согласились с таким экуменизмом, но и обличали его. Достойные лица, до сегодняшнего дня пользующиеся большим уважением, некоторые из которых причислены к лику святых, выразили Церковь, удостоверили её исключительность.
Наши епископы прибыли на Святой и Великий Собор не для того, чтобы одобрить экуменический курс, но чтобы подтвердить, что мы, православные, суть Единая Святая Соборная и Апостольская Церковь.
Мы не можем поставить под сомнение блистательную попытку Предстоятелей и участвовавших в Соборе архиереев улучшить текст документов. Мы должны высоко оценить богословские усилия некоторых епископов удалить небогословские понятия и выражения и добавить необходимые предложения, чтобы избежать возможного экуменического истолкования документов.
Ради объективности и истины обозначим некоторые основные изменения, сделанные в правильном направлении и доставившие нам удовлетворение:
⦁ В достаточном количестве мест в тексте, где речь идет о неправославных, было добавлено определение «инославные», так что выявляется их отклонение от Православной апостольской Веры. В пар. 21 чётко говорится, что «неправославные Церкви отклонились от истинной веры Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви».
⦁ В вопросе о межхристианских диалогах был добавлен пункт о том, что должны происходить их периодические оценки.
⦁ В вопросе об участии в ВСЦ было разъяснено, что это участие имеет в виду продвижение [подразумевается только] мирного сосуществования и сотрудничества пред лицом значительных общественно-политических вызовов.
⦁ Уния была причислена к неприемлемым действиям или методам сближения христиан.
⦁ Из первого параграфа 2-й главы предсоборного документа «Миссия Православной Церкви в современном мире» было исключено персоналистическое упоминание о человеке «как члене сообщества личностей, в единстве человеческого рода по благодати отражающих жизнь и общение Божественных Лиц в Святой Троице».
⦁ В вопросе о смешанных браках с инославными было избегнуто прямое заявление об обязательности их венчания, каковое запрещено имеющим кафолическую силу предписанием 72-го правила Трулльского собора. Была утверждена лишь «возможность применения церковной икономии».
⦁ Были упомянуты (в Окружном послании Собора) как «обладающие вселенским авторитетом» Соборы при святом Фотии (879) и святом Григории Паламе (1351), на которых осуждаются еретические догматы, такие как филиокве, примат папы и тварная Благодать, и последующие Соборы, которые отменили решения Ферраро-Флорентийского лжесобора и опровергли протестантские воззрения.
Документы не были исправлены в достаточной мере.
Итак, Собор мог исправить предсоборные документы в достаточной мере. Он мог переписать спорный текст об отношениях с инославными и определить четкие экклезиологические основания для богословских диалогов и так называемых экуменических контактов. Однако этого не случилось, несмотря на то, что Святейший Вселенский Патриарх как председатель Собора был открыт для любых предложений. К сожалению, некоторые не захотели. «Документ хорош, исправления не нужны», — так, как передают, сказал авторитетный деятель Собора.
Документы остались расплывчатыми, двусмысленными. Боголюбивейший епископ Карпасийский Христофор, для предупреждения злоупотреблений их расплывчатостью, пишет: «Это вопрос исключительно толкования определений, содержащихся в соответствующем документе, а не просто указания на них. Если мы хотим назидания нашей паствы, а не её возможного разделения, мы должны толковать этот документ православно, чтобы, если есть какая-либо неясность или недостаток, указать и истолковать его православно и тем самым избежать его неправильного понимания, неправильного использования».
На расплывчатость смело указывает и преосв. Митрополит Навпактский: «Весь документ недостаточен и противоречив в отношении своей экклезиологии, потому что он не определяет, кто причастен и кто не причастен Церкви, кем являются те, кто отсечен от Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви, и каковы границы между Православной Церковью и ересью. Это одна из основных причин, наряду с прочими, по которой я не подписал итоговый документ. Я сделал это сознательно».
А преосв. епископ Бачский Ириней Булович написал после Собора: «Весь текст от начала до конца, по моему мнению, является непоправимым и неприемлемым, так как представляет собой несовместимое смешение православных по своей сути положений и «экуменической» по своему духу и интонации терминологии».
Таким образом, цитированными выше архиереями подтверждается необходимость выражаться точно в соборных документах, как писал еще до собора и затем в Деяниях Собора преосв. Митрополит Лимасольский Афанасий: «Смиренно полагаю, что такие важнейшие и такие авторитетные тексты Святого и Великого Собора Православной Церкви должны быть сформулированы очень тщательно и со всей точностью богословия и канонического права, чтобы в них не было неясных или непризнанных богословских терминов и ошибочных формулировок, которые могут привести к неправильному пониманию и искажению подлинного исповедания Православной Церкви».
По внимательном изучении спорного 6-го документа мы констатируем определенные места, где нечёткость даёт возможность различного истолкования текста:
1) Упоминается об инославных христианских церквях, не находящихся в общении с Православной Церковью (см. пар. 6), а также об истине и вере и предании семи Вселенских Соборов как основании поиска единства христиан (см. пар. 5). Однако апостольская истина, вера и предание Вселенских Соборов не описываются и не делается их противопоставления инославию «инославных христианских церквей» на основании конкретных элементов двухтысячелетнего Предания Церкви. Таким образом, Церковь не отграничивается чётко от ересей, присваивающих себе апостольскую истину, вне зависимости от того, принимают ли они лишь три первых Вселенских Собора (монофизиты), созвали ли они двадцать один (римокатолики), или отказываются признавать в Православной Церкви всю апостольскую веру (протестанты).
Итак, поскольку мы именуем их «инославными христианскими церквами» (подразумевая, что они обладают некоторой структурой и некоторыми элементами Церкви, но инославны по вере), не определяя чётко их инославия (которое вывело их за пределы Церкви, в ересь), мы легко можем соскользнуть в антиправославную теорию о том, что православные и римокатолики «находятся уже в состоянии не завершенного раскола, но прекращения церковного общения (ἀκοινωνησία)». Эта теория, принятая и некоторыми православными богословами, извращает понимание Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви (в которую она помещает православных и римокатоликов несмотря на догматические различия), также как и понимание инославия, которое воспринимается как другое выражение той же апостольской веры!
Безопасное проведение межхристианских диалогов нуждается в некотором уставном документе, который с чёткостью выражал бы различие между Православием и ересью, Церковью и еретическими «церквями». За образец могут быть взяты 1 правило II Вселенского Собора и 1 и 2 правила Трулльского Собора.
2) В пар. 20 были отмечены недостатки, оставляющие место для крещального богословия и признания церковности у инославных.
3) Совершенно неясен 23 параграф, гласящий, что диалог должен сопровождаться «делами взаимопонимания и любви». Не разъясняется, до какого предела могут доходить эти дела и на основании каких Священных Канонов, чтобы, с одной стороны, обнаруживалась наше душевное благородство и наша заинтересованность в спасении инославных, а с другой — сохранялось в неприкосновенности Православное экклезиологическое сознание. То есть, отсутствуют положения, которые запрещали бы действия и высказывания (совместные молитвы, литургические приветствия и т. д.), которые представляют инославных как Церковь с подлинным Крещением, Священством и спасающей Благодатью и на деле ниспровергают и упраздняют самосознание Православной Церкви как Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви.
Что касается присутствия Православных Церквей в ВСЦ (с которым Святая гора Афон уже выразила свое несогласие), то является положительным заявление соборного документа о том, что они «вносят свой вклад [подразумевается только] в продвижение мирного сосуществования и сотрудничества пред лицом значительных общественно-политических вызовов» (пар. 17). Однако участие Православных Церквей в ВСЦ основывается на «Торонтской декларации» (пар. 19), очень проблемного с экклезиологической точки зрения документа. Можно поставить серьёзный вопрос: не приобретает ли «Торонтская декларация» со всеми своими серьёзными проблемами, благодаря цитированию её Собором, силу уставного документа для Православной Церкви?! Кроме того, в соборном документе подтверждается участие православных в ВСЦ без прямого запрета «межконфессиональных совместных молитв», которые были предложены Особой Комиссией об участии православных в ВСЦ и приняты его пленумом в 2006 (Порту-Алегри) и без осуждения и отвержения некоторых совместно принятых (включая православных участников) антиправославных мнений ВСЦ о Церкви и Крещении.
4) В пар. 11 говорится, что диалоги, в которых не достигается согласие по какому-либо вопросу, не прекращаются, но, напротив, после фиксации богословского разногласия, продолжаются. Бесспорно, доводить диалог до конца несмотря на трудности — правильно. Однако продолжение или прекращение диалога является не только практическим вопросом, но имеет и экклезиологическое и сотериологическое значение. Бесплодные диалоги способствуют притуплению догматической чувствительности участвующих в них православных богословов, как и православной полноты. Что же означает в таком случае продолжение диалогов? Например, в отношении важнейшего вопроса об унии: достаточно ли простого (и похвального) упоминания слова «униатство» (пар. 23) среди форм межконфессионального антагонизма, тогда как уния является прежде всего экклезиологической проблемой, которая должна была быть решена прежде начала богословского диалога? Как теперь будет пониматься проблема унии — как практический антагонизм или как экклезиологическое искажение, лишающее человека спасения?
5) Пар. 4, 5 и 6 устанавливают участие Православной Церкви в межхристианских диалогах и в экуменическом движении с заверением, что «участие православных в движении за восстановление единства с другими христианами в Единой Святой Соборной Апостольской Церкви... последовательно выражает апостольскую веру и Предание в новых исторических условиях» (пар. 4).
Вопрос в том, на каких экклезиологических началах мы основываем участие православных в сегодняшних межхристианских диалогах, чтобы оно было последовательным в отношении к апостольской вере и преданию. В сегодняшних исторических условиях, также как и в прежних (латинократии XIII века*, Propaganda Fidei XVI-XVIII веков), верный критерий Православного «диалога» заключается в том, чтобы экклезиологическая идентичность православных сохранялась неизменной. Некогда это выражалось в отказе подчиниться папе. Позднее в отвержении унии, то есть отказе поминать папу как главу Церкви. Сегодня речь идет об отказе от «взаимного признания в качестве Церквей», как этого желает экуменическое движение XX века.
В соборном документе не провозглашается явно, что никакое другое христианское сообщество не есть Церковь в догматическом понимании этого термина, кроме Церкви Православной. Ни до Собора, ни на Соборе не удалось включить в 1 пар. 6-го документа понятие единственности Церкви, хотя Святая гора Афон поняла этот параграф именно в таком значении. Однако отсутствие понятия единственности представляет собой очень значительный недостаток. Смещение римокатолической экклезиологии от понимания «исключительности» (до II Ватиканского собора) к сегодняшнему пониманию Конституции Lumen Gentium, что Единая Святая Церковь «subsistit» (пребывает, содержится,) в Римокатолической (а не тождественна ей) указывает на некоторую опасность, которой мы, православные, должны избежать, подчеркивая понятие единственности Православной Церкви как всей и одной Церкви. Представители Православных Церквей на экуменических заседаниях, когда излагали совместное Заявление, подчеркивали единственность Православной Церкви как всей и одной Единой Святой. Например, в Лунде в 1952: «Она есть вся и одна Церковь, тело Христово, наследница Апостолов. Так что только она может определять веру. И мы уверены, что это доказательство её единственности». Священный Кинот Святой горы Афон очень часто в своих официальных документах обращал внимание на единственность Церкви. Например, в Послании Святейшему Вселенскому Патриарху Варфоломею (1/14 ноября 1995): «Только наша Православная Церковь есть Единая Святая Соборная и Апостольская Церковь Символа Веры, прочие же инославные «Церкви» пребывают в ереси и обольщении». И сам Святейший патриарх заявил в священном храме Протата 21 октября 2008: «Православная Церковь – она одна есть Единая Святая Соборная и Апостольская Церковь».
6) Очевидно несоответствие между провозглашением: «Православная Церковь, будучи Единой, Святой Соборной и Апостольской Церковью» (пар. 1) и тем, что происходило на богословских диалогах. С тех пор, как впервые была составлена эта формулировка (III Предсоборное Совещание, 1986), до сего дня, несмотря на то, что с того времени подчеркивается, что свидетельство Православной Церкви дается «на основании её апостольского предания и веры», были заключены богословские соглашения, которые не основываются на апостольской вере и предании. Таковы, например, соглашение Смешанной Комиссии православных и антихалкидонитов о христологии (1989, 1990); соглашение об экклезиологии в Баламанде (1993), которое подвело итог соглашениям Смешанной Комиссии православных и римокатоликов в Мюнхене (1982), Бари (1986), Новом Валааме (1988), касавшимся церковного характера обеих сторон (апостольская вера, апостольское преемство, подлинные таинства); и соглашение в Равенне (2007) о якобы существовании первенства одного епископа на всемирном уровне, которое, к счастью, еще не успело развиться.
Соборный текст становится еще более неясным из-за категорического заверения Окружного послания, что «диалоги, которые ведёт Православная Церковь, никогда не означали, не означают, и не будут означать какого бы то ни было компромисса в вопросах веры». Если вышеприведенные богословские соглашения не являются «компромиссом в вопросах веры», мы недоумеваем о том, что тогда является компромиссом и что такое «богословский минимализм», отвергаемый формулировкой Окружного послания: «Православная Церковь никогда не принимала богословский минимализм и не ставила под сомнение своё догматическое предание и свою евангельскую мораль» (пар. 20)?!
Из вышеизложенных шести пунктов можно сделать вывод, что документ об отношениях с остальным христианским миром ориентирован на соборное закрепление курса межхристианских связей последних пятидесяти лет без необходимых оснований в Православной Экклезиологии. Возникает вопрос: насколько легко этот курс может быть назван «Православным экуменизмом» (о. Думитру Станилоаэ), или приглашением к «всемирному возвращению в Православие» (о. Георгий Флоровский)?
Ошибки межхристианских диалогов прошлого не дают возможности ответить положительно. Сейчас был необходим документ святоотеческого духа, который не оставлял бы лазейки для инославного экуменизма (теория «церквей-сестер» и «двух легких», признание инославного крещения и священства, общая христологическая вера с антихалкидонитами, принятие ватиканского «Clarification», подписание особых документов О Церкви комиссии ВСЦ Вера и церковное устройство и т. д., и соответствующие «этикетные церковные» мероприятия, которые их подтверждают). Подобный текст имел бы целью возвращение инославных в единство Церкви. Он показывал бы, что мы не признаем на деле церковность инославных «церквей» (что они являются церквями в богословском понимании этого термина), тем самым оставляя инославных пребывать в своих заблуждениях.
Будущие диалоги.
Соборный документ об отношениях с инославными представляет недостаток экклезиологической точности. Это неизбежно проявится во время будущих экуменических контактов, в которых дух документа будет реализован на практике. Было бы желательно, чтобы межхристианские диалоги начались заново с некоторого «чистого листа» чистой Православной Экклезиологии. Однако вероятно, что в действительности они будут созидаться на достижениях прошлого, которые так или иначе обнаруживают отклонения от Православной Экклезиологии. Приведем примеры диалогов, в которых должно проявиться то, как будет истолкован дух документа:
Первый пример: диалог с римокатоликами достиг соглашений в Мюнхене, Бари, Новом Валааме, Баламанде, Равенне. Согласится ли с ними новый состав богословской комиссии? Отвергнет ли она старые соглашения и изложит новые, экклезиологически верные, богословские критерии? Какое указание получат от своей иерархии богословы соответствующей комиссии? Кто будет формировать её состав? Будет ли представлена в комиссии и сторона, не согласная с чрезмерно смелыми, непозволительными действиями?
Второй пример: соглашения Смешанной Комиссии диалога с антихалкидонитами, как предполагалось, должны были быть переданы Великому Собору и оценены им. Однако они уже имеют силу, так как для них существует особенное условие, позволившее начать их реализацию еще до их оценки Собором. Итак, соглашения о якобы общем христологическом учении православных и антихалкидонитов остаются в силе и повлекли за собой частичное общение в таинствах в древних патриархатах и в православной диаспоре. Спрашивается: будет ли исправлена эта экклезиологическая несообразность и церковное бесчиние? Будет ли возможное возобновление этого богословского диалога означать отмену принятых неправославных соглашений, на основании теперь уже и исповедания Святого и Великого Собора, что Православная Церковь есть Единая Святая, а «неправославные Церкви и конфессии отклонились от истинной веры Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви» (пар. 21)?
Третий пример: между «церквями» Германии (большой части спектра христианских конфессий) было подписано соглашение о взаимном признании крещения и запрете на перекрещивание верующих в случае смены «церкви». Межхристианский диалог на двустороннем и многостороннем уровнях сочтёт это соглашение действующим или пренебрежет им как по сути отмененным действием пар. 1 документа Отношения…? То есть, будет ли принцип пар. 1 иметь на деле подлинное экклезиологическое содержание, вытекающее из нашей Православной Веры в Единую Святую Соборную Церковь?
Кроме того, образ понимания соборного документа о межхристианских связях выяснится ещё из двух сторон экуменических контактов:
Одна сторона — экуменическое общение, то есть литургические приветствия, совместные молитвы, благословения православной паствы еретическими церковыми лидерами, совместные мероприятия православных и инославных предстоятелей и клириков, которыми притупляется православное чувство и продвигается народный экуменизм. Они продолжатся или прекратятся?
Вторая сторона касается богословских исследований, богословских научных конференций и всего того в академическом пространстве, что движет межхристианские диалоги в сторону синкретического экуменизма и иногда успешно «используется» церковными деятелями. В пример можно привести богословское творчество, которое в продолжение многих лет представляет монофизитов православными в их христологическом учении, известная папская Clarification, уравнивающая филиокве и исхождение Святого Духа от одного Отца, богословские исследования, утверждающие действительность крещения инославных. На основании каких экклезиологичских критериев будет становится приемлемым этот богословский вклад?
Заключение.
Предсоборные документы были нагружены своей известной предисторией и своими недостатками. Они обусловливались и отражали историю межхристианских богословских диалогов, решений и соглашений. Было бы неправильно толковать их сами по себе и из себя самих.
Без сомнения, Собор улучшил предсоборные документы. Однако окончательные соборные документы все еще представляют неясности. Они не приняли «кафолического вида», которым они могли бы содействовать «кафолическому единству» Церкви и получить ожидаемую «кафолическую силу действия».
Наши чаяния от Святого и Великого Собора не исполнились, несмотря на улучшения соборных документов. Мы желали бы, чтобы постановления Собора были такими, чтобы из можно было включить в Синодик Православия, чтобы читать их как Святогорский томос.Но мы не теряем надежды. Мы доверяем нашей Церкви, нашим архиереям, нашим клирикам, нашему благочестивому народу. Мы надеемся на веяние Святого Духа, который «весь собираетъ соборъ церковный». Документы могут дозреть, быть очищены, переписаны — тем способом, который подскажет нашим архиереям Дух Святой. Тогда эти документы послужат благодатному единству Церкви.