Наличие латентной информации в законодательстве – это исторически сложившееся явление, во многом обусловленное задачами самого закона. Латентный (от лат. latens, latentis – скрытый, невидимый) означает «внешне не проявляющийся, скрытый». Соответственно, латентность воспринимается как скрытая, завуалированная форма выражения чего-либо, обусловленная различными условиями и факторами. В законодательном тексте латентность в большинстве случаев определяется волеизъявлением законодателя, который, преследуя различные цели, продуманно оставляет место для возможного поиска заложенной в языковой формуле информации. Однако в данной ситуации есть и исключения, связанные с упущениями законотворчества, элементами недоработок субъектов нормотворческой деятельности, отрицательно сказывающихся на качестве конечного произведения.
Придерживаясь принципа экономии языковых средств, законодатель довольно часто использует такие выражения, как «если иное не предусмотрено законом или договором» (например, в ст. 132 ГК РФ), «в соответствии с федеральными законами» (например, в статье 15 ЗК РФ), «меры, предусмотренные настоящим Кодексом» (например, в ст. 21 УК РФ) и т.п. В этой связи, идеальной моделью использования латентной информации в законодательстве является ее восприятие на уровне научного познания в качестве структурной составляющей права дозволения, потому как все дозволенное (необходимое) в тексте закона описать практически невозможно. Однако юридическое действие принципа «все разрешено, что не запрещено законом» под углом терминологического выражения латентности в законодательном тексте должно быть, прежде всего, позитивно направлено на защиту интересов каждого адресата.
Поэтому основное правило использования латентной информации в законодательных актах должно выглядеть следующим образом: «неявная, терминологически не выраженная информация, существующая в тексте правовой нормы и являющаяся источником ее латентности, не должна лишать заинтересованное лицо возможности адекватного восприятия данной нормы».
Позитивность латентности определяется, прежде всего, возможностью в необходимых случаях донести информацию до пользователя в наиболее сжатой форме, используя юридические термины. В этой ситуации законодатель связан рамками содержания выражаемых понятий, логикой мысли, стилистическими правилами русского языка.
Негативность латентности выражается в наличии таких языковых средств, использование которых подразумевает скрытые для восприятия пользователя сущностные элементы понятия, что затрудняет его адекватное понимание. Негативная латентность создает препятствия в работе заинтересованных лиц с законодательным текстом.
В качестве объективных причин латентности законодательного текста необходимо выделить следующие:
1) отсутствие у законодателя реальной возможности для демонстрации вариативной палитры урегулирования конкретного общественного отношения;
2) наличие в нормативном предписании положений, предусматривающих возможную перспективу развития тех или иных аспектов регулируемых общественных отношений;
3) региональный (местный) и (или) национальный фактор, присутствующий в законодательном тексте, определяющий существо отношений, подлежащих нормативному урегулированию;
4) необходимое использование в тексте закона оценочных терминов.
Негативными причинами латентности законодательного текста, связанными с использованием юридической терминологии, являются:
1) отсутствие законодательной дефиниции юридического термина, нуждающегося в определении;
2) наличие содержательных недоработок в законодательном акте;
3) необоснованное использование оценочных терминов;
4) чрезмерная терминологическая загруженность законодательного текста, осложненная наличием выражений латентного характера.
Следует остановиться на выделенных причинах негативной латентности законодательного текста, связанных с использованием юридической терминологии, более подробно.
1. Отсутствие законодательной дефиниции юридического термина, нуждающегося в определении.
Существует целый ряд ситуаций, характеризующихся наличием реальной возможности для исключения латентности законодательного текста, связанных с необходимостью разъяснения смысла некоторых юридических терминов.
Примеры.
В тексте Федерального закона «О физической культуре и спорте в Российской Федерации» не определяется такой важный для данной сферы общественных отношений термин, как «допинг», в тексте Федерального закона «О Российской корпорации нанотехнологий» не содержится определения самого термина «нанотехнология», а в Земельном кодексе РФ не определен термин «рекультивация нарушенных земель», содержание которого понятно далеко не всем адресатам закона.
Отсутствие воли законодателя, направленной на разъяснение данных и некоторых других терминов, обусловлено, скорее всего, недостаточным исследованием вариантов возможных затруднений, которые могут возникнуть у лиц при работе с нормативным текстом. Тем не менее, такая проработка нужна. Текстуальное выражение законодательных установлений должно быть сориентировано на рядового пользователя - человека без специального юридического образования. В противном случае закон перестанет отвечать критерию всеобщности, который проявляется в общедоступном содержании и ясной форме.
2. Наличие содержательных недоработок в законодательном акте.
Данная причина негативной латентности законодательного текста также весьма характерна для современного российского нормативного массива.
Примеры.
В статье 5 «Понятие леса» Лесного кодекса Российской Федерации закреплено положение, в соответствии с которым «использование, охрана, защита, воспроизводство лесов осуществляются исходя из понятия о лесе как об экологической системе или как о природном ресурсе». Как видно из текста данной статьи, термин «лес» трактуется в законе либо как «экологическая система», либо как «природный ресурс». Такая двоякость в понимании основного, законообразующего понятия придает правовой норме, закрепленной в статье 5 ЛК РФ, негативную латентность.
Лес необходимо воспринимать как самостоятельную экологическую систему и как природный ресурс одновременно, а значит в статье 5 Лесного кодекса Российской Федерации разделительный союз «или» необходимо заменить на соединительный союз «и». В этом случае использование леса для различных личных, общественных или государственных целей будет возможно лишь при условии соблюдения экологических норм, а значит – при условии соблюдения экологического баланса в природе.
Небезынтересен в исследуемом аспекте и Федеральный закон «О государственном языке Российской Федерации». В данном законе много исключительно важных положений, связанных с определением сфер использования государственного языка, направлений его защиты и поддержки со стороны государства. При этом присутствуют в нем и установления, которые имеют небесспорный, негативно латентный характер. Обратим внимание на определение в преамбуле такой основной цели данного закона, как «защита и развитие языковой культуры». Действительно, защите государственного (русского) языка посвящена статья 4 исследуемого закона, в которой сформулированы направления, по которым она должна проводиться, а вот о развитии языковой культуры, да и языковой политики в целом, в тексте закона не сказано ни слова. Более того, в Федеральном законе «О государственном языке Российской Федерации» нет нормы, касающейся необходимости изучения русского языка как государственного гражданами страны, что является чрезвычайно важным требованием. Примером в данном случае может служить статья 4 закона Республики Казахстан «О языках в Республике Казахстан», закрепляющая, что «долгом каждого гражданина Республики Казахстан является овладение государственным языком, являющимся важнейшим фактором консолидации народа Казахстана». Для нас это особенно актуально. Изучение русского языка как языка государственного должно быть священным долгом каждого гражданина России, в каком бы субъекте федерации он ни проживал. И это действительно необходимо было определить законодательно.
Следует внимательно отнестись и к анализу некоторых положений, установленных в статье 3 Федерального закона «О государственном языке Российской Федерации». Так, в п. 9 части 1 данной статьи устанавливается, что государственный язык Российской Федерации подлежит обязательному использованию «в деятельности общероссийских, региональных и муниципальных организаций телерадиовещания, редакций общероссийских, региональных и муниципальных периодических печатных изданий, за исключением деятельности организаций телерадиовещания и редакций периодических печатных изданий, учрежденных специально для осуществления теле- и (или) радиовещания либо издания печатной продукции на государственных языках республик, находящихся в составе Российской Федерации, других языках народов Российской Федерации или иностранных языках, а также за исключением случаев, если использование лексики, не соответствующей нормам русского языка как государственного языка Российской Федерации, является неотъемлемой частью художественного замысла».
В данном случае используемый термин «художественный замысел» обладает негативной латентностью. Ведь вполне реально сделать вывод о том, что в нормативном акте, принадлежащем к числу наиболее значимых юридических источников, официально закрепляется возможность использования в средствах массовой информации нетипичной, ненормативной лексики. Заметим при этом, что абсолютно противоположные сентенции устанавливает законодательство других, сопредельных нам, государств. Например, в статье 27 закона Республики Беларусь «О языках в Республике Беларусь» четко сформулировано положение, в соответствии с которым «в средствах массовой информации не допускается искажение общепринятых норм используемого языка». В Республике Беларусь два государственных языка – белорусский и русский, и они окружены одинаковой правовой защитой. Получается, что законодательство другого государства в полной мере защищает русский язык, обеспечивает его чистоту в средствах массовой информации, российский же законодатель придерживается иной позиции. Схожее требование по отношению к использованию государственного (кыргызского) языка в средствах массовой информации изложено и в законе Кыргызской Республики «О государственном языке Кыргызской Республики», статья 20 которого устанавливает, что «все средства массовой информации, функционирующие на государственном языке (телевидение, радио, издательства, органы печати), обязаны соблюдать нормы кыргызского литературного языка». Установление кыргызского законодателя носит императивный характер, без всяческих изъятий.
В российском законе «О государственном языке Российской Федерации» также нет необходимости в дополнительных изъятиях и фраза «за исключением случаев, если использование лексики, не соответствующей нормам русского языка как государственного языка Российской Федерации, является неотъемлемой частью художественного замысла» должна быть удалена из текста статьи 3.
3. Необоснованное использование оценочных терминов.
Существует целый ряд ситуаций, связанных с очевидно необоснованным и неадекватным употреблением оценочных терминов в тексте закона.
Пример.
Небесспорно очерчен в контексте статьи 450 ГК РФ термин «существенное нарушение договора». Так, «существенным признается нарушение договора одной из сторон, которое влечет для другой стороны такой ущерб, что она в значительной степени лишается того, на что была вправе рассчитывать при заключении договора». В данном случае речь идет о возможных убытках стороны, права которой нарушены. Однако мысль законодателя выражена не совсем ясно, чему способствует использование в определении указанного оценочного термина другой конструкции, отличающейся ситуационными признаками – «в значительной степени», а также устойчивого выражения «вправе рассчитывать». Для внесения наибольшей ясности и понятности в текст закона, вполне возможна корректировка приведенной законодательной дефиниции. Например, «существенным признается такое нарушение договора одной из сторон, вследствие которого другая сторона несет убытки, являющиеся для нее значительными».
4. Чрезмерная терминологическая загруженность законодательного текста, осложненная наличием выражений латентного характера.
Существование данной причины негативной латентности определяется неоправданной сложностью языковых конструкций, используемых в законодательном тексте.
Необходимо обратить внимание на те основные задачи, которые стоят перед законодателем в процессе формулирования нормативных конструкций. Таких основных задач две:
1) квалифицированно урегулировать конкретное общественное отношение;
2) сформулировать и словесно оформить такую правовую сентенцию, которая была бы понятна каждому адресату закона.
Поэтому не следует перегружать законодательный текст юридическими и другими терминами, использовать слишком длинные языковые модели, тем более, с элементами латентности.
Пример.
Пункт 6 части 1 статьи 1 ЗК РФ в качестве принципа земельного законодательства устанавливает «приоритет сохранения особо ценных земель и земель особо охраняемых территорий, согласно которому изъятие ценных земель сельскохозяйственного назначения, земель лесного фонда, занятых лесами первой группы, земель особо охраняемых природных территорий и объектов, земель, занятых объектами культурного наследия, других особо ценных земель и земель особо охраняемых территорий для иных целей ограничивается или запрещается в порядке, установленном федеральными законами». Приведенная норма является нормой-принципом, что предполагает ее четкость, ясность и лаконичность. В данном случае законодатель излишне терминологизировал нормативный словесный ряд, перегрузив его наименованиями видов особо ценных земель и земель особо охраняемых территорий. Ннеобходимости в такой детализации нет, поскольку основной задачей нормы-принципа является установление общего начала (правила) земельного законодательства, а детальную регламентацию выделенных видов земель содержит глава XVII, а также статьи 79 и 101 ЗК РФ.