– Володя, ты хоть что-нибудь объясни, – Гришин замахал руками:
– Валера, все потом, сейчас в парк и загружай боеприпасы! В 8.00 готовность к маршу.
– Куда?
– Орша, аэродром взлета – Болбасово.
– Понял, Владимир Николаевич, бегу.
В парке Петро Слободов с механиками-водителями разогревал котлы-подогреватели и готовил к запуску двигатели боевой техники. Едва успел проинструктировать погрузочную команду по мерам безопасности, как со склада ракетно-артиллерийского вооружения подъехала машина с боеприпасами. Приступили к загрузке боекомплектов трех машин учебно-боевой группы, с чем справились довольно быстро. Прибыла часть личного состава роты во главе с Ленцовым и Чернегой, которые сняли с БМД-1 парашютно -реактивные системы ПРСМ-915 и сложили их в боксы хранения техники. Механики-водители, запустив двигатели, разогревали, гоняя в разных режимах. В боксах при свете тусклых лампочек повисла синяя гарь выхлопных газов.
Николай Тютвин, командир взвода связи, прибывший в роту пару месяцев назад вместо убывшего в 317-й полк Володи Алексеенко, проверил настройку радиостанций БМД на маршевые частоты, выдал командирам взводов карточки радиоданных. Мы уточнили с ним некоторые вопросы связи и, в принципе, были готовы к совершению марша.
В расположении роты под руководством Гришина и Андрейчука организованно, без суеты заканчивались мероприятия по выходу подразделения из городка. Машина с материальными запасами была уже загружена, водитель доложил о готовности к движению к аэродрому взлета. Таким образом, к 2.00 ночи 11 декабря 1979 года 80-я отдельная разведывательная рота 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии была готова для выполнения заданий командования.
Собравшись в кучку, мы, офицеры, стояли и обсуждали события: я, Шура Ленцов, Сашка Чернега, Сергей Коробицин, Николай Тютвин.
– Командующий прибыл, наверное, под вечер, – сказал Ленцов, прикуривая сигарету от зажигалки Коробицина.
– А кто бы еще поднял дивизию? – Чернега, пожав плечами, поправил кобуру пистолета.
Оба Александра имели в виду, прежде всего, важность мероприятия, которое разворачивалось с нашим участием. Командующего ВДВ генерала армии Сухорукова ождали давно, его приезд в дивизию не был секретом для личного состава. Нам, разведчикам, об этом открыто говорил начальник разведки ВДВ полковник Кукушкин на занятиях с офицерским составом. Подразумевалось, конечно, что дивизия будет поднята по тревоге с проведением комплекса мероприятий выхода частей и подразделений в районы сосредоточения, ожидания с последующим десантированием. То есть, морально-психологически мы были готовы действовать, что называется, по полной программе. Проведенные недавно учения, разведывательный выход, занятия по боевой готовности не вызывали тревоги: с этим справимся. Тревога была в другой плоскости, она передавалась нам, офицерам, рядом завуалированных и непонятных действий. Ну, например, закрытая поездка командиров частей соединения, в том числе, нашего командира роты Пащенко в какую-то секретную командировку. О ней не говорилось в открытую, но утечка информации все же была и в офицерской среде она давала повод к различного рода разговорам. Кстати, эту мысль подтвердил на днях в беседе со мной начальник особого отдела дивизии (на тот момент) подполковник Буйнов Анатолий Павлович – утечка информации имела место.
Много разговоров было о десантировании в сложнейших условиях на территорию Монголии частей 106-й Тульской воздушно-десантной дивизии, которое мы связывали с обострением политической обстановки, в первую очередь, с Китайской Народной Республикой. Если это не демонстрация силы со стороны Советского Союза, тогда, что?
Офицерскому составу было приказано было сфотографироваться для, якобы, оформления личных дел, но команда была дана для всех офицеров и прапорщиков соединения одновременно. Что за аврал? – Вопрос зависал в воздухе без ответа.
Сейчас приказано загрузить боеприпасами учебную группу боевых машин, но команду на это может дать только командующий воздушно-десантными войсками в исключительных случаях.
– Кстати, Болбасово не наш аэродром взлета, – как бы невзначай отметил Чернега.
Вот именно, маршрут совершения марша не вяжется с планом боевой готовности: аэродромом взлета нашей аэродромной группировки являлась авиабаза Сеща Брянской области, нам же приказано прибыть в Болбасово. Аэродромная группа – самостоятельная тактическая единица ВДВ, способная решать боевые задачи в тылу противника в автономном режиме. Парашютно-десантные полки дивизии вместе с артиллерийским полком подразделялись на аэродромные группы, основу которых составляли парашютно-десантные батальоны с приданными средствами и средствами усиления.
Обсудили сигнал оповещения, по которому подняли нас: «Боевая тревога». Мы даже посмеялись по этому поводу, решив, что оперативный дежурный, перепуганный приездом командующего, нажал не на ту кнопку. Поговорив еще немного, мы построили бойцов, и повели их в расположение роты погреться: начинался промозглый ветерок.
Утренний морозец слабел, но снежная пороша неприятно хлестала по лицам. Собрались в маленькой канцелярии в ожидании дальнейших событий - вся информация стекалась сюда. Володя Гришин периодически выбегал и уточнял вопросы со старшиной - мы же, офицеры, находились рядом, чтобы реагировать на его распоряжения. Но пока ничего нового не поступало, дополнительных команд из штаба соединения не было. Основную часть работы по выходу из городка мы завершили, а колонну боевых машин, состоящую из десяти единиц техники, "вытянем" на исходный рубеж – КПП за 10 минут.
К 7.00 11 декабря 1979 года 80-я отдельная разведывательная рота дивизии со всеми материальными запасами была готова к совершению марша на аэродром взлета Болбасово. Ровно в 8.00 колонна боевой техники, преодолев исходный рубеж, двинулась по указанному маршруту...
… Я расположился в кабине штурмана, наблюдая виртуозную работу специалиста высокого класса. Удивительно, штурман, успевал одновременно делать множество операций: смотреть в локатор, сверять полетные карты, щелкать кнопками пультов управления, навигации, переговариваться с командиром экипажа. Делал он это все без суеты и лишних движений. В плавных движениях специалиста имела место профессиональная изящность. Я с восхищением любовался уверенной работой парня в летной куртке с меховым воротником.
По курсу полета была сплошная темнота, не видно привычных огней на земле - такое впечатление, как будто зависли в пространстве ночи. «Ночной полет», да и только», – подумалось мне, но о Сент-Экзюпери я больше не вспоминал, возможно, настроения наши не совпали с гармонией межзвездной романтики.