– Болотов, действия твоего экипажа? – вопрос командиру второго отделения.
– Выгружаемся, занимаем позицию в 30 метрах от самолета. Прикрываю группу Сафарова со стороны контрольно-диспетчерского пункта, – доложил сержант.
– Так, ясно. Не спускай глаз с зенитной батареи и держи ее, Болотов, под контролем.
– Понял, товарищ лейтенант.
– Как механики работают? – обратился я к старшему технику роты.
– Расшвартовываем технику, Валерий Григорьевич, машины выкатываем на бетонку, запускаем двигатели и занимаем позиции согласно расчету, – уверенно выдал Петро.
– Да, если какая-нибудь "коробочка" не запустится сходу - катите дальше от самолета.
– Понятно, Валерий Григорьевич.
– Хорошо. Проверить оружие, снаряжение - гранаты не трогать, запалы не вставлять, – дал последние указания перед посадкой в Баграме.
Двое «прикомандированных» к моей группе товарищей в солдатских курточках общались, наклоняясь к уху друг друга – вижу, довольны детальным уточнением задачи. Они - старшие офицеры военной разведки ГРУ Генштаба, находятся со мной по распоряжению высшего начальства, о чем довел до меня полковник Петряков в следующей форме:
– Марченко, с тобой будут два офицера разведки, тебе о них знать ничего не надо, но, если возникнут вопросы по обстановке в районе десантирования, обращайся к ним…
– Понял, товарищ полковник, – ответил я бодро начальнику штаба. Только о возможных проблемах и вопросах, которые могут возникнуть, Петряков ничего не сказал.
Три боевые машины десанта были пришвартованы цепями к полу самолета. Расстояние между их корпусами и скамейкой, на которой расположились разведчики, небольшое, много не походишь, не разомнешься – машины занимали все свободное место. Проверил крепление цепей – скоро посадка, проверка будет не лишней…
…До команды на марш в район аэродрома Болбасово оставалось несколько минут. За рычагами моей командирской машины с бортовым номером 187 – старший техник роты Петр Слободов. Механик-водитель Валерий Болотов находился в отпуске, получившим его за усердие, проявленное на учениях «Неман» Белорусского военного округа. Владимир Николаевич Гришин, исполняя обязанности командира роты, принял решение усилить мой взвод Слободовым.
Я доложил Гришину о готовности к движению: двигатели запущены, прогреты, механики приготовили ветошь, чтобы вытирать от налипшего снега стекла защитных колпаков. В наушниках шлемофона услышал четкую команду Гришина: «Вперед!» Исходный рубеж, КПП «Зеленого городка», головой колонны мы преодолели ровно в 8.00 и начали движение по маршруту: Витебск – Орша – аэродром Болбасово.
Погода совсем испортилась, мокрая пороша хлестала по лицам механиков. Защитные колпаки тут же убрали: снег забивал стекла, ограничивая всякую видимость. Перешли на «походное» положение, подставляя поочередно ветру левую и правую щеки. Командиры внимательно контролировали движение по улицам Витебска, так как водители частного транспорта, не представляя длинны колонны, опасно маневрировали, пытались идти на обгон. На площади Победы мы повернули на Московский проспект. Скорость поворота была большая и на скользком асфальте машину слегка занесло.
– Петро, не гони, будь внимательней, – крикнул по ТПУ Слободову.
– Понял, – ответил Петруха.
Слева «Комсомольский магазин», виден угол дома, в котором живу вместе с семьей, за ним детский садик, в нем работала жена воспитателем группы. По времени – уже на работе. Мысленно простился с семьей, вот и все, пронеслись, исчезли в промозглой мгле.
«Быстрее бы выехать из города – меньше встречных машин», – думалось мне. Старая оршанская дорога была меньше загружена транспортом, и вероятность столкновений становилась меньше. Первые лихорадочные действия приобрели уверенный и спокойный характер. В эфире порядок, нет болтовни, соблюдался режим дисциплины обмена по радиосвязи. Отвратительная видимость, ледяной ветер с дождем и мокрым снегом хлестали по лицам, ограничивая видимость до нескольких метров. Водители встречных машин уже не лезли вперед и прижимались к бордюру, пропуская колонну вперед.
Гришин выбрал скорость марша такой, чтобы контролировать дорожную обстановку и не повредить идущий навстречу транспорт. Только бы не въехать в кого-нибудь! Орша близко, но выход к авиабазе Болбасово проходил через город. Регулировщики комендантского взвода стояли на перекрестках, регулируя маршрут в городских кварталах до аэродрома.
По прибытии на авиабазу Болбасово по команде Гришина мы поставили боевую технику на место, указанное начальником штаба дивизии. Получилось так, что сходу развернулись в «боевую линию» и все «коробочки» стали компактно в линию машин. Владимир Николаевич доложил командиру соединения о прибытии роты в исходный район, уточнил место размещения личного состава, порядок дальнейших действий. Через некоторое время поступила команда разместиться в клубе летной части. Офицеры расположились на сцене клуба перед экраном. Предоставленные «удобства» не смутили: отогрелись, перекусили. Старшина роты выдал сухие пайки, приготовил чай, стало тепло, уютно. Разведчики, привыкшие к полевым условиям, к этому отнеслись с улыбкой, а вот сознание нет-нет, да и возвращало нас на землю – все-таки работали по варианту боевой тревоги.
ГЛАВА 2
На аэродроме Болбасово группировка находилась до 14 декабря включительно в состоянии высшей степени готовности к погрузке в самолеты. По нескольку раз в день объявлялась «Тревога» и столько же раз отменялась: схватив оружие, снаряжение, мы летели на аэродром к месту посадки, померзнув на морозе, получали команду на возвращение в летный городок. Разведчики 317-го парашютно-десантного полка согревались в котельной авиабазы, где произошла авария – взрыв котла отопления, несколько человек пострадали.
Через пару дней общая ситуация не прояснилась, мы даже не представляли общего плана мероприятий, в котором задействовалось соединение. Я это говорю со всей ответственностью, потому что наша рота находилась в составе аэродромной группы, где находился штаб дивизии и командир генерал-майор Рябченко. Так или иначе, была бы какая-то утечка информации, потому что мы, дивизионные разведчики, имели много знакомых в штабе, и хоть что-то бы знали о предстоящих событиях. Но обстановка развивалась таким образом, что даже обсуждать на самом бытовом уровне было абсолютно нечего. Разговоры в офицерской среде немного касались последних событий в Иране, где произошла исламская революция и американцев исламисты взяли в оборот.
Прибывшая группа офицеров разведывательного отдела ВДВ приступила к занятиям с нами по организации иностранных армий. Мы сидели в клубе местной авиационной части и конспектировали лекции о вооруженных силах Пакистана, Индии, Афганистана, Ирана. Не скрою, иронично усмехались про себя, потому что вооруженных сил стран Среднего Востока в боевой учебе мы никогда не касались. Это для нас совершенно другой театр военных действий. Тем не менее, несколько дней подряд изучали структуру армий стран, предложенных нам офицерами штаба ВДВ.
Надо сказать, что командование авиабазы сделало все возможное, чтобы скрасить наше пребывание на их территории: организовало просмотр фильмов с участием Чарли Чаплина, помню, долго смеялись над героями мирового комика, устроили банный день для личного состава группировки. На какое-то время мы забывались от проблем, свалившихся на голову. Офицерский состав роты находил способ расслабиться глубже: в «тревожных» чемоданчиках лежала «заначка» в 25 рублей – серьезные деньги по тем временам. За бутылкой водочки обсуждали события последних дней, но дальше ситуации, чем революция в Иране, приезд из Франции духовного лидера аятоллы Хомейни, наши умозаключения не шли. Не было никакой информации, которую бы можно было обсуждать за круглым столом – слово «Афганистан» не звучало ни в разговорах, ни в предположениях.
14 декабря 1979 года начиналось обычно: подъем, зарядка, прием пищи. Занятия по иностранным армиям надоели до оскомины, и было впечатление выжидания чего-то, пауза явно затянулась и требовала разрешения. До обеда мы совершили очередной бросок к аэродрому, померзли на сильном морозе, новостей никаких. Офицерский состав заскучал совсем – закончились денежные средства и все томились от наступившего безделья. Вечером поужинали и готовились провести отбой личному составу. Хорошо помню, офицеры роты собрались на сцене клуба части, где мы изволили почивать, шутили, около 20.00 прозвучало – «Тревога!
В первые минуты серьезность поступившего сигнала мы не оценили, ежедневные тренировки действий по тревоге всем надоели. Поругиваясь про себя, мы в составе роты понеслись к аэродрому, а вот там пришло первое понимание начала важных событий - в небе послышался гул множества самолетов, заходивших на посадку. Первый Ил приземлился, за ним следующий борт – с интервалом в минуту самолеты шли один за другим. Такой плотной посадки больших самолетов нам видеть еще не приходилось.
Гришин убежал к начальнику штаба дивизии для уточнения задачи. Минут через 15 Владимир Николаевич прибыл, дав команду на погрузку техники и личного состава в самолеты. Каждый из командиров взводов получил номер самолета, в который следовало загружаться. Мой самолет оказался рядом: команда командирам отделений, механикам-водителям и боевые машины осторожно подошли к рампе. Экипаж Ил-76М был готов к загрузке техники, я представился командиру, уточнив вопросы совместной работы. Загрузка техники прошла очень быстро: экипаж самолета в полном составе оказывал помощь.
Инженер по десантному оборудованию проверил узлы крепления трех БМД-1 к полу самолета. К 22.00 я доложил Гришину о завершении погрузки и готовности к вылету. Очень хотелось узнать у Владимира Николаевича что-нибудь новенького о нашей задаче, но, увы – новостей никаких. Вскоре поступила команда: «По самолетам»! Примерно в 22.40 14 декабря 1979 года аэродромная группа частей, подразделений и штаба 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии поднялась в воздух и взяла курс на восток.
После набора высоты и выхода в эшелон мы согрелись и тут же уснули. По привычке учений, парашютных прыжков я зашел в кабину штурмана. Реакция штурмана была мгновенной: карты, лежащие вокруг, он закрыл руками, собой. Растерявшись, я спросил:
– Куда летим?