– Стоп-стоп, Сань, мне еще Скрынникову докладывать.
– Херня, Валер, не обижай меня, ешь картошечку и все будет в ажуре.
– Ладно, за успех нашего дела безнадежного.
Сосредоточившись, словно перед атакой, я опрокинул в рот омерзительную жидкость. Даже луковица не спасала от вони местной самогонки. С привкусом ацетона шароп растекался по венам, вызывая рвотный рефлекс. Чего там только не было! Абрикос, куриный помет, табак - в голову шибало так, что тормозило центры головного мозга и вызывало головную боль. Это вам не русская водочка, а местная гадость, от которой плавились мозги. Пойдет. Сейчас все пойдет.
– Значит так, – Сашка с аппетитом заедал шароп, – группу заметили метров за сто, в прицел БМД – на большем расстоянии. Нормально. Со стороны проезжей части движения не было, видеть вас не могли, так что – отдыхай, братишка.
– Хорошо бы, Санек, но там такое поле работы, а "светиться" бы "духам" не хотелось.
– Давай ешь и рассказывай. Кстати, Скрынников за вами выслал машину. Кузов зашвартуем тентом, никто вас не увидит, минут через тридцать будешь на базе.
– Спасибо, Сань, уже "рубит".
Веки слипались, очень хотелось спать.
– Стоп, Валерик, рассказывай.
– Вывод один, Сань: в любой момент ожидай атаки. Там такая светомузыка "играет"! Не думаю, что у них много информации по базовому городку. Все-таки прикрытая войсками территория и просто так не зайдешь в закрытую зону. Ты первый на их пути, напасть на тебя, похоже, дело «духовской» чести. Черная гора – наблюдательный пост, с обратного ската сигналят фонарями - тебе этого не видно. Объем передаваемой информации большой. О чем? Ты, как на ладони, значит, о тебе - боевом охранении. И что получается? Нанести удар по тебе – для «духов» самое удачное решение.
– Да-а-а …Валер, за «здрам желам» ничего не получается, на ночь сменю систему огня и обороны. Днем нельзя – заметят шевеление, просекут, – задумчиво сказал Александр, растягивая слова,
– Сань, «бачат» натаскивай сегодня, сейчас, не теряй время. Дяде Мише я доложу обязательно. Сегодня 16 февраля, скоро сезон дождей, видимость ноль, «духи» воспользуются этим.
– Разрешите, товарищ старший лейтенант.
– Слушаю, Смирнов.
– Со стороны аэродрома машина.
– Она за разведкой. Пропусти.
– Есть, – солдат вышел наружу.
– Давай, брат, пока. Проводи, едва ноги несу.
– Может, еще по капельке?
– Нет, Сань, спасибо, сейчас и так пиз…лей получу, да и не пойдет шароп. Фу, гадость!
– Ну, как скажешь, дружище.
– Скоро вернусь, доберем.
Машина подъезжала, осторожно минуя шлагбаум, заехала на рабочую площадку ПХД. Коробицын выпрыгнул из кабины.
– Здоров, дорогая пропажа.
– Привет, Серега, только не трогай – упаду.
– Загружайся, Валер, Скрынников ожидает.
– Кроет матом?
– Еще как!
– Сафаров, группу в машину.
Попрощались с Сашкой. Я обнял его:
– Сань, с меня причитается.
– Да будет тебе. Жду.
С помощью Коробицына я залез к своим парням в кузов, тент закрепили веревкой, чтобы не расчехлился воздушным потоком.
– Домой, братва!
Дядя Миша ожидал доклада о нашей работе, чувствую, достанется мне. Ладно, все же есть о чем доложить начальнику …
– Хватит спать, подъем, – слышу голос Коробицына.
Открыл глаза. Уснул что ли? Сразу и не "врубился". Тент машины был поднят, разведчики, положив головы на плечи друг друга, спали безмятежным сном. За полчаса езды до лагеря все уснули от усталости. Перевалившись через задний борт, я встал у машины, ожидая высадку разведчиков. От палатки офицерского состава шел Михаил Федорович Скрынников, следом Комар.
– Товарищ гвардии майор, личный состав разведывательной группы после выполнения боевого заданияприбыл. Потерь не имею. Командир группы гвардии лейтенант Марченко.
Глаза-буравчики начальника смотрели испытывающе, слегка подозрительно, но мы-то хорошо знали: дядя Миша поругается, накричит, между тем, он добрейший души человек, понимающий нелегкую службу своих подчиненных.
– Тьфу, твою мать, всю ночь из-за тебя не уснул.
Михаил Федорович сверлил острыми глазами до самых кишок. Докладываю:
– Товарищ гварди майор, задание выполнено, выходить в эфир не позволила обстановка, готов доложить результаты разведки. Разрешите, дам указания Сафарову?
– Давай. Жду.
– Есть.
Обернулся к группе, выгружающей снаряжение, и распорядился Сафарову:
– Сергей, сдать оружие, привести себя в порядок и до обеда отдых. Особенно не расслабляться, возможно, вечером повторим подвиг сегодняшней ночи, и не вздумай воспитывать Черняева. Понял?
– Так точно.
– Вот и хорошо, я на доклад.
Подошел Комар:
– Иван Геннадьевич, не возражаешь, что мои отдохнут до обеда? Сегодня досталось на проклятой горе.
– Конечно, Валера! Никаких вопросов, – ответил Иван.
– Ну, как там?
– Серьезное дело, Геннадьич, если вцепимся в район Черной горы – результат будет.
– Устали?
– Не спрашивай, едва стою.
В офицерской палатке Михаил Федорович за что-то отчитывал Родина, заместителя командира роты по радиоразведке и связи. Анатолий Артемович оправдывался, нервничал, в чем-то не соглашался с начальником. Ситуация вызывала смех офицеров, которые старательно прятали его от Скрынникова. Михаил Федорович легко переключался на каждого из нас, если подозревал что-то неладное. Надо знать характер дяди Миши, а вот Артемыча надо было выручать.
– Товарищ гвардии майор, я готов, – громкий голос отвлек начальника разведки от Родина, он тут же переключился на меня:
– Ладно, давай карту?
Доклад начальнику разведки я начал с описания местности, населенных пунктов, применительно к которым я реализовывал решение на разведку. Отдельным вопросом вынес значение Черной горы в системе охраны, обороны стратегических объектов: аэродрома, базового городка, других объектов, отметил факт наличия противника в непосредственной близости от аэропорта. Отметил, что душманы проявили себя в кишлаках и горной местности активной передачей световой информации. Сформулировал вывод о том, что боевые отряды «духов» вероятней всего имеют в кишлачной зоне своих сторонников, с которыми поддерживают регулярную связь. (Только ли методом световой информации?) Сделал упор на активность противника в передаче информации - два-три раза за ночь, что дает основание считать – «духам» есть, что передавать.
Высказал предположение о том, что душманское подполье изучает советские войска в районе аэропорта Кабул. Существует связь кишлаков с горами не только методом световой информации, но и, вероятно, через связных и курьеров. Душманы организовали сбор разведывательных данных о наших частях, подразделениях боевого охранения, которые являются объектами их пристального внимания. В части сбора информации о душманском сопротивлении, я предложил применить метод общения с местными жителями (выложил вариант работы боевого охранения Александра). Далее, сделал вывод по работе за ночь: факт активизации действий противника восточней аэропорта Кабул 7-10 километров, дает основание предполагать о его возможных атаках на воинские подразделения Советской Армии, задействованных в боевом охранении по периметру Кабула.
Михаил Федорович детально расспросил меня о впечатлениях прошедшей ночи, безусловно, я ему доложил об огромной физической нагрузке, которую испытали разведчики. Вернулся к вопросу организации связи разведывательных групп с базой – предложил отработать связь таким образом, чтобы выход в эфир командира группы являлся крайним случаем. Высказал мысль о необходимости организации агентурной разведки в кишлаках, которая позволит нам получать более полные и свежие данные о противнике. Обратил внимание начальника разведки на такой момент: Черная гора очень удобна для обстрела самолетов из ПЗРК, которые совершают взлет и посадку в непосредственной от нее близости.
В целом, восточное направление зоны ответственности дивизии я оценил, как важнейший район деятельности дивизионной разведки, но долину за перевалом Паймунар - также нельзя оставлять без внимания. Это звенья одной цепочки. В конце доклада я попросил начальника разведки заручиться поддержкой начальника штаба дивизии, начальника политотдела по работе с местным населением на участке нашего боевого охранения.
Михаил Федорович эмоционально реагировал на некоторые мои, с его точки зрения, авантюрныепредложения, но за работу группы выразил благодарность, после чего отправил отдыхать.
– Шароп заедай лучше, Марченко.
– Есть, товарищ майор.
Пререкаться с Михаилом Федоровичем не имело смысла – достанется. Комар напомнил, что вечером во взводах проведем общие собрания по подведению итогов. Минут через пять я провалился в глубокий сон…
Около четырнадцати часов Толик Родин разбудил меня на обед. Выслушав новости боевых друзей, я схватил пачку писем с Родины и приступил к их изучению. Письма с Союза – отдельная история в жизни для каждого из нас. Прошло много лет после окончания афганской войны, но их роль, как части нашей жизни, и по сей день не приуменьшилась. Мы жили письмами близких и родных нам людей, подпитывали внутренние резервы душевного состояния в тяжелой работе на войне.
Подведение итогов боевой деятельности, дисциплины в роте, взводах за неделю было плановым мероприятием. С одной стороны – для галочки, требовал политотдел дивизии, с другой – необходимо было взглянуть на себя с объективной точки зрения, оценить работу в реальном измерении. По ощущению настроений в штабе дивизии, чувствовалась атмосфера серьезной подготовки к войне – формировалась группировка войск для проведения крупной операции. Меры скрытого характера подготовки подчеркивали значимость проводимых мероприятий, но офицерский состав дивизии знал о предстоящих боевых действиях.
Начальник разведки дивизии майор Скрынников поставил работу разведывательных подразделений соединения на действия в горах - каждую ночь мы уходили в горы, где изучали и изучали противника. Скажу одно – физическая нагрузка валила с ног. Вспоминая суровое время первых месяцев 1980 года, я всегда думаю: как это мы, разведчики, выдержали? Наверное, молодость, кураж и задор победили тяжесть испытаний, выпавших на долю нашего поколения.
ГЛАВА 20
Накануне, 13 февраля, в нашей 80-й отдельной разведывательной роте дивизии прошло комсомольское собрание, на котором с докладом выступил командир роты старший лейтенант Комар Иван Геннадьевич. Он сделал акцент на усиление бдительности при выполнении боевых задач по разведке противника, охране и обороне государственных объектов. (В этот период дивизионные разведчики сводной группой охраняли резиденцию Маршала Советского Союза С.Л.Соколова и литерную стоянку самолетов на Кабульском аэродроме). Из уст командира роты прозвучала тема изыскания новых методов партийно-политической работы по воспитанию комсомольцев подразделения. Комар подчеркнул о необходимости усиления боевитости в решении вопросов жизнеобеспечения, быта, досуга личного состава. В докладе он поднял вопрос о недопустимости натурального обмена вещей с афганцами, покритиковал морально-этическое поведение отдельных комсомольцев, выраженное в нанесении татуировок на теле.
Февраля прошло собрание партийного актива соединения, а сегодня, 16 февраля 1980 года, мы подводили итоги боевой работы во взводах нашего подразделения. Разведывательный взвод дивизионной разведки – воинский коллектив, в составе которого четырнадцать человек. Эта небольшая тактическая единица самостоятельно решала боевые задачи в тылу противника. Оценка деятельности взвода проводилась, как правило, до действий каждого солдата и сержанта в отдельности.
В своем выступлении я напомнил разведчикам о задачах, стоявших перед подразделением, проанализировал ход их выполнения. Отметил Иванова, Ксендикова, Архипова, Ивонина, действовавших в разведке смело и уверенно. Сказал о добросовестной работе механиков-водителей Зуева, Орлова по подготовке боевой техники к боевым операциям. По итогам боевой деятельности, воинской дисциплины лучшим за неделю я определил 3-е отделение под командованием сержанта Игоря Нищенко. Второе место заняло 1-е отделение старшего сержанта Сергея Сафарова. Третье место досталось 2-му отделению младшего сержанта Геннадия Баравкова. Сергей и Геннадий не оканчивали учебного подразделения в Гайжюнае, где готовили младших командиров для ВДВ, они добросовестным трудом достигли сержантских званий и уверенно командовали отделениями.
Затем, «прошелся» по недостаткам, которые имели место во взводе: деликатно коснулся последнего случая с Черняевым, который мог остаться в горах и погибнуть, обратил внимание на системный контроль друг за другом на боевых операциях. Сделал замечание ефрейтору Мандрыко за неряшливый внешний вид, отметил плохую уборку расположения личным составом, заправку кроватей. Подчеркнул малую эффективность утренней зарядки, которая на самом деле должна была способствовать общему физическому развитию.
В конце собрания я поставил задачи сержантам на совершенствование тактики ведения разведки в районе наших интересов, боевую и политическую подготовку, воспитание морально психологических и боевых качеств подчиненного им личного состава. После подведения итогов я отпустил разведчиков отдыхать, писать письма домой. Не скрою, написание солдатами писем домой, зачастую носило принудительный характер. Командованию дивизии жаловались родители десантников о том, что их сыновья редко писали родным. Волнение матерей было объяснимым явлением, поэтому у нас, разведчиков дивизии, вопрос написания писем ставился так: написанные солдатами письма сержанты приносили своим командирам взводов, которые контролировали процесс написания. Офицеры отдавали письма почтальону или сами относили их в штаб дивизии для отправки в Союз.
После общего собрания взвода, я отправился в палатку офицерского состава. Гудел раскаленный «Паларис», офицеры готовились к ужину: смех, громкий разговор – начало очередного розыгрыша Анатолия Родина.
– Артемыч, – кривился Ленцов, – это ты производишь неприличные звуки?