– Валер, – Иван повернулся ко мне, – завтра в ночь уходишь в район кишлаков. Пока ты отдыхал, я был в штабе у дяди Миши, он доложил Петрякову твою информацию о действиях «духов» сигналами – выводы и предложения еще анализируются, но Петряков согласился, что «духов» в твоем районе надо разрабатывать дальше. Завтра наше боевое охранение получит приказ на частичное общение с местным населением, но в ограниченном порядке, особый отдел нашу работу будет держать на контроле.
– Понял, Иван Геннадьевич. Одна просьба: люди устали, пусть поспят до обеда.
– Хорошо. С Артемычем поработай по связи – радиомолчание группы в боевой задаче беспокоит командование. Сам понимаешь…
– У меня же отработано взаимодействие с охранением – зажмут, обозначу ракетой, выйду открытым текстом.
– Ты это комдиву скажи.
– Понял, Иван, мой выход в эфир будет дублировать боевое охранение работой в качестве ретранслятора. В зоне разведки мне нельзя «светиться» – я исхожу из того, что противник слушает эфир, что позволяет «духам» сработать на перехват.
– Хорошо, Валера, согласен, с утра поговорим со Скрынниковым, – подытожил Иван, – давайте послушаем, что говорят «буржуины».
Переглянулись. «Обслуживающий» роту «особист» Игорек, был у насчастым гостем. Знаем, что он как-то «пронюхал» о том, что офицеры разведывательной роты слушают ночами «Голос Америки». Однажды он «подъехал» ко мне с разговором:
– Валер, я знаю, что офицеры разведки дивизии слушают «Голос Америки».
– Да, ты что, Игорек? – Как можно естественней воскликнул я!
– Стоп, Валер, стоп, ты тоже слушаешь!
– Игорек, ты же хорошо знаешь, где я нахожусь ночами.
– Знаю! Но знаю и то, что вы хулиганите.
– Не может быть, Игорек, офицерам разведки некогда слушать вражеские голоса, их вокруг нас и без того достаточно.
– Не подкалывай, а неприятности вы наживете, – подытожил работник военной контрразведки.
В целом, Игорь был нормальный парнем, из «мухобойщиков» зенитного дивизиона. Он часто ужинал с нами, мы его знали по службе в «Зеленом городке» в Витебске, но, тем не менее, у Игорька такая служба – пронюхивать обо всем и обо всех. Надо сказать, что в течение многолетней службы в Советской Армии, у меня с органами военной контрразведки было несколько неприятных случаев, причем, серьезных, о которых расскажу позднее. Слава богу, что они закончились для меня без последствий, а вот с Игорем мы решили однозначно: «вражеские» «Голоса» мы не слушаем, в конце - концов, все офицеры-разведчики члены партии, находимся на передовом рубеже оказания интернационального долга. Игоря даже пристыдили по этому поводу: как он мог такое о нас подумать? Больше с ним вопросов не возникало.
А слушать «Голос Америки» мы все-таки слушали. Не скажу, что это занятие носило регулярный характер, но время было такое, когда хотелось о самих себе услышать правду. В эфире, сквозь мириады помех, пробивался голос на русском языке, терялся, вновь набирал силу. Мы слушали о вводе советских войск в Афганистан, как о захватнической акции Советского Союза, о протестах мирового сообщества, осудившего военный путь решения афганского вопроса. Кстати сказать, о противнике, с которым нам предстояло воевать, мы гораздо больше узнавали из информационных сообщений «Голоса Америки» или «Би-би-си», чем от своих разведывательных и советнических органов.
Величайшая глупость коммунистической пропаганды в освещении афганского вопроса заключалась в том, что ее закрыли от советского народа, который строил коммунистическое будущее… Забыли идеологи коммунизма испанские события конца тридцатых годов. «Над всей Испанией безоблачное небо» – сигнал начала мятежа в Республиканской Испании, поднявший не только «пятую колонну» внутри государства, но и мощнейший интернациональный всплеск на мировой арене. Советский народ рукоплескал воинам-интернационалистам и рвался на борьбу с фашистской чумой, но афганская информационная составляющая была начисто проиграна советским руководством. Наши идеологические противники по всем позициям одержали победу над прогнившей и покрытой плесенью коммунистической пропагандой.
Рядовым коммунистам начала 80-х годов, честно исполнявшим долг перед партией, бывших в первых рядах строителей коммунизма до сих пор стыдно вспоминать дешевый лепет, откровенное вранье руководства КПСС в освещении афганской тематики. Игорек – винтик той самой системы, которая обманула чаяния советского народа, его стремление к светлому будущему, выполнявший команду «фас» своего начальства. Он зондировал, в первую очередь, настроения офицерских коллективов по афганскому вопросу.
Слушали мы «вражеских» «доброжелателей», в общем-то, без комментариев. Молча ложились и лежали – возразить «буржуинскому голосу» было нечем – аргументы и доводы были взвешенными и очевидными.
– Да-а-а уж, – произнес Артемыч, выключая приемник.
Помехи забили и без того слабенький голос – уже ничего разобрать. Каждый, думал о своем, сокровенном. В газетах, приходившим нам из Ташкента, писали, что мы находимся в Афганистане на учениях. Только почему-то с литерной стоянки самолетов, до которой от нашей палатки было не более 50 метров, часто взлетали борта с деревянными ящиками, в которых были забиты гвоздями цинковые гробы. У нас возникало много вопросов о выполнении нами интернационального долга, но ответов, мы знали, не будет, да и не было времени задумываться, анализировать, обсуждать, с чем-то соглашаться или, наоборот, отрицать – окунулись в войну с головой.
– Руководители групп политзанятий, с утра политподготовка! – крикнул Гришин.
– Есть, товарищ «комиссар», – шутливо отозвался Чернега.
Вторник, пятница каждой недели – политические занятия, пусть даже земля перевернется – они должны были состояться. Я иногда хулиганил и выкраивал время на решение вопросов взаимодействия группы за счет политических занятий. Делал я это следующим образом: минут тридцать диктовал солдатам под запись ответы на вопросы занятий, остальное время посвящал тактике действий разведывательной группы применительно к очередному боевому заданию.
Политические занятия проверялись политотделом дивизии, поэтому конспекты, планы занятий руководители групп делали на совесть. В противном случае, у каждого из нас, офицеров, могли быть большие неприятности, тем более подвести замполита роты, которого очень уважали, мы не имели права. Владимир Николаевич Гришин – человек непререкаемого авторитета, которого уважал не только личный состав разведчиков, но и политотдел дивизии, он предъявлял жесткие требования к политзанятиям, строго спрашивал за ведение конспектов, составление планов занятий.